Две тихих и таинственных личности

ДВЕ ТИХИХ
И ТАИНСТВЕННЫХ ЛИЧНОСТИ.


1.
А на земле унылый и дождливый ноябрь...

Нудный ноябрьский дождь лил, не переставая, уже седьмой день.
                Уставший и надоевший даже самому себе ветер, задувал порой сильно и порывисто. Выл злобно и противно в дымоходах. Гремел какими-то жестянками на крышах, подоконниках и в разных закутках. Теребил остервенело ветки деревьев, пытаясь сорвать с них одинокие, чудом уцелевшие кое-где листья, почерневшие от долгих житейских испытаний, но не желающие сдаваться напорам агрессивного, тоскливого и холодного ветра.
                Редкие прохожие, молча пробирались по грязным дорожкам одной из улиц частного сектора обычного провинциального земного городка начала скорбного и таинственного 21-го столетия. Люди привычно торопились, стремясь до темноты попасть домой, чтобы там ещё раз поругать от души эту мерзкую погоду, кризис, политиков и печальную свою земную жизнь.
                Но, разумеется, далеко не всем жителям удаётся попасть домой засветло. Улица в последние месяцы вечерами не освещается. Работа у многих людей заканчивается затемно. А надо ещё детей забрать из детсадика, купить каких-то продуктов в магазине.
                Обо всём этом подумалось мельком старенькой пенсионерке Марии Ивановне, присевшей на минутку у окна.
                Мимо низенького окна чахленького дома Ивановны как раз осторожно пробиралась по скользкой и коварной грязи одна из пожилых соседок с двумя пакетами.
Видимо, возвращалась из продуктового магазина.
Впрочем, соседка не прошла мимо, а завернула во двор к Ивановне.
Скрипнула калиткой, постучала в незапертую входную дверь.
     -  Открыто, заходи, Макаровна? – крикнула доброжелательно и радостно хозяйка.
В последние дни к ней никто не заходил в гости…


2.
- Знаю, что помирать тебе сейчас нельзя…

     -  Можно к вам в гости, Мария Ивановна? – чуть пригибаясь в низком дверном проёме, спросила привычно гостья, входя в комнату. – Иду из магазина, и вам решила гостинец занести. На дорогой гостинец денежек нету, а хлебушка свежего взяла вам.
    -  Ой, да спасибо, Макаровна! – смутилась хозяйка. – У меня и денег нет пока, отдать тебе нечем…
    -  Да не надо мне твоих денег, Ивановна! – грубовато оборвала её гостья.
И вслед за тем сочувственно спросила:
  -  Что, опять нет здоровья за пенсией сходить, Ивановна? А почтальонша наша тоже что-то разболелась…
Достала из полиэтиленового пакета круглую буханку хлеба и пакетик с полудюжиной картошин.
     -  Прости, Ивановна, что мало картошки принесла, - виновато сказала соседка. – Хотела побольше купить, да пожадничала. Дороговатая она сейчас, зараза, для нашей скудной пенсии.
    -  Ой, да неловко как-то!... – забормотала смущённо хозяйка. – Спасибо тебе, дорогая соседушка! Чем тебя отблагодарить, даже не знаю!?...
   -  Да ладно тебе с твоими благодарностями! – опять грубовато сказала добрая соседка. – Да тут и благодарить-то не за что! Я попрошу Ивана Кириченко или кого-нибудь ещё из соседей с машиной, чтобы подбросили тебя завтра до почты, - пенсию получить. Что значит, не надо?! Надо! А то ведь ты с голоду молча помрёшь тут, а мы и знать не будем. Знаю, что тебе нельзя помирать, ответственность велика за болящего Гришу. Как он там? Спит? Ну, прости меня бестолковую, я сейчас пойду…
   -  Да куда ж ты спешишь? – расстроилась хозяйка. - Посиди, отдохни, расскажи что-нибудь. Проходи сюда, садись… 
Соседка между тем задумчиво смотрела на хозяйку, словно силясь о чём-то вспомнить. А потом вдруг вскрикнула радостно:
    -  Ой, слушай, Ивановна, чуть не забыла! Сон мне чудный приснился сегодня, перед утром… Ты прости, я разуваться не буду. Ноги в щиколотках распухают, полчаса буду снимать сапоги, потом опять полчаса обувать. Я присяду на табуретку, а ты потом подотрёшь, что натечёт за мной, хорошо?
     -  Конечно, подотру! Не волнуйся. Присаживайся, пожалуйста, расскажи свой сон…


3.
Таинственный сон соседки.

