ОТЕЦ

вместо предисловия.

         Мой отец,1911 года рождения, как только выучился писать, записывал все важные моменты жизни. Его дневники я обнаружил уже после похорон. Мне стало жалко терять такой труд. Я осмелился собрать  все записи. Стиль изложения оставил. Но пришлось немного  подкорректировать. Может быть, кому-то интересна жизнь простых людей в начале двадцатого столетия «в эпоху перемен». Уйдя на пенсию, он перестал писать свой «неоконченный роман». Надо было отмечать все явления погоды,  поведение пчел, работу в саду, состояние здоровья. Много. Но по понятным причинам эти записи сохранятся только  в черновиках. Итак:

          Хоронили маму. Все плакали. Плачущим детям давали сладкое и успокаивали. Мне шесть лет и на меня никто не смотрит. Мне тоже хочется, чтобы меня успокаивали и давали сладости. Надо что-то делать. Я убегаю за дом и слюнями размазываю свое лица. Потом начинаю реветь во весь голос. Взрослые забывают про моих сестер и занимаются мной.
- Надо же? Такой маленький, а все понимает.
Я тоже получаю свою порцию сладкого и ласки. Это настолько редкое событие, что забываю всхлипывать. Из всех детей, старшего брата дома нет. Он на войне с немцами.  Фатима помогает взрослым. Она сама почти взрослая. До нее уже сватались, но папа не разрешил. Брат Мансур чуть помладше ее. Но он занят все время конями. Потом – Рабига, с которой мы все время ссоримся. Просто еще не знаем, кто старше. Младше меня Зулейха. Она еще ничего не понимает, даже плакать не умеет. Глупая еще. Меня зовут Гараф. Иногда Гариф. Иногда другими, порой плохими словами, но только когда провинюсь.

         На кладбище идут только мужчины. Почему-то все делается бегом. Мама  болела долго. Мучилась. Соседи благодарят Аллаха, что своей добротой Он избавил ее от боли.  А мне просто обидно, что теперь никто не спросит меня, что я ел. Хорошо, что на улице тепло, лето. В лесу много ягод. Даже зеленые орехи идут в еду. Да еще большой огород. С голоду не умрем.

          Через несколько дней начинается уборка хлеба. Сено давно скошено и огромный стог за баней успокаивает отца. Две лошади и корова, да несколько овец – все наше хозяйство. Иногда соседи приходят к нам и просят разрешения собрать немного смородины в дедовом лесу. Мой дед был лесничим и за несколько лет посадил в низине леса огромное количество кустов. Сколько их, никто не знает. Но все знают, кто  сажал. Папа всегда разрешает. Меня это удивляет.
- А в лесу смородина наша? Зачем тогда они рвут ягоды?
Отец смеется.
- Ну, не разрешу я им. Так они без спросу возьмут. А чтобы и нам без ягод не остаться на зиму, то вы каждый день теперь ходите в лес с ведрами. Потом мы ягоды высушим, и будем пить чай с ними до следующего урожая. Всем хватит.

        В начале осени огороды превращаются в пустые поля. Пшеница давно убрана и надежно спрятана в амбары. Огромная собака ходит по двору без цепи. Папа привез ее из русской деревни. Слов татарских овчарка не понимает. Мы с ней «говорим» по-русски. Это очень интересно. Некоторые люди, которые почти не знают языка, ругаются непонятными словами. Наш сосед обзывает жену то «понедельником», то «вторником». А самое страшное ругательство у него – это «Пятница».  Почему он так ругается, никто не знает.

        До самых дождей я ходил в школу. Учителем был мулла. Потом в самую грязь сидел дома. Обуви-то не было. Но без дела не оставался. Отец уезжал на несколько дней, занимаясь извозом. Старшая сестра  с братом уходили в лес и собирали хворост. У  меня было одно задание. Смотреть за младшей сестренкой. Чтобы она не обожглась об железную печку. Да и подтапливать «буржуйку» надо было часто. Чтобы не провинится, я привязывал сестру за ногу. Так, чтобы она не могла подойти к горячему железу. Потом меня хвалили за «заботу» о сестренке.

       Однажды из другой деревни приехал к нам дальний родственник. Они долго разговаривали с отцом. А потом уехали вместе. Через несколько дней, приехавший отец, объявил.
- Скоро я вам новую маму привезу. Здоровую. Тогда и Фатиму отдадим.

       Наступили морозы. Кони с колокольчиками остановились у нашего дома. Отец в новой, наверно подаренной, шубе стоял и бросал конфеты бегущим ребятишкам. Меня это сильно удивило. Потом он взял за руку чужую женщину и повел в дом. За ней шли родственники и несли большой сундук.
- Богатая невеста,- решили соседи.- Смотрите, сколько добра.
В доме  все наше нехитрое имущество было заранее убрано. Новая мама достала свои постели, полотенца, посуду. Потом осмотрела всех нас. Каждому дала по конфете.
- Жадная. Решили мы и… не ошиблись.
Барана съели гости за один вечер. Больше всех свадьбе радовалась собака Дамка. Столько косточек она не получала никогда.  Я с сестренкой лежал на тулупе над печью и слушал песни. Мансур развозил гостей по домам. Мы были накормлены заранее. Поэтому хотелось спать. Мы так и не дождались окончания свадьбы, уснули.

         Утром жизнь наша  изменилась. Мачеха подняла всех. Отец уехал на свои работы с обозом.  Мне досталось готовить лучину для освещения  дома. Старшая сестра месила тесто. Мансур управлялся со скотиной. Рабига носила воду из колодца. Даже маленькой Зулейхе было дело. Она должна была  сидеть на кровати и выбирать из овечьей шерсти маленькие частицы репья и веточек. То, что рука у мачехи тяжелая, мы поняли сразу. Стоило только помедлить с выполнением задания, так наказание следовало сразу. Мне начало казаться, что жить стало хуже. Правда, мы уже почти не голодали. Каждую неделю папа резал овец. Шкуры отдавали соседу, и потом мачеха шила из обработанного меха полушубки и шапки. Она умела все. Наверно папа и женился на ней из-за этого. Он частенько приезжал веселым из поездки. Сосед, которому ногу «отрезали японцы», корит папу.
- Ты, Зинатулла, зря радуешься. Вперед не смотришь. Война и до нас может прийти. Пропьешь хозяйство-то. С чем детей оставишь? Каждую неделю режешь овец. Перестань гулять.
- А чего о них думать. Пусть мужья думают. А Мансур при конях прокормится. Гарафа учить буду. Он сообразительный.
Сосед уходит, стуча деревяшкой, и ворчит.
- Пожалеешь. Да поздно будет. Не зря люди над тобой смеются. С лошадью разговаривает… надо же.

 Папа действительно разговаривал с  любой скотиной.  Лошадь же выполняла его приказы. Но только на родном, наверное для них обоих, языке. Ему и вожжи были не нужны. Тем более кнут. Когда папа уезжал, то оставлял всегда его над дверью. Мансур же всегда ходил со своей, свитой из тонких ремешков, плетью. Кнут помогал ему даже перепрыгивать через забор, лазить на деревья и даже ловить овец.

        Выяснилось, что папа решил выдать старшую дочь замуж. И хотя за нее сватались свои ребята из нашей деревни, но он решил по-другому. За Фатимой приехал Азяль. Это был хороший парень, он подарил мне перочинный ножик. Все друзья завидовали мне до тех пор, пока я его не потерял. Мулла прочитал молитву и молодые сели в тарантас. Ворота открыли, и Мансур щелкнул кнутом. Лошади помчались вперед, и на повороте колесо слетело с оси. Жених выпрыгнул из тарантаса и держал край повозки, пока она не остановилась. Сбежались люди. Причина обнаружилась сразу. Какой-то шутник выдернул скобу с оси. Подошедший мулла осмотрел все. Потом, дождавшись тишины, изрек.
- Аллах, благодаря моей молитве, уже взял под свою защиту молодых. И если еще кто-нибудь захочет им навредить, то будет проклят до седьмого колена.  Принесите скобу и дайте мне. Я сам закреплю колесо.

