Дезертир

Август 1914 года
Текучей неизбежностью надвинулся, наполз как селевой поток,  грязевой оползень - двадцатый век. И едва  начавшись, принес мировую войну. Стёрла она различия между армиями, переодела всех солдат в немаркий мутный цвет. Впереди было страшное  желтое марево газовых атак, глубокие как могила траншеи, затяжной позиционной войны, первые громадные танки и миллионы смертей. А пока все только начиналось...
Солдатские будни – это не только сражения. Атака сродни скачке, погоне: закусил удила и мчишься вперед. Ни мыслей, ни страхов. Всепоглощающее желание вырваться вперед, обогнать всех. Боль чужую, свою, солдат не замечает, не видит. Воздух обжигает горло  и рвет грудь. Ура!
А  затишье страшно неизвестностью, бездельем, отсутствием стремления, цели. Не знают солдаты, чем себя занять между боями. Тихо кругом, скучно, и нет места подвигу, и некому принести в жертву свою жизнь. Вместо громких идей – тоска,  грязь и вши.
Грязь высохла, стала пылью, вши после бани затихли, отстали, зато вечная скука навалилась всей мощью. Солдаты коротали время кто как мог. Кто умел писать, сжимали огрызки карандашей, разглаживали мятые листочки на коленке. Другие сбивчиво диктовали грамотеям свои нескладные приветы домочадцам. Вяло и тяжко шел десятый или тысячный неисчислимый день войны.
Летнее солнышко припекало. Липкий  соленый пот струился из-под фуражки. Степан вытирал его рукавом, морщился. Он был, как сказали бы современники, настоящий русский мужик: большой, мощный, двигался медлительно, неуклюже, словно с ленцой, почесывал массивный  подбородок, смотрел с прищуром, как бы прицениваясь. Глаза у него были ясно-голубые, как весеннее небо, пшенично-русые жесткие волосы были коротко острижены. Крупные руки с большими ладонями бережно держали старенькие засаленные карты. Он хмурил густые брови, собирал лоб в складки, смешно морщил мясистый нос. Со светлых прямоугольников издевательски хихикали шестерки и семерки. Красненькие черви да буби. Пиковых козырей в помине не было.  Снова оставаться солдату в дураках. Приятели смеялись:
-Не везет в картах – повезет в любви.
А в любви Степану тоже не везло.. Невеста отказала, сбежала с другим. Нет больше невесты.
-Еще партеечку?!
Козыри вышли черви, да на этот раз пятерни не хватает, чтоб удержать всю черную мелоч, самая крупная карта – крестовый валет, кажется готов злорадно язык показать.
-Беру, беру, беру.
Степан снова остался в дураках и шестерки некуда было девать. Он с досады бросил оставшиеся карты в пыль.
-Не везет, так не везет!
Оперся ладонями  о колени, встал с перевернутого ящика махнул рукой:
-Все!
-Не переживай, – весело посоветовал сидевший рядом худой вертлявый солдатик, – в чем-нибудь другом повезет.
-Эх, только знать бы в чем, -  устало вздохнул Степан, поправил фуражку, отошел в сторонку.
Не успел он и пару грузных шагов сделать, как наткнулся на хлипкого молоденького поручика Скворцова. Он весь утонченный, нервный, словно нарисованный тонкой кисточкой. Выгоревшие на солнце мягкие светлые волосы, полупрозрачные водянисто-серые большие добрые глаза. По-детски припухшие губы, чисто-выбритый остренький подбородок, длинная худая шея. Никакой солидности в молодом командире. И голос вежливый, мягкий. Не вызывал офицерик в подчиненном никакого благоговения, скорее желание помочь и защитить.
А тот  сверкнул мелкими белыми зубками:
-Иванов?
-Я, ваше благородие!
-Ты-то Степан мне и нужен. Поручение у меня важное, депеша для генерала Полтавского.
