Радомир

               

               
                Ибо вина не наказывается, даже если бы
                вообще существовала вина: она лежит на
                воспитателях, родителях, на окружающей
                среде, на нас самих, а не на преступнике – я
                имею в виду побудительные причины.
                Ибо тот, кто наказывается, не заслуживает
                наказания: он употребляется лишь как средство,
                чтобы отпугнуть других от совершения впредь
                известных действий; и точно так же тот, кто
                вознаграждается, не заслуживает этой награды:
                он не мог поступить иначе, чем поступил.

                Автор Известен


          Несмотря на нашу разность, долгое время мы с Радиком, были для всех чем-то целым. Также когда-то казалось и нам…. В раннем возрасте мы вместе видели то, что не дано было видеть другим.
         Например, нас привозили на зимовку из холодного Бограда, когда нам было года по два, и в СМП, мы часто напарывались на необъяснимые вещи. Может быть, во всем виновата смена часовых полюсов, магнитных полей, и прочее, но нам было дано видеть другую реальность. Правда, все эти вещи происходили и на самом деле только первые дни после приезда из Бограда. Однажды, в угольном сарае, мы видели маленького, размером с ящерицу крокодила. Посёлок укрывал белый снег, который казалось был всюду, внутри сарая чёрный уголь, и мимо нас пробегает настоящий крокодил. На крыше Бабушкиного дома, на которую вела лестница от самой земли, мы находили настоящий хрустящий хворост. Может это как-то ещё называется, но в моем сознании эти сладкие палочки цвета поджаренного сдобного теста остались, как хворост. Мы находили эту манну небесную на крыше три дня подряд.  Однажды, Бабушка запалила нас, когда мы спрыгивали с лестницы.
     EM: 96. Banffo Banfi «Oye Cosmo Va». Увидев в наших руках нечто, возможно «хворостом», это представлялось только нам, она конфисковала загадочную субстанцию и пошла по соседям, расспрашивать, кто одарил её внучат таким лакомством. Было и ещё что-то, и скорее много всего, но не это имеет значение, а то, что только в дошкольном возрасте у нас были совместные мистические переживания, при чем я помню Радика отчетливо, как участника каких-либо странных событий лишь лет до трёх, может быть четырех. Подрастая, мы тоже большую часть времени проводили вместе. Но, во-первых, среди нас уже были Кира, а затем Эля, а во-вторых, если Бабушка или мама говорили, что со двора нельзя сделать и шагу, то Радика невозможно было соблазнить. В моих прогулках с Олегом он не участвовал, на корабль не ходил и с Сашкой Родиной не дружил.  Наше настоящее сближение началось, когда Олег испарился, а окончательно мы стали друзьями, когда нам исполнилось по шесть и на следующий год мы пошли в школу.
       В первом классе чуть ли не с первого урока мы вместе влюбились в смазливую отличницу Таню Лукьяненко. Она была причиной наших скандалов и размолвок. Мы спорили до драки, кто будет её мужем, а потом с упоением рассказывали друг другу, что мы сделаем с ней, когда она попадет в наши лапы и будет в нашей власти. Я придумывал изощренные пытки, а Радик очень серьезно глядя на меня, медленно кивал головой. Контролировать свои эмоции я никогда не умел и однажды, от чувств, зарядил Тане в глаз куском пластилина. На линейке перед всей школой нас, почему-то обоих, заставили извиняться перед Таней, смотревшей на нас одним с половиной глазом. Половина глаза затянулась синяком. Однако, не долго Таня ходила перед своими подругами с задранным носом. Перейдя в четвертый класс, в большом школьном городке, мы вдруг во все глаза (в две пары, как вы понимаете) засмотрелись на белоснежное создание из параллельного класса. Это была обычная и при ближайшем рассмотрении вовсе не белоснежная девочка Лена Мажура. Во-первых, мы повзрослели, у нас произошла переоценка ценностей, и под красотой мы стали понимать видимо, что-то совсем другое. Я говорю мы, потому, что и я и Радик, снова