Как я однажды в ресторане сердце съел

Как-то я был в ресторане, ел суп и обнаружил в нём здоровенное сердце. Подзываю официанта и говорю:

- Молодой человек, скажите мне, - говорю, - пожалуйста, что у меня в супе делает это, например, данное сердце? - спрашиваю.

А он спокойно так отвечает:

- Бьётся, сэр.

Оно и правда билось в неглубокой тарелке, как окунь на песке, расплёскивая жидкий бульон мне на новые брюки.

А дело было так. У меня, как вы знаете, начисто отсутствует сердце. Его вырезали на четвёртый день после родов. Но желудок остался, и ему постоянно хочется, пардон, видите ли, жрать. И вот я однажды направился после киносеанса в близлежащий ресторан, дабы перекусить и поправить жизненное здоровье. А время было как раз около полудня. Прихожу я в ресторан и говорю персоналу:

- Хотелось бы мне сегодня чего-нибудь свеженького у вас отведать. Перекусить мне чего-нибудь охотца. Может быть у вас есть какой-нибудь… суп? Да, я определённо хотел бы знать, есть ли у вас суп, я не против отведать сегодня немного супа.

Официант (молодой человек в чёрном, вид жутко строгий и притязательный, на плече лежит вафельное полотенце) говорит:

- У нас как раз сегодня фирменное блюдо! Soupe aux oignons! Его готовит шеф по особым событиям. А сегодня как раз день восшествия на престол княжества Монако принца Ренье XIII! В состав блюда входит...

- Не-си-те, - говорю ему решительно, дабы прервать его длинный монолог, и сразу готовлюсь, заправляю салфетку и потираю руки.

Ушёл. Решил пока оглядеть ресторацию. Шикарное учреждение, я вам скажу, фе-ше-мебельное! Парчовые шторы везде, кое-где скатерти белые (не то что в нашей столовой!), салфетки хеопсами торчат, пепельницы будто каменные ванны, солонки вроде башен нашего кремля - сервизз, одним словом. Вокруг, куда ни глянь, публика богемная, изысканная: интеллигенция там, бомонд всякий -  ис-теб-лиш-мент, одним словом. А в углу, главное, сидят худые музыканты на виолончелях и контрабасах, и во главе у них мрачный тип с кокаиновой физиономией.

Скоро приносит блюдо мой официант, на серебряном подносе, под большим серебряным колпаком. Свечку зажигает, вина отливает пол-фужера, полотенце расстилает мне по коленям. Слюни у меня так и текут. Целый день не жрал. Затем официант делает минутную паузу и театрально срывает покровы. А там... вы понимаете, там набрызгано с гулькин нос этого, пардон, супээ, а посередине, представляете, - нет, не плавает, а натурально валяется! - навзничь чьё-то здоровенное сердце, причём явно недоваренное. Я, значит, сначала опешил, а потом строго у него интересуюсь, дескать, простите, любезнейший, однако что эта голубая муть у меня вытворяет в супе?!

Подождите-подождите, я вам подробнее всё опишу, чтобы вы лучше представили. Такая картина. Все, значит, сидят за своими столами, чинно уплетают своих омаров, запивают белым винцом; музыканты себе в углу играют на своих виолончелях, унылый господин с кокаиновой рожей, за фортепьяном, закатив глаза, уныло плачет про Сингапур. Полная пастораль, короче. Официанты в чёрном стоически скользят с подносами по надраенному паркету. Столы дубовые, цветочки на столах в вазах, зеркала с рюшами во весь рост, - и всё такое золочёное, исключительное, парчовое! И вот при данной эксклюзивной обстановке это хамло мне нагло в лицо замечает:

- Сердце, сэр.

А то я не вижу! Умник какой! И без него вижу, что не ливер. Гляжу на него молча, чтобы он почувствовал серьёзность положения, чтобы его стыд до костей продрал. Но он, то ли от природной наглости, то ли посчитав, что я не расслышал, невозмутимо дефинирует:

- Фиброзно-мышечный орган, обеспечивающий ток крови по кровеносным сосудам. Разрешите унести?

