Поиграй со мной, радуга

Небо походило на беременную женщину, готовое разродиться, но не младенцем, как вы понимаете, а дождем. Дули осенние ветры, оголяя сморщенные от холода деревья, с веток слетала последняя листва. Птицы, не обремененные долгами и поисками денег, устремлялись в теплые заморские края.
Кончились длинные летние дни, растягивавшие надежду светом. Наступили черные ночи, сопровождаемые сомнениями, депрессиями и еще черт знает чем. Большой город, красиво и богато живший в мыслях провинциалов и заполненный ширпотребом, казался островком счастья. Наступало большое одиночество.
Дождя еще не было. Я вышел из подъезда и увидел нашего консьержа, дышавшего воздухом. Человек на редкость начитанный и нудный, он подошел ко мне. Сегодня здоровались десять раз. Он опять пожелал доброй ночи.
— В гости? — голосом соучастника поинтересовался он.
— В гости! — не разочаровал я его.
— Небось к даме, дружок?
— Не до дам, дома жена.
— Дам не дам, я не знаю, знаю, что все к дамам бегут — витиевато изрекло бесплатное справочное бюро нашего дома.
Воздух на Тверской был чист, свеж. С рекламных плакатов дорогие супермодели с дешевой улыбкой призывали подкрепить волчий аппетит товаропроизводителей.
Рядом в спортивных формах пробежали хлипкий, невзрачного вида парень с красавицей. Она, значит, знала, за кем гоняться. Кремль стоял на месте, похорошевший и повзрослевший. Вся страна крутилась вокруг него.
Новая гостиница «Москва». С нее уже сняли платья — баннеры. Обнажив себя после ремонта, она ужаснула всех так, как ужасает женщина после неудачной попытки сделать пластическую операцию. Сталин, что-то перепутавший и подписавший оба проекта, теперь помог бывшим однопартийцам, сегодняшним нуворишкам, заработать на хороший кусок хлеба.
Вот и Иверская часовня. Вознесенские ворота. Мавзолей. Спасская башня. Левее — Минин и Пожарский. Много интересного здесь, но я тороплюсь к своей любимой. Всегда предупрежденная мной о том, что еду к ней, сегодня она получит меня, как снег на голову Дездемоны.
Метро, гордость старших поколений, не вызывает у нынешней молодежи трепет чувств, ведь интернет полностью порабощает человека.
Я очарован столичной подземкой, наверное так, как бедный старик, уверенный, что лучше его старушки на свете никого нет. На «Парке Культуры» я вышел. Город был тот же, что и на Тверской, да и люди были такие же, на двух ногах и с одной головой.
Здесь, правда, иллюминации было меньше, но тучи рассеялись и на небе сияли радостные звезды.
Улицы придуманы, чтобы давать им придуманные, а потом историей возвеличенные имена. Дом, где жила та, ради которой я терял время, назывался генеральским, и смешно говорить, она была дочерью генерала. Консьержка, всегда приветливо встречавшая меня, на сей раз испуганно посмотрела на телефон, потом спросила:
— Вы к Насте?
— А что, здесь есть и получше ее? Она лихорадочно соображала, что ответить, потом соврала.
— Насти нет дома!
— Я ей звонил, она ждет меня — соврал и я.
Я уже начинал понимать, что свет в ее окне, увиденный мной с улицы, горит сегодня не для меня.
Бабушка — божий одуванчик, потянулась за телефоном, чтобы соединить нас, хотя мы давно были соединены. Случаем ли, провидением — я не знал.
Настя сразу взяла трубку. Видать, до постели еще не
добрались. Консьержка молча передала мне трубку.
— Добрый вечер, Настенька — издалека начал я.
— О, милый, как хорошо, что ты позвонил. Я думала о тебе.
— Приятно слышать, дорогая. Я скоро буду.
— Жду тебя, солнышко — с притворной лаской ответила она.
Настя, видать, подумала, что я еще не вышел из дома.
— Она ждет меня! — весело сказал я бывшей работнице неизвестного фронта и двинулся к лифту.
Пока я поднимусь на ее этаж, она не успеет предупредить хозяйку квартиры, но это уже не важно. Дверь открыла Настя. За ней стоял незнакомец с бородой, в очках и с широкими плечами.
— Заходи, гостем будешь, — стараясь быть спокойной, сказала она и пригласила жестом, который мог означать «ох и скатертью бы тебе дорога, дорогой».
— И гостем буду, и третьим тоже, да?
— Будем драться или мирно поговорим? — поинтересовался очкарик, увидев меня.
— От ваших мирных переговоров мир полыхает огнем — ответил я и достал пистолет.
По лицу незнакомца я понял, что оружие, словно это детская игрушка, его не испугало. Мне стало неловко.
— Спрячь это и приглашай на чай — сказал я, отдавая ей ствол.
Он не растерялся при виде пистолета. Молодец. Она не ждала меня. Тоже молодец.
Она была в ночном халате. Стоп! Уже в ночном халате? Резво же она разделась, хотя еще не кончилась программа «Время». Я пошел на кухню. Кухня, дискуссионный зал загадочной славянской души, ждал не меня. Фрукты, торт, шампанское, водка, стояли на столе. На подоконнике лежал огромный букет белых роз.
— Я, кажется, опоздал к застолью, Настя? Она не ответила.
— А может, рано пришел? Ты же меня пригласила, солнышком называла. Непьющий, расстроенный, я налил себе в стакан водку и выпил ее залпом, не моргнув и глазом.
— Не пей водку — козленком станешь — сказал я новому незнакомцу и ушел.
На улице попадались незнакомые лица. Дома казались громадными и чопорными с людьми, населяющими их. В природе стало чище, звезды светили ярче. От выпитой водки стало хорошо. Как долго до головы будет доходить причина временно заглушённой боли, я не знал.
— Поиграй со мной, радуга! — В пьяном порыве воскликнул я, глядя ввысь, где сияли две радуги. На одной сидела она и, свесив ноги, словно с качелей, тянулась к другой, с сидящим на радуге своим любимым.
— Радуги бывают только днем — ответил мне прохожий, не сбавляя шага.
— Она играла со мной, поиграй и ты со мной, радуга — умоляюще попросил я небо, и, посмотрев в сторону дома Насти, увидел, что свет там уже погас.