август

Ярко-синими газовыми огнями светятся звёзды на черном, холодном августовском небе. Холодает. Лето почти кончилось, жара стоит только днём, когда солнечные лучи падают под прямым углом, когда же они скрываются за тучами, становится прохладно, а когда вечером уходят за горизонт, начинается студёная осенняя ночь.
Неся фонарь в руке понимаешь, что он не может даже чуточку разогнать непроглядную темноту; его света хватает лишь на то, чтобы догадаться, где тропинка. Поэтому приходить домой нужно затемно, пока тепло и видно каждую верхушку деревьев на холме за Улеймой. Песчаная дорога, ведущая к Шастово, выгоревшей полностью деревне, от которой остались одни пружины да кусты смородины, пылится в последних лучах, летает мошкара, налипая на тонкие хитрые паутинки.
Докурив сигарету, оглядываешься в поисках интересного  – пейзажи давно описаны, натюрморты с пухлыми тыквами и молочной кукурузой нарисованы, осталось пять дней, а материала нет. Нужно идти в лес, пробиваясь к живописному берегу речушки, крутой песчаный берег которой порос соснами и завален буреломом. На дорогу выбежала собака. Или кошка? Непонятный серо-рыжий зверек с пушистым хвостом. Лиса! Моё сознание городского человека заполнено восторгом; лиса, лиса! – всё, на что хватает воображения, хочешь тихонько подойти, подлететь, чтобы ближе взглянуть на это лесное воплощение красоты и изящества…
- Ну! Пошла!
Тучный, голый по пояс бородатый мужик, сопровождающий меня, гаркнул на зверька, для убедительности тряхнув кулаком. Рыжее пятнышко мелькнуло и скрылось в гуще деревьев.
- Заразу разносят, бешенство, - видя моё разочарование, пробормотал бородатый.
В поле, сплошь покрытом выгоревшей жидкой травой, тут и там мелькали кабаньи следы, на тропке, ведущей к лесу, виднелись отпечатки лосиных копыт. Мужик вечно откашливался, жалуясь на зной и сухость, бил по сушняку толстой корявой палкой.
Понимаешь, что сегодня зверей не увидишь, закуриваешь и поворачиваешь домой.