                - Ага, спасибо, - поблагодарила Макаровна, садясь на старую табуретку, обиженно скрипнувшую под её грузным телом.
                Пристально и изучающе посмотрела на соседку и продолжила:
- Так ты послушай, какой чудной сон-то мне сегодня перед утром привиделся… Вроде, как стою я в каком-то царском дворце. Такой красоты, как там, я сроду не видела! Людей там много разных, приглашённых. Красивые такие женщины, мужчины, в одеждах длинных, разноцветных и красочных, как в кино показывают. И все гости молодые, весёлые, жизнерадостные. Вроде, как праздник там у них какой-то большой и радостный. Я, вроде бы, как тоже молодая и весёлая. И тут слуга, что стоял возле дальних дверей в зал, громко объявляет:
     -  Молодожёны, Адам и Ева!
Двери открываются и в зал входят красивые жених и невеста. Все замолкают и смотрят на них. Молодожёны подходят к царскому трону, на котором сидят царь с царицей, кланяются им низко и жених говорит:
     -  Благословите нас на святой брак, возлюбленные и обожаемые папочка и мамочка!
Царь с царицей встают со своих тронов, подходят к молодым, благословляют их, дают напутствия на жизнь в любви и вечной радости. Потом обнимают их и целуют. Слуги подносят бокалы с вином. Все радостно и громко кричат какое-то слово и молодые целуются. И, ты представляешь, забыла, какое они слово кричали молодым. Но точно помню, что не «Горько!». Ну, в самом деле, зачем молодым кричать такое плохое и недоброе слово. Им жить вместе долгие годы, а им люди желают, чтобы жизнь у них была горькой. Нет, ты скажи, какой дурак придумал кричать молодым такое идиотское пожелание?!...
    -  Не знаю… - растерянно пробормотала хозяйка и грустно вздохнула. – Да, красивый сон тебе приснился…
   -  Так это же ещё не всё! Самое главное я тебе ещё не сказала. Я когда увидела лица жениха и невесты, чуть не упала от неожиданности. Ты представить себе не можешь, кто это был.
     -  Что кто-то из твоих родных или знакомых? Может дочка твоя с зятем или сын с невесткой…
    -  Не угадала! – воскликнула довольная гостья.
Затем помолчала, глядя внимательно и загадочно на хозяйку и, наконец, сказала:
             - Женихом и невестой были ты и твой Гриша! Ты представляешь!?!
Поражённая хозяйка лишь тихо и растерянно пробормотала:
     -  Не может быть!... – и опустилась на другую табуретку, не издавшую ни звука под её лёгкой, словно бы птичьей плотью . – Жених и невеста?!... Да не может этого быть!!!...
    - Да ты не расстраивайся так, Ивановна! – глядя на побледневшую хозяйку, испугалась соседка. – Ну это же сон! Ты что?! Я думала настроение тебе поднять хоть немного, а ты…
    - Ничего, ничего, всё нормально… - вздохнула хозяйка и улыбнулась виновато. – Ты не обижайся, это я так, - от неожиданности. Очень уж неожиданный сон тебе приснился…


4.
 - Ты не обижайся на меня, ради Бога!

     -  Меня поразило, какие вы в том сне красивые и радостные были! – восхищённо призналась соседка. -  Особенно Гришенька твой. Голос у него такой звонкий, как у певца… Ну, этого, как его?! Вот память на старости лет стала, как решето прохудившееся!...
Она протянула руку к хозяйке, как бы обращаясь к ней за помощью, а вслед за этим радостно проговорила:
- А, вспомнила, как у Витаса голос! Точно! Помнишь, высокий и стройный такой? По телевизору его часто показывают. Как поёт он песню про маму, все бабы плачут. Мать у него, говорят, умерла, когда он ещё малым пацаном был. Вспомнила?!...
Макаровна вдруг замолчала, растерянно и виновато шмыгнула носом.
- Фу-ты, прости меня бестолковую! Забыла, что у тебя и телевизора-то нету… Ну, прости ты меня, глупую старуху! Хотела, как лучше, а получилось, как у Черномырдина… Не знаешь, кто такой Черномырдин?! Ну, ты даёшь! Его все знают: и дети, и старики. Ну, это дядька такой, политик – дядька-Черномор. У него поговорка такая знаменитая есть: «Хотелось, как лучше, а получилось - как всегда»…
Она опять замолчала, печально вздохнула и начала тяжело подниматься с табурета:
- Ладно, пойду я домой, Ивановна. Ты не обижайся на меня, ради Бога, если что-то не так я сказала! Хорошо?...
Задумчиво пробормотала:
- Адам и Ева!... И привидится же такая сказка! Чаю надо не пить на ночь, особенно крепкого.
На вопросительный взгляд хозяйки она пояснила:
- Это я себе говорю. Когда чаю на ночь не пью, - тогда никаких снов мне, обычно, не снится. Сплю, как младенец… Хотя, вроде, не пила вчера совсем никакого чаю перед сном… Или всё-таки пила?... Тоже не помню! И что за память стала такая дырявая, как старое решето!
В прихожей протекала крыша. Вода капала в большую миску.
Мария Ивановна перелила воду из миски в ведро и поставила миску опять под капёж.
Соседка спросила:
-  Что, пропал Юрка, которому ты деньги дала на покупку шифера?...


5.
Благодарность за доброту – сегодняшнюю и завтрашнюю.

