Комиссариат Сказок

Когда Никки влетела на платформу, последний вагон монорельса уже скрылся из вида. Часы на табло, вделанном в стену терминала, показывали 23:31, а бегущая строка внизу сообщала, что следующий поезд Центр-Пятый район отправляется в половине седьмого утра.

Никки закрыла глаза и шумно выдохнула. Где-то с минуту постояла неподвижно, выравнивая дыхание. Потом достала из кармана джинсов мобильник и позвонила домой. Трубку взял Колтон.

- Ты подарок купила? - первым делом спросил он.

- И тебе привет, мелкий. Почему не спишь еще?

- Ма сказала, можно. И перестань меня мелким называть, мне завтра десять исполняется!

- Вот завтра и перестану. Маму позови.

- Подарок купила? - не сдавался Колтон.

- Купила, не волнуйся. Позови...

Раздался шорох, будто трубку положили на что-то, и удаляющийся голос брата: "Ма-а-а! Никки звонит!" Девочка усмехнулась и покачала головой.

- Никки? Все хорошо? - в голосе матери слышалось беспокойство.

- Ма, я на поезд опоздала, - сообщила она.

На том конце линии послышался вздох.

- Боже, Никки... Как тебя угораздило?

- Искала подарок мелкому, - соврала она. На самом деле Никки купила Колтону диск с игрой "Гроза Заморья" для его приставки сразу, как приехала в центр Хейз-cити, а потом несколько часов провела в торговом центре "Золотой Дворец". Правда, с деньгами у нее было не очень, поэтому она в основном глазела на витрины, а купила только браслет в черно-бело-розовую клетку.

- Так... - произнесла мать. - Ладно. На автобусе возвращаться не вздумай...

- Конечно, нет. - Никки даже передернуло. Автобусами в Хейз-cити пользовались в основном чернорабочие, живущие на пособие эмигранты, а многие бомжи и нищие так и вовсе повадились в них ночевать. В автобусах, в отличие от монорельсов, не было охранников, они ездили через неблагополучные районы вроде Второго и Четвертого, и то, что девяносто процентов пассажиров теперь были женщинами, не делало этот вид транспорта менее опасным.

- На ночлег в комнате для опоздавших денег хватит?

- Должно хватить.

- Хорошо. Купи себе поесть и давай туда. Никуда с вокзала не высовывайся...

- Да, мам...

- И первым же поездом возвращайся.

- Да, мам...

- Как будешь выезжать, позвони.

- Хорошо, мам...

- Ох, Никки, ну как же тебя угораздило... Спокойной ночи. - мать вздохнула и дала отбой.

Никки, засунув руки в карманы, зашагала вглубь зала, от платформы. По пути заглянула в комнату для опоздавших, у двери которой охранник в темно-синей форме и с газовым баллончиком на поясе увлеченно тыкал пальцем в экран своего мобильника - наверное, играл во что-то. Внутри, на одном из двух десятков удобных кресел, женщина в пуховике сонно мигала, глядя на мерцающий в полумраке экран телевизора под потолком. Никки решила, что вернуться и занять здесь кресло она всегда успеет. В буфете ничего путного не оказалось - сэндвичи с сыром, салаты, кофе и грейпфрутовый сок, который она ненавидела, но продавщица пожалела Никки и объяснила, что в двух кварталах от вокзала есть круглосуточный ресторанчик сети быстрого питания "У Кевина".

- Я сама там часто ужинаю, - улыбнулась она. - Гамбургеры у них отличные.

Девочка поблагодарила ее и решительно направилась к выходу. Мать, конечно, только что сказала ей не выходить из здания вокзала, но есть хотелось, а давиться подвядшим салатом и сэндвичем с засохшим сыром Никки не собиралась. Гамбургер - это, конечно, перебор, но для ночного перекуса чипсы и большой стакан газировки со льдом будут в самый раз.

Из теплого, светлого помещения вокзала она ступила в темноту, которую развеивали тускло-желтые фонари и неоновые огни реклам. Пока Никки была внутри, начал накрапывать мелкий дождик; стало еще холоднее. Никки набросила капюшон курточки, поправила ремни рюкзака, висевшего за спиной, и бегом спустилась с широких мраморных ступеней вокзала.

Пройдя около пятнадцати минут, она стала подозревать, что заблудилась. Улица, на которой оказалась Никки, была довольно широкой, но мрачной, и казалось, конца ей не будет. По обоим сторонам тянулись магазинчики, витрины которых прятались за тяжелыми решетками, ломбарды, кинотеатры "только для взрослых", какие-то подозрительные бары, где, Никки была уверена, точно не подавали чипсы с газировкой; улицу освещали все те же тусклые фонари. Изредка проезжали автомобили. У стен, как прилипнув, в ряд стояли темные силуэты; свет фар и отблески неоновых вывесок выхватывали их из мрака - мужчины, в основном смазливые молодые парни, несмотря на холод одетые в обтягивающие майки, девушки в миниюбках и топиках, дрожащие под дождем. Некоторые, наоборот, были одеты в куртки и пальто. Никки увидела, как из бара на противоположной стороне улицы, слегка пошатываясь, вышла изможденная женщина лет сорока и обменялась парой фраз со стоящей у входа девушкой-панком в рваных джинсах и кожанке и с гребнем "ирокез" на голове. Девушка запустила руку за пазуху, быстро вытащила оттуда маленький стеклянный пузырек с чем-то белым на дне, и передала его женщине. Та сунула ей в руку несколько банкнот и поспешила прочь.