        Фатима уехала из нашей жизни навсегда.

         Однажды в дом пришли военные люди. Они показали папе бумагу и забрали его с собой  вместе с повозкой. Папа, перед уходом сказал, что царя теперь нет, и придется помогать новой власти. Можно было отдать зерно, но тогда сеять было бы нечего. Поэтому он отработает свой неожиданный долг. Еще он сказал.
- Хорошо, что овец мы съели сами. Все равно бы отобрали черные, белые или красные. Как у хромого соседа. Глупый он оказался. Сам виноват.
Папа ушел с красными. Одна лошадь, Рыжуха, осталась в хозяйстве. Это была любимая верховая Мансура. Все первые призы на скачках доставались моему брату. Он и стал старшим мужчиной в доме.  Но командовала мачеха. Мансур перестал ее слушать и сам решал, когда напоить и накормить скотину. Еще прошлой весной огромное количество скопившегося за несколько лет навоза смешали с глиной и высушили. Это было топливо для тепла. А для выпечки хлеба надо было собирать хворост. Все свободное время мы этим и занимались. Несколько месяцев о папе  нет вестей. Мы знаем, что «красные» ушли. Вместо них  хозяйничают «белые».  Изредка через деревню проезжают неизвестные военные. Мансур всегда прячет свою Рыжуху в сарае и, и даже иногда ночью спит в сене.  Зерно прятали все. Осенью жгли стерню на своих полях. Таким образом, можно было всегда сказать, что хлеб сгорел. Что сами голодаем. Что и так уже стали нищими. Быть бедными стало выгодно. Даже новые шубы надо было прятать. Один старый, весь в заплатах, тулуп лежал на печи. Я и завернулся в него, пытаясь согреться. Мачеха приказала мне растопить печь. Не успел я слезть с печи, как получил палкой по спине. Босиком выскочил на улицу и по первому снегу побежал к ограде. Если бы  я успел его перепрыгнуть, то она никогда бы меня не догнала. Но забор из жердей был слишком высок. На самом верху я понял, что пойман. Ожидая нового удара, превратился в комок страха.  В это время раздался свист  кнута. Но не по мне. Мансур одним ударом сбил мачеху на землю.
- Беги домой. Приказал старший брат. А ты лежи. А то еще получишь.
- Где она? Уже дома я спросил заступника.
- Остывает в огороде. Горячая она очень. Сгореть может так… быстро.
Для меня бегство по снегу прошло без последствий, а вот с мачехой стало что-то неладное. Она стала тише. Лицо потемнело. Частенько просто переставала работать и молчала. Соседи говорили, что отца, наверное,  уже убили. Что если бы был живой, приехал бы давно. Уже середина зимы. Сколько можно? Лучше бы сделал как другие, отдал зерно.

          По вечерам мачеха вязала варежки и носки на продажу. Запас шерсти был последней возможностью заработать. Я следил за горением лучин и старался вовремя  их менять, сбрасывая огарки в таз с водой. Мачеха меня даже иногда похваливала.
- Гараф у нас, как большой. И лучина высушена хорошо. И запас, хоть всю ночь вяжи.
Я сидел у замерзшего окна и смотрел на улицу в прогретое во льду отверстие. Луна освящала ворота. Какой-то человек их открыл и провел лошадь во двор. Потом подошел к окну и посмотрел на меня. Я выскочил на улицу и попал в руки отца.
- Папа. А ты живой или мертвый?
- Живой, живой. Пошли в дом.
Дома он сидел за столом и… плакал. Я никогда не видел, чтобы взрослые плакали. Такое могли позволить себе только дети, да и то – девочки.
Мама собирала на стол еду. Отец почти не ел. Он пил горячий смородиновый чай и рассказывал.
- Меня даже расстрелять хотели. Еле живой остался. Когда у красных был, то было лучше. Командир хвалил, что у меня лучшая телега и лошадь. Я возил снаряды и патроны. Даже обещали форму красноармейскую выдать. Хорошо, что не успели.
Потом папа замолчал. Мы боялись пошевелиться, чтобы он не передумал рассказывать.
- Потом красных разбили. Убили многих, даже раненных. Я как раз был в отъезде. Приезжаю за патронами, а там никого. Я назад еду, а тут белые.  Спрашивают, кто я такой. А я говорю, что меня насильно определили имущество возить. Вот я и отрабатываю. Тогда офицер засмеялся  и сказал, что я буду и дальше «отрабатывать», так как все что делал раньше «не считается». И еще предупредил.
- Попытаешься сбежать – расстреляем. Нет, вначале поймаем, потом к стенке.
В первой же поездке меня поймали. Я оправдался, что заблудился, места незнакомые.  Второй раз меня поймали и поставили к сараю, лицом к солдатам с винтовками. А другой офицер, пожилой уже и говорит.
- Вы заодно и лошадь его расстреляйте, а телегу пусть воины возят.
- Это еще почему?
- Так она кнута не знает, а понимает только его. У Вас как с татарским языком? Владеете?
Офицер мне и говорит.
- Позови.
 Я только первое слово сказал, а моя спасительница сама подошла ко мне. Солдаты засмеялись, а меня отпустили. Гнедая спасла меня. Так и «отрабатывал» ползимы. А тут места стал свои узнавать. Километров пятнадцать до дома. Думаю пешком дойду. Ночью зашел в сарай попрощаться. Смотрю, солдатик спит в сене и в тулупе. Я тихонечко вывел свою лошадку за ворота. Только сел на нее, а она как заржет. От радости, наверное.  Я только успел сказать одно слово «Домой». Она и поскакала сама. Стреляли в нас, но Аллах уберег, не попали.
- Папа, не выдержал я, а они не придут за тобой?
- Нет. Белые отступают в другую сторону. Они Уфу бросили и сами ушли без боя. Красные придут скоро.

       Отец еще долго рассказывал, повторяя интересные места. Несколько раз он повторил страшное имя – Колчак. Потом это слово стало самым ругательным в деревне. Мансур же слушал и все спрашивал, что папа ел, и что давали лошадям. И когда в конце зимы вновь набирали обоз, то он и отправился «отрабатывать» к пришедшим красным. Вновь никаких вестей о брате.

       В начале лета Мансур вернулся… пешком.
Он сидит за столом, и то же, как когда-то отец, плачет.
- Я хорошо отрабатывал, - говорит он.- Меня даже с обоза сняли. А поставили верховым связным. Моя Рыжуха быстрее всех была… Была вот. А тут попросился у командира домой съездить. Он разрешил. Я всегда возвращался же. В соседней деревне меня остановил прапорщик. У него револьвер был, лошадь мою, Рыжуху, забрал, меня побил. А я ничего сделать не мог. Оружия нам не давали. Был бы у меня револьвер… Мне ничего не жалко. Как я теперь жить буду? Да и  командир подумает, что я дезертир…

         Отец Мансура не ругал. Он только сказал, что на войне все может случиться. Потом брат ушел в сарай и плакал там.

         На второй день к воротам подъехал двоюродный брат Якуб - обзый.
- А ну, открывайте ворота. Что мне, самому это делать? Так-то вы встречаете родственников с хорошей вестью.
 Мансур птицей кинулся к воротам. Открыл их и бросился обнимать свою… Рыжуху.
- Ты ее спрячь в сарае. Потом в дом. Там все расскажу.