   -  Что, пропал Юрка, которому ты деньги дала на покупку шифера?...  – спросила хозяйку Макаровна, кивая на дождевой капёж в миску с дырявой крыши. - Да пропил он твои денежки, а теперь совесть у него, видите ли, проснулась! Когда я его отругала, он даже заплакал. Признался, что стыдно ему перед такой святой женщиной, как Ивановна. Теперь, мол, ждёт получки, чтобы купить три листа шифера и отремонтировать твою крышу. Я ему сказала, что мой Степанович договорился с соседом и завтра привезёт на его машине к тебе сюда шифер. А я притащу за шиворот этого алкаша Юрку, пусть делает твою крышу в ближайшую же субботу. Деньги я с него за шифер вытрясу, не переживай. Уж это я получше, чем ты, умею делать!...
В ответ на благодарность Ивановны, соседка обняла её с любовью и сказала, что рада сделать маленькое доброе дело таким Божьим душам, как они с Гришей.
    -  И хоть бы какой-нибудь спонсор нашёлся, чтобы помогать таким, бедным и совестливым людям, как вы!
    - Да зачем же нам помогать, Макаровна?! – искренне удивилась и даже испугалась хозяйка. – У нас с Гришей есть всё, что нужно для жизни! Вокруг вон множество людей, которые, действительно, нуждаются в реальной помощи. Мы читали с Гришей разные статьи и мольбы о помощи в той газетке, что ты нам оставила. Столько вокруг горя и проблем у людей, что мы даже заплакали! А мы, с Гришей, слава Богу, ни в чём не нуждаемся. Хотя, конечно, в ремонте крыши… Не знаю, как и благодарить тебя и Степановича! Молюсь каждый день к Матушке Божией за вас и ваших деток! Спасибо тебе, кстати, Макаровна, и за ту интересную газету!
    - Да, ради Бога! На здоровье! – отозвалась добродушно соседка. – И тебе спасибо за твои молитвы о нас, Ивановна. Чувствуем, как помогают твои молитвы и нам, и детям нашим, и внукам.
Вспомнив слова хозяйки, хмыкнула, качнув головой:
       - Ну, конечно!... Всё у них есть!... Да ты хоть представляешь, что это такое, когда всё есть?! Вот уж, воистину, святая простота!...
И она грустно вздохнула, смахнув привычно со щеки слезу сочувствия и сострадания.
Накинув платок и фуфайку, хозяйка провела добрую Макаровну до калитки, благодаря её за сегодняшние гостинцы, завтрашний шифер и за послезавтрашнюю отремонтированную крышу. А также за доброту, заботу и просто за то, что не забывает о них добрая и чуткая соседка.
Вернувшись в дом, Мария Ивановна зашла в маленькую комнатку, где лежал больной Гришенька.
Здесь тоже протекала крыша. Миска, в которую капала вода, стояла буквально рядом с кроватью больного.


6.
Им с сынулей грех жаловаться на жизнь?…

       - Ну что проснулся, Гришенька? – спросила Мария Ивановна у лысого и седого мужчины пожилого возраста, на лице которого засияла блаженная и радостная улыбка дебила. 
А в ответ на её вопрос раздалось счастливое и бессловесное мычание.
Таким этот несчастный человек был от рождения.
Гришеньке месяц назад исполнилось ровно пятьдесят лет, а его матери Марии Ивановне почти за три месяца до этого юбилея, стукнуло уже семьдесят семь годков. Он был её единственным сыном. Она была единственным человеком на всей земле, который любил этого несчастного и безумного страдальца.
     -  Послушай, Гришенька, я расскажу тебе удивительный сон, который приснился сегодня Макаровне. Она принесла нам хлебушка и картошечки. Теперь сварю на ужин супчика. Её картошки хватит даже два раза сварить нам с тобой супчик. А завтра, даст добрый Боженька сил, поеду, получу пенсию. Всё будет хорошо. Слава доброму Боженьке за всё!...
Гришенька что-то радостно мычал матери то ли в знак согласия, то ли в знак одобрения её слов. И сучил, дёргал судорожно правой рукой. Левая оставалась неподвижной.
     - Какой ты всё-таки умница у меня, сыночек, - обрадовалась его одобрительной реакцией мать и погладила его ласково по лысой, с остатками седых волос головке.
Сын от материнской ласки счастливо замычал и схватил её ладонь своей трясущейся правой. Была его рука горячеватой и немного потной. Свободной рукой мать пощупала лоб сына, - он был прохладным.
Она помолчала задумчиво, глядя то на сына, то на простенькую икону Божией Матери, подарок другой соседки, висевшую над кроватью у изголовья больного.
Вспомнила о словах Макаровны насчёт спонсоров для них с Гришей.
Улыбнулась.
Какие там спонсоры! Вокруг столько добрых и чутких людей! Главный спонсор, конечно, Макаровна. Но и другие соседи, бывает, помогают! А им с Гришей немного-то и надо. Спасибо добрым людям и Богу за всё! Им с сынулей вообще грех жаловаться на жизнь…
      - Ну, слушай, Гришенька, сон Макаровны. Такой странный, красивый и удивительный сон… Больше всего он удивителен тем, что он о нас с тобой. Но не о сегодняшних, а совсем о других, - из другой жизни…
И она стала рассказывать в подробностях чужой сон, в котором главными героями были они.
Рассказывала, а Гришенька радостно и счастливо мычал в ответ на её слова. Улыбался беззубым ртом, дёргал от избытка чувств трясущейся правой рукой, ронял обильную слюну на подушку, одеяло и на материнскую заботливую руку.
А Мария Ивановна привычно вытирала чистой тряпочкой мокрый рот и лицо сына, свою обслюнявленную руку и постель, продолжая пересказывать Гришеньке поразивший её соседкин сон.


