Мудрец

Царь устал от беззакония, творимого в его владениях приближенными к трону.
Благородство, терпимость, воспитанность и алая кровь мешали ему копаться в грязных делах визирей и министров, его родни, которые работали, не покладая рук и не щадя живота своего. Но и то истина, что трудились они только на свои бездонные карманы.
Лишь стража слушалась и служила царю верой и правдой, очарованная его донкихотством, бескорыстием и совестливостью, украдкой жалея его.
Они даже брались порой наводить порядок и чистоту в царстве, сажая в темницу воров, заодно и смелых ослушников и смутьянов из простолюдинов, но не получалось от их действия полного порядка, ведь на их теплые места ставили новых родственников царя, которых потом тоже сажали.
Уже вся родня, даже очень далекая, а, по слухам, — и не родственники вовсе, была при деле и дележе. Не стало их хватать, чтоб еще назначать. Но, признаться, вокруг все рушилось, и хлебных мест становилось все меньше и меньше.
Дело катилось к чертовой матери, то есть к смутам, волнениям и революциям.
Дальновидные родственники начали отказываться от назначений на высокие должности, тем самым отрекаясь и от царя.
Царь кручинился, в задумчивости больно дергал себе бороду, и думал, как же остановить упадок нравов и развал царства.
Позвал он к себе самого главного визиря, а стало быть, и самого главного богача, брата жены, и сурово его спросил: «Сколько можно воровать?!»
Визирь растерялся. Он знал, что воровать можно много и до тех пор, пока позволяют.
Царь знал ответ на свой вопрос, поэтому приказал визирю:
— Если в нашем государстве есть мудрец, найди мне его и приведи во дворец.
Шурин царя обиделся. Самым умным мудрецом на свете он считал самого себя.
— Воля Ваша будет исполнена, — отчеканил он раздраженно, — доставлю мудреца или мертвым или живым.
Потом лихо вскочил на коня и был таков.
Бедному народу стало легче дышать и жить. Видать, много на себя вельможа брал.
Царь вызвал второго визиря, младшего брата жены, и отправил его в дальние края искать счастья, но не сказал, какого и для кого.
— По приезду явишься ко мне, — сказал строго царь, — решу, то ли счастье ты доставил и что тебе дальше делать.
Уже и голоса простолюдинов стали слышаться в поле и по торговым рядам в городах, по местам и веселые песни затягивали на радостях. Царь позвал третьего визиря к себе, о котором царица говорила, что это его, царя, сын, но которому уже пять лет было при первой встрече царя с будущей царицей.
Царь поразился роскоши одеяний вошедшего. Длинные его пальцы были унизаны алмазами и рубинами.
Царь подумал, куда бы его отправить, в те ли страны, о которых он еще не слышал, или в те, которых еще не существует.
— Явись к царю тех мест, что далече, и спроси, все ли у него в порядке и нет ли нужды у него в моей помощи. В доказательство же того, что ты был там, приведи мне самого правителя.
Народ хорошо зажил, с песнями, праздниками и с достатком.
Царь понял, что он все правильно сделал и ему пора уходить. Он снял с себя корону, потом тяжелую соболиную мантию, скипетр положил на бархатный трон и ушел дорогой в одну сторону. Народ торжествовал, наступили праздники, после которых начинаются похмелье и будни.