Продолжаю форсировать заключительные

Продолжаю форсировать заключительные страницы 177-ой тетради, завершённой Красной горкой – воскресеньем Светлой недели, с одной двумя паузами на каждом развороте. Ночью температура опустилась почти до 0;, чего не было, уже не помню, как давно, но днём при отсутствии осадков должно существенно потеплеть и окончательно опровергнуть предсказания синоптиков.



                49

Весна! Весна! – а силы иссякают,
и если устно можно отшутиться,
то отписаться даже не мечтаю, –
кого отбрить там, от чего отбиться?!
И не пора ли, став мудрей и старше,
расширить рамки заданных пределов,
не в смертности, так в бренности признавшись,
дать отдохнуть изношенному телу?

С сопротивленьем, мало отличимом
от компромиссов в жизненном укладе,
вниз оползаю мягко, очевидно,
и жаловаться грех в таком раскладе!
Ведь боль ещё достаточно терпима,
и даже раздражает для порядка
«мозолью, называемой любимой»
вполне серьёзно, а не шутки ради!

Хоть и теряю в том же темпе, ритме,
морально по весне устаревая
с ущербностью сезонной безобидной,
усталости осенней не теряя,
но как-то выживаю, зацепившись
за трижды тривиальную идею –
звучанье речи, это, как влюбившись,
закрыть глаза, от голоса балдея!

Меня, тебя не видно и не слышно,
но разве свет и воздух благодарный,
цвет первозданный можно ограничить, –
скрыть смысл глубокий  лживой мелкой правдой?!
И пусть строфы недостаёт финальной,
её заменит вечное мгновенье,
чтоб проявиться, как в конце начало
и объявить день смерти днём рожденья!

               

                50

Хорошо сопротивляюсь, без борьбы, сопротивленья,
лишь на слово полагаясь, продолжаю жить движеньем!
Возвышаюсь при паденье, выползаю, оползая,
не считая денег, беден, делаю, что пожелаю!
С Богом! – словно первым шагом, начинаю с ключевого
восклицательного знака, «нулевого» чувства долга!
С потолкового порога, невозвратно близких далей:
между строк, как брёвен-досок, пакля и смола, не так ли?!

И бессилен-то я в смысле от желанья отказаться
возрождённо видеть, слышать, жить и быть, а не казаться!
Треплет ветер нетерпенья, поддавая в хвост и гриву:
как же на опереженье хочется сыграть красиво,
отступая в беспорядке с проявившейся одышкой
в утешительной тетрадке, зарываясь глубже в нише.
Обеспеченная прочность без беспечности ничтожна,
только тело с мёртвой точки лишь в полёте сдвинуть можно!

Засушить истоки детства, словно выпасть из потока,
и, растратив вечность в средствах, впасть в маразм другого толка!
На прибрежные поляны в свете ласкового солнца
с опьяняющим бурьяном ляжет тень лица в колодце!
Незавидные соблазны воровства или охраны,
артистического класса отклоненья в силу страсти.
Неимение не меньше нищеты самодовольной,
всё решают кадры, вещи, роли род определённый.

Всё одно и то же это с дополнительным ресурсом
невозможного букета возродившегося чувства!
Но от трона отрекаюсь неизбежным самодержцем,
как поэт поэтов, скажем, с поражённым правом сердца!
Подлинной свободы ради, чтобы не было издержек
больших, чем несу в тетрадях за естественную дерзость.
Ибо, малых сих не меньше, сам не больше наибольших,
«я» ушедших и пришедших не неволит меня больше,
как и «ты» в обратной связи – главный пик, прошу покорно,
интересом и соблазном не раздразнишь, безусловно!



                51

Облака и тучи, ветер, свежий трепетный апрельский!
Солнце не печёт, так светит, дождь прольёт и тоже прелесть!
Возрождается природа изнутри на первом плане
зеленью любого рода, в птичьем пенье бред желаний!
Вздором при любой погоде создаётся, адекватно
лучшим пожеланьям моды следуя в пределах ада!
Пустырями до застроек – целевые панорамы,
ждёт страна своих героев, исполнителей бесправных.