7.
Мистическое общение матери и сына.

      – Ты всё у меня прекрасно понимаешь, сынок, - говорила Мария Ивановна. - Люди вот удивляются, о чём можно разговаривать с таким безнадёжно слабоумным человеком. Им трудно понять, что мы всегда с тобой понимали и понимаем друг друга с полуслова…
Она вздохнула, помолчала задумчиво и продолжала делиться с сыном тем, что её волновало:
    -  Люди осуждающе скажут: «Что за мать такая, которая радуется сну, где она выходит замуж за собственного сына»?! Бред и извращения по земным меркам, так ведь, Гришенька?!
Сын мычал радостно, соглашаясь со словами матери, а Мария Ивановна рассуждала дальше:
    -  Но ведь как они не понимают, что это сон из другой жизни, где мы напрямую общаемся с добрыми нашими Небесными Родителями. Кстати, Матерь Божия со Христом в земной жизни были как Мать и Сын, а в вечности уже как Жених и Невеста. Это мне только сейчас в голову пришло, а раньше я об этом никогда не задумывалась. Молодец, сынок, ты это всё правильно понимаешь. Хоть и больной. В другой жизни и ты ведь будешь нормальным человеком: понятливым, разговорчивым, смышлёным. Говорят, что жизнь человеку даётся один раз и другой жизни уже не будет. Но, я думаю, что это неправда. Помнишь, Гришенька, я тебе читала, как святой Серафим Саровский сказал кому-то, что жить ему положено больше ста лет. И оставшиеся ему тридцать лет он придёт жить на землю в другой жизни, в конце нашей цивилизации. Помнишь?
Реакция на её слова Гришеньки была, как всегда, радостной и утвердительной.
      -  И другие святые собирались приходить повторно на землю. Не помню уж теперь кто…
Гришенька мычал, словно пытался подсказать что-то забывчивой своей матушке.
     -  Да у тебя память, конечно, лучше, чем у меня, - согласилась Мария Ивановна. – Ничего удивительного, ты ведь насколько моложе… Ну да чего уж теперь… В общем, понравился мне сильно сон Макаровны. А ты что скажешь на этот счёт…
В радостном мычании и энергичном жестикулировании больного сына мать находила массу оттенков, интонаций и иных граней. Поэтому их ежедневное общение было весьма полноценным и приносило положительные эмоции и ей самой, и её бедному сыну.
И сейчас она находила в однообразных, казалось бы, реакциях сына-дебила ответы на свои вопросы и была довольна, что рассказала ему об этом удивительном и таинственном сне Макаровны, столь поразившем и взволновавшем Марию Ивановну.
Другим бы людям она побоялась и постеснялась рассказывать о таком «бреде», опасаясь их насмешек и осуждения. А с Гришенькой она могла говорить обо всём. Он её понимал, как никто другой и никогда не осуждал, никогда над ней не насмехался, не издевался.
Пообщавшись таким образом с сыном, Мария Ивановна пошла на кухню варить на ужин супчик.


8.
Сын и.. или муж. Неизбежность выбора?

Она варила суп и вспоминала о далёкой своей молодости, о рождении больного Гришеньки. О потрясении, которое она испытала, узнав, что сын её никогда не будет нормальным человеком.
Никто не знает, сколько пролила горьких слёз над своим больным чадом несчастная молодая мать, - никто не ведает…
 Она просила и умоляла Матерь Божию, которая, по мнению Машеньки, лучше всех на небесах могла понять её, - сжалиться  над ней и младенцем и явить чудо исцеления бедного дебила. 
Откуда было знать несчастной Машеньке, что не может Матерь Божия менять мученическую судьбу человека на более счастливую, если сам человек ещё на небесах попросил Мать с Отцом дать ему именно такую скорбную судьбу.
Тем самым, добрая и самоотверженная душа своим земным страданием сознательно приносила себя в жертву ради духовного исцеления и спасения десятков, сотен и даже тысяч душ адамитов, членов заблудшего и погибающего человечества.
Матерь Божия в своё время тоже ведь возжаждала прожить на земле скорбную и мученическую жизнь ради прозрения и спасения человечества.
Машенька верила, что Матери Божией, потерявшей в земной жизни единственного Сына, под силу совершить такое чудо. А когда такого чуда не произошло (ни через месяц, ни через год, ни позже), - Машенька не потеряла веру и не озлобилась.
Она просто поняла для себя: значит, так надо.   
А вот предложение медиков оставить в больнице безнадёжно больного сына она сразу и решительно отвергла.
Отвергла, не советуясь ни с мужем, ни с родителями.
Уговоры врачей, что у неё со временем родится нормальный здоровый ребёнок, не убедили Машеньку расстаться с несчастным Гришенькой. 
Муж был сильно удивлён столь смелым решением жены. Он любил Машеньку и несколько месяцев пытался приспособиться к новой нестандартной ситуации, которая возникла в их семье с появлением сына-дебила.
Однако, вскоре терпение мужа иссякло и он поставил жене ультиматум. Он заявил любимой жене, что она должна сделать решительный выбор: или любящий муж, или этот дебил, который всё равно никогда не оценит ни её любви, ни её бесконечных забот и жертв.
Машенька была потрясена столь жестоким ультиматумом любимого мужа…


9.
Жена и муж. В поисках истины.

