Вечера над Тихой Сосной. Легенда о купеческой дочк

Нынешним летом случилось у меня особенно много встреч с людьми, кого любознательность и лёгкие ноги привели в наши места. И как-то в поездках и вечерних разговорах возникла общая мысль записать сокровенные сказания старины в небольших легендах, сделать их чем-то вроде визитной карточки Бирюченского края. Я долго отнекивался, ибо иметь дерзость говорить от имени истории мне не позволяют ни способности, ни знания. Однако же нынче, после ещё одной встречи с паломниками по Белогорью, я согласился записать дюжину преданий с тем только условием, чтобы их не относили ни к краеведению, ни к народному творчеству. Это просто мой вольный пересказ тех событий, о которых я слышал от старых людей, или читал в документах далекой поры. Я буду выдавать их по новелле в каждый вечер и надеюсь, что читатели простят мне незамысловатость рассказов.
Приступим, помоляся.

* * *

В тот далекий год много в России перемен случилось. Царь Петр Северную войну вел, да и на южных рубежах оставалось неспокойно. И не то, чтобы враг не дремал, как в самих городах-крепостях среди жителей случались замятни. Оно ведь как? Только от границ беда отступит, как служивые от безделья озоровать начинают. Вот и в Усерде, на Тихой Сосне, обнажилась старая беда. Луга здесь сочные, вот их дележка между посадами и стала причиной раздоров.
Тут ведь как было. За каждым посадом намерены угодья. А уж посадский голова устраивал жеребьевки. Каждый год стрелецкое ли, казацкое подворье получали новый участок покоса. А скотины в каждом дворе быоло много. Земли тучные, укрожаи хорошие, вот служивые и вростали корнями в усердскую землю навсегда.
Но те лихие годы вокруг посадов всё чаще возникали небольшие села и хутора, где селились беженцы с Украины. Их у нас звали черкасами. А на Украине тогда очень муторно было. По правому берегу, под панами, совсем туго было хохлам. Польша до того дошла, что по своим русским областям объявила к общению исключительно польский язык. Люди - за кольё, а их - пушками да шашками. Вот и бунтовала Украина. Особенно большой выход беженцев дало восстание Наливайки. От того бунта у города Усерда появился большой хохлацкий посад, под названием Веселый.
А тут стряслась беда на Бахмутских соляных варнях. Поднял его донской казак Булавин. И опять потянулись в Россию беженцы.
А в Усерде как раз - дележ покосов. Мужики злые. Сьрельцы кричат, что их хохлы обжулили. Спасибо - оружие только в крепости, в городе безопасно. Тогда по всей России у городов заставы царские стояли. Они не разрешали ввозить в города дрова-поленья длинее сажени. Ну, чобы ни у кого соблазна не случилось сделать из них пики. И косы полномерные в города не пропускались. Прямо у застав,в кузницах, обрубали лезвия до размеров локтя. Крюки получались.
Так вот на покосе иногда до драки на крюках не доходило. И тем летом тоже. Прямо в рукопашную сошлись косари, крюками грозятся.А тут - переселенческий обоз. Сорок воловьих арб, да полсотни парубков на конях. Старики, дети...
Так вот. В обозе косы настоящие были, обоз еще никто не проверял. Вот хохлы и помогли своим. Прямо с колес полнялись, и погнали стрельцов на посад. Там хаты загорелись, городской набат ударил...
Воевада Нарбеков за голаву схватился! Это ж бунт, удар царскому войску в спину. Скоро собрал он городское начальство. И велел государеву поручику Ивану Медкову любым способом уводить украинцев от города. Дескать - в семи верстах вверх по реке , на Бирючьем погосте, уже давно намеряна переселенцам делянка под посад. Вот и уводи хохлов от греха. Пока только обоз, а там мы и остальных законным порядком на новое место переместим. Иван Касьянович было заартачился. Я ж царский офицер, кричит. А воевода ему в ответ. Дескать - своей властью даю тебе чин казацкого сотника. У царя с меня спрос, а не с тебя. Тогда Иван в последнюю крайность: у меня, говорит, скоро свадьба. Ты ж , воевода, знаешь - твою крёстную дочь Татьяну в жёны беру, из купеческого дома Мартына Сычева!