влюбились одновременно и в одну и ту же минуту, признались друг другу в любви к существу с двумя огромными белыми бантами, а эта сводящая с ума слегка надменная улыбка, а эти чёрные колготки…При чем у Лены, тоже была сестричка, правда на два года младше, но такая же хорошенькая и одевали их, как и нас с Радиком, до пятого класса одинаково. Лену мы прозвали «Малышка», и так и обращались к ней, что очень её смущало и стало причиной ненависти всего мужского населения её четвертого «А» класса к нам. Бывало, нас ловили группами по пятнадцать человек, принимая в товарищи всех, кто хотел разобраться с двумя воображалами из четвертого «В». У нас в классе тоже были друзья, но их матери единодушно не поощряли их дружбу с братьями Кровниками, а потому, на сечу мы шли вдвоем. Порой нас уделывали так, что домой мы возвращались, чуть ли не ползком. Однажды, наша мама сказала, что хочет, чтобы те, кто с нами подрался, дрались с нами один на один и при ней. Тогда мы с братом от****или четверых, по паре на каждого, а потом мама пригласила всех к нам домой пить чай. Думаю, нас было человек двенадцать, и те, кто был с фингалами, тоже пошли. Помню, они шли втроем, или вчетвером сзади всех и почему-то выглядели очень виновато. С этого времени если кто-то и хотел подраться с нами, то это делалось по всем правилам, как дуэль, правда, с толпой зрителей и конечно не всегда я или Радик были победителями. Однако за нами закрепилась слава парней, не боящихся драки, хоть один на один, хоть с целой кодлой, а самое главное, мы никогда не нападали вдвоём. К шестому классу наши ухаживания за Леной приняли брутальный характер. Мы подходили к ней и на перебой говорили о пылающей в наших сердцах страсти. Девочка краснела до слёз. Тогда за неё вступались подруги. Все они были девочки Лене под стать - красотки и отличницы. И были, как бы различными инкарнациями Лены: Алёна Иванова, Марина Минаева, Ирина Волкова. Не знаю, как для Радика, а для меня, эти три девчонки стали настоящим фетишем. Лет до двадцати пяти, в моих эротических фантазиях, они были главными персонажами.
       Вообще, класса до седьмого у нас с Радиком никаких шансов замутить с этими девочками не было, мы были слишком сексуально озабочены и об этом знали все, от родителей Лены Мажуры, до уборщицы Гульнары Айтмухомбетовны. Лена чувствовала, что от нас, что-то исходит, что мы не такие мальчики, как все и это пугало её, и это же заставляло думать о нас. Однако, время шло, снова происходили переоценки, да кроме того в седьмом классе мы с Радиком уже не были одним целым. Мама любила его пятёрки и победы на различных олимпиадах. Радик же любил маму, и изо всех сил хотел доставить ей радость. Поэтому, он хорошо учился и старался не отвлекаться на всё то, что всецело захватывало меня. Во-первых, это было наказуемо, а во-вторых, несовместимо с его образом жизни. В какой-то момент он вообще перестал интересоваться Леной, а потом и вообще кем бы то ни было, кроме своей учебы и своих побед. Такими разными, мы однажды появились в Грызловской общеобразовательной средней школе.
     В семидесятые годы, поместный Акшувольский собор, причислил местную мученицу Антонину Грызлову к лику Святых, и в это же время, ей дали Героя Советского Союза. Тогда-то, городок и стал называться Антонино-Грызловском. При Брежневе, имя Святой куда-то исчезло из названия городка.   
       Грызловск, тем не менее, смело можно назвать сельской местностью, и здесь мы Кровники, стали просто мега-звёздами. О нас знали все. Но, закончив восьмой класс, я больше не мог находиться дома и стал пропадать в Акшуволе, где искал возможности творческого раскрепощения во всех возможных направлениях: в литературе, музыке, танцах и т.д., а потому я без проблем завёл множество знакомств, как и бывает в этой злачной среде. Радик же стал тем самым первым в деревне, из пословицы, заканчивающейся словами «…чем вторым в Риме».