«Я люблю вас обоих, - ответила Машенька, потрясённая столь жестоким ультиматумом мужа. – Да как же я могу бросить больного сыночка!?! Ведь Боженька доверил его мне, доверил его нам с тобой, такого беспомощного и страдающего… А мы его бросим… Он без нашей любви быстро погибнет, конечно. Но как мы потом будем жить? Как будем друг другу в глаза смотреть?!»
«Я буду жить нормально! – безапелляционно заявил муж и вслед за этим привычно срывался в крик, переходящий в истерику. – А вот ты, дура, останешься одна! Кому ты будешь нужна с этим уродом и дебилом?! Да отдай же ты его, наконец, в интернат! Родишь ты другого ребёнка и будем мы с тобой нормально и счастливо жить!»
«Да не смогу я жить нормально, а тем более счастливо, отрёкшись от Гришеньки и предав его на верную погибель!» – отвечала молодая мать, крайне удивлённая, как подобные мысли могут вообще приходить мужу в голову.
А того буквально выводила из себя странная тупость и бестолковость его жены, обычно понятливой и не любящей долгих споров.
«Да его твой бог уже изначально предал и обрёк на верную погибель, дав ему жизнь урода и дебила! При чём здесь мы с тобой?! Этот несчастный уродец ошибка природы или твоего жестокого бога…»– пытался муж доказать ей, столь очевидные, на его взгляд, истины.
«Бог не бывает жестоким! – звонко и бескомпромиссно отвечала Машенька. - Вспомни, сколько страдал безвинный Христос! Мы просто многого не понимаем. Но я знаю главное: Бог терпел и нам велел нести свои кресты терпеливо. А почему было так, а не иначе, поймём после, когда вернёмся на небо».
«Да какое там небо?! Ты рехнулась, что ли!? – ещё больше поражался супруг Машенькиной наивности и тупости. - Тебе сейчас дана одна единственная жизнь, а ты хочешь её угробить, связав себя по рукам и ногам бессмысленной и бесполезной заботой об этом бедном дебиле. Конечно, он не виноват и жалко его. Но ведь лучше будет, если он без нашей любви останется и быстрее уйдёт на твоё сказочное небо, о котором ты так любишь говорить. И сам не будет мучиться в этом жестоком мире, и нас не будет мучить. Не будет уродовать нам с тобой жизнь…»
Машенька пыталась доказать мужу, что Гришенька очень чуткий на любовь и ласку. Да и сам он умеет любить и радоваться так, как мы, здоровые, не умеем. К тому же он по-своему понятливый и даже умный, только ум и понятливость его особые и не каждому видны…
Последние доводы особенно выводили из себя её мужа. Ибо он всякий раз принимал их в свой адрес и сразу срывался на вопли, крики и всякого рода оскорбления в адрес жены и любимого ею дебильного чада.
Муж, по сути, ревновал Машеньку к их больному сыну. Он, не без оснований, считал, что этого «тупого и безнадёжного дебила» Машенька любит больше, чем его, «по-настоящему» любящего её мужа.
Короче, в итоге всех этих бесконечных и мучительных дебатов, споров, ссор и скандалов они так и остались каждый при своём мнении.
И тогда ситуация разрешилась естественным в таких случаях образом…


10.
Эта странная, добрая и чуткая Машенька.

В итоге споров и конфликтов о судьбе больного Гришеньки, потерявший терпение муж ушёл навсегда от Машеньки-«дурочки».
Как сложилась его дальнейшая судьба, она не знала.
Говорят, что он женился на красивой, но непутёвой девушке и вскоре они уехали куда-то в Сибирь, на одну из комсомольских строек, которых было так много в ту пору в Советском Союзе…
Находились и потом парни и мужчины, которые хотели стать для Маши любящими спутниками жизни, её надёжной опорой. Но всякий раз они ставили невыполнимое для неё условие: расстаться с её сыном-дебилом.
И каждый раз она отказывалась это сделать.
В результате, так и осталась в этой жизни без надёжной мужской опоры и по-настоящему любящего мужского сердца эта странная, добрая и чуткая женщина, - Маша, Машенька, Мария, Мария Ивановна.
А любящее мужское сердце своё безраздельно отдал ей блаженный и неизлечимо больной её сыночек, умеющий любить ближнего и радоваться мелочам серых будней внешне однообразной их жизни так светло и безраздельно, как не способны были любить и радоваться многие самоуверенные и рационально-рассудительные представители некогда рыцарского и богатырского племени адамитов…   


