Бургундский жребий. Часть 1. Явление Героя
В тот день над Вормсом ярко сияло солнце.
Гунтеру, королю Бургундии, было неспокойно. Только что во двор вормсского замка въехали тринадцать человек. Они были богато одеты и вооружены так, как может позволить себе лишь королевская свита, а возглавлял их могучего вида юноша с изображением дракона на щите. Но кто они, никто при дворе не мог сказать. Гунтер досадовал и раздражённо думал, где этот одноглазый чёрт, Хаген фон Тронег - за ним послали в надежде, что он узнает прибывших. Про него говорили, что ему известны все на свете земли и все короли, хотя сам он всегда это отрицал...
- Чем могу быть полезен, мой король? - раздался низкий голос Хагена.
- К нам пожаловали некие знатные воины, - сказал Гунтер. - Посмотри на них и скажи, кто это может быть.
Хаген подошёл к окну, и пока он разглядывал незваных гостей, в зале висела напряжённая тишина.
- Мой король, - произнёс, развернувшись, Хаген, - я никогда не встречался с Зигфридом Ксантенским, но полагаю, что это он.
- Кто такой Зигфрид Ксантенский?
- Сын короля Зигмунда, - пояснил Хаген, - и новый король Ксантена.
По залу пронёсся сдавленный смешок. Когда во время оно Зигмунд объявил свой занюханный удел королевством, то была новость из разряда «курам на смех», и хотя с тех пор к этой претензии несколько привыкли, выражение «король Ксантена» всё равно звучало для бургундского уха почти как «король Гадюкиндорфа».
- Не слышал, чтобы у Зигмунда был сын, - заметил Гернот, младший брат Гунтера.
- Однако он объявился, - голос Хагена стал резче, - и провозглашён королём. Долог же оказался его путь до Ксантена…
На лицо Хагена, и без того мрачное, набежала тень.
- Там, где я слышал о Зигфриде, - сказал он задумчиво, слегка поглаживая короткую чёрную бороду, - его воспевают как великого героя. Говорят, что он убил дракона, искупался в его крови и с тех пор стал неуязвимым для любого оружия.
На Хагена обратилось немало удивлённых взоров - он не стал бы рассказывать сказок. Но если всё правда…
- Это не про него ли ходит слух, - подал голос Ортвин фон Мец, считающийся племянником Хагена, - что он завладел сокровищами альбов?
- О нём говорят многое, но не время сейчас рассказывать об этом, - ответил Хаген. – Мы и так уже задержали его, а он, думаю, не по пустому делу сюда приехал.
- Хаген прав. Наш гость выглядит как настоящий герой. Мы должны немедленно спуститься и встретить его, - изрёк Гунтер своё королевское слово.
- И желательно полюбезнее, мой король, - негромко добавил Хаген.
- Ты достаточно уверен в том, что сказал? - переспросил Гунтер уже в коридоре.
- В драконах я не разбираюсь, - ответил Хаген, следуя за ним. - Я повторил то, чем объясняют его неуязвимость, а то, что он неуязвим - это проверено.
- Выходит, мы сподобились увидеть живого сказочного героя? - Гунтер едва не остановился.
- Я не представляю, чего можно ожидать от такого человека, - отозвался Хаген самым прозаическим тоном. - Могу лишь сказать, что для того, кто слывёт героем, мне кажется очень странным намеренно обзаводиться чудесной защитой от ран и гибели в бою.
- Что-что?... Будь добр, не запутывай меня. Надеюсь, наш благородный гость не прогневается, что мы не слишком спешили его встретить…
Зигфрид, а это был действительно он, вряд ли даже заметил, что его задержали, увлечённый рассматриванием ворот и стен вормсского замка, будто ничего подобного в жизни не видел – так оно, вероятно, и было. Слово «король» не слишком вязалось с обликом юного правителя Ксантена; лучше было бы назвать его богатырём – грудь колесом, косая сажень в плечах. Женщины наверняка сказали бы - красавец. Волосы, спадающие ему на плечи, были такого светло-золотистого оттенка, что самые прекрасные дамы бы обзавидовались. Его широкое лицо с детски округлыми щеками, коротким носом и небольшим подбородком казалось бы совсем мальчишеским, даже женоподобным, если бы не глаза: очень светлые, почти бесцветные, с чрезмерно узкими зрачками. Их взгляд способен был навеять тихую жуть, отчего и пелось в песнях, прославляющих Зигфрида, что у него змеиные глаза.
Позади ксантенского короля располагалось двенадцать здоровенных детин, одетых, как и он, в белоснежные одежды, только что без золотого шитья. Все были верхом - Зигфрид не позволил бургундам забрать у них коней, сказав, что долго здесь не задержится. Кони стояли не шелохнувшись, всадники сидели как замершие, и их лица, казавшиеся абсолютно одинаковыми, не выражали ничего. Только сам Зигфрид гордо гарцевал на своём белом жеребце и поворачивал туда-сюда голову, будто желая одарить всё вокруг своим ясным взором.
Когда весь бургундский двор, возглавляемый Гунтером, вышел навстречу Зигфриду, последний приосанился в седле и улыбнулся ослепительной белозубой улыбкой.
- Добро пожаловать, король Зигфрид, - произнёс Гунтер, и Зигфрид слегка поклонился ему, не переставая улыбаться. – Мы очень рады видеть вас в Вормсе и сочтём за честь принять вас у себя. Позвольте узнать, что привело вас к нам в Бургундию?
- Охотно отвечу, король Гунтер, - звонким юношеским голосом произнёс Зигфрид. - Я много слышал о том, как сильно ваше королевство и какие храбрые воины вам служат. Мне захотелось посмотреть, заслужена ли ваша слава и гордость, и испытать на деле, чего вы стОите. Вас считают достойными уважения, но я тоже король и ничем вас не хуже, а даже лучше и докажу это, - в его голосе послышался вызов. - Слушайте же меня: хотите вы того или нет, я вступлю с вами в бой и завладею всеми вашими землями!
По толпе придворных пронёсся сдержанный гул.
- Это объявление войны? - спросил Гунтер, слегка побледнев.
Зигфрид весело рассмеялся.
- Какая война! Мне не нужно таскать за собой целое войско, чтобы доказать свою силу и храбрость. Я один сражусь с тобой и покорю Бургундию!
- Этого не будет, - возразил Гунтер. – Я законный король Бургундии и по праву владею этой землёй, доставшейся мне от отца...
- А это мы сейчас посмотрим, кто имеет больше прав на твою державу, - не дал ему договорить Зигфрид. – Давай же, сразись со мной! Если я одержу верх, то сяду на твой трон. Или же ты получишь мой, если будешь в силах со мной справиться, - улыбка его сделалась ещё более обаятельной.
Гунтер почувствовал, что земля уплывает у него из-под ног. Он бросил отчаянный взгляд на Хагена, но тот молчал, хотя лицом сделался мрачен как смерть.
- Оставим это, король Зигфрид, - сказал Гернот. – У нас нет никаких причин для вражды, зачем же затевать её на пустом месте? Наша земля принадлежит нам по праву, и мы никому её не уступим, но и на вашу не претендуем. Пусть каждый владеет отцовским наследием и не задирает других безо всякого на то основания!
- Вы что же, струсили? – задорно выпалил Зигфрид.
Бургунды зашумели.
- Это наша страна… - начал было Гернот.
- Была ваша - станет наша, - весело ответил Зигфрид. - Пусть правит тот, кто сильнее!
- Да что же это такое, чёрт возьми! – взорвался вдруг Ортвин фон Мец. – Какой-то чужак является к нам с вызовом и грозится отобрать наши земли, а мы стоим как истуканы, вместо того, чтобы проучить этого наглеца!