       В Грызловске, шпана дала ему прозвище Гиря. Потому, что к шестнадцати годам на концах его рук висели две гири, при ближайшем рассмотрении оказывавшиеся кулаками, или, всё же чаще - руками. Надо сказать, они, эти самые гири, доставляли парню много хлопот. Особенно странно, наверное, он чувствовал себя на каком-нибудь смотре областной самодеятельности, где наш Грызловск мог похвастаться собственным духовым оркестром, а потому всегда срывал первое место, оказываясь неизменно среди однообразных народных балалаечно-ложечных коллективов. Радик был отличным кларнетистом, и их оркестровик пророчил ему большее будущее на музыкальном поприще, абсолютно не замечая такого очевидного до боли в этих самых очах факта, - что кларнет в руках Радика, походил на пастушью дудку. Понятно, что шестнадцатилетний Радомир Кровнин был звездой в маленьком городке под Акшуволем - парень, приехавший из крупного казахстанского города, учившийся в специальной международной школе, к тому же почти отличник, спортсмен, кларнетист, да и просто двухметровый красавчик – акселерат.
  Однажды, с Радомиром произошло то, что постфактум можно определить, как неминуемое. Хотя, возможно, это и было бы минуемо, если бы я не оставил его одного, без своего внимания, без своего общества.
    EM: 97. OFF «Electrica Salsa (Album Version)». Радик, выглядел настолько самодостаточным, что к тому времени, как я решил уехать из Грызловска, можно было подумать, что его самодостаточность достаточно прочная платформа для дальнейшей успешной во всех отношениях жизни, что никакой перст судьбы, не сможет поколебать её. Так думал я, так думал сам Радик, родители, и все, кто его знал, словно все забыли, что уверенность и самодостаточность в шестнадцать лет - это всего лишь выбранный молодым человеком стиль поведения, и способ реализации себя, но вовсе не знание своих сил и возможностей, что приходит с годами. То, что об этом забыл Радик, логично, - раз все приветствуют тебя тогда, когда ты чуть выше задрал голову, чем можешь себе это позволить, почему бы не поднять подбородок повыше. Ведь все вокруг твердят, что жизнь игра, спорт, борьба, и побеждает сильнейший. А победителя, так вообще не судят, почему бы не попробовать стать победителем, слегка форсировав кое-какие неминуемые преграды, и может быть даже пропасти, на своем пути? Почему бы не рискнуть, и не стать одним из тех, кто может позволить себе всё, просто однажды проснувшись, и, глядя на себя в зеркало, сказав своему отражению – я могу позволить себе всё, попробуйте меня остановить. И так, день за днем подбородок становится всё выше, и однажды голова оказывается в облаках, и тогда ноги не знают куда идут и руки не ведают, что творят. Что в таких случаях говорят отцы? Все несут примерно одинаковую ахинею вроде того, что мол «Да, этот парень возмужал, он похож на меня в юности, я был таким же, он-то не упустит свой шанс». Материнские выводы не особенно отличаются от отцовских. Ведь и тот, и другой думает только об одном - «да, в свое время мне не удалось вырвать у жизни тот самый, заветный счастливый билет, пусть же это получится у этого молодого человека, моего отпрыска, ибо его кровь - моя кровь». Далее: преподаватели гордятся своим учеником, друзья другом, знакомые знакомством. И вот все счастливы в предчувствии чего-то грандиозного, и оно обязательно свершиться, как я уже сказал - неминуемо. Только никто не знает, а точнее не хочет думать, не хочет просто помнить о том, что та платформа, пригрезившаяся всем, от того, кто якобы по ней ступает, до тех, кто рукоплещет этой поступи,- это всего лишь коллективный глюк. Тот самый момент, когда желаемое принимают за действительное. А парень в это время идёт, он торопится, вышагивает, и шаги его всё шире и быстрей. Только идет он по канату. Он - канатоходец, не знающий разницы между тем, по чему он идет на самом деле и тем, что представляется всем платформой. Хотя среди толпы, взирающей на молодого супермена, есть и те, кто видят более зорко, чем все остальные. Они знают, что никакой платформы нет, и парень идет по канату, и ещё они знают, что он упадет, а это и есть истинная причина их молчания: «В огонь идешь? ну что