11.
Самый страшный поступок в её жизни…

А ещё вспомнила Мария Ивановна самое страшное своё деяние в нынешней жизни.
Было это за семь лет до рождения Гришеньки…
В двадцать лет у неё была беременность. И она хотела рожать ребёнка.
Но муж требовал отложить столь важное дело, считая, что слишком рано для них брать на себя такую ответственность, - становиться родителями.
И у Машеньки не хватило твёрдости и решимости отстоять тогда своё право на материнство. Она принесла это своё право в жертву своей любви к мужу. Не посмела обрекать его на высокую ответственность отцовства, для которой он тогда не созрел.
Она ведь по наивности своей думала, что муж созреет через год-другой и тогда всё будет нормально. Можно будет рожать ребёнка и не одного, а двоих и даже троих. Муж говорил, что любит детей и хочет, чтобы у них было их трое: два мальчика и одна девочка.
Не знала тогда наивная Машенька, что не созреет её муж для высокой миссии отцовства ни через год-другой, ни через три, ни через пять, ни через семь лет.
Хотя, возможно, родись у них здоровый ребенок, и жили бы они нормальной, полноценной семьёй.
Но всё это уже было из области наивных и нереальных предположений.
А вот реальность была жестокой.
В реальности они отдали на страшную и мучительную казнь жаждущего прийти в земной мир малыша.
То, что аборт был мучительным страданием и для неё самой (и физическим, и духовным) Маша тогда в расчёт как бы не принимала. Считала, что страдает из-за своей слабохарактерности, любви к мужу и природной своей доброты.
Когда через семь лет родился безнадёжно больной Гришенька, Маша интуитивно поняла, что именно его она отдала семь лет назад на абортную казнь.
Она была в этом твёрдо уверена.
Более того, Маша считала, что тогда Гришенька пришёл бы в мир здоровым и полноценным.
Но винила она в том давнем абортном преступлении не своего эгоистичного и трусливого мужа, а себя.
И всю дальнейшую свою жизнь она несла в своём сердце постоянно кровоточащую и незаживающую рану: горькое раскаяние и печаль из-за того несчастного аборта.
И всю дальнейшую жизнь она просила прощения у Гришеньки за то, что обрекла его на жестокую абортную казнь. И удивлялась, что он опять захотел прийти в этот мир именно через неё.
Просила со слезами прощения у Гришеньки. А он радостно бормотал что-то в ответ на своём непонятном окружающим, но таинственно понятном её материнскому сердцу языке.
И она понимала, что он не держит на неё обиды в своём удивительно свободном от зла и эгоизма чистом, добром и любящем сердце.
Она понимала, что он её прощает.
Но сама Маша, Машенька, Мария, Мария Ивановна самой себе этого жестокого преступления так никогда и не простила…
Она говорила мужу о своих догадках, что это Гришу она тогда обрекла на убийство.
Но муж лишь крутил возмущённо пальцем у своего виска, говоря, что она конченая дурочка и полная идиотка. Ведь не может такого быть, чтобы одна и та же душа два раза хотела и могла воплотиться на земле.
Спорить с ним на эту тему было неприятно и бессмысленно…


12.
Две таинственных личности и их потомки.