Зигфрид мгновенно перестал улыбаться и стал красным от гнева:
- Не такой мелочи, как ты, тягаться со мной. Ты всего лишь подданный, а я – король и могу двенадцать таких, как ты, уложить одним махом.
Ортвин выхватил меч.
- Убрать оружие! – приказал ему Гернот. – Всем молчать и ни с места! – обратился он ко всему двору, так как не один бургунд уже держался за рукоять. Затем он повернулся к Хагену, стоящему рядом, но тот только тихо произнёс: «неуязвим для любого оружия.»
С усилием натянув на лицо учтивое выражение, Гернот вновь обратился к Зигфриду:
– Давайте поладим по-доброму…
- То есть, вы уступите мне без боя? – заулыбался Зигфрид.
- Нет, нет! – выпалили одновременно Гунтер и Гернот, забыв обо всех приличиях. Гунтер опять бросил отчаянный взгляд на Хагена, но тот молчал и даже не держался за меч, как другие. Под ногами Гунтера разверзалась бездна.
- Что делать? – тихо спросил у Хагена Гернот.
- Не знаю, - так же тихо ответил Хаген, и Герноту захотелось провалиться сквозь землю.
- Ну? Что же вы поутихли? – Зигфрид, выпрямившись в седле, гордо гарцевал перед бургундами. – Боитесь силы могучей, да?
Ответом было тяжёлое молчание.
- Или вы признаёте, что я сильнее, и сдаётесь?
- Дьявольщина какая-то, - вклинился, вопреки приказу Гернота, Данкварт, брат Хагена, - здесь что, впрямь некому защитить Бургундию?
- О, ещё какая-то мелкота нарывается! И кто это такой смелый? – Зигфрид, улыбаясь, развернулся к нему.
- Я Данкварт, шталмейстер короля Бургундии, - произнёс Данкварт, вынув меч. Хаген тут же схватил его за руку.
- Конюх! – почему-то это показалось Зигфриду очень смешным. – И ты думаешь сразиться со мною? Эгегей, какой смельчак, ха-ха!
Двенадцать ксантенцев за спиной Зигфрида прервали своё безмолвие и дружно издали суровое «ха-ха».
- Смейтесь, король хвастунов, - сказал со злостью Данкварт, - но посмотрим, кто будет смеяться последним… Да отпусти ты меня! – заорал он уже на Хагена, державшего его руку мёртвой хваткой. – Какого чёрта ты мне мешаешь? Ты вообще должен был первым встать на нашу защиту, Хаген, а вместо этого…
- Он неуязвим, – произнёс Хаген, наклонившись почти к самому уху Данкварта.
- Хаген? Хаген фон Тронег, не так ли? – Зигфрид разом потерял интерес к Данкварту и с любопытством оглядел Хагена, которого до сих пор будто не замечал.
Меж тем не заметить Хагена было трудно - он сильно выделялся среди прочих бургундов как чёрной повязкой на глазу, так и общей чужеродностью облика. У него было удлинённое лицо с высокими скулами и слегка выдвинутым вперёд подбородком, смуглое и при этом без единой кровинки; длинный тонкий нос с горбинкой и слегка загнутым кончиком; вьющиеся волосы, отливающие густой чернотой. Единственный чёрный глаз блестел столь сильно, что в этом можно было найти нечто устрашающее. Впрочем, и весь вид Хагена многие находили жутковатым, и было отчего. Правого глаза он давно лишился в битве; повязка скрывала пустую глазницу, но не весь шрам, что шёл от рассечённой брови через всю щеку и скрывался в короткой бороде. Хотя Хаген был высок ростом и широк в плечах, в целом он был скорее строен, чем могуч, так что даже сейчас, когда ему было под сорок лет, рядом с Зигфридом он мог показаться едва ли не изящным.
- Я кое-что слышал о тебе, - сказал Зигфрид. – Говорят, ты первый советник короля… и к тому же храбрый воин, - он глянул на Хагена с вызовом, но тот остался невозмутим. – Говорят, ты один стОишь целой дружины. Меня даже предупреждали, что придётся иметь дело с тобой, если честь бургундского трона будет задета! - Зигфрид залился беспечным смехом. - Только что-то не похож ты на чудо-богатыря - скорее на нечистого альба!
Тут уже взоры всего двора обратились на Хагена. Тот переменился в лице, но остался недвижим, даже к оружию не потянулся.
- Так долго мы будем медлить? - Зигфрид окинул бургундов победным взглядом. - Где ваша храбрость? Исчезла вся? - он снова засмеялся.
Молчание.
- Король Зигфрид ясно показал нам, что приехал с недобрым умыслом, - раздался в тишине голос Хагена, звучащий ниже и глуше, чем обычно, – хотя мы не причинили ему никакого зла.
Зигфрид внезапно сделался полностью серьёзным, узкие зрачки, казалось, сузились ещё больше:
- Если тебе так не понравились мои слова, Хаген, то сегодня же ты увидишь, как я силой овладею Бургундией.
Гунтера заметно качнуло. Ни Данкварт, ни Ортвин уже не брались за меч, как и остальные – слова «неуязвим для любого оружия» заставили всех застыть в бессильном гневе.
Гернот ещё раз попытался спасти положение.
- Помилуйте, Зигфрид, к чему нам враждовать? – произнёс он не вполне твёрдым голосом. – Между нашими странами никогда не было раздоров, и сейчас я не вижу никаких причин... губить цвет наших королевств… зазря.., - он переглянулся с Хагеном, сглотнул и продолжил уже увереннее: - Чем затевать ненужную распрю, лучше будьте нашим гостем! Мы будем только рады оказать вам достойный приём.
- Гостем?! – в голосе Зигфрида звучало удивление и разочарование. - Что это вы придумали? А как же подвиг?
- Да, гостем, - повторил Гернот. – Так будет лучше и для вас, и для нас. Мы будем готовы услужить вам, как нашему гостю, и если чего попросите добром, то вам ни в чём не будет у нас отказа…
- Да, просите добром, - произнёс Гунтер, немного ощутивший почву под ногами. - Не надо ссор… Сделайте одолжение… Будьте у нас в гостях… как дома… мы разделим с вами имущество… если надо… жизни не пожалеем… - Гунтер стал мямлить, и тут уже Хаген бросил на него предостерегающий взгляд. – Словом… вы наш дорогой гость, король Ксантена!
Зигфрид пребывал не то в задумчивости, не то в ошалении.
- Эх… Что с вами такими делать… Я-то думал… Ну раз вы такие добрячки…, - протянул он в сомнении. - Ладно уж… Будь по-вашему, - он спрыгнул с коня и вмиг оказался рядом с Гунтером. – Будь здоров, король Гунтер!
- Д-добро пожаловать, - проговорил Гунтер, пока Зигфрид тряс его руку, а Гернот, переведя дух, почти набросился на придворных:
- Румольт – на кухню, быстро! Синдольт – чтобы лучшие вина на стол! Ортвин, проследишь за приготовлениями! Чтобы всё было лучшим образом! Хунольт – покои для наших гостей! Да! Хунольт, стой! Украсить замок флагами! Данкварт! Где Данкварт? Коня Зигфрида в стойло и лучшего сена! Быстро, быстро!
Вскоре весь замок засуетился так, как и в праздники не всегда бывало.
- Господин Гернот, - сказал Хаген уже в главном зале, где вечером должен был состояться пир, - вы сегодня спасли Бургундию.
Гернот утёр пот со лба и покачал головой.
- Не знаю, Хаген, я ли спас или Господь Бог, пославший Зигфриду перемену настроения. Впору заказать мессу за то, что мы остались целы.