Никки нахмурилась. Ей было пятнадцать, и хоть жила она в относительно благополучном Пятом районе, а в Центре почти что не бывала, но понять, что за дела творятся на этой улице,ей было нетрудно. Она хотела было свернуть, но заглянув в первый попавшийся переулок, в котором царила зловонная темнота и что-то шебуршало и попискивало, отказалась от этой идеи. Никки решила повернуть назад, вернуться к вокзалу и еще раз спросить дорогу к "У Кевина".

- Эй, сладкая, развлечься не хочешь?

От стены отделился смуглый парень в узких кожаных штанах и футболке в облипку. Его темные волосы прилипли ко лбу, голые руки покрылись гусиной кожей от холода и дрожали. Никки отшатнулась и продолжила идти, смотря себе под ноги.

- Двадцатка за час, сладенькая! - позвал вслед парень. - У меня прямо здесь, на втором этаже, комната есть.

Девочка снова проигнорировала его. Парень сделал шаг за ней и опустил руку на плечо Никки.

- Не ломайся, солнышко. Думаешь, мне в кайф здесь под дождем торчать? Пошли, я тебя за так отжарю.

Она рванулась вперед, уже готовая закричать, когда рядом с ними, мигая красно-синим, остановилась полицейская машина.

- Мурад, руки-то при себе держи, - лениво произнес полицейский, сидящий рядом с водителем. - А то производственную травму заработаешь. Леди не в настроении, не видишь?

Парень потупился и отступил на шаг.

- Простите, офицер, - пробормотал он.

- Почему не в армии? - подала голос напарница копа, сидевшая за рулем. - Тоже освобожден по здоровью?

- Естественно, - ответил за Мурада полицейский.

- Брет, он же здоровый, как бык.

- Ну да. А справка есть. Порок сердца, плоскостопие, все, что хочешь. Есть справка, Мурад?

- Конечно, офицер, - закивал тот. -Порок сердца, врожденный... Сейчас предъявлю.

- Мразь, - фыркнула женщина.

Брет усмехнулся.

- Эсти, Эсти... Как рот откроешь, сразу всем ясно, что ты только из академии. Ничего, скоро привыкнешь... Так, леди, вы в порядке вообще?

- Д-да, - проговорила Никки. Она все еще была здорово напугана. Руки у нее дрожали, и она поглубже сунула их в карманы джинсов.

- Капюшончик тогда снимите, дайте на личность взглянуть.

Она подчинилась и зажмурилась, когда в лицо ей ударил луч фонарика.

- Мать моя женщина, - присвистнул Брет. - Эсти, ты погляди. Ей вроде и шестнадцати нет.

- Имя, фамилия, возраст? - потребовала Эсти. - Удостоверение при себе есть?

- Николь Мистраль. Мне пятнадцать. Ученический билет есть... подойдет?

- Давай сюда.

Никки достала из заднего кармана кошелек, а оттуда - закатанный в пластик билет и протянула его в окно машины. Ей было не по себе - будто ее допрашивают из-за какого-то нарушения.

- Не врет, - с легким удивлением в голосе сказал Брет, изучив билет и передав его напарнице. Та, взглянув, вернула его девочке.

- Что ты тут делаешь так поздно, Николь? - спросила Эсти. Теперь ее голос звучал мягче. - Ты что, не знаешь, что это за место?

- Ну... теперь знаю. Я просто на поезд опоздала, а буфетчица на вокзале сказала, что тут недалеко кафешка есть, "У Кевина"...

Полицейская закатила глаза.

- Господи, милая, тебя могли уже двадцать раз ограбить, изнасиловать, убить и снова изнасиловать. Хотя бы этот... Мурад, кусок дерьма. Ты...

- Мурад собственной тени боится, - перебил Брет. - Ничего бы он ей не сделал. Так, дружок?

- Конечно, офицер, - сказал парень.

- Все равно, - возразила Эсти. - Тут имело место сексуальное домогательство. К тому же она несовершеннолетняя. Мы можем посадить этого ублюдка, надолго посадить.

Полицейский демонстративно вздохнул и обратился к Никки:

- Николь, ты хочешь подать жалобу на Мурада Альгабра за то, что он тебя домогался? Поедем в участок, подождем, пока у следователя появится свободное время, ты подробно опишешь, что Мурад тебе говорил и за какие места хватал. Развяжешься часа через два. Ну и через пару месяцев, конечно, тебя вызовут в суд давать показания.

Никки скосила глаза на парня. Тот трясся, побледнев. Она покачала головой.

- Нет... То есть, он просто схватил меня за плечо...

- Видишь, Эсти, она не хочет подавать жалобу. Все нормально. Был случай мелкого хулиганства, за которое мы сейчас с Мурада взыщем штраф в размере ста кредов. Давай деньги, дружок, а квитанцию по почте получишь.