Где-то там, за окном и стенами их старенького, полуразваливающегося домика, копошилась громадная миллиардноликая цивилизация адамитов.
В борьбе (кто трудом и потом, а кто хитростью или даже подлостью) добывали люди хлеб свой насущный и разные приправы к хлебу. Суетились, радовались, страдали, утешались, искали развлечений, а то и приключений.  Приносили за ближних жертвы, терпеливо относясь к их слабостям и немощам, и помогая им нести их таинственные и скорбные кресты.
А были и такие жители земли, что творили окружающим мерзости и пакости, идя по головам и судьбам, ради карьеры, корысти и наживы, в погоне за развлечениями и всякого рода кайфами.
Такие не пытались помочь в трудную минуту ближнему.
Напротив, они и свои кресты старались сбросить на ближнего, желая пробежать жизнь земную налегке. Но это удавалось им ненадолго.
Ибо индивидуальный крест каждого человека имеет таинственную власть находить убегающего от него эгоиста, как бы тот ни пытался избавиться от своего креста.
Прожить на земле без мистического креста скорбей и утешений, испытаний и прозрений не может ни один человек, ни даже малая козявка, - ни единая живая душа.
И все здесь жили в поисках (явных и тайных), своей заветной, неповторимой жемчужины.
Но почти все покидали этот мир, так и не найдя её, не осуществив большинства из своих заветных целей и мечтаний. Именно заветных, а не…
Люди хотели жить по-другому, мечтали о другой жизни, но…
Коварно подброшенный человечеству его хищным соблазнителем лживый и лукавый девиз: раз живём, другой жизни не будет, бери от жизни и судьбы всё, что сможешь урвать, вырвать, – уродовал людские судьбы, умы и сердца…
А в этом стареньком доме с треснувшей стеной и протекающей крышей, которые некому было починить, тихо жили две любви: радостная, но парализованная и немая любовь сына, урода и дебила, и жертвенная, страдающая, светлая и бесконечно-терпеливая любовь матери.
Две добрых и таинственных личности родоначальников этой громадной, миллиардноликой цивилизации, страдающей и всё безнадёжнее задыхающейся ныне от острого дефицита в отношениях между беспечными людьми, - дефицита доброты и любви, чуткости и жертвенности, сострадания и долготерпения, всепрощения и великого братского мира.
Ныне эти двое опять пришли в этот скорбный земной мир.
На сей раз они пришли сюда на стыке двух цивилизаций.
Нынешней: унылой и вырождающейся, прогнившей и бездарно уходящей. И новой, готовящейся сменить её после скорбных и очистительных вселенских катаклизмов.
Ибо, к сожалению, без такого рода глубочайших потрясений большинство землян пока не готовы прозревать, очищаться от накопившейся за последние семь тысячелетий ядовитой грязи и преображаться.
Новой цивилизации, прекрасной и восхитительной цивилизации столь долгожданного и заветного «золотого века».
В этот раз пришли эти двое таинственно и скрытно.
Пришли, чтобы терпеливо пронести здесь свои невидимые миру юродивые кресты и тем самым мистически помочь прозрению пока хотя бы единиц чутких и совестливых людей, живущих в разных концах земли и даже не подозревающих о нынешней судьбе и таинственной миссии двух этих скромных и добровольных страдальцев.
Впрочем, обо всех этих мистических тайнах не ведают и не помнят сейчас и сами наши герои.
Не помнят, ибо мнемоническая и межцивилизационная их память о своих минувших инкарнациях и схождениях в сей мир запечатана, как и почти у каждого из нас, - беспамятных адамитах, ныне живущих на этой скорбной и таинственной земле…


13.
Супчик, деньги и вечные проблемы…

Перестал стучать в окно нудный семидневный дождик. И притихший ветер уже не скрёб привычно веткой старой шелковицы безнадёжно треснувшую стену разрушающегося дома.
Впрочем, старая хозяйка не думала о плохом и печальном. Планы её были скромны, но светлы и вполне реальны.
Погода, кажется, налаживалась. А значит, завтра можно будет поехать на почту за пенсией и купить на обратном пути хлебушка, картошки и других необходимых продуктов. И, разумеется, долг отдать доброй Макаровне.
Мария Ивановна попробовала налитый для сына супчик. Он остыл до нужной температуры. Покрошила в него хлебный мякиш, - большая часть зубов у сына выпали уже к тридцати годам. А теперь у него оставались всего два, - передние, верхние. Те самые, которые первыми появились у младенца Гришеньки в полугодовалом возрасте.
Улыбаясь своим воспоминаниям, Мария Ивановна понесла тарелку супа, чтобы покормить сына, а заодно и рассказать ему о первых его зубах и вообще о его далёком детстве.
Вошла в комнату сына и…
Кормить было некого.
И рассказывать о далёком детстве тоже было некому.
Душа-страдалица Гришеньки покинула его мученическое тело.
Мария Ивановна давно знала, что это когда-нибудь случится. Но почему «оно» произошло в таинственный момент, когда её не было рядом с ним?!...
Впрочем, не это сейчас главное.
Главное заключалось в том, что ей надо срочно покидать земной мир, уходить вдогонку за своим несравненным Гришенькой. В земном мире её больше ничего не держит.
Но прежде нужно обязательно предупредить Макаровну и отдать ей собранные на похороны деньги.


14.
Долгое собирание денег для скорого ухода.

 Собирала деньги для похорон Мария Ивановна давно,-  ещё с советских времён.
Понимала, что когда-нибудь Гришенька уйдёт, а вслед за ним сразу и она. Хоронить людям придётся их обоих.
А на это нужны немалые деньги, чтобы не обременять добрых соседей дополнительным и нелёгким  грузом. Им и без того хватит проблем с их с Гришенькой похоронами.
Мария Ивановна собирала деньги на будущие похороны ещё с тех пор, когда была жива её мать. Вначале они работали обе: мать нянечкой, Машенька медсестрой терапевтического отделения местной больницы.
С Гришенькой сидели попеременно. А иногда и приходилось оставлять его самого. Он был с детства понятливым и терпеливым.
Потом мать вышла на пенсию, и стало посвободнее. Не в материальном отношении, а в том, что с Гришенькой было, кому сидеть.
Мать свою Мария Ивановна похоронила в 1989 году, когда уже сама получала пенсию, но продолжала работать. В ту пору в материальном плане у них были самые зажиточные (если можно так выразиться) времена.
Но после ухода матери сразу и резко стало тяжело. Работу Марии Ивановне довелось срочно оставить, чтобы не бросать Гришеньку на много часов одного. Поэтому пришлось им с той поры жить на две скудных пенсии: медсестры и инвалида детства.
Тем не менее, ко времени развала Союза  у них с Гришенькой были собраны нужные деньги на тот случай, если придётся хоронить их обоих.
Но деньги эти обесценились и пропали.
Пришлось опять собирать с нуля.
 Впрочем, Мария Ивановна не паниковала. Она прекрасно понимала, что любимая её Матерь Божия не допустит их с Гришенькой ухода без необходимых для похорон денег.
И сейчас такие деньги у них были.
Деньги на её взгляд весьма большие, - тысяча сто двадцать три американских… серо-зелёных… этих самых… валютных и надёжных...
Мария Ивановна всё не могла запомнить, как они называются…
Она давала Макаровне сэкономленные  за месяц-другой рубли, а соседка приносила ей через день-другой американские деньги…
И чтобы их собрать, им с Гришенькой пришлось принести немалые жертвы, проявить немалое терпение.
Впрочем, ей было не привыкать. А Гришенька и вовсе переносил очень стойко все выпадавшие на их долю трудности и напасти, беды, проблемы и всякого рода испытания. 
Из рассказов Макаровны терпеливая Мария Ивановна знала, что для похорон нужны сейчас такие вот большие деньги.
Она достала пакет с деньгами из укромного места и пошла к Макаровне.


