Дизайнер Гл9Москва-Новосибирск 9-1Берега сознания

 9-1
17-01-08 – 12:12
– Доброе утречко. Как себя чувствует больной? Спинку размять хочется? А почесать? У меня уже два часа относительной бодрости. Одеваюсь, сматываюсь.
– Была девушка… всадила в мягкое место укол... и ушла. Подсел на врачей – они со мной разговаривают, ставят мне уколы и заботятся по-разному. Сегодня утром сняли гипс и заменили на пластик. При этом я получил сеанс массажа – чуть не урчал от удовольствия.
– Так тебе там хорошо?!
– Ты давно была прикована к одному месту? Тебе было хорошо? При этом все мысли твои концентрировались на необходимости принятия решения сразу после выхода на работу? А вот все мои мысли сосредоточены на принятии решения о смене работы. Когда не сплю – думаю об одном и том же, причем немедленно следом начинает раскалываться голова.

– Но ты же еще не вышел на работу, когда выйдешь, тогда и подумаешь.
– Не очень. Я легко променял бы всё это на обычную текучку. Я считаю – это время мне как раз дано для размышлений и принятия решений – да ведь и спать, смотреть телевизор, отдыхать я больше не могу... читать нельзя. Ты не заметила, что у меня что-то с головой? Действительно. Говорю же, полголовы думает.
– Нет, я не заметила, ты разный всегда. Видимо, мне кот принёс твою вторую половину. А что ты думаешь, про моего кота? Что чувствуешь? Это важно мне... есть что-то еще.
– Кот – фантом на стыке действительностей. Не замечала, как он смотрит? Как будто знает больше нашего. Он за тобой наблюдает. Он как мужская сущность рядом с тобой. Возможно, исчезнет окончательно, когда ты найдешь любимого. Перейдет в другие руки. Он за тобой – глаз да глаз.

– Есть что-то такое… но особо он не смотрит.
– Его задача – оберегать тех, кто рядом.
– Но рядом с ним я, а не ты. Я что-то расстроилась. Пойду курить...
– Чего расстроилась-то, маленькая?
– И у пилигримов ноги потеют. И настроение меняется... теперь – я тебя боюсь.
– Это правильно. Меня будут колоть, скоро будут… Чего боишься?
– Получил дозу?
– Да, меня прогуляли 15 минут недалеко от дома. Итак, чем я тебя напугал?
– Ты доволен?
– Я очень доволен! Это почти счастье, как снежинки: падают на лицо, вдохновляют …и исчезают, тают!.. Забота приятна, даже за деньги, правда, прогулка не оплачивалась. Так что тебя пугает?

– Я  не  могу  точно  сформулировать,  но,  если  хочешь, попробую.
– Да, хочу.
– Сегодня утром у меня было полчаса одиночества. Я сидела на кухне голая, поджав ноги, курила, кофе пила. И я была голая не только телом, с меня, как будто с капусты, все содрали, и осталась одна кочерыжка. И с этим ничего не поделаешь, защиты нет совсем никакой, меня можно гладить и закидывать тухлыми яйцами, носить на руках и ставить подножки, ласкать и издеваться. Я не могла принимать мир. Я весь день в таком состоянии. Но почему-то, когда ты начал подбирать варианты моего дальнейшего развития, я почувствовала себя безумно беззащитной и беспомощной. Ты на данный момент больше всех знаешь о моих переживаниях. Они не даются просто так, от нечего делать, и они бывают болезненные и непонятные. Я как будто оступилась.
– Это все?

– Ты все знаешь, все умеешь, гибкий ум, острый язык, у тебя многое есть и многое случилось. Было ощущение, что ты на меня ногой наступишь, как на муравья, и даже не заметишь. Мне не противоречит обнаженность и незащищенность, по сути, защищаемся только от самих себя. Но, вероятно, есть предел дозволенного, за который мне заходить не следует.
– Мигни один раз, если ты высказалась, и два раза, если позволишь высказаться мне.
– Валяй, высказывайся. Я не берусь утверждать, что все правильно донесла. А вообще, не бери в голову, это мои глюки.