- Да, офицер, - еле слышно проговорил Мурад, опустив голову. Он вытащил бумажник, вытряхнул оттуда все содержимое и передал полицейскому. - Здесь немного не хватает...

- Значит,будешь должен. А теперь иди-ка погуляй где-нибудь. Перекур устрой. Мне твою рожу тут наблюдать удовольствие не доставляет.

Парень исчез, будто испарился. Брет повернулся к хмурящейся напарнице:

- Все, проблема решена. И не нужно на меня так смотреть, Эсти. Если тебе Мурад так не понравился, в следующий раз, как его увидим, можешь дать ему дубинкой по яйцам. Я его даже подержу, чтоб не дергался. Поехали.

- Погоди, - снова возразила полицейская. - Нужно девочку подвести обратно до вокзала. Мы не можем ее здесь оставить.

- Родная, мы что, такси? По инструкции в патрульную машину можно сажать только задержанных или арестованных. Эту арестовывать и задерживать не за что, если, конечно, не хочешь обвинить ее в проституции. Сама дойдет, тут недалеко.

Никки ошеломленно моргнула. От возмущения она лишилась дара речи, щеки стала заливать краска. Рассердилась и Эсти, но прежде чем она успела что-то произнести, в патрульной машине ожило радио:

- Запад - тридцать четвертому, как слышно?

- Тридцать четвертый слушает, продолжайте. - ответил Брет, поднеся ко рту переговорное устройство.

- Разбойное нападение, угол Речной и проспекта Рорка. Позвонивший видит из окна, как трое нападавших отняли у какой-то женщины сумочку и сейчас избивают ее.

- Понял, выезжаем... Видишь? Я же говорил, сама дойдет.

Машина, завывая сиреной, рванула с места.

Вновь набросив капюшон, Никки развернулась и чуть ли не бегом пустилась обратно, в сторону вокзала. Теперь салат, сэндвич с сыром и грейпфрутовый сок уже не казались ей такими уж отвратными. Черт с ними, этими чипсами "У Кевина", лишь бы поскорее выбраться отсюда. Кроме того, дождь припустил сильнее, и ее курточка уже изрядно намокла. Вода попала даже в кеды.

Никки шла, опустив голову и стараясь не смотреть по сторонам. На мокром, блестящем тротуаре дрожали полосы желтоватого, алого и синего света. В ушах стоял шелест дождя, заглушаемый криками и смехом, которые доносились из баров, музыкой, шумом моторов проезжающих машин. Она разминулась с двумя переругивающимися проститутками, слегка задев одну из них плечом."Смотри, куда прешь, сучка тупая!" - огрызнулась та, на миг обернувшись. Никки съежилась и ускорила шаг.

В следующий миг кто-то схватил ее за руку и дернул в сторону с такой силой, что девочка ударилась о мокрую кирпичную стену. Оглушенная, она попыталась закричать, но от удара весь воздух вышел из легких, и получился только тихий писк. Еще одна рука, появившаяся из темноты переулка, сорвала капюшон с головы Никки, сгребла в кулак волосы и дернула, потащила ее во тьму. От боли из глаз брызнули слезы. Никки отчаянно попыталась ухватиться за угол здания, но еще один рывок, и она оказалась в переулке, прижатая к стене.

- Помогите! - смогла наконец крикнуть она. Рука снова дернула ее за волосы, и Никки ударилась затылком о стену.

- Из-за тебя эта свинья забрала все мои деньги, потаскушка ты мелкая.

Прямо перед ее лицом из темноты всплыли налитые злобой глаза. Темные волосы все так же липли ко лбу. Никки задохнулась от страха, узнав Мурада.

- Я с утра не ел ни хрена, а теперь из-за тебя и завтра голодный ходить буду. Довольна, сучка?

Никки смотрела на него, широко открыв глаза, и молчала. Парень встряхнул ее.

- Довольна, а?!

- Я... я не стала сдавать тебя полиции! Я тебя пожалела! - выкрикнула Никки, в которой вдруг проснулась ярость, на миг заглушив страх.

- Ох, блин, ну спасибо, - скривил Мурад губы. - Сейчас я тебя отблагодарю.

Он наотмашь ударил Никки по лицу тыльной стороной ладони, и ее голова откинулась в сторону.

- Не трогай меня, гад! Помогите! Пожалуйста, помо...

Еще один удар. Парень улыбался широкой, злой улыбкой. Белые зубы, казалось, светились в темноте.

- Да кому ты тут, на хрен, сплющилась, чтоб тебе помогать? Свиньи свалили. Я тебя сейчас хоть на куски порезать могу, и всем будет пофиг.

Мурад снова занес руку. Никки дернулась, пытаясь вырваться, а когда его хватка немного ослабла, ударила коленом, целясь в пах. Мурад ловко повернулся, подставив под удар бедро, и дал ей еще одну пощечину.

- Потаскушка, - выдохнул он. - Ты думаешь, я с тобой шутки шучу? Свинья забрала все мои деньги. Ты мне должна теперь, как считаешь? Доставай кошелек.