А музыканты, твари, главное, остановились играть, и слушают, что мы тут говорим, - чтоб им пусто было! Даже унылый голову свалил на фортепьяно и глаза прикрыл в заупокойном томлении - тоже, видать, подслушивает.

- Да погоди ты уносить! Ты мне оставь эти шуточки. Уплочено ведь, - говорю ему. Потом, подумав, добавляю:

- Ты вот что, ты мне лучше соус хороший подай, чтобы не так неприятно было кушать. А орган мы слопаем. Ещё не то в войну лопали. Только ты уж закусочки мне должной подбери.

Исчезает. А я один на один с этой жуткой мышцей, и боюсь пошевельнуться оттого, что она-то, гляди, сама начнёт шевелиться! Не знаю, как вы, а я не люблю органы. Органы - это не моё. Уж лучше рёбрышки, или филейную полость. Но сердце - это как-то дико звучит. Всё-таки 21 век и всё такое.

Через минуту появляется: в руке опять серебряное блюдце, на блюдце серебряный колпак. Подходит, преклоняет колено, и снова поднимает занавес. А тааам... одним словом, какое-то зелёное месиво.

- Ва-са-би, - говорит он с придыханием, - оригинальный японский шпе-ци-а-ли-тэт, как раз для вашего случая.

Чую я, что-то не ладное, но вида не подаю:

- Большое вам, - говорю, - спасибо. - И делаю ему знак рукой, дескать, пшёл, пшёл.

Уходит. Ну что делать, надо действовать. Всё-таки все смотрят. Надо не ударить в грязь лицом. Что это за васаби такое, я не знаю, но японцы народ умный, должны знать толк в деликатесах. Поэтому смело беру столовую ложку, загребаю этой зелёной кашицы и решительно погружаю себе в рот. Ничего не происходит. Жую. Ничего не происходит. Так и подумал: надул меня официант!

Но это я, как оказалось, сгоряча только ничего не почувствовал. Но потом вижу, что-то не так. Как-то странно на меня все глядят. Музыканты вдруг перестали играть мазурку Шопена. Публика оживилась, вытянула шеи, кое-кто даже повскакивал с мест, опрокинул стулья. Чувствую: что-то началось. Но что? Не ясно.

И вдруг до меня доходит, что я не могу продохнуть. Дыхание моё перебрало! Потом выступила испарина. Зрение сделалось туннельным и сжалось в одну точку. Глаза выкатились из глазниц и запрыгали по всему помещению.

Тут же я, каким-то бессознательным жестом, хватаю вазу со стола, выкидываю цветы под ноги музыкантам (они, кланяются, благодарят) и залпом выпиваю воду. Не помогает! Махаю руками. Не помогает. Что делать? Что делать?? На помощь не позовёшь - дыхание спёрло. Кровь кипит, рожа раздувается, язык наружу лезет. Пуговицы на рубашке отрываются и выстреливают точно заклёпки на паровом котле.

А рядом это блюдо. А в нём чьё-то здоровенное сердце. Что делать, надо спасаться. Стыдно, ёлки, но выход-то один! Отвратительно и мерзко, но я, долго не думая, беру сердце обеими руками и в рот его - на! Заглотил - в два приёма.

И... знаете, ничего, полегчало. Прислушался. Вроде бы ничего. А сердце, оказывается, на редкость недурного вкуса, только карри в нём многовато.

Музыканты катаются по полу. От смеха. Унылый трясётся, как желе. Занавески загораются от свечей. Омары уползают под стол. Пробки выстреливают в люстры, люстры падают. Официанты держатся за бока, шеф - выглядывает из кухни и усмехается в усы. Зрители давятся и выплёвывает еду.

Боже ты мой! Бежать, бежать к чёртовой матери! И ни копейки чаевых этому хаму. Хватаю пальто и - вон.

Выбежал на улицу, а там дождь накрапывает, и свежо так, приятно. Обида у меня быстро прошла. Но ресторан, конечно, ужасный. Сервиз возмутительный. Больше я туда никогда не пойду!

Так, друзья мои, у меня появилось сердце. Только не в груди, а в желудке. А в самом сердце, как я узнал, оказывается есть, в свою очередь, ещё один желудок. Вот такой, пардон, карамболь вышел.