Падших жертвами любыми, помня бывшей сверхдержавы
убыль в массах, прибыль в силе, стиль имперский не утратив!
Как безумствует стихия, так бесчинствует порядок,
славься мощная Россия, государство, то, что надо!
Там где лбы вписались в кепки, ну, и морды, как лопаты,
всех балбесов бессловесных даже укрощать не надо.
Где рождаются таланты с неподдельной простотою
непорочного зачатья на костях и в море крови!

Объясняюсь без стесненья, сохраняя, словно разум
всю бездарность во спасенье от ублюдков сильной страсти!
От творимых безобразий празднеств пышных бестолковых,
пока мразь из грязи в князи выползает втихомолку!
На два пальца в рот для свиста, и прости-прощай, родная,
пожалей, душа артиста, принимай дары данайцев!
Умников внеразумлённых, дураков непокаянных,
мудрецов непросвещённых, неприкаянных, лукавых!

Удобрения добрее не сыскать для жирной почвы:
взять своё и поскорее очень хочется, ну, очень!
Оползанье в подоплёку много легче возвращенья
сквозь чужой души потёмки к свету лучшего явленья.
Облака и тучи, ветер, ни единого словечка,
словно бы на целом свете ни живого человечка!

               

                52

И эти праздники проходят, как прежде проходили те,
один, как ветер в поле бродишь в необозримой пустоте,
пластаясь тенью с подоплёкой ламп, разгоревшейся печи,
в дрожащих отсветах багровых со стен едва не соскочив!
В клаустрофобии привычной и безысходности сплошной
из состояний пограничных выходишь, как никто другой!
Из ужасающих кошмаров одних и тех же двух-трёх снов
зимою с  вьюги завываньем, а летом с писком комаров!
Не паникуя безоружным из-за утраченных надежд,
как будто отнятых игрушек зачем-то нужных позарез,
что ощущаешь всей бездарной свободой, вольный выбирать
одну святую благодарность, во всём, что есть, существовать!
То главное, чего не знаешь в огромном мире без себя,
провал открытого сознанья при явном свете сего дня.

               

                53

Теплее всё, заметно зеленее, отраднее: всё лето впереди,
ведёт сентиментальным просветленьем к опасной яме, ноющей в груди.
Давно забыты зимние неврозы и затяжной сезонный переход:
тысячелетья третьего нивроко, до ранних гроз проходит первый год!
Немирный мир, тоскуй по жизни мирной, о чём уже нельзя и помечтать
в режиме выживанья, не до жиру: все пишут, только некого читать
и некому уже на самом деле, такая деградация пошла
в технических новинках беспредела на светлой доброй половинке зла!
Не по плечу ответственное дело в разлёте безответственных стихий,
имеющих абсурдные пределы, как в вое волчьем эталон тоски.
И смысл глубокий с выносом за скобки телесного надела, как за срок
и прока целевые установки в прыжке прогресса выше на виток.
И отвечать воистину придётся и тем, и этим, как не за своё,
ибо вина таки осознаётся, а правота безвинного добьёт!

               

                54

И завершается тетрадь на фоне зелени апрельской
под тёплым дождиком, подстать расцвету цветопроявленья.
Вдох расширительный вберёт момент озона грозового:
как всё проходит, пусть идёт, я жду хорошего сезона!
Пусть то, что было позади, страшит, преследуя, не меньше,
чем неизвестность впереди со всеми страхами, конечно.
О, очистительный размах в глубинных волнах теплорода,
надежды некоторый знак, звезде подобный путеводной!

Пожав и славу, и успех на почве жертвенных лишений,
бывают на устах у всех и на всеобщем обозренье.
Не «вот оно», но всё равно, пусть превозносятся народом
насколько пребывать дано в фаворе власти, силе моды,
как те же войны, страсти, сны из основных инстинктов сгустков,
газеты в мире древних книг в гибридной смеси пытки с шуткой!