Поручик кашлянул в кулак, добавил совсем тихо, доверительно:
-Честно  говоря, это не официальная депеша, а письмо личное, для дочери его - Светланы. Так что ты, гляди, не болтай.
-Слушаюсь. -  привычно вытянулся солдат и усмехнулся, – не извольте беспокоиться, чай мы тоже человеки, все понимаем.
-Поторопись, – велел поручик взволнованно.
И Степан поспешил. Бежал по длинным траншеям, перебирался через брустверы. Осыпалась, скользила под сапогами земля. Мелькали усталые безразличные лица солдат, неохотно подвигались, уступали дорогу. Хмурые офицеры спрашивали строго:
-Кто такой?
Степан вытягивался во фрунт, козырял, повторял то, что было велено. Те, услышав про депешу генералу, теряли интерес, махнут рукой, «ступай» и забудут.Так добрался гонец до генеральской избушки. Домик крохотный, бревенчатый, наскоро сложенный из не ошкуренных несолидных тонких бревешек, маленький домик, словно игрушечный, спрятался за бруствер. Кругом пыль поднятая десятками сапог ординарцев, младших офицеров и курьеров. Все спешили злые, сосредоточенные, занятые. Степан ощущал всю неуместность пехотного рядового увольня с любовным посланием для барышни среди этих занятых, подтянутых офицеров. Гладко выбритых, чистых, в отглаженных мундирах,  в кожанных перчатках и начищенных до зеркального блеска сапогах. Пахнуло дорогим одеколоном, Степан потянул носом, заулыбался, постоял с блаженным выражением лица:
-Живут же люди!
Но  тут совершенно неуместно и пошло, несносно зачесалась под мышкой, словно там вошь завозилась, забрыкась.
-Вот напасть! – выругался рядовой, потоптался еще и взялся за ручку двери. Неоструганная деревяшка дернулась,  и резко открылась, едва не долбанув Степана по носу.
-Пошел к черту! – зло приказал ему налетевший на пехотинца поручик.
Степан посторонился и шагнул внутрь табачных клубов.  Целую минуту он ничего не мог разглядеть  в густом прокуренном дыму. Хотел  громко прокашляться, да спохватился, кашлянул тихонько. Зачем объявлять всем,  что пришел деревенщина не привычный к офицерскому обществу. Проморгался, узнал генерала: большой, грузный, смотрит сурово, хмурится. Рядовой решился, сделал широкий шаг к нему, произнес зычно:
-Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить прибыл с депешей.
Тот удивленно вскинул брови, спросил строго:
-Почему рядовой доставил. Еще бы штатского прислали!
Степан доверительно понизил голос:
-От поручика Скворцова, письмицо для вашей дочери.
В серьезном генеральском взгляде появилась теплота и бесконечная усталость от всей этой войны и неустроенности.
-Погоди, постой там, - махнул он рукой и велел почти мягко, обыденно.
-Слушаюсь, – ответил солдат  шепотом.
А генерал уже отвлекся, повернулся к другому посланцу. Тот вышколено натянулся, произнес браво:
-Ваше высокопревосходительство разрешите доложить.
-Докладывайте.
-Огнем немецкой батареи седьмой пехотный полк полностью уничтожен. – тут его голос сломался, захрипел раздавлено – погибли все.
-Все? - глухо переспросил генерал
-Все до одного.
-Так  быстро… - растерянно произнес кто-то.
-Гаубицы, – ответили ему.
-Большая Берта, – с ужасом всхлипнули из угла, – пушка огромная. Обслуги больше ста человек.  От залпа земля трясется…
-Какая Берта?! -  вдруг сорвался генерал, – разве не знаете, что ее применяют только для штурма   крепостей как в Бельгии, а вы говорите глупости…
Степан не слушал, он вдруг осознал, понял.  Погибли все…погибли… умерли нет их больше. Ни вертлявого солдатика, который выиграл в карты ни… ни молодого влюбленного поручика Скворцова…
А он – Степан, один из всего полка жив -  сбежал от смерти. Дезертировал.
Август 2014.