А свадьбу,отвечает воевода, никто не отменяет. Вот и сыграем на новом месте. Словом, уговорил, указ написал и в спину вытолкал нового сотника к бунташному обозу.
И оно бы ничего - справился бы Иван Медков. Но тут воспротивился его будущий тесть, Мартын Маркелович. Купец знатный, на всё Воронежское наместничество первый негоциант. Да у него годового обороту на пятьсот рублей! Четыре пары волов гоняет за солью в Бахмут. И дочка Татьяна. Одна, наследница.
Нет, сказал купец Ивану. С хохлами дочку не отдам. Тут женись, а на Бирючий погост - ни-ни. Я Мартын Сычёв, а не какой-нибудь бездомный шишига.Мне сам Пётр Алекксеевич руку пожимал. Я за дочкой шесть лошадей да двенадцать арших холста даю. Да двадцать пять рублей сразу, и сто на обжительство. А ты её - в чисто поле, в дыру?! Тут женись и тут строй новый дом.
Ну - сотнику спорить некогда - у него воеводский указ. В сердцах показал он будущему тестю дулю и помчался переезд обустраивать. Два дня в городе шум и стон стоял - это служилыве сгоняли хохлов с насиженных мест и сбивали их в новый большой обоз. А когда сбили - вышел к ним воевода и объявил свою волю: ехать на Бирюч-Погост для обустройства нового посада. А там, говорит, и новый город будет, на что испросим у Государя грамоту. И вот де вам, говорит, хохлы - новый атаман - царский сотник Иван Касьянович Медков. Слушать его, как самого гетмана, иначе за неповиновение окажетесь вы со чадами и домочатцы вмиг по ту строну Днепра, на польской Украине.
...И двинулся обоз. Заскрипели сотни дубовых осей, удапили копытами кони и волы. Ехали гружёные скарбом чубатые казаки, бежали вдоль череды подвод босопятые хохлята. Сидели на волах, перебирая разноцветные ленты в венках , черноокие хохлушки. Походил обоз на циганский, и не было радости в его движении. Век был такой, что украинцы, и впрямь, становились кочевым народом. Не было им места ни в Малороссии, ни в самой Великой Руси. И никто не знал - как-то встретит их новое место, и будет ли оно последним на многотрудном пути?
Сам Иван Медков ехал на белой лошали с козацкими урядниками. Зорко следил за порядком, но пуще обоза беспокоил его оставленный город Усерд. Он всё оглядывался, ожидая возможной погони. А потом подъезжал к небольшой подводе о двуконь, где между тремя девками на перине гусиного набоя пряталась его невеста Татьяна...
И дождался-таки! Уже у самого Бирюч-Погоста увидел Иван Касьянович, как со стороны города галопом идут вослед пятеро всадников. И первым, в кафтане красного сукна - сам Мартын Маркелович Сычёв.
... В городе Бирюч потом еще долго рассказывали эту историю. Как оно там было на самом деле - нынче уже установить невозможно. Не думаю, что сразу , с плеча купец стрельнул по обозу, и попал прямо в грудь своей дочке. Но молва именно так и говорит. Вроде бы успел Иван Медков устроить отпор погоне, да не успел выбить ружья из рук будущего тестя. Словом - дело давнее, темное. Но только выехали переселенцы из Усерда все живые, а к Бирюч-Погосту приехали с покойницей.
И когда оказались на месте, то первым делом несчастный Иван Касьянович размерил и определил края городского кладбища. И первым поселением в Бирюче оказалась могила купеческой дочки Татьяны . Тут же срубили и часовенку, которую освятили чуть позже, в день Покрова Прествятой Богородицы.
Не знаю - так ли было на самом деле. Но только знаю, что тем же днем усердский воевода Нарбеков отправил в канцелярию наместничества отписку о самоубийстве "содержателя фуражирных лабазов Усердской крепости , воронежской гостинной сотни негоцианта Мартына Маркелова Сычёва". Отписка эта хранится в областном архиве. Там нет подробностей.

* * *
На снимке: сегодня город Бирюч отмечает 309-ю годовщину со Дня основания. Эта памятка выпущена по случаю праздника.