Лето в городе

Девятиэтажный кирпичный дом, весь день простоявший под палящим солнцем, благодарно глядел на город распахнутыми окнами и наслаждался тёмной вуалью, которую набросила на него хитрая летняя ночь. Сегодня было тридцать семь. Маленький город, почти такой же, как и многие другие городки огромной страны, температурил, и людям даже расхотелось жаловаться, если они, конечно, не сидели в помещении с кондиционером: прохлада снова развязывала языки, откуда-то появлялись силы, и разговор возгорался с новой мощью.
Это лето в городе было таким же. Аномальная жара приходила и раньше, отсутствие полноценных дождей раздражало, но не обескураживало, а редкие короткие ливни добавляли противной влажности. Таков июль.
Июль приносит городу испытание по расписанию, и нечему тут удивляться. Многие старались покинуть территорию постоянного обитания, скованную непробиваемым льдом асфальта и камня, дезертировали в сельскую местность или санаторий; кто-то, скопив денег, путешествовал; иные чуть ли не ночевали в зелёных парках, где заботливые руки поддерживали молодость травы и цветов. Тяжелее всего приходилось труженикам, чей отпуск был назначен на другое, менее драматичное время, но ведь должен кто-то поддерживать жизнь города? Бабушка говорит, что привыкла.
В самом деле, трудно невнимательному человеку заметить едва различимую в уголках глаз усталость, когда она после работы возвращается домой, готовит мне ужин, а потом балует чем-нибудь вкусным. Сегодня была клубника, красная и такая большая, что можно зажмуриться крепко-крепко, перестать дышать, устав жевать, и всё равно не съесть целую ягоду в один присест.
Белый балкон распахнут, и виднеются тонкие обрывки облаков, которые замерли на ночь, чтобы выспаться и утром продолжить плавание. В однокомнатной квартире большого кирпичного дома, на пятом этаже, живёт тихий ребёнок с бабушкой. На верхней полке, куда так просто не достать, нужно взять табуретку на кухне и встать на цыпочки, и изо всех сил потянуться вверх, чтобы открыть дверцу, хранится фотоальбом, где есть фотография молодой женщины, но бабушка не разрешает смотреть.
Вечером, когда мы легли спать, послышался глухой, ноющий, как зубная боль, плач, и выспаться мне не удалось. Бабушка спросила утром, почему я не могу подняться, а узнав причину, пожала плечами: она стала слышать хуже несколько лет назад.
С тех пор в течение нескольких лет синонимом к слову «счастье» для меня было простое «выспаться». Мои оценки ухудшились, но что поделать? Младенцы – всего лишь младенцы, и если ваш ведёт себя тихо, спит, ест и пачкает пелёнки, вам повезло, потому что ежедневное нытьё на одной ноте способно свести с ума кого угодно. Может быть, моё горло выбрасывало такие же звуки, которые мама не сумела вынести?
Как бы то ни было, ребёнок ревел каждый день по нескольку раз. Он ревел, если ему было жарко, хотелось спать или пить, требовалось внимание… Сотня причин! Он учился ходить и падал, и новое чувство боли, а может быть, досада от неудачи заставляли его снова и снова открывать рот и пронзительно вопить. В другие дни он нудно хныкал или цеплялся за звук своего голоса, за одну-единственную гласную, которую тянул и тянул, и не было конца этому незаказанному концерту. Ни разу мне не приходилось слышать, чтобы кто-то успокаивал его, хотя, вероятно, колыбельная матери или шутливый тон отца не могли проникнуть сквозь этаж, будучи тише по сравнению с громом младенческого крика.
Лето было самым невыносимым временем. Наглухо закрытые окна смягчали резкий плач, но невозможно было находиться в квартире в середине июля при закрытом балконе. Разумеется, семья с малышом находилась в тех же условиях. На балконе висели крохотные вещи. Широко распахнутые окна впускали ночной воздух и лунный свет и выпускали писк, визг, неразборчивые слова и капризный, эгоистический плач. Внизу на диване лежало изнывающее от жары и усталости тело с испорченными этим ненормальным мелким нервами.