- Если я отдам деньги, ты меня отпустишь? - дрожащим голосом спросила Никки. Ее лицо заливали слезы и дождевая вода, из носа тонкой струйкой сочилась кровь.

- Кошелек! - рявкнул Мурад, снова замахнувшись. Краем глаза Никки заметила, как в переулок заглянула какая-то темная фигура, но прежде чем девочка успела снова позвать на помощь, она исчезла. Никки достала кошелек и протянула его парню.

- Теперь я могу идти?

Не ответив, он схватил ее за плечи, и, оторвав от стены, швырнул вглубь переулка. Никки вскрикнула и упала на что -то скользкое и мягкое, источающее зловоние - переулок оказался завален пластиковыми мешками с мусором. Она судорожно забарахталась, пытаясь перевернуться на спину. Над ней навис Мурад, темная тень на фоне залитого неярким светом прохода между двумя зданиями. Он пересчитал купюры, сложил их и сунул в карман брюк, а кошелек небрежно отбросил в сторону.

- Сорок кредов, - сказал он. - Хреново у тебя с деньгами.

- Отпусти меня, - всхлипнула Никки. - Пожалуйста, ты обещал...

- Ни фига я не обещал, сладенькая. Материальный ущерб ты мне не возместила, возместишь хоть моральный. Местечко, конечно, не очень, но мы по-быстрому управимся.

Мурад шагнул к ней. Никки в ужасе замотала головой, поняв, что он имеет в виду, и подалась назад. Руки и ноги скользили по мокрому пластику мешков.

- Нет, - прохныкала она, - Не надо, нет, нет...

- Еще как "да". - ухмыльнулся парень. Он возился с "молнией" брюк, подходя все ближе. - И резинку я на тебя тратить не буду.

Он опустился перед ней на колени. Никки все еще пыталась отползти назад, но безуспешно. Мешки скользили и разваливались.

- Помогите! - закричала она изо всех сил. - Помогите! Пожалуйста!

- Сейчас я тебе помогу, - прошептал Мурад. Почувствовав, как его пальцы сомкнулись на ее лодыжке, Никки снова вскрикнула и изо всех сил ударила его свободной ногой. Удар пришелся в грудь. Парень зашипел, на мгновение отшатнулся, а потом его кулак врезался в висок Никки. Почти потеряв сознание, она упала на мешки с мусором, раскинув руки. В ушах звенело. Не в силах пошевелиться, она смотрела, как за плечом нависшего над ней Мурада, на улице, остановился черный, блестящий в свете фонаря длинный автомобиль. Дверь со стороны пассажира открылась и оттуда на залитый водой тротуар выпала, как от сильного толчка, чернокожая девушка с крашеными под блондинку волосами. За ней вылетела ее сумочка. Силуэт водителя, огромный и неуклюжий, слегка покачивался за рулем. "Пшла вон. Ну?" Девушка поднялась. Никки отстраненно подумала, что сейчас она начнет клясть клиента на чем свет стоит, но та подобрала сумочку и ни слова не говоря быстро ушла.

Руки Мурада возились с "молнией" ее джинсов.

- Помогите... - прошептала она, впившись взглядом в здоровяка сидящего в машине всего в нескольких метрах. Собрала последние силы и отчаянно закричала: - Помогите! Пожалуйста, он убъет меня! Помогите!

- Помогите! - передразнил ее Мурад и рассмеялся. За его спиной здоровяк склонился к окну со стороны пассажира, будто вглядываясь в темноту переулка, а потом выбрался из машины и, покачиваясь, направился к ним. Через несколько секунд его огромная тень уже нависла над парнем, но Мурад не замечал ничего, остервенело дергая вниз джинсы девочки.

- Урод ты этакий, - хриплым, низким голосом проговорил человек. В его руке блеснул пистолет, казавшийся совсем крошечным. Дуло прижалось к затылку Мурада. Тот выпрямился и застыл с выражением ужаса на лице, хотел было что-то сказать... Никки крепко зажмурилась, и в ту же секунду раздался громкий хлопок. На лицо ей брызнуло что-то горячее. Тело Мурада рухнуло на Никки. Все еще не открывая глаз, тяжело дыша от ужаса, она заколотила ногами и рванулась назад, пытаясь сбросить с себя труп.

- Урод, - повторил ее спаситель и без особых усилий отбросил Мурада в сторону. Никки почувствовала, как ее взяли за шиворот и поставили на ноги; лицо обдал сильный запах спиртного. Она решилась открыть глаза.

Человек был ростом метра под два, плотный и широкоплечий; голова Никки едва доходила ему до груди. Он сделал пару шагов назад, чтобы рассмотреть девочку, и на его лицо упал свет рекламной вывески, наполовину окрасив в алый цвет; другая сторона лица тонула в тени. У спасителя Никки были короткие, "ежиком" волосы, тронутые сединой; рассеченный морщинами лоб; глубоко посаженые глаза под густыми бровями, прямой нос и квадратный подбородок, заросший серебристой щетиной. Ей на секунду показалось, что это лицо она где-то видела раньше. Снова покачнувшись, он склонил голову набок.