         В доме оставили только мужчин. Мачеха увела девочек в огород. Нельзя им присутствовать при важном  разговоре. Отец и, родственник с хорошей вестью, сидят за столом. Мы с Мансуром на лавке у двери.
- Дело было так. Уже вечером, но еще светло было, мимо моего дома проехал военный на вашей лошади. Рыжуху-то все знают. Неужели, думаю, Мансура убили? Проследил куда он проехал. И стал ждать.  Пока ждал, все думал, племянника не вернешь, хоть Рыжуху его любимую попытаюсь освободить. Дождался. Темно-темно стало. Луны нет. Слышу, едет назад. Ну я и… Теперь у меня  и форма есть,… а у вас Рыжуха.

         Мансур, то бегал в сарай, то возвращался. Якуб-абзый смеялся.
- Ты меня после лошади не целуй. А то я ржать начну. Как она. А что ты жив я уже в деревне узнал. Две радости у меня теперь.

         Через день брат уехал, чтобы через месяц вернуться совсем. Папа строго предупредил, чтобы о разговоре в доме никому никогда ничего не рассказывали. Я даже не подумал ослушаться. Так мой друг Закий ничего не узнал. Нам обоим было по восемь лет и мы уже учились в школе. Иногда я пропускал уроки, когда шел сильный дождь. А друг ходил в сапогах. Потом он мне рассказывал обо всем, чему научился.

        Когда я заболел оспой, то меня положили в углу комнаты и отгородили тряпкой. Просто когда  всем делали прививки, то обо мне просто забыли. А я радовался, что избежал этого страшного слова. Зря. Лицо покрылось коркой. А глаза белым налетом. Потом пришел фельдшер и не велел меня трогать. А мулла сказал, что «на все воля Всевышнего, и что без его ведома даже волос не упадет». За прическу я не волновался. Голова была брита, падать-то  нечего. А вот на глазу одном осталась  отметина. Наверное, тоже по воле Аллаха. За что Он меня наказал? Правый глаз видел все хуже и хуже. А лицо стало рябым. Женщины стали меня жалеть.
- Такой красивый мальчик… был. Хорошо, что жив остался.

       Новая беда обрушилась на деревню.  Неурожай заставил всех голодать. Может быть, его бы пережили, но страшную болезнь холеру даже сытые люди боялись. У нас заболели дети мачехи.
Они умерли первыми. Потом и мачеха. Отец стал уезжать надолго и, однажды, его привезла лошадь в санях без сознания. То ли он замерз, то ли другая причина была, мы не узнали. После похорон отца мулла забрал единственную овечку.
- Мне надо долго молиться, чтобы душа его в рай попала. Я попытаюсь заступиться за отца вашего. Он же не всегда вел себя хорошо. У вас корова и лошадь еще остались, проживете как-нибудь.
Мы плакали. С этого времени я перестал уважать людей, которые говорили от имени Аллаха.

       Старшим в семье стал Мансур. Спасла нас корова, а мы ее, собирая солому и даже старую траву из-под снега. До весны продержались. Весной из армии пришел старший брат Гаятулла. Он был высоким и сильным, и … вооруженным. Карабин носил под шинелью. Нас с Мансуром ругал.
- Лучше бы вы умерли, а отец жил бы. Не уберегли. Теперь девчонок сами растите. Я буду рядом жить в доме жены. Помогу, если что.
Помощи было мало. Так как его жена оказалась страшно скупой. С горем, занимая зерно отовсюду, отсеялись. Хороший урожай спас всех. Пришло время уборки. Утром обнаружили пропажу двух лошадей из нашего сарая. Ни собака, ни замок не остановили грабителей. Гаятулла позвал меня.
- Мы уедем все в поле с соседями, а ты иди к Шамию. Скажи ему, что Гаятулла просит сегодня найти ему лошадей. Если ему не повезет и он не найдет их, то завтра утром умрет. А ты приготовь к вечеру воды, чтобы напоить лошадей. Иди.
Житель деревни Шамий жил неподалеку. Поля у него своего не было и на что он жил, мы не знали. И он страшно удивился моим словам.
- Я только сегодня приехал из гостей. Нечего на меня валить чужие грехи. Так и скажи брату.
- Жалко тебя, дядя Шамий. Если брат сказал, что ты умрешь, то так и будет. Он еще ни разу не ошибался. И коршун над деревней больше не летает, который цыплят ел. Гаятулла сказал, что он за деревней возле родника лежит. Мы там его и нашли… убитого. До свидания.

         Вечером через всю деревню шел человек, ведя на поводу двух лошадей. Возле нашего дома остановился и провел их через открытые ворота.
- Повезло вам. Я хворост в лесу собирал, смотрю, две лошади привязаны. Подумал, не ваши ли. На всякий случай покричал. Никого. Если это ваша пропажа, то жду магарыч… за находку.

       Вскоре приехали соседи и брат.
- Где они?
- Уже в сарае. Много воды выпили. И… уставшие они, а лес близко. Дядя Шамий магарыч просит за находку.
Гаятулла весело проговорил.
- Пусть радуется жизни. Это дороже любого магарыча. Так и передай…потом.

      Через год мы уже не нуждались в помощи. Сами сеяли и убирали хлеб. Собирали хворост и ягоды. Каждый день с самого рассвета до темноты были заняты. Жизнь стала налаживаться. Мансур решил жениться. Жену привез из Чишмы. Но семейная жизнь его была недолгой. Брата забрали в армию. И отправили на войну с басмачами в Среднюю Азию. Жена его тут же заявила, что у нее больна мать. Мы остались одни. Рабига была старше меня и стала командовать.
Через некоторое время я обнаружил, что из дома пропадает зерно. Соседка сказала, что сестра моя меняет его на пряники.
- Гулять она любит. Вот пряниками парней и кормит. Сама-то не красавица. А хочется…
В тот же день я забрал все ключи.
- Теперь я старший в доме. Я не дам тебе уморить нас с Зулейхой голодом. Ты не сеяла. Не пахала. Не знаешь цену хлеба. Продаешь пуд за 45 копеек. Если захочешь замуж - дорога открыта. Боюсь только, что калыма за тебя никто не даст.
Так оно и случилось. Рабигу… украли. Чтобы не платить за невесту. Сговорились, видимо, заранее и ночью она исчезла из дома. Я должен был на лошади скакать за ворами и пытаться догнать беглецов. Но лошадь в эту ночь скинула жеребенка. Никуда я не поехал. Гнедая дороже калыма. Еще одна сестра исчезла из моей жизни.

       Никогда не думал, что домашняя работа требует умения. Пытался испечь хлеб. Первый  подгоревший каравай ела только собака Дамка. Пришлось просить соседку научить меня женской работе.  Второй раз хлеб получился чуть лучше, но все равно не такой как у других. Соседка сказала. что для выпечки нужны другие дрова, а не прутики.
- Вы все хворост собираете. Ты подыщи засохшее дерево. Поруби в лесу,  сверху
ветками закидай. Бог даст, повезет. Лесник не заметит.
Моей ошибкой было, что поехал в лес утром. Воровать еще не умел. Солнечная погода и твердый снег понравились собаке. Лесник как-то узнал о моих планах. Я уже погрузил дрова в сани. Сверху накидал хворосту и все крепко связал. Из-за дерева выехал лесник верхом на своей огромной лошади.
- Дай сюда топор. Дрова отвезешь ко мне во двор. А это тебе плата за труд.
Плеть легко прошла сквозь меня всего. Было так больно, что слезы сами потекли. Я только успел сказать одно слово- «Фас». Дамка в прыжке свалила здоровенного мужика с лошади, которая тут же скрылась за деревьями. Овчарка стояла на груди лесника и своими желтыми зубами готова была вцепиться в глотку обидчику. Я слез с саней. Забрал свой топор. Отъехав немного, позвал собаку. Дома быстро перегрузил дрова в сарай и стал ждать неприятностей. Странно, что никто к нам не пришел. Мой друг Закий обещал узнать, почему нас оставили в покое.
- Можешь радоваться. Лесник к вам больше не приедет. Я все узнал. Его лошадь ни за что не хочет даже близко подходить к вам. У вас собака как волк.

