Дизайнер Гл. 11 Домой 11-1 Исповедь

Гл.11-1
Неделя прошла в деловой подготовке подписания договора. Но в ночь с пятницы на субботу 08.08. 08 года, в радостный для мира день – открытия олимпиады, началась война: Грузия напала на Южную Осетию. Россия выступила в защиту Южной Осетии и Абхазии. Пять следующих дней весь мир и народы России были прикованы к экранам телевизоров, с тревогой наблюдая за военными событиями, разрушениями и жертвами, постигшими братский народ. В понедельник, через неделю, Арскому сообщили, что строительство выставочного комплекса откладывается на неопределённое время. Очередной, жестокий удар судьбы коснулся не только Арского, но и всей России…

Арский пришёл домой уставший и душевно опустошённый. Сильная головная боль сковала его виски и переносицу. Дома он померил давление. Принял лекарство, сел на диванчик, обнял диванную подушку и в полной прострации в позе сфинкса упёрся пустым взглядом в стену. Сколько он так просидел, он не знал. Когда он очнулся от оцепенения, за окном были сумерки. Голову сковало обручем боли, он понял, что сам не сможет снять напряжение, как это умела делать Маша. Он не виделся с ней с поездки на свадьбу Вадима и считал, что окончательно расстался с ней. Но сейчас это не имело значения. Ему было очень плохо, и он решил позвонить ей:
– Помоги разобраться.
– Голос одинокий.
– А мы все одинокие. Есть повод покончить с одиночеством и перейти на другой уровень. Если сможешь, приезжай сейчас.

Она ответила тут же:
– Приеду сейчас.
Он бросил телефон на столик, снова обнял свою любимую подушку и погрузился в прострацию. Усталый мозг перестал его слушаться. Он не мог ни думать, ни спать, ни открыть глаза. Когда она приехала, был поздний вечер. Он так и не уснул.
– Что случилось, Кирилл?
– Голова болит.
– Какое давление?
– Нормальное, – как всегда, соврал он.
– Давно так сидишь? – тревожно спросила Маша, увидев его покрасневшее, напряжённое лицо с закрытыми глазами и глубокой складкой на переносице. Он был в тяжёлом стрессовом состоянии. Она взяла тонометр и измерила давление: 250 на 120. Дала таблетки, смазала виски ментоловым кремом.

– Наверно, вторые сутки.
– Вызвать «скорую»?
– Смеёшься? Они же госпитализируют. А я сам как «скорая помощь» на своих объектах. Каждую минуту могут позвонить с какими-нибудь проблемами. Я должен быть мобильным.
– Мог бы и полежать, полечиться и оттуда ездить на объекты. Ничего с твоими объектами не случится.
– А неустойки кто платить будет?

– Ты что-нибудь ел?
– Ничего.
– Я сейчас приготовлю.
– Вначале сними мне головную боль.
Маша подошла сзади, подложила под голову диванную подушку и осторожно наклонила её на себя. Он откинулся на подушку, не открывая глаз. Она начала руками делать пассы, снимая с его головы отрицательную энергию. Её руки быстро онемели от пронзающих до локтей покалываний. Его аура была деформирована. Она смыла заряды под краном и повторила процедуру выравнивания ауры.
– Лучше?
– Да.
– Теперь ляг и полежи. У тебя и спина затекла. –

Маша пошла в ванную комнату, сняла кофточку и стала смывать прохладной водой из душевого шланга отрицательную энергию со своих рук от локтей до кистей, пока не прекратились колики.
Выйдя из ванной, она включила чайник, открыла холодильник и приготовила его любимые бутерброды с сыром и свежими помидорами, полив их соевым соусом. Затем заварила чай и накрыла журнальный столик.
– Поешь.
– Нет. Сначала ты ещё поработай со мной. Уже лучше.
Маша выполнила его просьбу, поработав над всем телом.
– Ну, рассказывай, как ты себя довёл до этого?! – Маша села в кресло напротив него и постаралась вывести его на разговор. Арский отхлебнул чай.

– Дежа-вю! Так уже было год назад, в этой же квартире. Только я задавал тебе этот вопрос, – Арский отпил чая. – Всё время сахар забываю.
– Потому что ты не здесь.
– А где?
– В себе и по пути в прошлое. Это диагноз депрессии. Мой клиент. Рассказывай, что случилось.
Он нехотя и несвязно отвечал на её вопросы. Постепенно разговорился, заулыбался и с удовольствием съел бутерброд.