- Лучше закажите потом, - сказал Хаген замогильным голосом, - когда заодно исчезнет нужда ублажать его за то, что он милостиво соизволил нас не поубивать…
- Не будь так мрачен, Хаген. Ведь всё разрешилось благополучно.
Хаген подавил вздох.
- Я очень на это надеюсь, господин.
***
На пиру Зигфрид сиял как солнце. Он постоянно улыбался, даже когда ел, а когда не ел, то рассказывал о себе, и его бодрый голос звенел на весь зал, перекрывая и общий гул, и пытающихся изобразить музыкальное сопровождение шпильманов, которые в этот раз были явно лишними. Гунтер, сидящий на своём троне, тоже иногда улыбался, но его рассеянный взгляд говорил о том, что он ещё не вполне пришёл в себя, в отличие от сидящего рядом спокойного и уверенного Гернота. Присутствовал и самый младший из королевских братьев - Гизельхер, мальчик-подросток, ещё не носящий меч, и он оказался едва ли не самым благодарным слушателем Зигфрида. Ясноглазый отрок был так увлечён рассказом гостя, что даже не притрагивался к еде, хотя стол ломился от яств.
Зигфрид поведал, что растил его один кузнец и его жена, у которых не было детей, а Зигфрида они нашли в лесу; и что он, Зигфрид, всегда знал, что на самом деле он не может быть сыном простого мастеровщины - да и попробовал бы тот заставить его работать! Однажды, правда, попытался заставить - так Зигфрид ему всю наковальню в землю вогнал одним ударом! А ученики и подмастерья того кузнеца так и вовсе тряслись перед Зигфридом от страха. Так что он не удивился, узнав, что на самом деле он королевский сын, но прежде чем приехал он в Ксантен, у него были разные приключения и подвиги, и первый из них - это победа над драконом….
- Хаген, от твоего вида даже мухи вокруг дохнут, - сказал, жуя, Данкварт. Бравый шталмейстер сидел в вальяжной позе, метал в себя еду и вообще выглядел довольным жизнью, что трудно было сказать о его брате. - Как можно сидеть на пиру с таким лицом?
- Да вот думаю - как далеко может заходить умиротворение агрессора? - ответил Хаген.
- Умиротворение…. кого? Да брось, - Данкварт залпом осушил кубок и широким жестом вытер губы, - по-моему, он просто трепло. Притом очень обаятельное. Слышь, про дракона рассказывает.
- Быстро же ты забыл, из-за чего хватался за меч.
- Да он и сам наверняка об этом уже забыл.
- Тогда скрести пальцы за то, чтобы через мгновение он не забыл своё теперешнее благодушие.
- Да ну тебя, - с досадой произнёс Данкварт, - вечно ты всё видишь в мрачном свете.
- Я был бы рад оказаться неправ.
Данкварт хмыкнул и погрузился в расправу с большим куском мяса, Хаген же, казалось, ушёл в свои мысли.
Между ними не было кровного родства – братьями они были только сводными, что не мешало их взаимной привязанности. Данкварт через свою мать состоял в дальнем родстве с королевской семьёй и внешне чем-то даже смахивал на Гернота, разве что был меньше ростом, грубее сложен и лицом попроще. Хаген же не был похож ни на кого при дворе, но он и был чужаком - даже если его отец и служил при прежнем короле, даже если он сам служил Гунтеру уже пятнадцатый год, даже если было у него поместье Тронег… О том, что он в Бургундии человек пришлый, не забывалось, пусть с некоторых пор говорить об этом вслух было не принято.
… Это случилось в один прекрасный день четырнадцать лет назад, когда свежекоронованный король Гунтер отправился на охоту, и несколько человек из его свиты, немного оторвавшись от всех, случайно обнаружили лежащего под деревом молодого воина. По одежде его можно было принять за гунна, но лицом он был явно не гунн, а непонятно кто. Он казался не то измождённым, не то вообще мёртвым, и самый молодой и глупый из бургундов попытался забрать его меч; от этого «мертвец» тотчас ожил, опрокинул бургунда наземь и сам выхватил свой клинок. Люди Гунтера обступили чужака, похватав то оружие, что было при них, а он, удерживая их на расстоянии вытянутого меча, на каком-то жутком ломаном наречии, смысл которого скорее угадывался, чем был понятен, требовал, чтобы его отвели к королю. Дело пахло дракой, но тут, по счастью, появился Гунтер. Чужак сразу понял, кто перед ним, отбросил меч и опустился на колени, чем всех удивил. Из его слов, насколько их можно было понять, следовало, что он – бургундский заложник, бежавший из страны гуннов; он бежал оттуда, едва узнал, что Гунтер перестал платить гуннам дань, и теперь он хочет служить Гунтеру… Гунтер же, тогда ещё совсем юнец, только-только занявший отцовский трон, в ответ молчал и оглядывался по сторонам, в надежде, что хоть кто-нибудь объяснит ему, что тут происходит. Помощь пришла от воинов постарше, заявивших, что это, пожалуй, и впрямь заложник, тот самый, которого прежний король, Гибих, отдал гуннам вместо своего сына. Да-да, это точно он, уж очень похож на своего отца, Хагатие – тот был такой же чернявый, смуглый и странный. Услышав имя Хагатие, чужак встрепенулся и спросил, жив ли он ещё; ему сказали, что нет. Заложник разом сник и помрачнел. Король велел ему подняться, что тот не сразу понял; на вопрос, как его имя, он ответил что-то неясное - не то «Хагана», не то «Хагуно», не то что-то похожее - словом, легче было сказать просто Хаген. В Вормс Гунтер возвращался, взяв его с собой, а бургундские воины по пути вспоминали старые времена – как некогда Гибих из страха перед гуннскими полчищами согласился стать данником Этцеля, вождя гуннов, но не мог отдать ему в заложники сына, ибо Гунтер был ещё младенцем, а младших сыновей так вообще ещё на свете не было; и какие шли тогда разговоры о том, будет ли сын Хагатие достаточной заменой королевскому сыну, ибо тот Хагатие хотя и породнился с бургундским домом и сам был из очень древнего рода, если не врал, но всё-таки… непонятно кто он такой, и есть слух, что он… того… вообще не человеческого рода… В итоге, однако, все сомневающиеся сошлись на том, что в глазах гуннов сын Хагатие всё равно королевский родич и знатного происхождения, а если на самом деле он всё-таки нечистая тварь – тогда, по крайней мере, не жалко.
Так бургунды говорили меж собой, вспоминая былое, и всё же им было слегка не по себе. Бросая взгляды на Хагена, который с мрачным видом шёл среди челяди, воины невольно впадали в сомнение: «чёрт его знает, то ли наш, то ли не наш». Конечно, он вылитый свой папаша, да только папаша тот был очень подозрительный тип, явился непонятно откуда; говорили, будто из Галлии, но сам он был не галл и не франк и даже не римлянин. И неизвестно, что он такого сказал королю Гибиху, что тот его приблизил к себе, отдал ему в жёны свою дальнюю родственницу и даже называл благом для Бургундии, что этот человек пришёл искать у него покровительства… Что-то тут было нечисто… Да и откуда слухи такие, что этот человек - и не человек вовсе?
И только когда Хаген предстал перед королевским двором, и королева-мать, едва ей сказали о заложнике, сразу всё поняла, прослезилась, обняла его и расцеловала, у бургундов немного отлегло от сердца, а уж когда юный Данкварт с первого взгляда признал в нём сводного брата и по-простецки облапил его – «Хаген, чертяка, да ты ж вернулся» - все успокоились: «слава Богу, всё-таки наш».