- И педофил, к тому же, кажется. - добавил человек и пнул мертвое тело. - Солнце, ты не рано в шлюхи пошла,а?

- Что случилось? Кто стрелял? - в переулок заглянул какой-то парень.

- Я. Педофила убил. - не поворачиваясь, ответил здоровяк. - Еще вопросы будут?

Вопросов не последовало, и он снова обратился к Никки, которая тем временем судорожно застегивала джинсы:

- Ну так что? Не рано тебе этим заниматься?

- Я не шлюха! - выкрикнула она и снова зарыдала. - Я случайно здесь оказалась, я... я просто хотела есть и искала кафешку, и...

- Ну да, - проговорил здоровяк. - Для шлюхи ты слишком прилично одета. Тогда прошу прощения. Я, когда выпью, плохо соображаю.

Он сунул пистолет в карман длинного плаща и положил руку Никки на плечо.

- Все, хватит плакать. Пойдем.

- Куда? - всхлипнула она.

- Дурочка, в машину, естественно. Или ты хочешь здесь до утра под дождем проторчать?

Никки позволила человеку увлечь ее за собой. Он открыл дверцу машины и легонько толкнул девочку в салон, где стоял тот же запах алкоголя и сигарет, обошел автомобиль с другой стороны и грузно опустился на место водителя. Никки съежилась на сидении, обхватив себя руками, дрожа и всхлипывая. Завелся мотор, и машина мягко двинулась с места.

- В-вам нельзя вести, - проговорила девочка. - Вы же сами сказали, что выпили.

- Ты меня еще жить поучи, - буркнул он. Никки замолчала, уткнувшись взглядом в проплывающие за окном размытые огни. В салоне было тепло, по радио мягко играла какая-то блюзовая мелодия.

- Тебя как зовут? - через несколько минут спросил человек, не сводя глаз с дороги. Машину иногда вело, но не сильно.

Она назвала себя.

- Отец в армии?

- Да...

- Кем он там? Должность, звание?

- Вторая танковая дивизия "Огненные Тигры". Он лейтенант. - Никки запнулась и добавила: - В прошлом году его наградили орденом "Друг народа".

Человек усмехнулся, покачал головой и снова воцарилась тишина. Автомобиль теперь ехал по широкой улице, темной и безлюдной. Лишь когда мимо проплыла огромная, подсвеченная снизу статуя десантника, сжимавшего в одной из бронзовых рук автомат, а в другой - развевающееся знамя, Никки поняла, что находится на проспекте Победы, в самом сердце города - здесь располагались здания мэрии и комиссариатов.

- Куда мы едем? - тревожно спросила она.

- Уже почти на месте, не бойся... Да не бойся ты! - прикрикнул здоровяк, скосив глаза и увидев, что девочка напряглась и принялась нашаривать ручку на двери. - Ничего я тебе не сделаю. Ты что, считаешь, что я похож на того урода? Господи!

- Простите, сэр... - прошептала Никки. - Я не хотела вас обидеть. Вы же спасли меня, я вам очень благодарна...

- Я, конечно, ублюдок редкий, - будто не слыша ее, буркнул он. - Но на молоденьких девочек кидаться - этого мне еще не хватало. Это они на меня не повесят, сволочи.

- Передаем выпуск ночных новостей, - раздался голос диктора, прервав мурлыканье блюза. - Положение на фронтах Заморья остается без изменений. Противник наносит ракетные удары по расположению наших войск, большинство ракет сбивается системой "Праща". Вторая и третья мотострелковые дивизии при поддержке артиллерии и танков вчера продолжили зачистку прибрежных районов у залива Мийгон на острове Киташи. К другим новостям...

Здоровяк крякнул, достал из-под сидения наполовину пустую бутылку и сделал большой глоток. Потом покрутил колесико на панели радиоприемника, прибавляя звук.

- Кризис в городском управлении обостряется. Вчера, сразу после прошедшей в напряженной атмосфере беседы с военным комиссаром Грегори Стоуном, мэр Ортон провел экстренное совещание с комиссаром внутренней безопасности Голдбергом...

Никки, широко раскрыв глаза, уставилась на него. Она вспомнила, где видела этого человека - по телевизору, на страницах "Военных листков" и на портрете, висевшем в каждом классе школы рядом с портретом мэра. Только вместо плаща и мятого пиджака, под которым была расстегнутая на верхнюю пуговицу сорочка и сбившийся набок галстук, там на нем был серо-стальной мундир, украшенный десятком орденов.

- Вы - комиссар Стоун.

- Приятно познакомиться, - кивнул тот, мрачно ухмыльнувшись. - Все, приехали.

Автомобиль остановился у парка, метрах в двадцати от громоздкого четырехэтажного здания с гранитным фасадом. Стоун не стал глушить мотор; дворники продолжили бегать туда-сюда, безуспешно сражаясь с заливающим стекло дождем. На потолке салона зажегся мягкий свет. Он выключил радио, достал из бардачка упаковку салфеток и протянул Никки.

- Лицо оботри.

- А?..

- У тебя лицо в крови.

