Море внутри

Надо жить у моря, мама (с)

Она никогда не любила понедельники. В былые дни ее раздражала собственная медлительность реакций – когда так сложно оказывалось перейти от расслабленности выходного дня к активным тяготам рабочих будней. Сейчас же по понедельникам привозят гуманитарную помощь, и эта активная суета, этот неоправданный пафос вокруг понаехавших благодетелей ее убивает. Традиционно спасает (как и спасало) только одно – море.

Раздача гуманитарной помощи – это торжественное еженедельное культурное мероприятие, на которое собирается весь поселок. Отлынивать она пыталась дважды – в конце концов, живет их тут не так уж мало, затеряться в толпе – раз плюнуть, обойдется и без их подачек, ей много не надо. Но кто-то из местных сознательных оба раза на нее доносил, и староста – Яшка-зануда – заявлялся с расспросами и претензиями. И первый, и второй раз она выкрутилась – сослалась на несуществующие болезни, пожалобила, поулыбалась – и он сделал вид, что поверил ей. Насколько это был условный реверанс, понимали оба, и она больше не рисковала, опасаясь возможных последствий. Не то, чтобы ей могли сделать что-то существенно плохое, – просто она не хотела с ними связываться. Не тронь, как говорится, и воздух чистый, и нервы в порядке.

На раздачу гуманитарной помощи местные жители собираются к 9 утра – наряженные в модную национальную одежду, приятно пахнущие, обязательно улыбающиеся. Впереди, с традиционным хлебом-солью на заводском текстильном рушнике с кривым вылинявшим рисунком, стоит Елена Семеновна, самая красивая и самая популярная женщина их поселка, повсеместное украшение и местная легенда. Рядом с ней высится Егор Васильевич, с казацкой шашкой и стопарем водки, - балагур и доносчик, по сути, самая полезная и самая влиятельная фигура поселка. Дальше тесным полукругом толпится местная элита – чем ближе к центру, тем элитнее, – все улыбающиеся, кипящие нездоровым возбуждением отхватить что-то поценнее и преисполненные малопонятным желанием приглянуться иностранцам.

Она обычно пристраивается где-то в конце толпы, рядом с теми отверженными, которых если и показывают дорогим заморским гостям, то исключительно со стыдливой, извиняющейся улыбкой – мол, что поделать, у всех бывают такие личности, чё, биомусор, сори, бабушка. Она пока точно не решила, под кого косит – слепую, глухую или просто полоумную – в  конце концов, явно демонстрировать какие-то несуществующие болезни было опасно: самые наблюдательные могли опять нажаловаться на ее выкрутасы, и Яшка-зануда опять пришел бы разбираться, зачем она корчит из себя актрису погорелого театра. И ей опять пришлось бы потчевать его небылицами – рассказывать, например, как все детство мечтала о сцене и благодарной публике, и вот ее мечты начали сбываться…   

Иностранцы, как правило, приезжают на небольших разноцветных минивэнах – улыбчивые, довольные, любопытные. Бессменные Елена Семеновна и Егор Васильевич восторженно встречают гостей и устраивают им фееричное представление, отработанное за последние годы до мелочей.

Елена Семеновна низко кланяется приехавшим, щедро показывая декольте, предлагает угоститься хлебом. Иностранцы благосклонно улыбаются и угощение принимают, не забывая заглянуть за пазуху щедрой хозяйки – благо, есть чем восхититься и чему позавидовать.

- Ой, гости дорогие, золотые, яхонтовые! – зычным голосом радостно вопит Елене Семеновна, - ой, радость-то какая нам привалила!

Иностранцы самодовольно улыбаются и хлопают в ладоши – им нравится и такое внимание к своим исключительным персонам, и то, что им щедро показывает хозяйка. 