Это не помешало тому, что по всей Бургундии расползлись тёмные слухи. Была ли причиной ожившая память о его странном отце, или то, что Хаген быстро возвысился, даже слишком быстро - но немало прошло времени, прежде чем происхождение Хагена сделалось при дворе запретной темой. В народе же говорили открыто, что Хаген либо чёрт, либо сын чёрта, либо, по крайней мере, с чёртом снюхался. Однако то, что он служит Бургундии, предосудительным не находили, ибо подчинить и поставить к себе на службу чёрта считалось делом немалым. Когда же Хаген в бою лишился глаза, то в воинской среде это только добавило к нему почтения. Кто-то и мог пробурчать, что-де Бог шельму метит, да только воинов не обманешь: конечно, его отметил Водан, Отец Битв. И пусть каждый в Бургундии знал теперь, что Водан никакой не бог, а чёрт – никто пока ещё не боялся нечистой силы больше, чем неприятеля, и когда Хаген вёл войско в битву, его боевой клич – возглас на никому не известном языке – все повторяли за ним, не понимая значения, но выучив наизусть в полной уверенности, что это заклинание, помогающее одолеть врага. И ведь оно, судя по всему, действовало…
… Хаген сидел, погрузившись в раздумья и крутя в руке обглоданную кость. Его маслянисто блестящий глаз смотрел будто мимо всего и всех, лицо было напряжено и непроницаемо. Зигфрид тем временем в своём рассказе разделался как с драконом, так и с кузнецом, который, по его словам, и напустил на него дракона.
- А как вы узнали, что это кузнец злоумышлял против вас? – спросил юный Гизельхер.
- Птичка напела, - бодро ответил Зигфрид.
Хаген вдруг скривился и раздражённо швырнул кость под стол.
- Данкварт, а где скрипач?
- Кто?
- Тот шпильман, что был на прошлом пиру. Мне понравилось, как он играл на скрипке. И песня его была хороша. Почему его нет сегодня?
- А-а… Небось в канаве дрыхнет.
- Почему в канаве?
- А я почём знаю, отчего шпильманы любят спать в канавах.
- Дурное это дело, - медленно произнёс Хаген, - спать в канаве, когда мы, можно сказать, празднуем чудесное избавление… Ты не запомнил, как его имя?
- Нет. Попадётся он мне - дам ему чертей.
- И не вздумай. Хороший музыкант - это гораздо бОльшая редкость, чем хороший воин, Данкварт… Я был бы не прочь снова его послушать.
- Тебе так понравилось? - удивился Данкварт.
- Да, - ответил Хаген, и его тон не позволял усомниться в его полной серьёзности. - Он и сейчас был бы не лишним, а то у меня уже в голове звенит…
Зигфрид рассказывал про свой следующий подвиг - победу над альбами. Про то, как встретились ему два альба, что никак не могли поделить своё золото, и он им поделил, но они остались недовольны. Тогда он их обоих убил, и тут налетело на него целых семьсот гномов-колдунов - и он всех одолел, и тогда альбы сами стали умолять его, чтобы он правил ими…
- Это тогда вы завладели золотом альбов? - с милой непосредственностью спросил Гизельхер.
Зигфрид засмеялся.
- Завладел? Да они мне сами всё со страху отдали!
- Вот заливает, - произнёс скептически Данкварт. - Кто и когда видел эти сокровища?
- А кто и когда видел полчища гномов? - отрезал Хаген.
- Так и драконов никто не видел. Слушай, Хаген…. может, враки это всё? Про неуязвимость?
- Не враки. Я знаю от надёжных людей.
- Брось, с каких это пор ты в сказки веришь. Драконья кровь… да я скорее в какую-нибудь колдовскую мазь поверю… Или в заклятие…
- А что это меняет?
- Ну… ничего…
Рассказ про альбов, похоже, и самому Зигфриду успел надоесть, так что он быстро его свернул и затем лишь коротко остановился на том, как прибыл в Ксантен и как его там сразу признали законным наследником, едва он продемонстрировал свою силу.
- Да, Зигфрид, история ваша поистине удивительна, - сказал Гунтер. - Я вдвойне горд тем, что принимаю у себя такого человека.
Улыбка Зигфрида сделалась ещё шире.
- Вы мне тоже понравились. Меня нигде так хорошо не принимали! Славные вы малые, только вот зря отказались со мной сразиться.
Данкварт поперхнулся. Гул в зале заметно стих.
- Но… благородный Зигфрид…, - замялся Гунтер.
- Вы же теперь наш гость, - проговорил за него Гернот. - И если вам так хочется показать нам свою силу, то для этого есть ристалище.
- Но это же не всерьёз, - протянул Зигфрид. - Хотя… А ведь неплохая идея! Значит, будут состязания и поединки?
- Завтра же, дорогой Зигфрид.
Драконоборец так и воссиял, и напряжение снова спало.
- Какие ж поединки с неуязвимым, - буркнул Данкварт.
Хаген хлопнул его по плечу и негромко произнёс:
- Вот и пощупаем завтра, что с ним сделала драконья кровь.
2.
Весть о необыкновенном госте быстро разнеслась по всему Вормсу, и на следующий день не было такого угла, где не говорили бы о том, что прибыл богатырь, победивший дракона. Женская половина вормсского замка обсуждала то же самое, только более взбудоражено - всем не терпелось самим увидеть великого героя, про которого к тому же прошёл слух, что он молод и красив.
Только принцессу Кримхильду это, казалось, никак не интересовало. Положив пяльцы на колени - вышивка что-то не давалась ей сегодня, и она уже несколько раз попадала иглой по пальцам - она рассказывала королеве-матери Уте о своём сне. Ей приснился сокол, которого разорвали два орла, и это её очень смутило и напугало.
- Сокол означает суженого, - сказала Ута. - Придётся тебе помолиться за него.
- А почему сокол? - спросила Кримхильда рассеянно, не глядя на мать. - Разве орёл не благороднее? Он - король птиц.
- Зато сокола легко приручить, - ответила королева. - Скоро свой сокол появится и у тебя, и помолись, чтобы рядом с ним не оказалось царственных орлов.
- Не хочу я никакого сокола, - тихо произнесла принцесса.
- Тебе всё равно выходить замуж, Кримхильда. Надеюсь, твой сон к скорому появлению жениха.
- Я не хочу замуж.
- Перестань, - сказала Ута с лёгким раздражением. Насколько Кримхильде докучали вечные разговоры о том, что надо замуж, настолько же Уте надоело непонятное отвращение Кримхильды к замужеству. И откуда только взялось? Была обычная маленькая принцесса, умилявшая всех убеждённостью в том, что её возьмёт в жёны самый прекрасный принц, а как стала превращаться в девушку, так будто что-то на неё нашло. Поначалу ещё можно было улыбнуться над девическим страхом перед взрослой жизнью, но теперь-то, когда уже следовало бояться совсем другого…
Кримхильда была голубоглаза, как и её братья, с мягкими чертами лица, в котором оставалось что-то детское. На маленьком округлом подбородке красовалась небольшая ямочка, рот был небольшой, но пухленький, аккуратный прямой нос не слишком выдавался, светлые брови были старательно выщипаны в тонкие дуги. Особенной гордостью Кримхильды были белокурые волосы, заплетённые в две длинные толстые косы. Почти затворническая жизнь делала её бледной, но сероватый оттенок кожи вынуждал принцессу ещё и пользоваться белилами.