– Это спонтанно, и по возможности серьезно. Мы с тобой общаемся и узнаём друг друга больше по мере разговоров. Мое отношение к тебе постоянно меняется. Нельзя говорить, что оно становится лучше или хуже. Я очень серьезно отнесся к твоим жизненным задачам и пытался поделиться своим опытом и знаниями и в переписке, и в Париже. Первый звоночек для меня прозвучал, когда я понял, что ты ничего не хочешь менять в своей жизни. Или боишься. Потом я почувствовал, что ты постоянно раздваиваешься и, не осознавая того, пытаешься жить двумя жизнями одновременно. И они у тебя постоянно вступают в противоречие и мешают твоему гармоничному развитию.

Оговорюсь, что это мое видение и мое мнение на основании нашего общения. И еще хочу сказать, что я не умею сюсюкать в серьезных вещах. Мне или человек неинтересен, и тогда я не общаюсь, или интересен – тогда я не могу ему врать Я с тобой хочу разговаривать о разных вещах... со многим не согласен, но это мои проблемы. Так вот. Я не знаю, что с тобой произошло в жизни. Ты умная, любознательная и смелая. И ты ставишь опыты над своим телом и душой бесконечно и не можешь остановиться.
И, по-моему, ты будешь это делать, пока не поймешь, что устройством своей земной жизни нужно тоже заниматься. Когда ты подходишь к моменту, в который нужно что-нибудь устроить в обычной жизни, ты тут же сбегаешь «в себя», в тот мир, где ты большими усилиями и переживаниями достигла уровня самоуважения. А если нужно решать серьезные задачи, то ты уходишь еще дальше, в себя, в новое и неизведанное, и тогда новые эмоции и переживания перекрывают все дискомфорты жизни, до возникновения очередных жизненных задач…

– Спасибо. Судя по твоим словам, у меня процветает шизофрения.
– Не торопи события – все шизофреники, в какой-то мере. …И тебя мотает по бешеной амплитуде. Ведь ты не успокоилась в поисках? А? Не знаю почему, твое духовное развитие и твоя «обычная» жизнь находятся в противоречии: одно дает душевный подъем и реализацию, другое – требует внимания и хочет стабильности.
– Так подробно меня еще никто не расчленял.
– Меня поразило твое отношение к «опыту» с розгами... Оно совершенно не вытекало из твоих рассказов о направлении твоего увлечения в саморазвитии. Которое хоть и не широко принято, но очень логично и обоснованно... И это был второй звоночек.
– К чему звоночек?
– Ты мне уже три раза разрешила высказаться. Я еще не закончил, и это просто взгляд через экран. Я могу остановиться в любую минуту... И я ни в чем тебя не переубеждаю.

– Язык мой – враг мой. Буду молчать.
– Ты говорила в Париже, что ты нашла СВОЕ дело. Ты говорила, что хочешь им заниматься. Но ты хочешь все попробовать, и что «еще что-то», неизведанное для тебя, встретится тебе в жизни. Вопрос: есть ли это «что-то ещё» в тебе?.. Мне показалось, что ты играешь в свою жизнь, пока еще. Говорят, что, может, так и нужно. Но ты ведь можешь помогать людям. Ты стремишься к этому? Или – к игре с собой, со своей жизнью? Я не буду на тебя наступать, как там, в Париже. Я там всё сказал. Когда я почувствую, что не нужен или просто мешаю, я испарюсь. А пока я здесь, я могу тебе подкинуть взгляд со стороны. И ты в полном праве пропустить его мимо ушей. В чем-то ты умнее меня, и я это не оспариваю. А в некоторых вопросах ты еще ребенок…

Зря я это все, с больной-то головы… Подытоживаю, и хватит об этом: для меня был нелогичен и непонятен твой эксперимент с болью через розги. Прости, если задел тебя, наверное, не имел права. И все равно у тебя красной нитью проходит, что ты стараешься жить в гармонии с собой, но этой гармонии не происходит. В быту и социуме – у тебя косяк! Поэтому тебе крутят у виска, намекая на шизика. Надо поправить, просто поработай над этим… Теперь все сотри и забудь. Я все это написал, чтобы поступить наоборот… И у меня голова сейчас лопнет, как мыльный пузырь… Я сдох в быту и социуме. Только шизики  делали  великие  открытия.  Очень  надеюсь,  что  у  меня  это тоже есть.

