Разговоры, разговоры...

Автандил в газете прочитал занимательное сообщение одного из зарубежных институтов по изучению общественного мнения: «Какие браки самые прочные и счастливые?» и удивился. Счастливыми браками оказались те, в которых супруги почти не разговаривают друг с другом. Один ковбой прожил с женой без развода шестьдесят лет! Когда его спросили, как ему удалось это сделать, он ответил: «Видите ли, за шестьдесят лет мы не сказали друг другу и двадцати слов». Но вот супруга Автандила этого не знает и сопротивляется общественному мнению. Чуть что, давай к нему с разными вопросами, на то она законная жена.
Нет! Наши женщины без разговоров не могут.
Надо учиться разговаривать.
Сидит Автандил, смотрит телевизор. Жена сзади, как тень, мелькает. Не поворачиваясь, говорит ей:
— Света, а Света! Устала, поди? Присядь, «телек» посмотри! Хоть и смотреть нечего, а все ж разнообразие!
Удивилась она. Посмотрела на мужа по-особенному, словно впервые от него человеческую речь услышала. Так рядом и села.
Помолчали они. В экран поглазели — мрак полнейший.
— Глянь-ка, погода испортилась! Все лето — дождь,
и не позагорали даже! А дикторша, смотри, загорелая,
словно из Майями вернулась! — сказал Автандил.
— Так у них связи! А у нас что? Ни возможностей!
Сиди тут и пялься на их загорелые лица! Просто жуть!
Что «жуть»? Погода на улице? Или то, что по «телеку» пятый раз одно и то же кино показывают — человеческую нервную систему на прочность проверяют?
Хорошо беседа завязалась.
— Светлана, я слышал, что вчера твоя сменщица Ленок весь вечер рассказывала, как с мужем спорила, что у Леонтьева парик! А ты как полагаешь, парик или пет? Посмотришь на него, ну чисто женщина по бульвару дефилирует!
— Что ты словами-то бросаешься! Де-фи-ли-рует?! Что он тебе, дефективный какой, что ли? Пристали к человеку — попеть не дают! То к волосам, то к голосу, то к походке у них претензии, а о том, что он душу выворачивает, ни слова! Обидно даже!
— Света, милая! Уж так много душ на эстраде появи-лось, что им тесно стало, на экран захотелось!
— Ничего ты не понимаешь! Взять хоть тебя, хоть Вадика, мужа Леночки, что с вас возьмешь? Ни голоса, ни виду, ни перспективы! А критиковать кого, так они первые!
— Ну, это ты слишком! Что мы, не работаем?
Надо и по две смены, и без выходных вкалываем, а
поработал бы Леонтьев у станка, то не запел бы тонким
голосом, не станцевал бы «краковяк» на сцене и по ве
ревке под купол цирка не полез бы, потому как от усталости у него все тело бы дрожало и не в песню, а в «бай-бай» просилось.
Голос ее начал набирать высоту:
— Конечно, у тебя что не артист — так бездельник!
А сам недавно «Яллой» восхищался! «Тремя колодцами»! А? Говорил, как здорово поют?!
— Говорил! Так я имел в виду то, что поют о пустыне, а по ним не видно, чтобы они от жажды умирали! Смеются! Как в цветущем оазисе!
— Вот! И опять ты с критикой! Не надоело? На себя посмотри, ведь как есть — дистрофик малоразвитый, а туда же! Критиковать! В «Ялле» все ребята один к одному, усатые, высокие, симпатичные! Не то, что некоторые!
— Ну, это слишком! Что же ты с дистрофиком десятый год живешь?
— Не живу, а умираю со смеху от стонов и рассуждений!
— Интересно получается! А от чьих харчей я дошел до такого состояния? Ты же в кулинарии не бум-бум!
— Даже так? Хорошо! С этого дня я больше ни к чему не притронусь, объявляю забастовку! Готовь себе сам, а я у мамы питаться буду, посмотрим, что ты через неделю запоешь!
— Вот-вот! Она о тебе не зря говорила, что ты в душе — аристократка, к труду неприспособленная, что тебя надо оградить от кухни и стирки! Намекала, что все должен делать я, как настоящий мужчина!
— Ты маму не трогай! Что она тебе плохого сделала? Грубиян, хам! Завтра же подам на развод! Хватит, надоело слушать твои пошлости! Ухожу к маме!
Хлопает входная дверь. На экране телевизора мигают слова: «Внимание! Не забудьте выключить телевизор!» Автандил выключает, садится, думает: «Вот и поговорили! Нет, все-таки, прав, наверное, старый ковбой! Чем меньше говоришь, тем лучше!»
Впрочем, до серебряной свадьбы, хоть и разводятся каждый день уже в течение десяти лет, пожалуй, дотянут. А там до золотой — рукой подать!