Она была уже зрелой девушкой, но вряд ли кто дал бы ей больше пятнадцати лет. Может быть, виной тому было девичество - Гунтер всё не находил для сестры подходящей партии, что было поводом для постоянных его столкновений с матерью. Последняя то и дело попрекала его тем, что он так затягивает с замужеством Кримхильды, Гунтер же заявлял, что за какую-нибудь мелочь он сестру отдавать не станет. Разговоры эти всегда оканчивались ничем - королева-мать ворчала, что чем дальше, тем труднее будет найти покупателя на залежалый товар, Гунтер же твердил, что такой товар, как принцесса бургундская, залежалым не бывает, - а Кримхильда тем временем продолжала сидеть в девицах, да ещё и заявляла, что замуж совсем не хочет.
- Мужья вечно уходят на войну, а бедные жёны должны сидеть и бояться за них - вдруг с ними что-нибудь случится, вдруг их ранят… вдруг изувечат на всю жизнь.., - рассуждала вслух Кримхильда. - А если убьют…
- Ты говоришь как дитя, - сказала сурово Ута. - Глупо сетовать на то, как устроен мир. Так заведено, что мужчины ходят на войну, а женщины их ждут. Да и вовсе не обязательно на войне что-то случится. Твой отец, мир его праху, сколько раз ходил в бой, а умер в своей постели.
- Вот видишь, всё-таки умер!
- Так мы всё умрём, - Ута посмотрела на дочь с удивлением и досадой. - Что же, из-за этого отказываться жить?
Взгляд Кримхильды затуманился. Королева смягчилась:
- Не думай только о плохом. Подумай лучше, что муж будет тебя любить, и ты его…
- Не хочу я никого любить. От любви одно горе.
- Опять детские глупости. То, что ты ещё не замужем - вот настоящее горе. Женщине нельзя без мужа. Чего хорошего, если она никому не нужна?
- И пусть я буду никому не нужной, - тихо сказала Кримхильда. Её рот немного ушёл вбок, глаза сделались будто смотрящими в разные стороны. Ута недовольно отвернулась от неё: всякий раз, когда на лице Кримхильды появлялось такое странное выражение, было совершенно невозможно понять, что она думает на самом деле.
- Ты уже не маленькая девочка и должна понимать…, - снова завела речь королева, и снова о том же - что замуж надо. Неизвестно, слушала ли её дочь, рассеянно теребящая в руках пяльцы. Всё это Кримхильда уже слышала несчётное количество раз.
- … и женщине, которая остаётся одна… Ой! - королева Ута побледнела и выронила шитьё, присутствующие дамы взвизгнули: почти под окнами рухнуло что-то тяжёлое, так что земля содрогнулась. - Что это такое?
Снаружи раздавался невнятный шум и чей-то звонкий голос, звучащий бодро и победительно.
- Что происходит? - Ута подошла к окну. - Неужто это… Ой! - почти шарахнулась она от окна, когда что-то тяжёлое опять рухнуло неподалёку. - Господи Иисусе!
- Что там? - Кримхильда неуверенно подошла к ней.
Тут до них донесся различимый возглас:
- Эгегей! Кто сильнее меня?
- Они кидают большие камни, - произнесла Ута срывающимся голосом. - Что это за развлечение, прости Господи! Я думала, начался конец света!
Дамы, преодолев страх, прильнули к окнам.
- Сегодня игры! - с Кримхильды разом слетела её рассеянность. - Почему нам не сказали?
Дам ещё не допускали присутствовать на воинских состязаниях, которые устраивались больше для тренировки и собственной потехи, чем для представления, но ристалище не случайно располагалось так, чтобы женщины замка могли его видеть.
Кримхильда заметила среди молодых воинов одного, чей белый плащ и золотые волосы, казалось, отражали солнце. Он взял большой булыжник и метнул его так, что едва не попал в стену замка. Дамы ахнули.
- Какой сильный! - сказала принцесса. - Не это ли наш гость, что приехал вчера?
- Устроили бы поединки, как обычно, - отрывисто произнесла Ута, не заметив слов дочери. - Что за нелепая затея! Был бы жив твой покойный отец…
Теперь Кримхильда точно её не слушала.
День обещал оказаться не таким скучным, как обычно.
Зигфриду сказали, что ристалище находится под взглядами обитательниц замка, и это подняло его и без того солнечное настроение. Чётких правил для игр ещё не было, каждый раз всё обговаривалось отдельно, что и дало Зигфриду возможность предложить состязания в метании булыжников, а Гунтеру - необдуманно на это согласиться. Никто из бургундов, вызвавшихся потягаться с ксантенским королем, даже близко не мог с ним сравниться, и Зигфрид вышел абсолютным победителем. Гунтер утешился тем, что в Бургундии подобная забава просто была не в ходу, и подумал, что надо бы её ввести.
Удостоверившись в своём превосходстве, Зигфрид обратил взор на окна замка; он улыбался широчайшей улыбкой, и каждой из смотрящих дам показалось, что эта улыбка адресована именно ей.
- Он сильнее всех, - тихо сказала Кримхильда. - И красивее…
Ута не слышала этих слов: она вернулась на своё место и снова взялась за шитьё. Игр она не любила и лишь скрепя сердце терпела то, что на них то и дело глазеет Кримхильда - с её-то пугливостью! Принцесса не выносила вида ран и крови, ухаживать за раненым, даже если это был её родной брат, было выше её сил; но в потешных боях - так она объясняла свой интерес к ним - всё делалось не так страшно, особенно на расстоянии.
Молодые бургундские воины, разделившись на две группы, устроили бой на копьях. Обычно такие сшибки служили прелюдией к основным состязаниям, но Зигфрид просто не смог остаться в стороне, присоединился к одной из групп и взялся так лихо раскидывать соперников по песку, что бой завершился быстрее обычного, а сам герой вновь оказался в центре внимания как победитель.
На лице Кримхильды проступил румянец.
- Оставь мужчинам их грубые забавы, - обратилась к ней мать. - Лучше вернись к своему рукоделию.
- Мама, но я хочу посмотреть до конца! Сейчас начнётся самое главное!
- Это всё от безделья и скуки, - проворчала Ута. - Вот я в твои годы…
Самое главное действительно только начиналось. Было решено устроить не групповую схватку, а поединки, Зигфрид горячо это поддержал, сказав, что в общей куче сила и храбрость отдельных бойцов не так заметна. В поединках должны были участвовать те двенадцать верзил, что прибыли с Зигфридом, и соответственно было отобрано двенадцать бургундских воинов из числа наиболее знатных и близких ко двору. В их число должен был войти и Хаген, но он попросил у Гунтера позволить ему сразиться с Зигфридом. Гунтер посомневался - сначала из-за того, достаточно ли Хаген знатный соперник для короля, хоть и ксантенского, потом из-за того, что как бы чего не вышло, но в конце концов позволил, представив, что иначе ему придётся выйти против Зигфрида самому.
Поединки были делом достаточно долгим, и юный ксантенский герой весь извёлся, ожидая, когда настанет его черёд, хотя поначалу наблюдал с интересом, как бьются другие. Маркграф Эккеварт оказался побеждён своим соперником, зато Ортвин фон Мец так отделал вышедшего против него малоповоротливого дуболома, что последнего пришлось унести. Данкварт тоже вышел победителем, но получил при этом дурацкую, по его же мнению, рану в палец. Потом удача надолго отвернулась от вормсцев, пока маркграф Гере, шенк Синдольт и двое других знатных бургундов не выправили положение, так что в итоге число побед оказалось равным для обеих сторон.
Тогда на ристалище вновь появился Зигфрид, верхом на белом коне, улыбающийся и преисполненный боевого задора. Когда навстречу ему выехал Хаген, раздался недоумённый шум: на нём не было никакого защитного вооружения.
Зигфрид оглядел его с весёлым удивлением.
- Если ты решился бросить мне вызов, то хоть бы шлем надел, Хаген.
- Обойдусь на этот раз, - ответил Хаген. - Я слышал, король Зигфрид, что у вас есть такая броня, при которой не нужна никакая защита.