       Хлеб печь я научился. Пришло время самому плести лапти. В деревне было всего два хороших мастера. Но они мастерили обувь для продажи и не хотели учить  других.
- Лыко принес? Вот и хорошо. Садись рядом и смотри. Через год-другой… научишься.
 Мастер так быстро работал, что я ничего не понял. Я сплел только носок, а он уже закончил работу.
- Завтра придешь. Доделаешь.
Я отправился ко второму умельцу. Он оказался разговорчивым человеком. Работал так же быстро и все время, то ли  шутил, то ли обучал.
- Ты думаешь, что я лапти плету. Ошибаешься. Я людей в дорогу отправляю. А в пути всякое случается. Вот твой отец не плел лапти, а покупал. И пешком не ходил.
Все время с обозами. И замерз поэтому. Шел бы ногами, жив был бы. Да и пить надо поменьше. Особенно зимой. Водка - вода для Шайтана. Будешь пить, помрешь. Нет, вначале слугой будешь у черта. Лапти у тебя почти получились. Но их надо разносить, чтобы к ногам привыкли. Гуляй.

        Друг долго смотрел на мою работу. Потом шел за мной по деревне следом. Все знакомые останавливались.
- Что у тебя на ногах?
- Лапти,- отвечал я гордо,- сам сплел.
Закий тут же подхватывал.
- Это новая мода такая. «Гусиные лапки» называются.
Я прошел всю деревню. И всегда друг придумывал новые названия моей работе. «Собачьи уши», «Пьяный мулла», «Утиный нос» и даже «Коровьи лепешки».
- Ты чего меня позоришь? Ходишь за мной и всем пальцем показываешь на мои ноги. Народ смешишь и сам хохочешь. Друг так не делает.
- Я как раз тебя спасал. У нас ведь кличку дадут. Век будешь с ней холить. А тут я всех запутал своими названиями. И не лапти у тебя, а один позор. Иди опять к мастерам.
 Через неделю я мог плести лапти любых размеров. Вопрос с обувью себе и сестренке был решен.

        Работы в доме было столько, что в школу я ходил месяца три. Спасибо другу, он мне все время рассказывал, обо всем чему сам научился. Он даже был доволен.
- Я когда тебе рассказываю, то запоминаю лучше. а вечером мне еще раз надо все пересказывать дома. Мама и сестры любят вязать под мои «сказки». Ты их запоминай тоже. Будешь детям своим рассказывать…

       Учитель, уже не мулла, а присланный из Уфы, меня не ругал. Иногда он сам приходил к нам домой и всегда что-нибудь нес к чаю. Сестре учеба давалась тяжело, и я не позволял ей пропускать занятия. Так мы бы и жили. Трудно, но спокойно. Все изменилось после возвращения Мансура из армии. Он привез целый мешок сладостей и сказал, что в Средней Азии фрукты растут на улице. Нам дал немного, остальное забрала его жена. которая тоже вернулась из Чишмы, так как ее мама выздоровела. О том, как служил, брат не рассказывал. Но мы узнали, что ему пришлось воевать с басмачами. Я все спрашивал его, кто такие басмачи.
- Басмачи – это сельские жители, которые…хорошо стреляют. Кто плохо стреляет, плохо ездит верхом, те работают в поле. Потом, те кто басмачи, приезжают и отбирают у людей добро. Они бы так тысячу  лет жили, но Буденный навел порядок. Теперь там спокойно, но детей пугают…огромными усами. Ты фотографию командарма видел? То-то.

       Дома начались скандалы. Брат все время делал замечания жене за грязь. А однажды побил ее за то, что налила ему суп в немытую посуду.
- Я из такой чашки даже в армии не ел. И грязным не ходил. Когда я тебя научу? Хочешь нас всех холерой заразить? Выгоню из дома,…будешь в сарае жить.
Жена всегда спорила и врала ему. Иногда сваливала на нас с сестренкой свои промахи. Тогда и нам попадало, под горячую руку. Жить стало совсем плохо.

       После окончания сева, в соседнем селе Сабантуй. Праздник такой. Мой брат участвовал в соревнованиях по борьбе и проиграл. Баран ему не достался. Я только смотрел, а сам не решался меряться силами. И не покупал ничего. В кармане был целый рубль, но не мой. Соседка просила отдать долг брату.
- Можешь купить себе что-нибудь, только скажи, что я долг отдала.
Вечером мы вернулись домой. Всю дорогу Мансур молчал, а у дома соседки вспомнил.
- Иди, забери долг.
Я вытащил рубль из кармана и отдал брату.
- Она утром отдала, а я…забыл.
- Так ты украл у меня деньги? Я вижу, тебя тоже надо учить.
От удара плетью я свалился на землю и не успел убежать. Брат стоял надо мной и хлестал изо всех сил. Я старался увернуться. Но только вначале. Кричал страшно. Потом перестал кричать и отворачиваться. Только голову закрыл руками. Внезапно побои прекратились. Оказывается, на крик прибежал мой друг и со всей силы рукояткой вил ударил Мансура по спине. Потом он отскочил и наставил острия на брата, а мне крикнул.
- Беги к Гаятулле. Я тут сам справлюсь.
Я еле поднялся и увидел, что брат не может ударить Закия. Одно дело избить брата за воровство, другое дело избить чужого подростка, у которого полдеревни родственников.  Вбежав во двор к Гаятулле, я упал на землю и только выл и стонал. На шум сбежалась вся семья. Гаятулла теребил меня и только спрашивал.
- Кто это сделал? Отвечай, кто? Мансур?
Я не мог говорить и только кивнул головой. Потом он обернулся к жене.
- Не трогайте его. Кровь с лица сотрите только. Я сейчас.
Из дома он вышел с карабином. Жена и две дочки повисли у него на руках. Папочка, не убивай Мансура. Тебя в тюрьму посадят. Мы все пропадем без тебя.
Гаятулла остановился и отдал оружие жене.
- Хорошо. Пусть будет по-вашему. Я за фельдшером.

        Пожилой лекарь долго и осторожно меня ощупывал. Потом просил покашлять, но я не смог выполнить его просьбу.
- Ну что? Переломов нет. Отнесите его в дом. Пусть несколько дней лежит. Потом скажу, что делать. А пока, вот что? Я напишу бумагу, отнесешь ее в милицию. Побои серьезные.  Обязан сообщать.

        Через неделю я смог дойти до сельского Совета. В кабинете милиционера сидел брат… с вещами.
- Давайте сразу перейдем к делу. Статья серьезная. Но можно все уладить. Вы же родственники. Давайте подумаем вместе. Пострадавший, Вам и решать.
- Я не хочу сажать его в тюрьму. Но жить с ним в одном доме тоже не могу. Я не знаю, что делать.
- Хорошо. Я думаю, вам надо разделиться. Мансур переходит в новый, почти достроенный, дом. А Гариф с сестренкой остаются в старом. Хозяйство пополам. Согласны?
 Брат только кивнул головой.
- И последнее. Пострадавший сейчас напишет заявление, что «претензий не имеет», я дело закрываю.

       Милиционер спас брата от тюрьмы,  а меня от переживаний. Хороший был человек, жаль быстро уехал. Новый участковый любил сажать всех. Люди стали бояться его. А Мансур вновь меня обманул. Корову забрал себе, а нам отдал лошадь без телеги и  плуга. Чем пахать, чем сеять я не знал. На помощь пришел друг.
- Отдай лошадь брату. Чтобы он за сестренкой смотрел. Сам уезжай учиться. Школу-то уже мы закончили. Комсомол характеристику даст. Во всех институтах есть рабочие факультеты. Будешь жить в общежитии.
- Поехали вместе. Одному страшновато.
- Нет уж. У меня работа есть, председателя возить. Потом,… женюсь, наверное. Осенью.

