рассказ про осень, про троих друзей..

Мы находимся чуть во влюбленном состоянии, оно нас окутывает до полного нейтралитета ко всему, что происходит рядом, не считая этого человека. Эти трое никогда не запачкаются после купания в листьях, и оно им не надоест. Все такие разные, им видно больше смысла, чем мне, и поэтому все молчат. Всегда кажется, будто существует простая неоспоримая истина, но никто не отважится ее мне сказать. Будто все обречено, и всем это известно, а на меня смотрят как на умирающий экспонат, которым сами когда-то были. Сложно объяснить, как меня что-то грело, такое спокойное и теплое, и как оно создавало всепроникающий океан, окутывающий и оплетающий со всех краев, греющий как одеяло и уютный как свитер. Чувствуешь его? Нет. Да. У тебя в голове то же, что и у меня? Да.
Подобно знакомой наизусть песне я слышал своих друзей, в любой миг зная, что те скажут, но не подумают. В их движениях так много музыки, что прослушать их ничего не стоило.  Для каждого из них пришел черед разойтись и сделать маленький выбор, из-за чего все их слова прошли сквозь угнетенность, которую так же выдавала и дрожь в голосе, небольшая улыбка и чуть слезинка, которая показалась лишь на миг, и вот сейчас скроется. Они, эти двое, хорошие соавторы моей жизни, лишь они не скрывали бывшего на самом деле, но сейчас нам не о чем говорить, и мы лишь закутываемся от решений во сне, в листьях, опавших, словно наше небо. Мы забрались в свое тайное место, заброшенный дом, во дворе которого собиралось много листьев, где меня закопали в этой выцветшей горе, откуда не хотелось выбираться. Я свернулся в клубок на правом боку, ко всем спиной. Левую руку положил между коленей, а правую, поставив два локтя вместе, свернул в кулак чуть ниже подбородка, как бы выгнув тыльную часть руки, которую приятно кому-то поглаживать; начал себя укачивать, будто чтоб проснуться и заснуть, но прослезился. Ощущение  атрофированной правой половины тела ушло, моя улыбка явилась искренней, из самого далекого уголка души, который будет забыт. Женя, первый названый человек, обняв, перелезла через меня, детским голосом, только для одного человека, после небольшой гримасы, произнесла: « - И чего это мы вдруг здесь грустим?»; обняла еще раз, своим самым откровенным голосом прошептала «все пройдет», а наш, пока что общий, знакомый оставил нас наедине. Женя, осень была ее временем года, одна хорошо чувствовала другую, и каждая меня покидала. Эта девушка лишь хотела, чтоб ее любили. Да. Она много осеней подряд не снимала большой красный шарф, прятала тоненькую шейку от простуды и лишних глаз.… Ах, как же хорошо, когда они оба рядом, и остаются наедине то со мной, то друг с другом, по очереди уделяя себя всего оппоненту. Мы лежим на плато из листьев друг напротив друга, мне хочется к ней прижаться и провести носом от левого края ее ротика, идя по скулам и дойдя до виска, коснуться его губами и закрыть глаза от расслабления. Так и сделаю. Хорошо ее знаю, и она хочет того же. Чуть подышав в ее ушко, произношу подобие отчаянного смеха и обнимаю ее шею. Проучивший проучившего будет проучен. Она коснулась моих губ своими, я почувствовал ее аромат и чуть в него не впился, но она на момент отпрянула, скрутила свой красный шарфик, распрямила этот огромный кусок шелковистой легкой теплой ткани и скрепила им нас обоих, взяв помощь у булавки, чуть похмурилась, и на выдохе через улыбку, произнесла: «признан». Да, тяжелая история. Она меня поцеловала еще несколько раз, одной областью шарфа, гревшей ей подбородок, она потерла свои носик и губы, затем мои, и, только после, сказала: «дарю».
Наш с ней друг, Фраи, как мы его с нежностью называем, хороший знакомый, перепрыгнул через забор к нам (он куда-то ходил), увидел нас двоих рядом лежащих в обнимку, улыбнулся, предложил сэндвич.
Каждый раз, встречаясь с ним, я смотрел на его руку.


Хочется уничтожить все то, чему отдавал душу; наверное, такое вот проявление ненависти к себе. Все ушедшее не вернется. Да и Нет. Уничтоженные и обокраденные мной, просите…
Знаю одного человека, который пишет удивительные истории. Он не выходит из дома и живет как бы в своем мире. Ему не хватает одобрения и понимания. Так вот, эта история – одна из них..



..........................
Эти слезы ведут расслабление, ими ты отдаешь скопившееся, выпускаешь пар из головы. Испытываешь мучения, так как проживаешь свои сценки, добавляя невозможности их исполнения в общую канву мучений…
Что-то медленное и неторопливое, в то же время спешащее в страхе не успеть все; общаясь с этим созданием многое незначимое съедет в канаву/




В одном человеке никогда ничего не было, и он набирал все самое честное из других людей, наблюдал на реакции проявления самого искреннего и пошел во многом в ущерб себе, выбрав честность, доброту и откровенность. Можно подумать, сделал он это для хвастовства, но выбирал не он и даже не его разум, а чувства… Довести дела других, разве это преступление?