- И что же, ты решил, что доспехи ненужная вещь?
- Зачем таскать на себе лишний груз, король Зигфрид? - холодно произнёс Хаген.
Зигфрид взглянул в единственный глаз Хагена, и улыбка медленно сошла с лица драконоборца.
- Ты на что намекаешь?
Хаген не ответил. Зигфрид зарделся от благородного гнева.
- Ты сам напросился, Хаген. Испробуешь мою силу как она есть - пожалеешь о своей дерзости.
Зигфрид спрыгнул с коня, сбросил плащ и принялся освобождаться от своих доспехов. Хаген тоже спешился.
- Что они делают? - недоумённо произнёс Гунтер.
Гернот промолчал, не зная, стОит ли вмешиваться.
- О Господи, он будет драться с Хагеном! - стоящая у окна Кримхильда побледнела.
- Только я хочу, чтобы всё было честно! - воскликнул Зигфрид, снова надевая свой белый с золотым шитьём плащ и жестом велев увести коня. - На тебе тоже не должно быть никакой брони.
- Вы видите, что я ничем не защищён.
- Альбы хитры. Вдруг у тебя кольчуга под рубахой?
- Прикажете мне раздеться? - отрезал Хаген.
Светлые глаза Зигфрида сузились.
- Есть способ проверить твои слова, - произнёс он с вызовом.
Меч засвистел в воздухе. Щит Хагена встретил его удар.
Гунтер с тревогой смотрел на начавшийся бой.
- Неужели они намерены биться всерьёз?
- Подождём пока, а дальше видно будет, - сказал Гернот.
Хаген начал битву достаточно осторожно, немного отступил под натиском Зигфрида, но не пропустил ни одного его удара. Зато, уличив момент, сам смог нанести ксантенцу сильный удар в бок. Зрители даже ахнули - казалось, гость сейчас рухнет, истекая кровью, но ничего подобного не случилось.
- Он убьёт его, - пробормотала Кримхильда, вся сошедшая с лица.
- Отойди лучше от окна, дочка.
Но Кримхильда не отошла.
Поединок принимал всё более яростный характер. Удары Зигфрида сыпались один за другим, но Хаген успевал отражать их.
- Будем биться до конца? - тихо произнёс Хаген, когда меч ксантенца вновь налетел на его щит и Зигфрид попытался оттолкнуть его, давя со всей силы. Натиск был мощным, но Хаген смог устоять и резким рывком отбросил его.
Драконоборец тоже удержался на ногах, лицо его вспыхнуло от гнева. Глаза сделались почти белыми, зрачки превратились в точки. Он отшвырнул щит - Хаген тотчас сделал то же самое - и с яростным рыком налетел на Хагена, после чего поединок сделался совершенно бешеным. Клинки так и выбивали искры. За мечом Зигфрида невозможно было уследить, так быстро он мелькал в воздухе. Хаген позволял себе отступать то в одну, то в другую сторону, так что противники передвигались по ристалищу, не отходя к его краю. При этом Хаген осмелел настолько, что его меч успел попасть уже и по шее, и по голове Зигфрида, а по бокам так гулял постоянно, но гостю было хоть бы что. От такого зрелища делалось не по себе даже бывалым бойцам, и наблюдающие глухо шумели, чувствуя повисающую над ристалищем скользкую жуть.
- Их надо остановить, - произнёс Гунтер. - Прекратить поединок! Ради всего святого…
Протрубил рог, но сражающиеся будто не слышали его.
- Король велит прекратить поединок!
Хаген краем глаза заметил Гунтера, вставшего со своего места с совершенно побелевшим лицом, и на мгновение ослабил силу встречного удара - это мгновение и решило всё. Зигфрид сильно наподдал, Хаген потерял равновесие и оказался на песке. Ксантенец занёс меч.
- Победа короля Зигфрида!
Этот возглас, казалось, отрезвил героя. Он опустил меч, тяжело переводя дух, и огляделся вокруг бессмысленным, будто пьяным взглядом. Хаген, тоже тяжело дышавший, поднялся.
- Поздравляю вас, король.
Зигфрид попытался улыбнуться, но улыбка на этот раз вышла не слишком лучезарной.
- Он победил Хагена! - воскликнула Кримхильда.
- Кто?
- Наш гость! Король Зигфрид!
Она снова разрумянилась, взгляд не отрывался от героя-победителя.
- Ты цел? - бросились к Хагену Ортвин и Данкварт, едва он оставил ристалище.
- Ни царапины, - мрачно ответил Хаген.
- Да… не то что я, - Данкварт поднял руку с перевязанным пальцем. - И правая рука, как назло… Но нагнали вы оба жути, скажу я тебе!
- Данкварт, не задерживай меня, - не глядя на него, бросил Хаген. Чёрный глаз, казалось, готов был кого-нибудь испепелить. - Мне нужно к королю.
Игры были окончены, победитель объявлен, выкуп за побеждённых назначен, и можно было расходиться в ожидании пира. Едва Гунтер успел сойти со своего места, как поблизости оказался Хаген.
- Мой король, зачем вы остановили поединок?
- Это была моя воля, - Гунтер гневно посмотрел на него. - Ты что тут устроил, Хаген? В своём ли ты уме вообще? Во что ты превратил потешный бой?
- Я ещё был в силах сражаться, мой король, - произнёс Хаген.
- Да ты бы сражался хоть до скончания века и всё равно бы не победил, - резко сказал Гернот.
- Лучше быть на самом деле побеждённым, чем играть в поддавки.
- Вот ты и побеждён. А своей дерзостью и упрямством ты только проявил неучтивость к нашему гостю, - сказал сурово Гунтер. - Я долго терпел, но ты переходишь все границы.
Хаген будто хотел что-то сказать, но промолчал. Его грудь всё ещё тяжело вздымалась. Гунтер был рассержен, и от пережитой тревоги рассержен тем более.
- Я больше не допущу тебя до игр, Хаген, раз ты путаешь их с войной.
- Пусть будет так, - ответил Хаген, и в его голосе прозвучала усталость и покорность. - Но я прошу, чтобы вы сегодня ещё выслушали меня, господа мои, прежде чем мы отправимся на пир.
Ристалище опустело.
- Непобедим…, - тихо сказала себе Кримхильда, - и неуязвим…
Принцесса слегка прикусила губу, будто обдумывая что-то, и прикрыла заблестевшие глаза.
***
- Говори, - повелительно сказал Гунтер.
Он находился в своём кабинете вместе с Гернотом. Хаген стоял перед ними, уже совершенно спокойный.
- Прошу прощения за то, что я позволил себе лишнее во время игр. Я хотел испытать Зигфрида, каков он боец, если о нём рассказывают столько чудесных историй.
- Это испытание нужно было согласовать со мной, - заявил Гунтер сурово, в то же время жестом позволив Хагену сесть. - И что ты можешь нам сообщить?
- Ничего хорошего, к сожалению. Не знаю, как он бился с драконом, но на бой с людьми ему лучше было бы не выходить, не обзаведясь сперва непробиваемой кожей.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что будь он человеком, таким же, как все адамовы потомки, то остался бы там на песке, изрубленный так, что свои бы не узнали, - произнёс Хаген холодно, тогда как его глаз загорелся гневом. - Я пощупал ему сначала руки, потом туловище, потом шею и голову. Его счастье, что оружие его не берёт.
- Мы видели, как он пропустил несколько ударов, - сказал Гернот.
- Столько, что хватило бы не на одну смерть.