– Кирилл, я уже ничего не хочу с некоторых недавних пор, устала хотеть. Я просто занимаюсь СВОИМ делом, но оно такое, что, пока я не проработаю все в себе, я не могу помочь другим, просто тоже улечу в коррекцию, и ничего не получится. И я много работаю. Чтобы быть профессиональным кинезиологом, надо лет десять. Я открываю такие вещи, о которых люди даже не догадываются. Но, когда я начинаю об этом говорить, в ответ получаю слова, похожие на твои, и пальчик у виска (на пальчик не у всех хватает смелости). Скоро я привыкну к такому мнению о себе, но пока это больно, больно быть не принятой в искренности. У нас кот один на двоих. Я твою боль проживала с розгами. Для меня это тоже было нелогично, я вообще не знала, что это было.
– А что это было? Уф... это – не то? Есть вера. Есть методология... Пациенту врач не рассказывает про кишки. Тот ему просто верит.

– Как ты можешь верить врачу, если он сам болеет? Если он врач и все знает про тело и болезни, почему он нездоров? Разве в этом нет противоречий?
– Маленькая, тебе нужно спать, только не хочется отпускать тебя в разочаровании.
– Теперь какая разница, уже прожили, уже спасли. А в том, что педагоги, которые учат наших детей, живут в бедности? В этом тоже нет противоречия? Чему может научить ребенка учитель, который перебивается от зарплаты до зарплаты? Он на детей весь свой негатив и сваливает. А что могут дать детям родители, которые не развиваются в своих отношениях? Ложь. Обиду. Чувство долга, непонятно кому и за что?!

– Я опять про методологию работы и лечения. Врач как пример – он хоть цианистый калий выпишет – все ему поверят. НЕ УБЕЖДАЙ ЛЮДЕЙ В ТОМ, ЧЕГО ОНИ НЕ ХОТЯТ ИЛИ ДО ЧЕГО НЕ ДОРОСЛИ. Они просто будут верить тебе, а ты им просто будешь помогать. Это было последнее мое высказывание на твой счет, я тебе не судья.
– Да уж... ты мне палач!
– Чем могу...
– У меня голова кипит и бурлит, вовсю...
– Иди спать

– Не хочу. Мне уже вставать скоро. А вот твоей голове этот совет больше нужен.
– Пойду повешусь.
– Зачем?.. Почему?
– По кочану.
– Скорее я пойду. Миру нужны нормальные люди, а из нас двоих, похоже, нормальный ты.
– Не тяни одеяло на себя.
– Я и не тяну, ты его на меня сам наматываешь.
– Отлично! Повесимся оба. Мир станет лучше.
– К сожалению, не станет. Миру вообще все равно.
– И откуда ты все знаешь?

– «Они жили долго и счастливо и умерли в один день»... Завтра в 10 утра.
– Тем более. По Москве или Новосибирску?
– Давай по Москве, я подольше поживу. Я не знаю всего, я вообще ничего не знаю. Ты у нас умный.
– А вот фиг вам! Я просто образованный, больной, никому не нужный, бесполезный.
– Зато образованный. Никто не способен ТАК меня встряхнуть, как это получается у тебя. Только я не знаю, полезно это или нет. Это опять же тебе лучше знать. Я, кажется, тоже заболела.
– Тупейшее занятие заниматься с женщиной беседами о жизни. Что с тобой?
– Ты, как всегда, прав, дорогой.

– Кофе будешь? И можешь покурить.
– Спасибо, дорогой. Пойду покурю и кофе буду.
– Знаешь что... хрен с ней, с твоей головой... пусть будет какая случилась.
– Я попью кофе и пойду спать, мне надо хотя бы пару часиков, завтра весь день внимать.
– Зачем тебе внимать? Вынеси им мозги, будет всем хорошо. Сама не вспомнишь!
– Не могу. Во-первых, выносить их буду не я, а мне, более знающие люди, во-вторых, это материал моих будущих лекций, надо внимать.
– А то у тебя это очень хорошо получается, иногда.
– Что-то я не припомню случая, когда я тебе мозги выносила.
– А сейчас у меня с мозгами что, по-твоему?

– Я не знаю, что сейчас с твоими мозгами, сотрясение, если не ошибаюсь.
– Я тоже не знаю. Что-то произошло еще до аварии, там, в Париже. А я думал, вдруг что хорошее?.. Мне не хочется отпускать тебя, а спать тоже хочется давно... Но комп, как магнит, или ты магнитишься с моими мозгами.
– Ты хочешь сказать, что я поучаствовала в том, что произошло с твоими мозгами? Я тут намагниченная сижу. Я тебя вроде  жить  не  учила,  мнений не навязывала, я просто была, и  все.
– Очень косвенно… Что-нибудь говоря тебе, я каждый раз нажимал на какие-то кнопочки у себя в голове. Вот все и запустилось. На что?.. Что-то завтра будет.
– Кстати, суббота была сегодня. У меня кот взбесился. Прыгает по полу на всех трех лапах и орет.