Она взглянула на себя в зеркало переднего вида - растерянные зеленые глаза, волосы цвета меда, промокнув, потемнели,алые капельки веером рассыпались по щекам и лбу.Темный след подсохшей крови тянулся от носа к подбородку. Никки стала с остервенением тереть лицо салфеткой. Стоун тем временем закурил сигарету.

- Расскажи мне, что ты знаешь о Великой войне. - сказал он. Девочка недоуменно взглянула на комиссара.

- Простите, сэр?

- Расскажи мне, что ты знаешь о Великой войне. - терпеливо повторил Стоун. - В школе вас этому учат, нет? "Военные листки", уроки политинформации. Или ты их прогуливаешь?

- Нет, сэр...

- Хорош с этим "сэр", - буркнул комиссар, выпуская дым в потолок. - Я и так понял, что ты из приличной семьи. Ну, давай. Я слушаю.

- Великая война началась три года назад после того, как после провала переговоров о спорном архипелаге Нийо противник высадил десант на главном острове архипелага и объявил его своей территорией. - по памяти процитировала Никки - Мэр Ортон предъявил Верховному правителю Заморья ультиматум и потребовал вывода оккупационных войск в течении недели. После того, как Верховный правитель Ишида проигнорировал ультиматум, ополчение Хейз-сити высадилось на островах архипелага и за... - она на секунду запнулась - за месяц месяц выбило оттуда агрессоров. Флот под командованием адмирала Вителли в сражении у острова Сайго полностью уничтожил военно-морские силы Заморья. Затем ополчение высадилось на территории противника...

- Ясно, - оборвал ее Стоун. - Историю знаешь. Хорошая девочка. Зря я, наверное, это делаю... Когда протрезвею, жалеть буду. А может, и нет. В любом случае, Никки, я тебя сейчас кое-что покажу. Потом отвезу домой. Или такси вызову, как захочешь.

Недоумевая, Никки кивнула.

- Спасибо, сэр.

- Посиди пока в машине, - сказал он. - Сейчас вернусь.

Комиссар еще раз затянулся сигаретой, затушил ее в пепельнице и выбрался из салона. Никки наблюдала, как его огромная фигура удаляется, скрываясь за пеленой дождя. На секунду ей снова овладел стах, Никки захотелось выпрыгнуть из автомобиля и бежать куда глаза глядят. Она отогнала от себя эту мысль.

Стоун вынырнул из темноты у самых ступеней здания. Все еще немного покачиваясь, взобрался по лестнице. Никки почудилось, что она слышит голоса; через несколько секунд вниз, на улицу, сбежали трое в серой форме, с автоматами (один подскользнулся и последние несколько ступеней проехал на собственном заду). Следом за ними спустился комиссар и зашагал обратно к машине.

- Бараны тупые, - проворчал он, просовывая руку в салон и выключая мотор. Поймав недоуменный взгляд девочки, пояснил: - Караульные эти. Три раза пришлось повторить, пока не дошло, что я их с поста снимаю. Пойдем.

Над массивными стеклянными дверями, тускло светящимися изнутри, поблескивали два скрещенных автомата, вписанных в герб города - эмблема военного комиссариата. Они вошли, миновали пустой караульный пост и зашагали по длинному коридору, освещаемому мертвенно-белыми ночниками на потолке. По сторонам тянулись закрытые двери кабинетов. Шаги комиссара и Никки гулким эхом отражались от стен.

- Знаешь, что это за место? - нарушил молчание Стоун.

- Военный комиссариат, сэр...

- Завязали с "сэром", помнишь? И ответ неверный. Это комиссариат сказок.

- Что? - не поняла Никки. Ей приходилось чуть ли не бежать, чтобы успевать за широко шагающим Стоуном.

- Сейчас увидишь.

В конце коридора перед ними услужливо разъехались в стороны двери лифта. Комиссар ткнул пальцем в кнопку третьего этажа и пробормотал :

- Нет, не стоило, наверное, мне тебя в это втягивать. Ладно, я же тебе говорил, что я редкий ублюдок.

- О чем вы? - робко спросила Никки.

- Спрячься за меня, - скомандовал он вместо ответа.

Мягкий толчок, и двери открылись. Выглянув из-за спины Стоуна, девочка разглядела в полумраке мирно спящего за столом солдата-охранника. Автомат был небрежно повешен на спинку стула.

Комиссар покачал головой.

- Спит. Так и знал, что спать будет, но рисковать не хотел. Не нужно, чтобы тебя здесь видели.

Они прошли мимо часового к большой двухстворчатой двери с круглыми окнами, из которых лился свет флюросентных ламп. Стоун сделал приглашающий жест и Никки, встав на цыпочки, прильнула к одному из них. Она увидела большой зал, напоминающий телестудию - огромные экраны на стенах, компьютеры, люди, носящиеся туда-сюда со стопками бумаг.

- Знаешь, что они делают? Готовят подвиги для утренних новостей, сводки с вымышленных полей сражений. На экран выводят горящий город, подбитую бронетехнику заморцев, на этом фоне - доблестных танкистов или десантников, неважно, и вот тебе готовый репортаж с фронта о том, как наши победоносные войска громят противника на его территории.