Ей не интересны ни восторженные причитания Елены Семеновны, ни ее декольте. Чтобы хоть как-то отвлечься от происходящего, она думает о летнем море – тихом, теплом, нежном, с веселыми  барашками маленьких волн, полном медуз и мелких высоких звезд, щедро отражающихся в темной воде. У такого моря приятно посидеть с бокалом вина перед сном и просто помечтать о прекрасном, несбыточном, невозможном.

После окончания сольного выступления Елены Семеновны к представлению подключается Егор Васильевич. У него заготовлена своя культурная программа: он рассказывает какие-то тоскливо-восторженные стихи, машет саблей, залихватски выпивает водку, демонстрируя удаль и широту характера. Ему тоже хлопают, но не так активно: алкоголизмом и безумием иностранцев восхитить сложновато.

Да и она безумных алкоголиков видела уже больше, чем достаточно. Поэтому и предпочитает не сгорать от стыда за земляков и не мучиться бесполезными сожалениями и опять думает о море – бушующем, грозовом, шумном, всем в пене волн, небо над которым густо почеркано разноцветными линиями молний. К такому морю хорошо спускаться с грустными мыслями, в плохом настроении или с обидой – все развеивается, выдувается, вымывается.

Потом наступает очередь приезжих одаривать подарками диких, но занимательных туземцев: все местные выстраиваются в длинную очередь побирушек, а иностранцы дают каждому по какой-то ценной вещи. Поскольку у гостей понятие «ценный» довольно-таки расплывчатое, получить в подарок можно все, что угодно: от стеклярусных бус до пачки печенья.

Чтобы скоротать время в ожидании своей порции подарков и унижения, она снова думает  о море – сером и осеннем, отливающем латунью в неровном свете полной луны, неровно вскипающем огромными волнами, которые подходят под самую набережную. У такого моря хорошо скучать или грустить, прощаться, сомневаться, отчаиваться.

Раздавая подарки, иностранцы радуются, как дети. Их восхищает все – и длинная очередь из желающих заполучить маленькую приятность, и заискивающие радостные улыбки, и те милые истории, которыми их потчуют – не без помощи скучающих переводчиков – благодарные поселяне.

Местная элита обычно придумает что-то повосторженнее и попатетичнее – мол, спасибо вам огромное за такие полезные вещи, с ними наша жалкая жизнь становится в разы прекраснее, приятнее и осмысленнее, улучшается на глазах, получает более высокий уровень и более хорошее качество. Люди попроще и побыдлотнее не стремятся выдумывать что-то этакое, особое, оригинальное и, по старинке, жалобят историями про то, как плохо и бедно им живется – мол, подайте, люди добрые, кто сколько может. Она обычно тоже не заморачивается текстом: читает что-то из особо любимых классиков, выбирая монологи по настроению, погоде или мере отвратительности рож понаехавших. А что уже переводят холеные холуи – не ее проблема.

Когда приходит ее очередь рассказывать свою душещипательно-благодарную историю, море отступает, уходит из воображения и памяти, оставляя на высоком берегу мусор и поломанные ракушки. Но ведь каждый, живший у моря, знает, что за любым отливом обязательно следует прилив.   
 
Вся ее жизнь изначально складывалась как-то не так, как хотелось.
Поступая на библиотечный факультет, она мечтала о простой жизни где-то в приморском городке. Она бы арендовала маленький флигель на самом берегу моря у тихой старушки. По утрам и вечерам ходила бы к воде – наблюдать за закатами и рассветами, приливами и отливами, мечтать о далеких странах, глядя на корабли, думать о тех людях, которые жили оп ту сторону моря, в неведомых краях, совершенно недосягаемых для нее, баюкать тревоги и беды тихим говорком моря. А днем она была бы типичной библиотекаршей – суховатой, строгой и одинокой, суровой с посетителями и доброй с книгами, самым ответственным работником, к которому бы обращались за советом или помощью.

Но все случилось, как случилось. Самые надежные планы рухнули, самые большие надежды пошли прахом, самые сокровенные ожидание не оправдались. Осталось только море, которое шумит где-то глубоко внутри, в самые тяжелые минуты вплотную подходя к душе.