– А что ты не хотел делать? – спросила она, когда он поел. – Гипертонический криз – реакция организма на твой внутренний протест.
– Всё. Я ничего не хочу делать, живу какой-то невероятной, неудовлетворённой жизнью. Я потерял интерес к своей работе. Но пытаюсь её делать, как обычно, качественно, а вдохновения нет. Я не знал, что такое творческий кризис, теперь узнал.
– Все кризисы проходят, пройдёт и твой.
– Надеюсь. Мой кризис – это некий рубеж творчества, похожий на тупик, предел. Нужен пересмотр направлений дела и творчества. И кто-то в таких случаях выпадает из процесса. Я ощущаю себя выпавшим из дела и дизайнерского процесса. Думаю, это ненадолго, – напряжение спало, лицо Арского расправилось и обрело нормальный цвет. Он взял кружку с чаем, остудил её в руках и потянулся за бутербродом.

– Дизайн – это мода, как и в одежде, вещь временная и капризная. А интерьерный дизайн – ещё и вещь капитальная. Менять её так же часто, как одежду, можно, но очень дорого. Это не под силу даже олигархам. Поэтому, отделывая свои загородные дворцы, доморощенные олигархи тратят большие деньги, пытаясь придать своим жилищам общепризнанные модные стили, чтобы на века.
Например, стиль времён Екатерины Великой, но, естественно, с современной технической начинкой. Для этого они нанимают дорогих дизайнеров. Мне повезло: я имел такого заказчика. Я сделал такие интерьеры в Москве. Они будут жить долго. Но я их больше не увижу. Это мои дети, отданные в чужие руки. Я скучаю о них.

Мне достались богатые и доверяющие мне люди. Они хотели стильной красоты – я им её создал. И осчастливил их. Но опустошил себя. Теперь у меня руки не лежат к заказам, которые ниже этого уровня. Сейчас наши олигархи скупают дома и дворцы на Западе. Это интересно. Там своя культура и свои дизайнеры. Правда, некоторые приглашают проверенных дизайнеров туда для отделки их старых замков. Но пока я не имею таких предложений. А дизайнер не может работать в стол, на полку. Его продукт творчества должен жить, как, впрочем, и всякое творчество, – Арский со свойственной ему глубиной анализировал причины своего творческого кризиса.

– Последнее время полосатая жизнь состоит из одних чёрных полос. Устал. Но не от работы. От людской подлости и жадности. Ты знаешь, я всегда был готов бороться за справедливость и добро. Но у каждого своё понимание добра и справедливости. Эта борьба не имеет смысла. А ещё печально то, что сделаешь людям красоту, вложишь всю душу, как в своего ребёнка, а они даже фотографии снять для портфолиума не позволяют. Хуже того, под всяким предлогом норовят не заплатить за работу.
Хотя во все времена художника мог обидеть каждый. Прагматизм разрушил нравственность. Кризис нравственности приведёт цивилизацию к гибели. Эго – внутреннее я человека – это часть Космоса, всего мира. Не понимая этого, прагматичные эгоисты не сознают, что творят, они несут миру гибель. Они разрывают целое на части. Часть не может быть целым, – Арский отпил чай.

– Если бы кто-то сейчас мог заглянуть в моё сердце, мне бы пришлось устыдиться. Мне страшно! Я чувствую опустошённость. Пустота причиняет мне боль, и я чувствую, что могу скоро уйти из жизни. Так бывает… Вот живёшь, живёшь, видишь красоту травы, земли, неба. И вдруг бац – холмик… Так бывает. Помнишь, в «Мастере и Маргарите» Воланд сказал о судьбе: «Человек собирается распоряжаться собой, другими.. И вдруг – у него саркома лёгкого». Так бывает… Тщетны попытки убежать от судьбы.
Но я спокоен. Владея силой красоты и любви, я радостно пройду через смерть. Так бывает… – Арский встал, закурил, подошёл к балкону и выпустил дым в приоткрытую дверь.