          Характеристику мне дали хорошую. Даже указали, что боролся с религиозными предрассудками. Правда, наша борьба заключалась в одном. Мы не ходили на проповеди муллы. Когда же он попадался нам по дороге, то мы с другом начинали качаться из стороны в сторону. Изображали пьяного. Случайные зрители хохотали. Вроде бы, над нами. А на самом деле… Все знали о пристрастии знатока веры к вину. Еще выдали документ, в котором было написано, что я и есть я.
- А это-то еще зачем?
- Тебя в деревне все знают. А в городе никто. Паспорт называется. Основной документ. Учись лучше. Городским жителем станешь.
 На прощание друг дал несколько советов.
- Оденься в бедную одежду. Там пожалеют и новое все дадут. И самое главное. Когда не знаешь ответа, почему молчишь?
- А как же иначе? Если ответа нет?
- А народные мудрости зачем? То есть пословицы. Они ведь ко многим случаям подходят. Вот, например, подрались двое и спрашивают тебя, кто виноват? А ты не знаешь. Поэтому говори «Какой привет, такой ответ». Все подумают, что ты…умный. Понял?
Еще с десяток пословиц пришлось выучить. Пригодятся.

          В приемной комиссии «Рабочего Факультета» при медицинском институте долго рассматривали мои бумаги, да и меня самого. Я уже начал думать, что с лаптями перестарался. Надо было бы туфли парусиновые одеть. Один из членов комиссии нарушил молчание.
- Что можете сказать о врагах Советской власти?
- А их нет уже.
- Вот как? И почему, интересно?
- Колчака расстреляли. А Троцкого выгнали,…  больше нет никого.
- А как относитесь к богатым?
- У нас говорят, «Богатому веры нет, как в воде опоры».
- Да? И почему?
- «Деньги и совесть не дружатся». Тоже говорят... у нас.
- А юноша… мудрый. Придется принять.
 Вопросов больше не было. Записку дали.
- Отнесете это завхозу. Он все решит.
Я сразу понял, что завхоз самый главный человек. Действительно, это был огромного роста мужчина в полувоенной форме. И он тоже долго смотрел на меня, потом повел на склад.
- Вначале выбери обувь. Лучше сапоги. Зима впереди. Лапти можешь сдать в…музей. Это место такое, где редкие вещи хранятся. Потом форменку по росту.  Белье нательное. Оденешься после бани. Торопись, обед через час.

         Вымыться и постирать одежду я успел. Хозяйка бани обещала присмотреть за моими вещами. После обеда я опять нашел завхоза.
- У Вас во дворе много дров. Можно я их буду колоть и складывать, куда скажете.
- Молодец. К вечеру найди меня. Я тебе комнату покажу… лучшую.
 Через неделю все комнаты заполнились. В большом зале собрали всех. Зачитали списки классов и объявили, что мы теперь студенты. В каждом классе назначили старост и дали им листочки с обязанностями. Назначили старших комнат. В нашей комнате я им и оказался.   Большинство студентов были младше меня. Я-то учился с перерывами и к семнадцати годам закончил только семь классов. В конце собрания, неожиданно, прозвучало.
- Кто умеет играть на музыкальных инструментах?
Зал молчал. Я поднял руку. Играть я умел. Нот не знал. Никаких правил тоже. Но мог взять любой инструмент и через полчаса уже подбирать песню.
- На чем играете? Аккордеон, баян или трехрядка? Рояль, или другие струнные инструменты?
- Что дадите. На том и буду играть.
В зале засмеялись.
- Отлично. Веселый человек. Назначаем Ибрагимова ответственным за культурно - массовый сектор. Баян под роспись получите у завхоза. В этом зале по средам, субботам и воскресеньям – танцы. Вход только студентам и…приглашенным.

       Учился я старательно. Впервые в жизни не было забот о еде, одежде, дровах. Но учителя быстро выяснили мои пробелы в знаниях. Отличницу Шакиру назначили мне в помощь. Симпатичная девушка, маленького роста с круглым лицом и такими же глазами мне сразу понравилась. Она пыталась быть строгой. Но когда я долго смотрел на нее, то краснела и путалась.

        Большинство «Рабфаковцев» были ребята. Поэтому на танцы пускали только девушек из соседних улиц. Так я стал непримиримым врагов всех хулиганов. Они и передали мне, чтобы не попадался. Какое-то время мне это удавалось. Но однажды в воскресенье остался помочь убрать со столов после ужина. Мы уже выходили из здания,  я пропустил девушек вперед. Внезапно дверь захлопнулась перед моим носом.
- Гариф, закройся на крючок и беги наверх. Там спрячься. Тебя тут целая банда караулит.
Я побежал на второй этаж, спасаясь от, ворвавшихся в столовую, людей. Все кабинеты были закрыты. Выходной же. В крайнем помещении ремонт был не закончен и дверь не заперта. На мое счастье окна еще не забили на зиму. Газон внизу тоже был кстати. Через забор воинской части перелетел птичкой. Через соседнюю улицу добежал до общежития. На самой нижней ступеньке сидела Шакира и плакала.
- Ты чего ревешь? Кто обидел? И где все?
- Тебя жалко. Девчонки сказали, что тебя шпана зарезала. Весь «Рабфак» побежал мстить. И милицию уже вызвали.

       Человек пятнадцать были окружены студентами. Вперед вышел староста.
- Стойте, где стоите. Иначе забьем всех камнями, как шакалов. Стойте и ждите.
Противники начали совещаться и приготовились идти на прорыв. Подбежавшие милиционеры не позволили этого сделать. Они выводили хулиганов по одному, обыскивая.  Всех, кто был с ножами, задержали и увели в милицию. Остальных переписали и предупредили.
- Еще раз попадетесь, тюрьмы не миновать. А студентам спасибо.  Ваш товарищ жив и здоров.

        В этот вечер я играл не переставая. Пары крутились в круговороте танца. Шакира не танцевала, а сидела рядышком. Какое-то новое чувство беспокоило. Вроде, все обошлось, а все равно не по себе. Оказывается, и за меня кто-то может переживать и даже плакать. Приеду в отпуск, обязательно расскажу другу. Пусть порадуется. С этого времени мы стали встречаться не только для занятий. Когда девушка приходила с тетрадями в комнату, то все ребята исчезали. Выяснилось, что она тоже сирота. Жила у дальних родственников в пригороде Уфы..
- Мне учиться надо только на  отлично. Институт закончу, врачом буду. Тогда и дом дадут и зарплату.
- А мне легче в деревне. Я все умею. Правда хозяйство уже и не нужно. Колхозы везде. Все общее. В городе труднее и… опаснее.

        Через полгода надобность в помощи отпала. Мы уже не занимались по вечерам, а просто разговаривали. Я удивлялся ее наивности. Она, отличница по всем предметам, совершенно не разбиралась в жизни.
- Ну, ты как моя сестренка. Ей дай пятнадцать копеек. Она пряники купит, и босиком ходить будет.
- Ты когда домой поедешь, после учебы, напомни мне. У меня вещи остались, хорошие.

         На вокзале Шакира вручила узел.
-  Все чистое и выглаженное. Пусть носит. Я буду ждать тебя. Мы же теперь настоящие студенты первого курса. А ответ тебе я дам первого сентября.
Я понял, что она,  возможно,  согласится выйти за меня замуж. Пора определяться в жизни. Закий, наверное, давно женат. Вот и мне судьба улыбнулась.