- Для чего это? Разве мы не побеждаем?

Никки, оторвавшись от окошка, непонимающе глядела на комиссара. Тот покачал головой.

- Не то, что не побеждаем... Все гораздо хуже. Давай, пошли отсюда. И тихо, спящую красавицу не разбуди.

Лифт вернул их на первый этаж здания.

- На втором этаже типография. Печатают "Военные листки" и похоронки. Там смотреть особо не на что. - сказал Стоун, снова ведя Никки по коридору. Он остановился у одной из дверей, пошарил в кармане брюк в поисках ключа, и после небольшой возни распахнул ее.

- Проходи.

Никки оказалась в длинной узкой приемной; за ее спиной комиссар включил свет и она огляделась - стол с аккуратно сложенной на нем стопкой бумаг; рядом с бумагами телефон и селектор. Несколько стульев у стены. У противоположной стены - маленький столик, на котором стоял электрический чайник, керамические банки для кофе и чая и сахарница, пирамидка из бумажных стаканчиков. Возле столика примостился кулер.

Стоун прошел к обитой черным винилом двери в дальнем конце комнаты. Открыв ее, обернулся к девочке:

- Сделай себе попить чего-нибудь. Там, в кулере, горячая вода тоже есть. Как закончишь - заходи.

Через минуту Никки вошла в кабинет, сжимая обеими руками стаканчик с кофе. Комиссар, сидевший за массивным столом и сосредоточенно набиравший что-то на клавиатуре компьютера, поднял на нее глаза.

- Садись, - указал он на кресло по другую сторону стола и добавил: - Ты извини, из еды ничего нет. Я помню, что ты есть хотела. Были вроде какие-то крекеры, но секретарша вчера их все употребила.

Девочка невольно улыбнулась, устраиваясь в кресле.

- Все равно спасибо, мистер Стоун. За кофе... вообще за все.

Комиссар оторвался от компьютера и пристально посмотрел на нее. Глаза у него были в красных прожилках, усталые и печальные. Потом он закурил и откинулся на спинку кресла.

- Никки, если я скажу, что в жизни еще так не напивался, ты мне поверишь?

- Ну... машину вы вели аккуратно, и язык у вас не заплетается. - осторожно сказала она.

- Я в дымину пьян. Именно что в дымину. И вообще... черт... мне месяц назад сорок семь стукнуло, представитель власти, мать ее, военный комиссар города. Напился, снял какую-то шлюху... не помню даже, заплатил я ей, или нет. Мудилу того, что на тебя напал, пристрелил... ну тут я все правильно сделал, конечно... но вообще, черт, вел себя, как раздолбай двадцатилетний. Не смешно?

Никки не нашлась, что ответить, но Стоун продолжал, будто разговаривая сам с собой:

- А все из-за Ортона с Голдбергом, ублюдков. Решили от меня избавится, сукины дети... Ладно, может у них это и получится, но я их обоих за собой на дно утяну. Чертовы ублюдки! - комиссар обрушил кулак на стол, и это будто привело его в чувства. Он глубоко затянулся сигаретой.

- Как твоего отца зовут, Никки?

- Алекс, мистер Стоун. - ответила девочка. Она была напугана его внезапной вспышкой гнева.

- Алекс... Мистраль, так?

Она кивнула.

- Лейтенант Алекс Мистраль, ясно. Личный номер его знаешь?

- Н-нет.

- Ладно, неважно. "Огненные Тигры", вторая танковая. Лейтенант Мистраль... - пробормотал комиссар, склонившись над клавиатурой компьютера. - Вот, есть...

Он несколько раз кликнул мышкой. Тихо загудел принтер в углу, и в лоток упали несколько листов.

- Взгляни, - пригласил Стоун.

Никки остановилась посреди кабинета, разглядывая бумаги. Потом растерянно взглянула на него.

- Это письма от папы. Зачем было снимать с них копии?

- Это не копии.

Никки моргнула.

- Что?

- Это не копии, - повторил Стоун. Он смотрел на свои сцепленные руки, лежавшие на столе. В одной из них дымилась скуреная почти до фильтра сигарета.- Копии - это то, что вам присылают домой. Ты на дату последнего письма взгляни. Написано позавчера. Вы его получите через две недели.

- Я... я не понимаю...

- Ни одно из писем, которые твоя семья получила за последние два года и одинадцать месяцев, не было написано твоим отцом. Дело рук ребят с третьего этажа, только отдел другой. Они рассылают семьям письма от имени солдат, что сейчас по легенде воюют в Заморье. - комиссар по-прежнему не поднимал на Никки глаз.

- Это же его почерк, - сказала девочка. Ее снова стала бить дрожь.

- Твой отец заполнял анкету, когда призывался, нет? Вот и образец почерка.

- Но тут фотографии...

- Господи, липа, все липа. Там, наверху, ты сама видела, подделывают телерепортажи. Думаешь, им будет трудно сфабриковать пару снимков? Берется фото с военного билета, а дальше на компьютере...

По щекам Никки вновь заструились слезы. Листы бумаги, выпавшие из разжавшихся пальцев, бесшумно спланировали на ковер.