– Ты всё-таки нашёл «чёрный ящик» своей души? – вспомнила Маша разговор на их первой встрече здесь, за этим столом. – Тогда тоже была депрессия, но «чёрного ящика» там не было.
– Ты думаешь, я совсем обмяк? Ошибаешься! У меня много творческих сил. Я полон надежд. Но я вижу себя со стороны. Я физически истощён, я устал. Я могу уйти, потому что выполнил свою задачу на Земле. Надеюсь, всё будет хорошо, даже если будет совсем наоборот! – Арский допил чай и прилёг на диван.
– Ты прав. Всё пройдёт, и усталость тоже, – Маша гладила его голову.
– А вчера меня окончательно добили залпом из ракет системы град в Южной Осетии. Не смейся! Буквально и переносно: федеральную программу по строительству здесь выставочного комплекса закрыли. А я, сын и его друзья выиграли конкурс на дизайн всех помещений выставочного комплекса. Не программу закрыли – меня закрыли.

– Вы молодцы – Гении! Я поздравляю вас! Проект пригодится, если не здесь, так в другом городе.
– Работая с сыном, я подумал, что зарождается новая человеческая цивилизация людей, свободных и сильных, с расширенным сознанием.
– Не напрягай мозги. У тебя же давление.
– Рассказывая об этом, я снижаю его.
– Ну, снижай дальше!
– Так вот! Когда я понял, что обладаю расширенным сознанием и экстрасенсорной способностью выходить в тонкий ментальный мир Вселенского Сознания, я долго скрывал это. Потом я понял, что некоторые, особенно религиозные люди, верят в такие способности. Я научился использовать свою данность, не пугая окружающих своим расширенным видением.

– Меня вначале нашего знакомства ты сильно напугал.
– Я знаю. Но напугал я тебя не экстрасенсорными способностями, а тривиальной человеческой ревностью. Прости, пожалуйста, хоть сейчас.
– Да. И в переписке было много пугающего для меня.
– Благодаря тебе и этой работе над проектом я понял, что можно объединять такие способности человека и создавать некий коллективный разум, связанный экстрасенсорными каналами с информационным полем Вселенского Сознания. И это здорово! Это – новая ментальность. Это новая цивилизация. С тобой я ощутил ментальную гармонию.
– И бросил меня.

– Это не я бросил. Это время нас развело. Обсуждая разные темы, мы всегда знали, что есть это «что-то ещё». Мы как бы пользовались с тобой одним информационным словарём. Причём совершенным, энергетическим и беспроводным. Я, находясь в Москве, читал твои мысли. И даже, как ты сама писала, предвосхищал твои ответы и вопросы.
– Да, я это чувствовала.
– Ты тогда спрашивала: как я это делаю? Отвечаю теперь! Я формировал мысленный образ того, о чём спрашивал, а ты, не ведая о том, его считывала в информационном поле общего Сознания и отвечала мне точно по моему мысленному образу. Поняла?

– Поняла! Но я это делаю по-другому: я ищу ощущения в чувствах, которые у меня есть, и пытаюсь из них сложить новые вариации ощущений. Варьирую чувствами.
– Да, да! Это и есть старая ментальность! Из старого сложить новое. Это тупик. В Париже я безуспешно убеждал тебя направить эти поиски в область своего разума, варьировать мыслями с использованием Вселенского Сознания. Вариаций здесь – немерено! Это путь создания новой ментальности.
– Я думаю, у каждого свой путь.
– Да, я свой путь закончил. Свою задачу – создания локального коллективного сознания в условиях старой ментальности – решил. Жаль, не  дали  реализовать  проект  на практике.  Я ещё бы смог!

Он замолчал. Это звучало как исповедь, как отчёт об исполнении своего предназначения в жизни. Видно было, что его душу мучает тоска о краткости жизни. Новый, неожиданно обрушившийся на него стресс бытия обострил его болезнь. Это был приступ страха, чего Мария в нём раньше не замечала. Но страха не за свою жизнь, а страха не успеть завершить свои дела. Маша не стала развивать разговор, хотя ей очень хотелось хоть чем-то утешить его. Она только сказала:
– Не унывай. Уныние – великий грех. Давай спать. Утро вечера мудренее.

– Да, теперь спать. Спасибо тебе, Маша, ты спасла меня. Выслушала меня. Никому, кроме тебя, это не понять. У тебя будет всё хорошо. Мы же любили и узнали себя другими. Я надеюсь, не зря. И останемся хорошими друзьями. Ты иди и ложись на кровать в спальне, а я здесь устроюсь, на диванчике, – он устроился на диванчике и, пока она убирала со стола, заснул.

