Счастья тебе!

  Я закончил 9 класс и уже в июне уехал в спортивный лагерь “Кузнечики” под Подольском. Он был одновременно и пионерским. Корпуса, где жили мы, и корпуса, где жили остальные ребята, разделял овраг. Через него был перекинут широкий деревянный мост. Рядом с этим мостом, над оврагом находилось большое деревянное строение с двумя входами. На одном красовалась большая буква “М”, на другом “Ж”. Мадамский и жентельменский, как трактовал эти буквы мой дружок Саня Агеев. По двум сторонам оврага располагались корпуса. К лагерю вела только одна дорога. Все остальные были небольшие тропы и различные тропинки, одна из которых вела к стадиону. Напротив него находилась баня. А внизу протекала речка Моча. До нее от нашего корпуса был примерно километр. Каждое утро мы этот километр своими шагами в беге измеряли туда и обратно. Так было каждое утро. Дождь не отменял никогда это утреннее развлечение перед завтраком. Поэтому самое гнусное, что тут было – надевать каждое утро холодные мокрые кроссовки. Они просто не успевали просыхать, хотя я взял с собой две пары, и было жаркое лето.

  День проходил всегда одинаково. Подъем. Заход в мадамский. Бег до Мочи. Водные процедуры голышом в ней. Возвращение. Умывание. Завтрак. Чтиво. Утренняя тренировка по отработке техники бокса. Обед. Дневной сон. Десятикилометровка по пересеченной местности на довольно высокой скорости бега. Свободное время – можно было делать что угодно, но в пределах лагеря. Полдник. Вечерняя тренировка. Купание в реке. Ужин. Танцы. Первые пункты проходили обыденно, а вот последний …

  Это была открытая веранда. Под крышей была только аппаратура. Из нее каждый не дождливый вечер на всю округу плыли завораживающие звуки, под которые можно было закружиться с понравившейся девчонкой из первого или второго отряда. Это еще было время, когда в голову не лезли всякие мысли. Все было прекрасно и первые прикосновения ко мне незнакомых девушек доставляли столько переживаний, что я был готов бегать и по 20 км каждый день, лишь бы под вечер не было дождя.

  Из спортсменов тут были велосипедисты, борцы, штангисты, легкоатлеты и мы, занимая пять корпусов. Единственные из всех спортсменов две девушки были в среде велосипедистов. Они каждый день сидели на велосипедных станках, наклонив туловище к рулю и буквально уже через минут десять было видно по их закрытым в кайфе глазам, что они уже не на тренировке, а где-то там… Обе были обесцвечены перекисью водорода и одна очень сильно была похожа на Мерлин Монро. Поэтому, все пионервожатые мужского пола тусовались во время тренировочного процесса, где то недалеко, в надежде сделать искусственное дыхание, если одной из них станет плохо или слишком хорошо и она упадет в обморок. Девчонкам нравилось мужское внимание, и они не стеснялись более эффектнее проявлять свое наслаждение.

  У нас же тренировки проходили обыденно, в рукоприкладстве. В шутку мы называли друг дружку художниками. Как ни старались бить не сильно, но, порой, выкрашивали друг дружке глаза в бордовый, синий, желто-зеленый цвета. Это было поводом для новых улыбок и смеха. На вечерней тренировке обычно качались на турнике, брусьях, со штангой, гирями. Напоследок играли в футбол. Проигравшие катали на себе выигравших по кругу стадиона. Счет умножался на пять. Один пропущенный гол – пять кругов ты рысак или наездник, как повезет. Круги на усмотрение Валерия Михайловича Алексеева, нашего младшего тренера, заменялись на катание в гору. Выигравшие садились на спину проигравшим, а те взбирались в гору. Счет был обычным: один к пяти.

  Мы хоть и считали себя взрослыми, но каждый, по сути, из нас был ребенком. Поэтому смех и веселье были нашими постоянными спутниками.
Мы шутили друг над другом и конечно над остальными. Шутить нам дозволялось, не дозволялось попадаться на этом. Кто попадался, получал свои “по”… Попавшийся тянул из пилотки бумажку с количеством раз быть наказанным. Это были цифры от нуля до 10. Вытянул ноль – прощен! Вытянул десять, значит, твои друзья становились с двух сторон кровати, на которой ты лежишь на животе, и кедом или кроссовком отчитывали цифры на бумажке. Отчитывали не щадя ни кроссовок, ни то место по которому шел отчет. После все мин пять держались за животы от идущего из нутра хохота.

  А шутки были примерно такими: мы просыпались часа в два ночи, шли к женскому корпусу, обычно первого отряда, выносили пару кроватей с девчонками и ставили их в мужской корпус, а из мужского тащили назад пару кроватей с пацанами. Порой брали зубную пасту и вымазывали лица всех отдыхающих, в одном их корпусов. Иногда завязывали шнурки на всей обуви в корпусе, связывая разные пары, при этом узел опускали в кружку с водой, чтобы наверняка и не развязали. Пионервожатого, который обещал нас поймать, мы привязали капроновой леской к кровати. Отдирали его от нее мин пятнадцать. Про дрожжи в туалете я уже не говорю, в одно утро все просто бурлило и текло вниз по оврагу, на котором он стоял. Запах стоял неделю. Шума было много, но не пойман, не вор! Вход в тренерскую почивальню был в нашем корпусе, но с противоположной стороны, поэтому очень часто с утра слышался шум выливаемой из ведра воды и отборный мат одного их трех тренеров. Видную роль в шутках играл жгучий перец. Меня с раннего детства приучили к нему и я, зная, что в лагере его не будет, взял с собой два пакетика с чили и несколько стручков ,,огонька”. Он рос у меня на подоконнике дома. Первым делом мы огоньком смазали седла тренажеров, на которых получали наслаждение блондинки. А затем я оба пакетика с чили рассыпал на веранде по полу.