Обычная музыка дополнилась в один день чем-то новым и странным. Таким мог быть сигнал «воздушная тревога», и сердце в первую секунду почти остановилось. От нестерпимой боли кричало что-то нечеловеческое, какой-то жуткий выходец из преисподней. Впрочем, кошек можно считать такими, однако если подумать, сколько бедное животное натерпелось и натерпится ещё от этого несносного ребёнка, то можно поставить памятник «За муки», даже если под кошачьей маской скрывался сам чёрт. И о чём только думали родители, покупая кошку для этого цветка жизни?
Хищный цветочек, жестокий.
Когда вой животного и нытьё ребёнка стали неотъемлемой частью обстановки дома, подростку показалось, что он стал слышать их реже. Это лето обернулось вдруг спокойным и размеренным, хотя от раскалённого воздуха было тяжело дышать и в глазах темнело. Пыльные листья замерли, притаились, мечтая о чёрном небосклоне, усеянном звёздами, дарящем краткое избавление от зноя. Замерли календари, застыли шоссе, и только на вокзалах в броуновском движении люди несли чемоданы и сумки, покупали прямоугольные бумажки-индульгенции, дающие право на прощение и побег из летнего ада куда-нибудь в область, где покрытые сочной травой холмы хранили секрет наслаждения даже самым кипящим июлем, где крыльцо можно было окатить водой из колодца, где зрели кислые яблоки и вишня. Но семья с ребёнком осталась в городе.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Прошло несколько лет, и теперь я живу в квартире в одиночестве.
Последовали и другие перемены, которые даже при самом позитивном мышлении не могли быть приняты с радостью. Ночь вернула себе право называться бессонным временем суток. Бабушка говорила, что надо интересоваться, кто твои соседи, но у меня не вышло. Сейчас мне бы очень хотелось знать, что делают родители этого недомерка, почему не ночуют дома. Должно быть, работают, но кем? Любопытство, что поделать. Ведь их ненаглядный сынок устраивает чуть ли не каждый день зажигательные танцы с участием своих приятелей и глупых девиц на каблуках (копыта), и сопровождается это не менее фееричной и максимально громкой музыкой, состоящей из сложной комбинации трёх нот.
Давно мне нет необходимости ходить в школу, да и из дома-то я не выхожу, на жизнь зарабатываю в Сети; и я могу, конечно, спать днём, а ночью бодрствовать. Но почему мне нужно подстраиваться под ритм жизни соседа?
Помню мой поход к нему. В тот пылающий летний вечер молодёжь совсем расшумелась. Превозмогая себя, ощущая, что колени становятся ватными, а в животе образуется чёрная дыра, вижу, как моя рука тянется к дверному звонку. Может быть, у меня тепловой удар, и поэтому я вижу всё в тёмно-сером с прожилками малинового и зелёного обрамлении?
Всё-таки я старше на десять лет – почему же я боюсь его, он совсем мальчишка?
В ответ на замечание он иронично извинился, в голосе ни капли сожаления, и захлопнул дверь прямо перед носом бедолаги, единственным желанием которого было провалиться. Музыка прекратилась, но до глубокой ночи с верхнего этажа доносился громкий хохот и болтовня. Через три дня у него состоялась очередная вечеринка с музыкой и прочим.
Надо ли говорить, что шум снова стал привычным фоном моей жизни?
Как и следовало ожидать, этот человек нашёл себе девушку. Теперь вечера с громкой музыкой, которая сверлила мозг, чередовались с другими, когда он приводил её на ночь и они занимались любовью. Конечно, можно было с лёгкостью слышать её стоны и даже скрип кровати. Возможно, в домах с течением времени звуковая проницаемость усиливается или всё дело в обострившемся некстати слухе?
Мне не оставалось ничего другого, только включать музыку по ночам (плеер в помощь) и заниматься работой. К несчастью, в середине лета у меня сломались наушники, служившие так долго верой и правдой. Открытое окно впустило в комнату темноту и долгожданную прохладу. Даже нынешние двадцать семь кажутся благодатью по сравнению с дневными тридцатью семью.
Без наушников я услышал, как в квартире сверху плачет ребёнок.