- Да…, - протянул Гернот задумчиво. - Но как же ты не пропустил ни одного удара? Он так яростно нападал…
- А толку? - возразил Хаген. - Он слишком много махал мечом впустую. Когда же пришёл в ярость, то и вовсе стал молотить воздух точно сумасшедшая мельница. Мне стало только легче хорошо пройтись мечом по его телу.
- Не хочешь ли ты сказать, - произнёс Гунтер, - что он плохой воин?
- Он такой же воин, как медведь плясун, мой король.
- Но ты не станешь отрицать, что он очень силён.
- Верно, силы у него много. Но это сила необузданная, он едва умеет ей управлять.
- Тем не менее, он победил.
- Конечно, победил, даже пропустив столько ударов, - заявил Хаген, свирепо сверкая глазом. - Победы ему обеспечены, хотя и не тем, что он искусный боец.
- Чем бы ни было достигнуто превосходство, оно всё равно превосходство, - заметил Гунтер. - Я вижу, ты уязвлён тем, что потерпел поражение.
- Я уязвлён, как был бы уязвлён любой человек, не совсем лишённый гордости, ибо это не то поражение, которое терпишь от достойного противника. Но это сейчас не самое главное, мой король. Главное то, что за человек приехал в Бургундию.
- Да, нам явлено нечто необыкновенное, - произнёс Гунтер, поглаживая край своего плаща, - настоящее чудо…
- Можно назвать это и чудом, мой король, но лучше бы нам не являлись такие чудеса. Какой-нибудь непобедимый великан тоже чудо невиданное, но были бы вы рады его приходу?
- Зигфрид всё же не великан, а человек, - сказал Гернот. - К тому же он наш гость, и мы не можем не быть ему рады. А раз он непобедим, то тем более с ним лучше быть в хороших отношениях, верно?
- Верно, - сумрачно ответил Хаген. - Никому не пожелаешь такого врага. Но и друг такой хорош только где-нибудь подальше от нас. Я надеюсь, что он здесь надолго не задержится и уедет в Ксантен, после чего забудет сюда дорогу.
- Перестань, Хаген, в тебе говорит обида.
- Если бы дело было в моей обиде..., - начал было предостерегающе Хаген, но Гунтер его оборвал:
- А в чём же ещё? Смирись с тем, что он оказался сильнее. То, что ты рассказал, мы приняли во внимание.
- В таком случае, - Хаген поднялся, - не смею больше вас задерживать.
- Да-да. Можешь идти.
Хаген поклонился и вышел.
- А ведь Хаген сильно рисковал, - заметил Гернот.
- Рисковал… Но что это значит, Гернот! - Гунтер поднялся и беспокойно прошёлся туда-сюда. - Мир переменился. На наших глазах сказка делается былью. Непобедимый воин… что же ждёт впереди? - спросил сам себя Гунтер, и трудно было сказать, чего было больше в этом вопросе - страха или робкой надежды.
Когда настало время идти на пир, кто-то из слуг явился к Гунтеру и сказал, что благородный Зигфрид, к сожалению, прийти не может, причину же назвать не смог. Короля это сильно удивило и даже обеспокоило, и он вместе с Гернотом направился к Зигфриду. Из покоев гостя вынырнул один из ксантенских воинов, сказавший, что Зигфрид примет только их двоих, что удивило их ещё больше, но слуг пришлось-таки отослать.
Когда они вошли, стало ясно, отчего такая скрытность. Драконоборец лежал на кровати, полураздетый, и дворцовый лекарь прикладывал к его телу какие-то мокрые тряпки.
- Неужели вы нездоровы? - произнёс Гунтер с тревогой.
- Нездоров… а-а…, - пошевелился ксантенец. - Проклятый ваш Хаген! Все бока поотбивал.
Гунтер и Гернот переглянулись.
- Что-то серьёзное?
- Нет, просто ушибы, - ответил лекарь.
- Просто ушибы… Тебе б такие же, - скривился герой.
- Но всё цело и невредимо. Роговая кожа!
- Так под кожей-то мясо! - простонал Зигфрид. - И как же оно болит… Слушай, подложи-ка мне тряпочку ещё вот сюда… Ох.., - он повернулся и посмотрел прямо в глаза стоящему перед ним Гунтеру: - Я с этим вашим Хагеном больше никогда не буду биться. Он трусливо дерётся!
- Как это, извините… трусливо? - удивился Гернот.
- А так, - недовольно бросил Зигфрид. - Он защищается не меньше, чем нападает. Из-за этого не пропустил ни одного моего удара.
- Но позвольте… что же в этом трусливого?
- То, что смельчак так не дерётся, - упрямо заявил Зигфрид. - Только трусливые альбы… Поаккуратней ты! - прикрикнул он на лекаря, подпрыгнув на кровати. - Ох… Да, не очень-то учтиво меня здесь встретили, - пробормотал он, рухнув на подушку.
- Э… Но.., - растерялся Гунтер.
- Но, благородный Зигфрид, это же всего лишь игры! - нашёлся Гернот. - К тому же вы победили, и это видели все.
- Да… Победил, - произнёс Зигфрид, и на его лице появилась какая-никакая улыбка. - Ладно уж… Не зря вы так прославлены… А то вчера я уже подумал, что мне всё наврали про вас, будто вы сильны, - он вдруг засмеялся и протянул Гунтеру руку. - Будем друзьями!
- Будем… несомненно будем, - ответил Гунтер. - Но как же пир?
- Нет, сегодня не могу. Придумайте что-нибудь для отговорки. Только, - Зигфрид приподнялся, - не говорите никому, что вы здесь видели, ладно? Обещаете?
- Конечно, благородный Зигфрид.
- И ты тоже, - обратился он к лекарю.
- Вы мой пациент, я должен хранить вашу тайну.
- Вот и славно, - успокоился Зигфрид. - Вы только ничего постыдного не придумывайте про меня, хорошо? Скажите, что я на охоту поехал, что ли… Ох… Я тут полежу пока…
Оставив покои гостя, Гернот не удержался, чтобы фыркнуть от сдавленного смеха.
- Тебе смешно, брат? - сказал Гунтер с озабоченным видом. - Ты слышал - мы неучтиво его встретили…
- А слышал ли ты, что мы будем друзьями? - они медленно шли по коридору. - Я думаю, теперь нам точно нечего бояться его неудовольствия. Он уважает силу. При этом для всех он остаётся победителем… Ну Хаген! Вот чёртов сын! - Гернот разве что не присвистнул.
- Ох, Гернот, - вздохнул Гунтер. Слишком много волнений выпало ему на последние два дня, и трудно уже было разобраться, что было плохо и что не совсем плохо.
- Только как мы объясним отсутствие на пиру победителя игр? Ведь так не положено.
- Вот ещё задача, - произнёс с досадой Гунтер. - Если Хаген всё это устроил, то придумал бы заранее и отговорку для него. Тебе не кажется, Гернот, что Хаген стал слишком своевольничать?
- Не нахожу. Честно говоря, я был сегодня на него разгневан, но теперь вижу, что он был прав.
- Он забывает своё место.
- Он не сделал пока ничего, что заставило бы разочароваться в нём.
- За эти два дня он разочаровал меня уже дважды.
Гернот с удивлением посмотрел на брата.
- Не понимаю, почему тебя сейчас так занимает Хаген.
Легко же Герноту быть таким спокойным, подумал Гунтер, когда корона не на его голове… Король быстро отогнал эту мысль и сказал:
- Потому что из-за него… Зигфрида не будет на пиру. Впору напомнить Хагену, кто он такой, если он ещё раз позволит себе нечто подобное, а то..., - и тихо добавил сам себе: - … а то вот так приблизишь к себе чёрт знает кого, а он потом думает, что здесь его вотчина.