Маша прошла в ванную комнату, умылась и, вернувшись и поцеловав его в щеку, ушла в спальную. Но сон не шёл. Она очень жалела, что они расстались. Сейчас, когда он позвал её в трудную для него минуту, она поняла, что он надеялся на неё. Надеялся, что она избавит его от одиночества. Она жалела, что все его нервные срывы в отношениях с ней по большому счёту были ею спровоцированы. Она всегда отстаивала свою свободу, как кошка, гуляющая сама по себе. А он, разочаровываясь в ожиданиях, закрывал свою душу. Ему нужна была преданная и любящая подруга, заботливая и восхищающаяся им и не свергающая его с пьедестала сфинкса. А она боялась его. Общение с ним было подобно прикосновению к какой-то тайне: он ходил по краю потусторонних сил. Необыкновенный во всём, он являл силу и веру человека, пришедшего в этот мир, чтобы удивить, обучить, создать свою историю и оставить свой след.

До сего дня надежда не покидала её. Теперь, после его откровения, почти исповеди, надежда покинула её. Она вдруг поняла, что его любовь – любовь человека, пришедшего из другого мира, человека, отмеченного Богом. И потому ему отпущен такой малый срок. Она простила ему все обиды, отпустила его из своей души и задремала…
Утром Маша разбудила Арского, ей было пора уходить. Арский сказал, что ещё поспит, но встал проводить её до двери. Она чмокнула его в щеку, вышла, вызвала лифт и в ожидании, пока он придёт, задумчиво уставилась взглядом в простенок между двумя дверями лифтов. Она спиной чувствовала его взгляд, но не оборачивалась. Ей было больно смотреть на него. Её душа страдала.

Арский провожал её, стоя в проёме двери своей квартиры. Он смотрел на её стройную фигуру, ожидая прощального жеста. Ощущение окончательного прощания не покидало его: она больше не придёт сюда никогда. И чем громче нарастал шум спускающегося с верхних этажей лифта, тем яснее он понимал трагичность их расставания.
Он понимал, что он любит эту свободную, как вольный ветер, нежную, как морская волна, женщину более всех любимых им до нее женщин. Она дала ему ощущение счастья. Интуитивно поняв его внутренний мир, она наполнила его светом и теплом своей страстной любви и обожания его таланта. Все его душевные муки и усилия, потраченные на достижение успеха и благополучия, непонятые и неоценённые теми, ради кого он всё это делал всю жизнь, наконец, обрели для него жизненный смысл благодаря любви и признанию этой женщины. Жизнь имеет смысл хотя бы ради этого короткого ощущения гармонии счастья.

Он ясно осознал, что любовь – великая созидающая сила, – проявляется через гармонии души и тела, чувств и разума, цвета и тени, простоты и пластики, через необъяснимое энергетическое совпадение всех сторон человеческой сущности, словно пазлов картины Мироздания. И чтобы получилась истинная картина, надо долго и кропотливо искать эти совпадения, искать свои гармоничные пазлы!
Провожая её взглядом, Арский с глубочайшим удовлетворением осознал, что он никогда, что бы ни случилось, не разлюбит эту женщину. Их душевные пазлы сложились и вписались в истинную картину мира навечно. Он ощутил себя любимым, любящим и счастливым! И это то, к чему он стремился и чего ему не хватало в жизни. К чему, как он полагал, должен стремиться каждый человек.

Шум подкатил. Клацнули тормоза, и со скрипом раздвинулись двери кабины лифта. Она вошла, нажала кнопку и обернулась. И лишь теперь, сквозь просвет закрывающихся дверей лифта, она увидела, что он так и стоит, в проёме двери, в одних трусах, одной рукой упираясь в косяк, а другой держась за ручку двери, слегка наклонив голову и улыбаясь, как всегда, растянув губы, проявляя ямочки на щеках и приподняв крылья бровей, словно для взлёта. Она открыла рот, что-то сказать, но успела только помахать рукой и улыбнуться. Створки лифта, как шторки экрана в кинотеатре, с шуршанием закрылись. И в этот момент  то  ли  в  её  сознании,  то  ли  на  экранах  закрытых глаз всплыла короткая надпись, заставившая её содрогнуться: «Конец».