– Какая суббота?
– Ты говорил, что в субботу ты примешь какое-то важное решение.
– Это было до аварии. …Это моя голова прыгает.
– А а-а-а, теперь все изменилось? А зачем твоя голова прыгает по моему дивану? Она что, и спит со мной? Обычно кот сворачивается калачиком на диване, и я вокруг него. Это получается, я с твоей головой сплю?
– Это я там.
– Ты... кот?! Не знаю уже, кто из вас кто. Я когда ему начинаю про тебя говорить, он сразу валится на спину, подставляет своё пузо и мурлычет громко. Да я не жалуюсь, просто в этот раз получилось так.

– Я и без разговоров на пузо согласен. Ты же видишь, я уже сплю посередине дивана пузом кверху.
– У меня все готово, я раздетая, постель расправлена. У меня горло болит, разговаривала сегодня с трудом, молчала больше, и, кажется, температура поднимается. Пойду я, лягу.
– «Постель была расстелена, и ты была растеряна»… Евгений Евтушенко. А на мне пластиковая коробочка.
– Это хорошо смотрится? Сексуально? Гламурненько? А что там дальше у Евтушенко? Ты с ним?
– Дальше купи витаминов завтра, как минимум, и избегай сквозняков. И не шлёпай босыми ногами по полу! А у него… «…И спрашивала шёпотом: А что потом? А что потом?..» Всем спать, и котам.
– Язык тебе показать хочется. Спокойной ночи, позвони мне через три часа, имею шанс проспать.
– Брысь, мелюзга!..
– Сплю уже! Чмок…

Через две недели сняли корсет, и Арский стал выезжать на объекты.
Московские дела, как на всяком финише, вскрывали многие недоделки творческого марафона. Три с половиной года он держал весь проект в голове, периодически изменяя его и дополняя, как художник изменяет и добавляет окончательные мазки в своём завершаемом художественном полотне. «Большое – видится на расстоянии». Так и сейчас, Арский видел в целом свой большой реализованный проект архитектуры и дизайна интерьеров всех объектов: квартир, коттеджей, гостевого дома, главного офиса и офисов филиалов компании, ландшафтного дизайна всех территорий объектов этого огромного разностильного проекта. Недовольные реплики и настроения, сопровождавшие его во время всей работы, год назад сменились полным доверием к его таланту, восторженными речами и хвалебными отзывами. Арский скромно принимал все эти чужие радости по поводу своего творчества. Он любил сам процесс работы. Но внутренне он был опустошён творчески и физически. Он боялся, что это опустошение приведёт к творческому бесплодию. Так много отдано сил. Наступал мучительный творческий кризис. А дальше-то что?

Тонкие ценители старины, его заказчик – президент компании, и особенно его супруга, хотели видеть в дизайне интерьеров жилых и гостевых домов где-то стиль рококо Людовика XIV, где-то барокко Людовика XV, где-то классицизм Людовика XVI. Вкусы Великой Императрицы Российской Елизаветы Петровны стали эталоном женского взгляда на дизайн интерьеров малых и больших дворцов для всех богатых женщин, которых судьба подводит к решению этой проблемы.
Лучшего для праздной и богатой жизни придумать невозможно. Всё меняется в мире, кроме человеческих страстей. Но Арский разделял их возвышенные вкусы: уж если делать – то шедевр на века. Арскому повезло: возможности заказчика были неограниченны, мировые предложения – всеобъемлющи. Ему оставалось только эффективно инвестировать деньги и придать стилю современные технические дополнения. Он старался не испортить узнаваемость стилей.

 Арский понимал, что лавры великого Растрелли его не коснутся. Вся созданная им красота принадлежит и радует узкий круг лиц. Все его труды останутся без имени. Его творческий успех – это Пиррова победа – потребовал от него много душевных и физических сил и даже жертв. Сколько их, невостребованных победителей?! И он один из них. А он и не болел звёздной болезнью. Главное – он ощутил красоту и логику внутренних творческих движений – красоту свободы!
                *    *    *