        В родной деревне многое изменилось. Мансур вступил в колхоз, сдав в общую конюшню мою лошадь. Зулейха жила в нашем доме и была помощницей во всем. Везде чистота и порядок. Мы с братом пьем чай и разговариваем. Его интересует все. Я долго отвечаю на вопросы и успеваю задать только один.
- Как мой друг? Женился?
Женщины встали и вышли из комнаты. Мы остались с братом одни. Тишина нехорошая.
- Тут такое дело. Ты к ним не ходи. Горе там. Закий арестован.
- За что? Не может быть.
- Слушай и не перебивай. Суд скоро. А дело такое. Ты помнишь нового милиционера в деревне. Он плохой человек…был. Сам он из соседней деревни. Его за что-то оттуда выгнали и к нам перевели. На наше горе. Несколько человек уже посадил в тюрьму. А тут стал к невесте друга твоего приставать. Дождался. когда председатель в район уехал и …опозорил девушку. Еще пригрозил, что если жаловаться будет, то Закия посадит лет на двадцать. Она с горя и позора утопилась в пруду. В том, который мы всей деревней копали. При тебе еще. Когда ее нашли, то врачи и определили, как-то, что с ней сделали. Сразу друга твоего арестовали. Но он оказался невиновным. Отпустили. Зря, наверное. Надо было его подержать взаперти-то. После похорон твой друг обошел всех и все узнал. Люди видели. Ночью он подъехал к дому милиционера и сказал, что труп в лесу нашли. Надо ехать на опознание. Тот собрался и поехали. У леса остановились. Закий пошел поправить, вроде бы, колесо. Накинул вожжи и связал паразита. Потом освободил ему только пальцы. Дал его же бумагу и велел писать все, как было. Тот и написал. Жить хотел, видимо, сильно.  Когда Закий все прочитал, то, как с ума сошел. Камень привязал к шее и повез к пруду… Там  и нашли утопленного через три дня. А друг твой теперь ждет суда. Говорят, сперва молчал, а когда всех родственников стали допрашивать, во всем признался.  Суд будет у нас. Какой-то «выездной». Ты на сеновал иди. Курить не начал еще? Побудь один.

        Ночь я проплакал, потому что никто не видел. Сам суд помнил плохо. Друг очень спокойно отвечал на все вопросы. Даже, казалось, что его не интересует все происходящее. От последнего слова отказался. Приговор слушали в тишине почти до конца. «Высшую меру наказания»  заглушил рев родственников. Мать кричала на весь клуб, и ее увели из зала. Судья сделал исключение из правил. Он так и сказал «В порядке исключения», разрешаю родственникам… проститься. Я подошел последним. Глаза друга были, как мертвые. Я не знал, что надо говорить, поэтому молчал. И услышал.
- Если у тебя  сын будет,… назови его, как меня. Я буду о нем заботиться… Там.
 Я только кивнул головой и быстро ушел… плакать.

        В деревне у меня дел больше не было. Вернувшись в институт, пошел к завхозу. Я помогал во всем. Все полы покрашены. Стены побелены. Двор очищен от травы. Завхоз сам предложил.
- Ты, говорят, судьбу свою нашел. Вот из этой бывшей кладовки сделай… гнездышко. Не стесняйся. Дело обычное. Она девушка хорошая.
 
        Через три дня ремонт закончен. Осталось заняться собой. Лицо рябое, но не сильно. Белый шрам у зрачка правого глаза портил все. Вот бы закрасить и его. Как комнату. В аптеке дали «краску для глаз». Даже рассказали, как разводить ее. Вечером, оставшись один, приготовил раствор. Успел закапать только две капли. Дикая боль и никакая вода не помогает. В ближайшей больнице оказали помощь и положили на лечение. На второй день стало хуже. Боль была уже и во втором глазу. Меня повезли в операционную. Очнулся в палате. На глазах повязки.
- Я, что? Совсем ослеп?
- Да нет. Второй глаз сохранили. Как ты до такого додумался. Краской для ресниц глаза красить. Теперь терпи. Лечение будет долгое.

       Шакира приходила часто. Я ее сразу узнавал по тихой походке и всхлипываниям.
- Это я во всем виновата,-  сетовала она. – Надо было сразу соглашаться. Это меня подружки научили, что ответ сразу давать нельзя. Надо было себя слушать, а не их. Я все равно тебя люблю.
 Я обычно отмалчивался. Какой я теперь жених…одноглазый.

        Занятия начались без меня. В первый день возвращения из больницы вызвали в деканат.
- Распишитесь за получение документов. Вы сирота, поэтому вещи сдавать не надо. Мы очень сожалеем, но продолжать обучение Вы не можете. Не положено. По медицинским показаниям. Сдадите только баян. Почитайте объявления.  Может быть, найдете подходящее училище или курсы.

         Одна бумага меня заинтересовала. «Открыт прием на курсы продавцов при торговом техникуме. Срок обучения полгода. Иногородним представляется комната. Сиротам питание бесплатное». Это было как раз про меня. В тот же день  оформил все документы и вселился в маленькую комнатку. Через несколько дней Шакира нашла меня.
- Вот, оказывается, ты где. Комната очень маленькая. Но ничего страшного, устроимся.
- Как ты меня нашла? И что значит, устроимся?
- А я уже студентка торгового техникума. Перевелась за один день.  Но жить вместе разрешат, если распишемся. Так что бери документы и пошли в ЗАГС. Я теперь невеста… богатая.
Девушка положила на стол мешочек с серебряными монетами.
- Весь курс собирал…на комсомольскую свадьбу. На первое время хватит. Потом я переведусь на заочное отделение и поеду за тобой в любую деревню. Тебе же там легче будет. Будешь работать в магазине и меня учить сельской жизни.

       Полгода пролетели, как один день. Курсы закончены с отличием. За это и послали в деревню не просто продавцом, а заведующим.  Жена успокаивала.
- Ты, главное в магазине честно работай, а с документацией помогу.
Она и помогала,… пока не родилась дочь. Очередная ревизия обнаружила недостачу. Пришлось отдать всю зарплату. Дома другая беда. Ребенок заболел. Когда приехал фельдшер, то и жена уже не могла встать.
- Ищите подводу и срочно в район. Боюсь, как бы «сыпняк» не прицепился. В селе уже были случаи. Я сам отвезу. А ты в воскресенье проведать приедешь. Двадцать пять километров всего, довезем.

       В воскресенье я забрал недельную выручку и поехал в район. Там сдал деньги в Райторг, оставив немного на подарки больным.  В районной больнице санитарка спросила, к кому я приехал. Потом повела меня в отдельный корпус. У дверей с надписью «главный врач» остановилась.
- Вам туда.
- Вы, бабушка, что-то путаете. Мне жену проведать с дочкой надо.
- Ничего не знаю. Мне сказали, я привела. Все.
Из–за стола вышел немолодой мужчина.
- Садитесь. Поздновато Вы привезли больную. Мы сделали все, что смогли. Но лечение не дало результата. Очень сожалею.
- Как не дало результата? А что вы неделю делали? Не хотите лечить, я их в другую больницу отвезу.
- Вы меня не поняли. Мы не смогли спасти вашу жену и дочь. Тяжелая форма сыпного тифа. Они уже похоронены на специальном кладбище. Вот документы. Сожалею.

        Домой я не поехал. В буфете на станции пил, пока не потерял сознание. Утром проснулся в милиции. В карманах пусто, как в амбаре весной. На беседе с дежурным увидел свои документы и ключи на столе.  Узнав все, меня отпустили. На попутной подводе вернулся к ненавистному месту работы. Все. Ни продавец, ни завмаг из меня не получился. В деревню ехать тоже нельзя. За год с небольшим, потерял все. Друга, жену и дочь, и…глаз.
За что меня так судьба наказала? Я же старался все делать правильно. Но, после ночи без сознания,  стало немного легче. Что-то делать надо. Буду искать другую работу. Жену искать бесполезно. Инвалид в  двадцать лет. Даже в военкомате посочувствовали.
- Не все так плохо. Правда жаль, что глаз правый потерял, стрелять не сможешь, если что. А, может быть, ты левша?
К их сожалению я оказался «правшой» и мне выдали «белый билет». Не годен к строевой.