В её закрытых глазах медленно таяла светящаяся, словно ангельское распятие, тень силуэта Арского в проёме двери. Он улыбался!.. По её телу прошла дрожь. Что-то мистически тревожное было в этом улыбающемся прощальном распятии…

Арский вернулся на диван, лёг, но уснуть уже не мог. Головная боль, свалившая его вчера, отступила. Но хаос в мыслях наполнил голову мраком. В этом мраке он не находил ни одной светлой ниточки мысли, за которую он мог бы зацепиться и пойти по ней на свет из тьмы стресса. Состояние хаоса в сознании и давящего стресса он испытывал давно, ощущая его за грудиной постоянной, разрастающейся тяжестью. И снять эту тяжесть он не мог ничем. Тот лучик света, который Арский нашёл недавно, работая над проектом выставочного комплекса, и который освещал ему выход из всех проблем, безнадёжно погас. Он снова искал свет в хаосе жизненных проблем и своего сознания. Но не находил. Он сел на диван, принял свою излюбленную позу сфинкса, закрыл глаза и устремился мыслями вверх, в поток сознания.

Там, в потоке сознания, было светло и легко. В голубом тумане пространства он видел свой потускневший лучик, идущий от земли вверх и соединённый с общим светом, освещающим Землю. В этом луче виделось всё его прошлое и будущее. Его лучик окружали люди со слабым светом, высасывая из него и так уже слабый свет.
Их взгляд был обращён вниз, в темноту, под ноги, в землю, и тьма земли высасывала из них их свет. А они – из него. Они боятся смотреть вверх, не понимая, что только оттуда идёт свет жизни! Страх оторваться от земли замещает смелость. А только смелость излучает свет, образуя канал связи с общим светом наверху. Светом жизни! Вон сколько светлячков – лучиков смелости. И все они связаны с этим голубым светом наверху и питают друг друга.
Но его свет слабеет. Из него много высосано, так много, что он не успевает пополняться свыше.

«Харон стучит в мою дверь. Я чувствую дыхание реки Стикс. Удивительно, вся река заполнена лодками перевозчиков. К чему бы это?» – удивлялся он пространственному видению. Сознание легко летало по голубым волнам времени.
«Что меня держит на этом берегу? Люди не дают мне света, а только берут. Человек перестаёт быть человеком, как только его свет иссякнет. Пока он светит – он живёт. Всё дело в том, как эффективно он расходует свой свет в жизни. Да, да! Кто сильно горит, тот быстро сгорает! Хорошо, когда в жизни человека – гармония. Когда все обмениваются своим светом, не истощая кого-нибудь чрезмерным эгоизмом, как хищник или вампир. Мне не повезло: я почти весь свет отдал близким. Почти ничего не получил от жены. Наверно, так было нужно, ради сына, его будущего. У него – яркий свет, вот он рядом, и он делится им со мной. Значит, я отдал свой свет не зря.

Мой свет гаснет. И отдавать уже нечего. Ещё со мной делятся своим светом родители. Но их свет угасает и так слаб, что каждый раз, отдавая мне свой свет, отцу «ремонтируют» сердце. Мать худеет до измождения. Я стараюсь избавить их от своих проблем, чтобы не давать повода для расхода их света на меня. Я виноват перед ними. Мало отдавал им своего света. Они всё равно любят меня. И весь их свет направлен лишь ко мне. В основном он и питает меня там сейчас.
Вот свет от Маши. Он яркий и мощный. Но и он не может уже поддержать гаснущий свет моей души. Я правильно сделал, что расстался с нею, потому что не могу, не в состоянии дать ей свой свет. Она и так сильно выручила меня: дала мне много своего света в самый тусклый период моей жизни. Она поймёт и простит меня. Удивительно! Отсюда всё видно, кто, кому и сколько отдал света! Прямо светлые щупальца разной толщины.

И свет, идущий ко мне сверху, тоже очень слабый, меньше, чем у других. Видно, я
всё выполнил, для чего пришёл на землю. Поэтому Харон стучит в мою дверь. Ещё осталось света выйти к реке Стикс. Вот и туман над хладноводным Стиксом. Паромщик, где ты? Я к тебе спешу. Спасибо, Господи! Твой пьедестал, куда меня воздвиг ты, я не разрушил и не осквернил!»
Арский понял, почувствовал, что ему подают знак завершить дела….

*   *   *