- Его... его... его убили?

Комиссар тяжело вздохнул.

- Подошли к самому главному. Девочка, все, что я тебе сейчас скажу, хорошенько запомни, и передай всем, кого знаешь. Война действительно началась так, как ты говорила, была оккупация Нийо, был бой у острова Сайго, наши войска высадились в Заморье - почти восемьдесят процентов мужского населения города, огромная армия. А потом все. Война закончилась на следующий день. Противник попытался применить против нас какое-то секретное оружие... до сих пор непонятно, что это было, вид бомбы какой-то, что ли... Что-то у них пошло не так. Это оружие в один миг уничтожило наше ополчение, армию правителяИшиды, и превратило Заморье в выжженную пустыню. А теперь попробуй представить себе реакцию населения, если бы люди узнали об этом. Бунт. Нас вместе с мэром повесили бы на первом попавшемся столбе.И что нам оставалось делать? Только скрывать. Вот мы и скрываем уже три года. И неплохо получается, правда? Улицы, названные в честь героев войны, площади имени героев войны, фильмы, книги, видеоигры. Эти ваши "Военные листки".

Стоун наконец поднял глаза на Никки, которая беззвучно плакала посреди кабинета. Его щеку бил тик.

- Если тебе от этого полегчает, я себя проклинал каждый день все эти три года. Сколько раз решал, что нужно рассказать людям правду, но смелости не хватило. А теперь мне плевать. Я...

Его прервал приглушенный звук удара. Кто-то ломился в дверь приемной. Комиссар вскочил.

- По мою душу пожаловали. Только опоздали вы, ребята.

Он бросился к окну и распахнул его. В лицо Стоуну ударил дождь. Он обернулся к Никки, на его лице играла торжествующая, полубезумная улыбка.

- Прыгай, здесь невысоко. Давай!

Девочка, двигаясь медленно, как во сне, подошла. Комиссар помог ей взобраться на подоконник, действуя одной рукой. В другой он сжимал пистолет. В дверь приемной продолжали ломиться. "Комиссариат Внутренней Безопасности, Стоун!" - прокричал чей-то голос. - "Мы знаем, что вы тут, и у нас ордер на ваш арест! Открывайте!"

Никки уже спустила ноги с подоконника, готовясь спрыгнуть, когда Стоун сжал ее ладонь.

- Прости меня. - сказал он. Девочка молча смотрела на него.

- Прости меня. - повторил комиссар. - Ты меня прощаешь?

Никки хотела что-то сказать, но тут от очередного удара дверь рухнула. В приемной раздался топот ног. Стоун сильно толкнул девочку, и она полетела вниз, на мягкую траву лужайки. Окно над ней захлопнулось.

Она откатилась к стене здания и прижалась к ней. Сверху доносились голоса.

- Ну, привет, ребята. И как вы узнали, что я на работе? Кто-то из моих стукнул?

- Стоун, вы арестованы. Бросайте оружие. Нас здесь четверо, а вы...

- Да нет, вас трое. - поправил агента комиссар.

Раздался выстрел из пистолета и чей-то пронзительный вскрик, перешедший в хрип. Звук упавшего тела.

- Я же сказал, трое. - заметил Стоун. - Ну, стреляйте, ублюдки! Вам что, патронов не выда...

Когда загремели автоматные очереди, Никки сжалась в комок и закрыла руками уши.

В восемь утра она ловила попутки на дороге, когда ее подобрала татуированная семейка (у матери тату на руках и шее были настоящими, у двоих малышей, спящих на заднем сидении - временные). Женщине показалась странной невысокая, бледная девочка с кругами под глазами, в покрытой пятнами одежде и с кажущимся пустым рюкзаком, перекинутым через плечо. Она попыталась было разговорить девочку, но та сказала только, что вчера вечером опаздала на поезд и ей пришлось ночевать на улице, после чего замолчала. Женщина включила радио. Главной новостью было разжалование и последующее самоубийство военного комиссара Грегори Стоуна. Мэр Ортон обещал, что в течении дня выступит с обращением к гражданам и прольет свет на происшедшее.

Никки попросила высадить ее в трех кварталах от дома, и с минуту стояла посреди улицы с аккуратными коттеджами, прячущимися за живыми изгородями. В небе вновь стали собираться тучи, грозя новым дождем. Она достала из рюкзака футляр с игрой, что купила Колтону; с цветного вкладыша на нее пристально смотрел бравый морской пехотинец с черным беретом на голове. "Готов ли ты стать грозой Заморья?" спрашивал он, а за его спиной, поглощая искореженные остовы танков и руины домов, вставала стена огня. Оглянувшись по сторонам, Никки швырнула футляр в урну и зашагала вниз по улице.

Вернувшись домой, она ничего не сказала обеспокоенной матери и разобиженному братишке и прошла в свою комнату.Там Никки сняла с полки фотографию отца, которую он прислал в первую неделю войны (Алекс Мистраль позировал на берегу океана, улыбаясь и положив руку на приклад висящего на шее автомата), и упав на кровать, долго смотрела на нее. Потом отвернулась к стене и закрыла глаза.