ж, иди, и он шагнул однажды…». И так, однажды, Радик упал. Он сделал шаг в сторону и вот он лежит на земле. Что-ж, таинство свершилось. Иллюзии больше нет, мираж растаял. Но, толпа не расходится. Ведь сейчас будет самое интересное. Канатоходец не разбился насмерть, сейчас он придёт в себя, откроет глаза, и, осознав весь ужас своего падения, возможно, развлечёт толпу слезами, или выстрелом в весок, а может, появится его импресарио и даст всем денег чтоб помалкивали о таком сокрушительном фиаско его подопечного. Но, импресарио ничего ин кому не даст. Хотя он здесь, пусть его никто и не видит. За то, он то знает, каково падать с высоты… И стоя рядом с упавшим, он сладостно переживает аффект трагедии. А она только началась. Шоу можно сказать даже в самом разгаре. Сейчас на крики женщин сбегутся родные, друзья и знакомые, вот тогда начнётся самое интересное…
      Историей этой все местные газеты ещё несколько лет пугали детей женского пола и их родителей. Конечно, кому-то это было на руку, кому-то это было полезно, а кому-то - просто приятно.
         Роковым обстоятельством во всей этой провинциальной саге, ставшей притчей во языцех аборигенов, было то, что в те времена, наш «бунтующий человек» – папа, делал карьеру директора районного дома культуры, прибирая огромное, но слегка запущенное заведение и все его объекты к рукам. Наверное, если бы он любил Цоя, он мог бы думать «Я ждал это время, и вот это время пришло». Впрочем, так могли думать, и думали многие, даже никогда не слышавшие песен Цоя. Мы же с Радиком, думали скорее категориями песен Кинчева: «Время менять имена, настало время менять…». В ДК мы вели дискотеки, руководили кружками по интересам и мыли полы. Но это делалось рано утром, когда никто не видел. А потом, мы шли в Коморку, где нам достались казённые инструменты группы, развлекавшей город по праздникам, но однажды, всем составом, ушедшей в армию. Настоящей группы у нас так и не получилось, мы играли вдвоём, я на клавишах, а Радик увлекся барабанами, иногда приглашая кого-нибудь аккомпанировать на ритм-гитаре. Радик заслушивался классическим роком Deep Purple, Black Sabbath, Led Zeppelin, Pink Floyd, я же рафинированными Kraftwerk, Tangerine Dream, Rockets, J.M.Jarre, Depeche Mode. А ещё, я мечтал стать человеком независимым, и в первую очередь от семьи. А потому, как дитя более чем неспокойное, а значит и потенциально опасное для обживающегося семейства, я, с аттестатом восьмиклассника, был отправлен в Акшуволе, учиться на повара-кулинара. Да, я мечтал накормить весь мир, и если не пирогами, то уж точно своей музыкой. Дело в том, что родителями мне была предоставлена полная свобода в выборе учебного заведения. Я же выбирал лишь те, в которых имелась, коморка с максимальным набором инструментов и аппаратуры. И свою коморку я однажды нашел…
         
      После репетиций оркестра, сдачи экзаменов, поездок на олимпиады по физике и химии - это было одно из многочисленных хобби Радомира - хорошего мальчика, Радик-Гиря встречался с единственным другом, местным жиганом Костяном, и превращался в себя самого, превращался в Гирю, персонажа, в которого он превращался в мое отсутствие. Я повторюсь, я не должен был уезжать из семьи. Это была одна из многих жестоких родительских ошибок, для перечисления которых, не хватило бы удодов с подобным перечнем в руках.
      В том, чтобы превращаться в Гирю, Радику помогали родители, хотя и не только они, но больше всех, старался, конечно же, Костян. Думаю, вместе они провели много незабываемых, романтических вечеров. А, последний вечер с тремя местными красотками, одна из которых училась с Гирей в одном классе, а две другие - в параллельных, стал для Гири и Костяна по истине звёздным…





книгу можно заказать здесь:
http://idbg.ru/catalog/molensouh-istoriya-odnoj-indiv..
если ссылка не высвечивается, скопируйте в браузер и вы сможете посетить
и-нет магазин "Библио-Глобус", где можно заказать книгу.

Спасибо, за Ваше внимание и поддержку в борьбе, за право на жизнь моей книги друзья!