       Небольшую недостачу списали. Трудовая книжка на руках. Чтобы жить в городе, надо освоить городскую профессию. Вновь стою у доски объявлений. Читаю. « Обучение без отрыва от производства. Строительные специальности. Работа сдельная. Выдается спецодежда. Иногородним представляется общежитие». Через три месяца получаю документ о том, что я каменщик третьего разряда. Первая самостоятельная получка обрадовала. За полгода обновил гардероб. Теперь и в деревне не стыдно показаться. Хромовые сапоги и пальто превратили меня в городского жителя. В отпуск еду к брату. Там новость. Сестренка вышла замуж за нового милиционера. Но его быстро перевели на повышение, и они уехали в Уфу. Рабига живет в Чишме с мужем и детьми около вокзала. Брат вновь  ругается с женой по поводу грязи. В доме полно мух. Я тороплюсь обратно.

        В бригаде каменщиков новая тема разговора. Оказывается, если поехать на стройку в Среднюю Азию, то можно за месяц на шабашках заработать «кучу денег». Одна проблема, надо уметь заключать грамотно договора.
- Давай Гариф, набирай бригаду. Поедем, посмотрим. Не получится, вернемся. В Уфе работы много.
На том и решили. Узбекский город Ургенч встретил нас вербовщиком на вокзале.
- Очень хорошо, что вы строители. Пошли за мной. Не пожалеете.
Договор заключили в тот же вечер. Но работа оказалась непривычной. Кладку стен из кирпича-сырца никто не делал. В первый день работы допустили брак. Одна стена дала «пузырь», то есть выпуклость. Мы не знали, что делать. Один из местных жителей, увидев нашу проблему, решил ее просто.
- Облейте стену водой и срежьте лопатами «излишек. И «гоните» кладку сразу на всю толщину стен. Тоже мне, строители называются…
Через три месяца конюшни готовы. Получаем расчет.
- А чего, так мало-то?
- Аванс получали? Еду не готовили, пришлось повара нанять. Продукты тоже денег стоят. Вот, с учетом вычетов, получаете.
Огорченные таким оборотом, едем обратно.  Больше за «длинным рублем» не ездим.

       Однажды, встречаю товарища по курсам продавцов.
- Давно тебя не видел. Слышал про твое горе. Хочешь, помогу?
- Как ты мне можешь помочь? Кирпичи носить будешь, чтобы больше заработал?
- Экспедитором ко мне пойдешь. Работа с деньгами не связана. Получил товар и отвез по магазинам. Там расписались на бумажке и все. Ты честный человек, я знаю. Соглашайся.

      Работа действительно была легкой. А заработок почти такой же. Год я проработал спокойно, пока не узнал тонкости. Новый водитель «полуторки» был веселый человек.
- Привет тезке. Давно работаешь?
- Год уже, а почему, тезка?
- Так ты Гариф, а я Григорий, Гриша по-русски. Завтра получение товара на спиртзаводе, приходи пораньше, там очередь будет.
На второй день мы одни из первых «отоварились» полной машиной. Три магазина ждут самый ходовой «продукт». Заехав в лес, водитель остановил машину в чаще.
- Сейчас ты увидишь, как надо работать.
Гриша достал из-под сиденья чемоданчик. В отдельном мешочке пробки и маленький станок для них.
- Доставай первый ящик. Открываем бутылку. Отливаем грамм тридцать-сорок и закрываем. И так все. Часа за два управимся.
- Это же воровство. Посадят.
- Объясняю. На заводе разлив идет по весу, а в накладных указано количество «поллитровок». Водка же легче воды. Учиться надо было лучше. Удельный вес называется. Потом я тебе покажу, как продукты отсыпать не распаковывая.
-  Так вот почему у меня все время были недостачи. Жулики, эти экспедиторы.
- А ты думал. Учись, давай. Запомни, мы не воруем, а  документы приводим в порядок.
В первом же магазине новый трюк. Водитель достает бутылку и выливает содержимое в посуду продавца. Потом ударом отвертки делает трещину на стекле.
- Пиши акт. Одна бутылка разбита «при транспортировке». Дороги… плохие. Подписывай экспедитор. Это в пределах нормы. Разрешается. 
К вечеру возвращаемся в Райторг. Странно, что все акты и бумаги у меня приняли без замечаний. У моего дома водитель останавливается.
-  Одна канистра твоя. Завтра отдашь пустую. Но не вздумай торговать водкой. Угощать можешь. Бутылки пустые, надеюсь, найдутся.
Неожиданная прибыль радует. Вечером, захватив даровой подарок, еду в гости к сестре.
- Наконец-то нашел время проведать. Проходи. У меня как раз гости. Твой подарок кстати. Знакомься. Моя подруга Амина. Она учительницей работала в  своей деревне. Потом на ликвидацию безграмотности в Туркмению посылали. Приехала в отпуск. Но сразу предупреждаю, не пьет она. Но ничего, нам больше достанется.

       Девушка оказалась серьезной. Подвыпив, я начал рассказывать смешные истории. Все смеялись. Кроме нее. Потом наступила очередь ее рассказов. Иногда она спрашивала  меня, что я думаю.
- Как ты думаешь, это может быть?
- «Кто говорит, у того и правда».
 И тут  пригодился совет друга. Я отвечал пословицами. Даже сестра восхитилась.
- А ты, братик, умный стал. Учился, наверное, долго.
Вечер закончился. Мы остались наедине.
- Как с работой? Что еще умеешь делать, кроме снабжения магазинов?
- А больше и уметь ничего не надо. На жизнь хватит и еще останется.
- Воруешь, что ли?
- Нет. Привожу документы в порядок. Вот, например, спирт отпускается по весу. А магазины принимают… по количеству бутылок.
Девушка надолго задумалась. Я тоже замолчал, проболтавшись. Даже страшно стало.

- Я все поняла. Если не хочешь сесть в тюрьму, в понедельник пишешь заявление об уходе. Потом мы с тобой уезжаем в Туркмению. Водителя твоего посадят все равно. Сколько веревочке не виться…
- А я эту пословицу тоже знаю.
- Да я уже поняла, что ты ими прикрываешься. Слушай дальше. Там тебя не найдут… если дело уже не завели.
- А как я? То есть, кем я с тобой поеду?
- Решай, кем. Ты мужчина видный, веселый. Гармонист. За тебя любая пойдет.
- И ты… тоже?
- Мне уже восемнадцать. Я тебе тоже пословицей отвечу. «Коня и невесту в своей деревне не берут». А мы из разных мест. Пора делать выбор. Я… согласна.

     В начале следующей недели началась новая жизнь. Трудовая книжка получена. Расчет тоже. В ЗАГСе поставили штампы в паспорта. Билеты куплены. Город Керки, на самом юге Туркменистана встретил радушно.
- Очень хорошо, что Вы экспедитор. Значит, знаете тонкости. Мы вводим Вас в штат спиртзавода. Будете сами доставлять товар по «точкам». Нечего эту работу поручать жуликам всяким.
Жена только рада.
- А ты боялся, что языка не знаешь. Да здесь русских полно. Во всех учреждениях. А чего от тебя табаком пахнет? Ты же не курил.
- Понимаешь. Иногда приходится рюмочку выпить, а папироска…закуска. Ну, чтобы не пахло. Начальство строгое. Кстати, в управлении даже бухгалтер курит. А она женщина.
- Да я знаю. Она уже несколько раз пыталась бросить. Не может. Так и ты. Привыкнешь, будешь всю жизнь… вонять. А у нас ребенок скоро будет. Курить в доме не дам.
Через неделю я поспорил с бухгалтером, что бросаю вредную привычку. На бутылку коньяка. Ударили по рукам. Она согласилась на условия пари. Кто начнет курить, тот и проиграл. Я перестал курить легко. Видимо, еще не «втянулся». А еще через неделю, проходящий по коридору начальник, окликнул меня.
- Гариф Зинатович, зайдите ко мне. Дело есть.
Я прошел за ним в кабинет и приготовился слушать.
- А дело такое. Жена психует. Дети луплены. Дома кошмар. Вот Вам бутылка коньяка, пусть уж лучше курит, чем это. И еще. Скоро праздник, День революции. Вы подготовьтесь. Будете вести второе отделение. С гармонью.

