Записки в гипсе. Гора

Дни в больнице, после операции тянутся как смола. Неудобная нога в гипсе, предпочитает висеть в гамаке, но доступный с койки пейзаж за окном - кусок гротескного, серого,  времен СССР здания,не вызывает иных чувств  кроме тоски. На кресле с прямой, как стрела крана, ногой, ездить тяжело. Но серая стена убивает больше. Каждый день уезжаю в большую комнату - спортзал с большими окнами, из которых видны березы и по часу молча смотрю на парк. Неожиданно интересно оказалось внутри себя. Как незнакомый  дом с чердаком и подвалом. Роюсь в куче таких безделушек, о которых не просто забыла, а даже не знала.
  Суббота прекрасный день. Суета отступает. Размеренность и тишина. За большим окном в спортзале идет дождь. Рядом молодой человек стопами катает колесики на тренажере. Монотонное "вжик-вжик" успокаивает. Рустам. Заходит каждый день к нам в палату. Балагур, и улыбка его заставляет улыбнуться в ответ непринужденно. Обе ноги восстанавливает уже очень давно. Упорно ходит по коридору. Разговаривает со всеми. Общение с ним никогда не в тягость, и заметила, что все тянутся к нему. Улыбаются при встрече, долго шутят и смеются.
  Я обернулась к нему, и он как будто ждал этого.
- Тебе когда нибудь приходила мысль, что твоя травма не случайна? - спросил он, и "вжик-вжик" затихло.
- Ты знаешь, да, я думала об этом.  Только я пока не могу правильно сформулировать и донести до себя эту причину.  Она очень объемна. Потом скучкую ее в более емкое понятие, и наверно она многое откроет для меня. - ответила я, и поняла, что в принципе,не собиралась делиться этой мыслью ни с кем.
- Хорошие здесь люди, правда? Я правильно понял, что ты не против поговорить? Просто ты посмотрела в глаза, когда отвечала, и не отводила взгляд. Ну, не "бегала" глазами по сторонам. И я решил, что ты хочешь поговорить. Ты всегда долго сидишь здесь и молчишь. Ты ведь не скучаешь. Ты не ждешь кого-то. И ты уже знаешь, почему ты здесь.
   Я поняла, что он прав. Я уже знала, что такая "остановка" была нужна. Это как пересадка на следующий рейс. Транзит.
- Да, ты прав.Я  Мне интересно, как ты можешь хорошо относиться ко всем здесь? Некоторые да, интересны. Но не все.
- Нет, Наташ, все интересны. Даже дядьки, которые говорят только о своем "Бумере". Они даже более интересны. Они еще не поняли, почему они здесь. А может и не поймут. Я очень давно наблюдаю.  Люди приходят, уходят, а я здесь.  Я знаю чем они занимаются. Есть дедушка, который читает молитвы. Знаешь как читает? Как будто разговаривает с другим человеком в палате. Есть музыкант. Он пишет песни, и отказывается от обезболиваний, говорит, что пусть болит тело, а мозг остается светлым. У него трое детей. Есть девушка, которая вышивает практически фрески. Одной рукой. - он говорил взахлеб. Как будто о своих родственниках и близких людях.
- А я каждый день разговариваю со всеми, потому что когда они уйдут, в моей жизни их больше не будет. Никогда. Представляешь? Вообще никогда. Знаешь как хочется, чтобы они иногда вспоминали парня из Сибирской деревушки!!! Я буду чувствовать, что они думают обо мне. - он улыбнулся, и снова его стопы стали выводить спокойное "вжик-вжик".
- Я живу один. Через год мне будет сорок. И я должен закончить подниматься в гору. - я не смогла сдержаться, и перебила его:
- Я не поняла, Рустам, в какую гору?
- В Коране есть один момент, где говорится, что мужчина сорок лет идет в гору. Один. И потом оттуда смотрит обратно. Вниз. На свой пройденный путь. Думает о своих ошибках и опыте. Потом, на этой горе, он берет себе спутницу. И вместе с ней спускается с горы. И знаешь, Наташ, я понимаю, что я только начал подниматься в эту гору. Я не успеваю. И эта "штука" с ногами только и запустила мой подъем. Я не набожный. Я не знаю Коран. Но сейчас я понял. Мне отец рассказывал, когда я был маленьким. И только сейчас я все  понял. - он замолчал. Я отвернулась к березам за окном. Я всегда была толерантна ко всем вероисповеданиям. В школе половина класса были ребята  татары. Мы вместе отмечали "колядки", Сабантуй был любимым летним ярким праздником, чтили их пост во время покосов. Родители никогда не обедали в поле при них. Было неудобно, что мы кушаем, а наши соседи могут есть только ночью. Я никогда не была поклонницей феминизма. И из его монолога мне не интересно было откуда их подруги появляются на горе.
  Он молчал, как будто давал мне время подумать. Дождь прекратился. И с листьев березы, капли падали на листья ниже.
- Рустам, а чем ты занимаешься дома? Где работаешь? - я спросила, с целью узнать о нем больше, его речь не была связной и часто он употреблял слова не подходящие по смыслу, а больше похожие по звучанию.
- Я девять лет, как уехал из города в деревню к родителям. Я помогаю соседям, я копаю могилы, омываю усопших. Помогаю на стройках соседей, на покосах. Все мне благодарны.  Надо начать снизу. Надо обязательно это пройти и на душе будет покой, иначе никак. Молодым я прыгнул вверх. И потом понял, что я что-то пропустил. И вернулся. Сначала начал вытаскивать снизу людей, помогать. А как говорится, когда вытаскиваешь человека из грязи, нельзя самому не замараться. Да....Точно....Ну а потом сообразил, что если я буду подталкивать их снизу, у меня будет получаться лучше. - он замолчал, и отвернулся.
Я была рада, что он отвернулся, поскольку по моим щекам текли слезы.
- Иди в палату, тебе нельзя долго держать ногу книзу- почти шепотом сказал он.
  Я развернулась, и покатила каляску к лифтам, где в это время никого нет. Слезы катились из глаз, и я как могла опускала голову, чтобы никто их не увидел.
  Я чувствовала, как из этой ямы, в которой я находилась долгое время, кто-то толкает меня настойчиво  кверху и там,возле ее края, стоит высокая, как Арарат, гора.