  Результат не заставил себя долго ждать. Первыми почувствовали всю прелесть и тепло от моего подарка велосипедистки. Вечером они обе уже сидели в медпункте и выясняли причину, подхваченной болезни, и насколько она опасна. А во время танцев, выяснилось, что это просто эпидемия, причем только среди девчонок.

  А на следующий день прошел дождь, мы бегали по лужам и грязи, вечером стирали перед сном все. Одежда просыхала. Кроссовки были мокрыми всегда. Пальцы ног становились просто белыми от непрерывной ванной. Под большими пальцами мозоли просто образовывали слой за слоем. Мы протыкали их шилом или еще чем-то острым и шли на тренировку. Порой боль была такой, что многие хромали на обе ноги… Это еще больше добавляло нам только веселого настроения. Мы хохотали над походкой друг друга и советовали ее сменить. После дождя, лужи стояли дней пять, и пять дней мы их месили по всем близлежащим лесам, порой просто падая в них, вставали и снова бежали, а впереди всегда маячила худощавая фигура Михалыча. В лицо летели грязь и брызги от бегущих спереди, поэтому прибегали мы как комки сплошной грязи. Видимо  тогда и появилась в моем характере черта вставать после любого падения, вставать и догонять тех, кто убежал за время падения, догонять и обгонять, чтобы в лицо больше не летели брызги грязи.

  По воскресениям можно было ехать домой, кто жил недалеко. Девочка, которая мне сразу понравилась, жила где то не далеко. Я видел, как она с мамой шла к воротам. Я забежал в тренерскую и сказал Михалычу, что я домой. Затем побежал вдогонок за двумя удаляющимися. Бегать было дело привычным. Вскоре я их догнал и пошел сзади. Через тридцать минут я уже знал, где ее дом. Раньше компьютеры были размером в платяной шкаф. Они были в различных заведениях, но только не дома. Из них торчала перфолента. Прочитать которую можно было, если знаешь один из машинных языков типа алгол или фортран. Досуг свой мы проводили по гостям, на дискотеках, в библиотеках, в домах культуры, кинотеатрах, дворцах пионеров… Было лето, соответственно она могла остаться вечером дома, либо сходить в кино. Дом культуры был недалеко, у моста через Пахру. Я заскочил к своему дружку по секции мотокросса и взял у него мотоцикл. Он был двинутый на них и сам собрал свой. Это был приличный кроссовый мотик. Серега часто заезжал ко мне в лагерь на нем по вечерам. Я на мотоцикле вернулся обратно к ее дому и стал ждать.

  Она не вышла, а просто выпорхнула из подъезда.
- Привет, - сказал я ей.
- Привет, - не останавливаясь и не обращая на меня никакого внимания, произнесла она и пролетела мимо.
- Ты торопишься? Могу подвезти, я на мотоцикле, - в воздухе повисла тишина.
- Вот еще, - разорвала она ее, - я с такими не катаюсь.
- С какими? – улыбнулся я.
- С грязными, - она свернула за угол дома.

  Я посмотрел на себя. Вид и в правду не лучший. Баня была в понедельник. Прошла почти неделя. Лужи и речка Моча были единственным местом, где я встречался с водой, да и то она желала быть хоть чуть, чуть почище. Значит мыться. Я проехал следом за ней, чтобы точно убедиться, что она пойдет в кино. Убедившись, поехал домой. Минут тридцать я намывался, словно увидел ванную впервые, а затем, даже не просушив свои почти по плечи соломенные завитушки сел на мотоцикл и помчал на крыльях первой своей любви.

  Фильм закончился, я стоял у выхода и ждал. Вот и она.
- Привет, теперь сойду за таксиста? – я улыбнулся ей.
- Я с незнакомцами не катаюсь, - фыркнула она.
- Валерий!
- Что Валерий? – возмутилась она вновь.
- Зовут меня Валерий, а тебя? Я ведь не спрашиваю, сколько ты весишь, - глупая улыбка не сходила с моих уст.
- А я и не отвечаю, - улыбнулась она впервые.
- Едем? – я вынул из-за спины букет нарванных по дороге, на чье-то даче, цветов.
- У тебя мотоцикл грязный!
- Сейчас постараюсь помыть, - я подошел к мотоциклу и помчал в парапету моста.

  Это был старый бетонный мост, с парапетами в виде арок. Они начинались от земли и имели ширину примерно метр и высоту метров десять. Я подъехал к парапету, погазовал, чтобы она обратила внимание, и поехал по нему на другую сторону реки, затем уже на дороге развернулся и вновь проехал по парапету на тот берег, где стояла, открыв рот она. Я уже не впервые проделывал это. Первый раз просто, чтобы не проспорить. У каждого в молодости свои тараканы в голове. Мой друг Володя Тарасевич на спор поднимался на руках по лестнице на пятый этаж, не касаясь по дороге ни стен, ни перил. Кроме этого вставал на руках на кирпичный торцевой бордюр крыши дома и стоял так на краю дома условленное заранее время. Я же мог кататься на мотоцикле, чем и воспользовался, чтобы впервые покорить сердце понравившейся мне девчонки.

  Мы всю оставшуюся смену гуляли с ней по ночам, меня ловил Михалыч, выписывал лекарство, я вытягивал из пилотки сколько раз его принять, но каждую ночь я всегда был в условном для меня и ее месте. Затем было военное училище. Мое отчисление за драку со старшекурсником. Армия. После армии я появился у нее во дворе. Она стояла у своего подъезда, все такая же прекрасная, склонясь над детской коляской. Счастливая улыбка озаряла ее лицо. Как можно было нарушить это? Я повернулся и ушел… Счастья тебе, любовь моя!