       Праздничный вечер закончился неожиданно. Большой городской начальник. просидевший все время на одном месте, наклонился к директору завода.
- А Вы говорили, что у Вас завклуба нет. Вот же он. Экспедиторов много, а таких, как он, людей мало.
На второй день приказом меня перевели в клуб. Радовалась только жена. А я не очень. Деньги на ремонт выделили. На стенах висели портреты передовиков производства.  Фотограф ухитрился даже сделать фотографии членов правительства СССР и Политбюро из газет. Все вроде хорошо. Иногда заходил и директор.
- Молодец. Но видно, что радио не слушаете. Почему у Вас враг народа на стенде? Неприятности хотите?
Я срочно бежал в зал и снимал очередную фотографию. Экспедитором было безопаснее. Шел тридцать восьмой год. В октябре родилась дочь. Клара. Имя выбрала жена, в честь Цеткиной. Я не спорил. Не сын же. Но после родов Амина долго не могла поправиться.
- Уезжать надо. Климат не подходит. Врач сказал, что еще одно лето здесь я не переживу.
- Надо, так надо.  Едем в Башкирию.  А где мы жить будем? У меня дом брат забрал. Честно говоря, я туда и ехать не хочу.
- Я знаю почему. Жить будем у моих родителей. Там у соседей дом пустой. Купим. А здесь не только вредно, но и опасно оставаться. Половина управления завода в тюрьме.

       Родителей жены наш приезд не обрадовал. Но первые три дня никто не высказывал своего недовольства. Обычай такой. Потом тесть открыто посоветовал самим решать, как жить. Конечно, три едока были в тягость. Хозяин, единственный «единоличник» в деревне. То есть, не вступивший в колхоз. Причина простая. Он умел все. Даже мне, выросшему в деревне, было далеко до его мастерства. Лапти на базаре скупались очень быстро. А на  его кнуты из тонких ремней даже были очереди. Посуда из липы, ложки,  скамейки и полати все было в доме сделано его руками. Порой он занимался и совсем пустяковыми, по моему мнению, делами. Делал из глины свистульки. Обжигал в печи и раскрашивал.
- Отец, а это-то зачем? Стоят они копейки, а времени требуют много.
- Я когда их делаю, то…отдыхаю. И детям радость.  Это дорого стоит. Поймешь, позже. Вот для тебя, что такое радость?
- Для меня радость, когда праздник. Отдых от трудов. Гости тоже в радость. У меня в жизни мало было радостей-то.
- Поэтому ты и пьешь на праздниках. Песни поешь. По гостям ходишь. Глупый ты еще.
- Ты тоже употребляешь спиртное.
- Я не пью. Я… ем водку с хлебом для пользы телу. И то немного. Потому что в малом количестве все на благо идет. А лишнее всегда вредно. Пора бы уже понимать.
Я понимал, что тестя не переубедить и переставал спорить.

       Остатки денег истратили на покупку заброшенного дома. В колхоз вступать не стали. После городской свободы не хотелось вновь становиться подневольными крестьянами. На наше счастье в соседнем районе организовали совхоз «Кумыс пром». Там меня приняли на работу. Чем только не пришлось заниматься. И каменщик, и плотник, и даже, «выбраковщик» лошадей. Домой стал приносить мясо. Амина оказалась вся в отца. Умела многое. Вязала любую вещь. Заготавливала продукты на зиму. Управлялась с огородом. Мы ждали уже второго ребенка. Если родится сын, то я знал, как его назвать.

         Дочь назвали Флюрой. В память о моей первой потере от тифа. Я уже понимал, что Амина  гораздо лучше разбирается в жизни, чем Шакира когда-то. Может быть, это поможет нам справиться с проблемами. Вот и сейчас мы обсуждаем главный вопрос.
- Работаем, не покладая рук, а все равно бедствуем. Почему?
- Мы сильно зависим от погоды. Засуха и нет урожая овощей. Зарплаты одного человека мало для нашей семьи. В газетах есть объявления. Можно завербоваться на работу на Урал. Подъемные на всю семью. Бесплатный проезд. Жилье дадут. Дом закроем. На всякий случай. Решай.

       Свердловск, бывший Екатеринбург, встретил хорошо. Работы на кирпичном заводе было много. Но на конвейер меня не взяли из-за правил техники безопасности. Оклад экспедитора был меньше. В свободное время я подрабатывал и сторожем и истопником в конторе. Жизнь начала налаживаться. Даже жене нашли работу. Вот только старшая дочь подрастет и сможет оставаться дома. Из деревни присылали шерсть, и вечерами жена вязала варежки и носки  на продажу.

       Война все изменила. В военкомате мне сообщили, чтобы готовился к призыву в «Трудармию». Но жена решила по-другому.
- Если тебя призовут здесь, то тут ты и останешься служить. А я одна в городе не проживу. Мне с детьми в деревню надо. Да и тебе будет лучше служить недалеко от дома. В Уфу ехать будем.
- Как мы поедем? Увольнения запрещены. Кто мне трудовую книжку отдаст?
- А ты не увольняйся. В армии новую бумагу дадут. Главное по дороге не попасться.

      Доехали почти до столицы Башкирии. На какой-то станции всех пассажиров высадили и отправили на вокзал. Вагоны забрали под срочный эшелон. В зале ожидания я прятался под скамейкой, прикрытый вещами и плачущими детьми. Мы уже бежали к новому вагону как услышали.
- А что тут делает здоровый мужчина? Дезертир?
- Кто тут здоровый?- Вступилась Амина.- Он… слепой.
- Справка есть? Понятно. Справки нет. Забираем.
Совместный воинский патруль и милиции был неумолим. Но жена не собиралась сдаваться.
- Какие справки? У него глаза стеклянные. Ты вынь да покажи им.
Я вытащил один глаз и протянул в сторону говорящих.
- Можете на зуб попробовать. Доставай второй. Пусть убедятся. Справки им подавай… Сердца у вас нет. На мне дети и он…
- Женщина, прекратите. Хватит тут фокусы показывать. Мы вас до вагона проводим. Давайте вещи, а Вы ведите его.

         В деревне было все по-старому. Наш дом стоял в целости. Неделю я готовил дрова. Ремонтировал окна и двери. Потом поехал на попутках в Уфу. Предположения жены оказались верными. Меня определили на долгие девять лет службе в строительной части трудовой Армии. Работали по двенадцать часов, без выходных. Иногда командир отпускал на сутки. Но только в праздники и только тех, кто справлялся с планом. За это талоны на питание надо было оставлять ему. Мы были рады возможности посетить родных.

         Амина вступила в колхоз и работала целыми днями в поле. Да еще свой огород надо было засадить полностью. За детьми приглядывали родители жены. На Новый 1943 год, как «Ударнику труда» дали целых три дня отпуска. Полдня я проспал. Потом топил баню. В последний день ничего не делал, устав от «отдыха». Следующий раз смог приехать только в мае. Сажали картошку и тыкву. Если картофель забирался весь для фронта, то тыквы оставались.  В мае узнал, что «ждем третьего». В конце сентября вырвался домой еще раз. В зыбке лежал мальчик. Он молчал, даже голодный, если его качали. Большая пружина, с ременной страховкой в середине,  целый день  в работе. Амина привязывала к ноге люльку и, покачивая ребенка, вязала.
- Уже зарегистрировала?
Жена, молча, достала документ. В свидетельстве о рождении было имя – Заки.