Радость

Море вздыхало, выдыхая волну за волной, которые мелкими взмахами и перебежками добегали до берега, видели чуждую водной стихии сушу, на мгновение смиренно, удивленно замирали и катились обратно, в открытое море.
Волны игриво перекатывались с гребня на гребень искрясь в лунном свете, словно кто-то перебирал серебро на огромной, мощной и щедрой ладони.
Скалы, эти айсберги суши и стражи вечности, лениво взирали на шалости волн, омывающих их основание. Год не досчитался еще одной ночи, уступая свою власть дню.
Солнце робко стучало в небесные двери, прося дозволения восхода. Прохлада освежила день и собиралась будить сонные умы людей.
Последняя звезда упала за пазуху Вселенной, и оттуда потянулись лучи солнца, еще бледные и нежные, словно разбуженное в неурочное время дитя.
Было слышно, как одолевает ночная тишина ту дневную суету, которую называют борьбой за выживание.
Море прихорашивалось, ожидая поклонников. Все вокруг говорило о том, что день будет жарким. Середина лета, юг, море, горячие люди с горячими приветами и ответами это не отрицали.
Завтра бабушке стукнет сто лет. Дата, конечно, но она, как и все женщины после тридцати, не любит говорить о возрасте.
Дедушке сто десять, но он пятнадцать лет назад ушел в другой мир, коротать вечность там, ожидая бабушку.
Деревне моей семьдесят лет. Сотворить ее придумал Берия, а местная власть помогла ему воплотить придуманное в жизнь, заселяя болотные места менгрелами, абхазами (которые и жили здесь), грузинами и русскими...
Мой отец любил персики, наш большой сад был засажен деревьями разных персиковых сортов, ну, и как же без инжира, винограда, груши, айвы и многих других фруктов, бахчевых и овощей ...
Отец мой умер, а за ним умерли персиковые деревья, а потом и сад.
Он и дом построил, и сыновей вырастил, и деревья сажал, но осталось не все. Брат в том же месте утонул, где и отец. Дом после войны занят неизвестно кем.
Говорят, что все возвращается.
Хотелось бы, чтобы возвращение было счастливым и радостным, иначе как же, виртуально посещать могилы моего отца и брата в Абхазии?
Радость, что могу пойти на кладбище и посидеть у их могил, прополоть сорную траву, вновь покрасить кладбищенскую ограду и вспоминать их живые, чистые лица, вслушиваться в посторонние голоса и украдкой смотреть на свечи, чтобы ветерок не погасил их, как погасила судьба годы их пребывания на свете.
Начинал я морем, морем и закончу мой разговор.
— Скажи мне, отчего тебя Черным зовут?
Море молчало, но я услышал:
— От чего тебя Черным зовут? — это эхо уже спрашивало меня.
— Невоспитанные люди все это, не я.
— Но ты меня спросил.
— Обидное спросил? Извини.
На море набежал штиль, будто оно запретило волнам
резвиться. Уже чайки, гагары, рыбы и люди окончательно проснулись.
Мне больше на берегу делать было нечего. Праздника из отдыхающих, летающих, ныряющих и мечтающих, хватало и без меня.
Горячую ладонь левой руки я опустил в воду и почувствовал сильное, обжигающее морское рукопожатие. Я не понял, поздоровалось или попрощалось со мной море, ведь вечером я опять собирался сюда. От холодного песка шел легкий дым, будто от легкой женской сигареты.
Солнце уже заняло свое место на небосводе. И мне тоже предстояло занять свое место за столом, любовно накрытым женой и мамой ...
Дом был рядом...