15.
Какие удивительные души жили рядом!

У Макаровны во дворе была собака. Пришлось звонить в звонок на калитке.
Увидев в руках у безденежной соседки прозрачный полиэтиленовый пакет с баксами, Макаровна всё поняла без слов.
Они не раз на эту тему говорили и верная Макаровна твёрдо обещала Марии Ивановне, что не оставит её в беде и сделает всё, как нужно.
Сообщив мужу о смерти Гришеньки, Макаровна наказала ему  оповестить ещё двух соседок, чтобы пришли к Ивановне и помогли Макаровне обмыть усопшего, одеть его и сделать все иные положенные в таких случаях процедуры.
Мария Ивановна вначале пыталась активно помогать добрым соседкам, но это у неё плохо получалось. А когда она пошатнулась и чуть не упала, соседки уложили её в кровать и предложили отдохнуть, заверив, что они сами хорошо справятся со всеми нужными делами.
Когда же Макаровна за чем-то обратилась к Марии Ивановне, - хозяйка не отозвалась. Одна из соседок сказала, что бедняжка заснула и лучше её не беспокоить. Но чуткая Макаровна решила узнать, так ли это.
Мария Ивановна не дышала.
Она без сожаления покинула земной мир и ушла догонять любимого Гришеньку, чтобы вместе им идти на пути в вечность, на новую встречу с их любимыми и обожаемыми Небесными Родителями…
Хоронили мать и сына всей улицей.
Люди дружно и на удивление щедро несли пожертвования на похороны и поминки.
     - Где же вы раньше-то были, когда они были живыми?!... – удивлялась горько Макаровна.
Но люди просили принять их пожертвования. И Макаровна принимала, обещая, что все оставшиеся после похорон и поминок деньги отдаст инвалидам и одиноким, живущим в округе.
А люди рассказывали друг другу, что знали об этих усопших: о матери и сыне.
 И прозревали потрясённо, какие таинственные и удивительные души жили рядом с ними тихо и незаметно на протяжении долгих десятилетий…


16.
Они ещё вернутся. Ибо заслужили это.

Оплакав мучительно скорбными и безмерно долгими семидневными дождевыми рыданиями предстоящий уход из мира земного двух юродивых и добрых праведников, погода в день их погребения светло и солнечно преобразилась.
Пронзительно синее ноябрьское небо и прохладно спокойное солнце мудро и молча взирали на погребальный обряд и поминальный обед по усопшим.
В отличие от наивных, заторможенных и забывчивых людей небо, солнце, а также земля, принявшая в себя тела двух беззлобных страдальцев, знали, что это не первый, но и не последний земной путь этих душ.
Об этом же приснился в канун похорон усопших сон и доброй Макаровне.
Она увидела радостных и потрясающе преображённых  соседей, ставших юными и прекрасными, уходящих в светлую и чудесную страну неземного счастья.
«Мы скоро опять придём на землю, на этот раз, молодыми, прозревшими, и в составе великого, непобедимого братства! - сказала ей с радостной улыбкой таинственная соседка, превратившаяся внезапно из доброй старушки в сказочно прекрасную, юную невесту Машеньку. – Поможем вам очистить землю от зла, блуда, насилия и смерти. Поможем вам стать членами нового, прекрасного вселенского братства! Не печалься, а радуйся, дорогая Макаровна!...»
И Макаровна взволнованно рассказывала соседям и знакомым этот добрый и радостный сон, спрашивая у каждого слушателя его мнения: что же он означает. Ибо была твёрдо уверена, что сон этот не простой, а вещий.
Люди в ответ качали удивлённо головами или пожимали равнодушно плечами.
 Иные пытались размышлять и анализировать.
И многие соглашались, что сон этот, действительно, не простой.
Соглашались, что будет очень справедливо, если такие праведные души опять придут на землю. Ведь они этого реально заслужили.
«Как, впрочем, и каждый добрый, отвергающий зло человек!» - добавим от себя.