***
Было решено объяснить отсутствие Зигфрида на пиру тем, что он с Гернотом поехал осматривать окрестные владения. Для убедительности Герноту пришлось покинуть замок, но воинов это всё равно не удовлетворило и показалось странным, так что за столы рассаживались с недовольным ворчанием. Только после одной-другой чаши об этом предпочли забыть.
Зато на пиру оказался скрипач, высокий жилистый малый под тридцать лет, которого можно было бы принять за человека благородного происхождения, если бы не весьма скромная одежда явно с чужого плеча и взгляд шельмы. Избавленный от необходимости петь хвалу победителю игр, он при этом на славу постарался поднять дух пирующих, исполняя весёлые разухабистые песни, которых у него оказался неисчерпаемый запас. Очень скоро ему начали подпевать кто в лес, кто по дрова, и всё первоначальное недовольство будто испарилось.
Кримхильда, до опочивальни которой порой доносилось изрыгаемое дюжими глотками «heidi, heido, heida, аа-ха-ха-ха-ха-ха», была даже рада, что не различала голоса Зигфрида. Конечно, он не может так грубо горланить! Он совсем другой. Принцесса перебирала в памяти то, что случилось на играх, и то, что успел ей рассказать о Зигфриде Гизельхер, которого ей сегодня удалось к себе зазвать. То, что она видела и слышала, было так удивительно… Неужели такое бывает на самом деле?
Трудно было заснуть в эту ночь.
Шпильман нашёл время разнообразить веселье красивой печальной песней. Голос его стал мягче и в то же время будто насыщеннее, а скрипка подпевала ему.
- Aus der Heimat hinter den Blitzen rot
Da kommen die Wolken her,
Aber Vater und Mutter sind lange tot,
Es kennt mich dort keiner mehr…
Хаген, опершись локтем на стол, внимательно слушал. Когда шпильман закончил песню, то удостоился похвал, после чего от него потребовали опять чего-нибудь весёлого, и пошло сплошное «дайте пива, дайте пива». Вопреки худшим опасениям Гунтера, пир удался, и когда те, кто стоял на ногах, наконец разошлись, то не было никого, кто был бы в плохом настроении.
Тем не менее за остаток ночи Гунтеру так и не удалось заснуть.
Хагену, должно быть, тоже спать не хотелось - он вернулся в зал. Пройдясь вдоль стола, он остановился почти у его края и сказал, глядя вниз:
- Вылезай.
- Пошёл к чёрту, - раздалось из-под стола.
- Говорю тебе, вылезай, свинья!
- Свинья ты сам, свиньёй меня назвавший.
Хаген, выругавшись, нагнулся и вытащил кого-то оттуда за ноги.
- Эй, эй! Чёртов невежа! Отстань! Не то… Боже правый, - шпильман осёкся, увидев Хагена. - Простите, господин, я не знал, что это вы.
- Какого дьявола ты делаешь под столом?
- Я? Так я же напился. Как свинья, - с пафосом произнёс шпильман, уселся на скамью, убрал с лица спутавшиеся светлые волосы, вытащил из-под стола скрипку и поставил перед собой. - Вы позволите мне сидеть? А то меня, извините, ноги не держат.
Хаген поднял бровь - ту, что не была рассечена. От него не укрылось, что шпильман вовсе не так пьян, как хочет казаться.
- Кто ты и откуда? - Хаген сел на скамью на некотором расстоянии от него.
- Я? Самый никчёмный на свете человек, - ответил шпильман нахальным тоном. - Больше ничто уже не имеет значения. Был Фолькер из презнатной, владетельной семьи… Был, да вышел весь, а всё из-за неё. - Он обнял свою скрипку. - Я же люблю её, проклятую, больше самого себя, больше, чем Господа Бога, хоть и говорят, что это грех. Вот из-за неё у меня теперь дома мерзость запустения, а в кошеле паутина.
- Где ты живёшь?
- Везде, где меня принимают. Шпильман везде нужен, от грязного кабака до королевского двора. При дворах, конечно, сытнее, только надолго не задержишься - обязательно споёшь что-нибудь неподобающее и... снова в дорогу.
- Надеюсь, в Вормсе ты не собираешься петь ничего неподобающего, - вид Хагена всё ещё был суров. - Где ты был вчера, Фолькер?
- Вчера? Так в канаве спал… Решил сбежать отсюда, когда узнал, что король Ксантена приехал. А сегодня подумал - чего я струсил, Зигфрид меня и в глаза не видел и вряд ли обо мне знает…
Хаген, сидя на скамье, напряжённо выпрямился.
- Ты боишься Зигфрида?
- Да не боюсь я его, - сказал шпильман с досадой, глядя перед собой. - То есть, не его боюсь. Тут дело такое, господин, - он поскрёб щёку. - Я одно время при ксантенском дворе состоял. Не при Зигфриде, раньше ещё. И еле унёс оттуда ноги, - произнёс он трагическим тоном.
- Спел что-то неподобающее? - Хаген слегка прищурился.
- Разумеется! Да ещё какое неподобающее! - Фолькер, улыбаясь, ласково погладил свою скрипку.
- Чем же ты так провинился?
Шпильман призадумался.
- Видите ли… Ксантен, конечно, город святой и благодать на нём почивает… но надо же и честь знать, - Фолькер внимательно посмотрел на Хагена, будто решая, стОит ли ему рассказывать. Помолчав немного, он продолжил: - Не будь вы господин Хаген… вы же господин Хаген, верно? - я поостерёгся бы говорить…
- Говори же. Не думаю, что меня заденет то, что задело ксантенский двор.
Фолькер резко выдохнул.
- Ладно, крипту святого Виктора я видел своими глазами, хоть и не знаю, кто там лежит. Но когда стали уверять, что обрели копьё судьбы… то есть святое копьё… то самое, которым римлянин… как его, пса… пронзил Христа на кресте, то у меня душа не выдержала. Велика премудрость - откопать ржавое римское копьё и заявить, что оно и есть то самое!
Фолькер слегка настороженно покосился на Хагена и увидел, что тот улыбается. Шпильман осмелел.
- Вот я и спел песню про то, что Ксантен столь свят и богат реликвиями, что даже кол в деревенском заборе может оказаться обломком животворящего креста. Ну и вот…
- И как ты только цел остался, - произнёс Хаген.
Фолькер не мог не заметить, что взгляд Хагена сделался ещё благосклоннее, и развязно усмехнулся.
- Король Зигмунд по молодости был слишком скор на расправу, чем и себе навредил, так что на старости лет стал, наоборот, слишком милостив. До того, что даже не рубил головы тем, кто этого заслуживал, что уж говорить обо мне с моими богохульными песнями.
- Вот что, Фолькер, - сказал решительно Хаген. - Я хочу, чтобы ты остался при вормсском дворе. Богохульных песен у нас петь не надо, но мы и не претендуем на святость, чтоб над этим насмехаться. Будешь услаждать наш слух на пирах.
- Я бы только рад, - шпильман положил голову на скрипку. - А я ведь заметил, как вы меня слушали. Для шпильмана это лучшая награда - когда его слушают, а не просто жрут под его песни…
- Здесь ты можешь получить и более ощутимую награду. Ты во что одет?
Фолькер оглядел себя.
- Ну… Всё же лучше, чем фиговый листок.
- Где твой дом?
- В Альцае… был.
- Будь ты ещё и воин…
- Так я воин.
- Да ну, - ухмыльнулся Хаген.
Шпильман сделался серьёзным.
- Можете считать меня болтуном, господин, но я не хвастун. Я воин и был в боях.
- Где же твой меч?
- Меч? Увы… в кости проиграл, к позору своему.
- Да, герой, - покачал головой Хаген, - как ты только по большим дорогам шлялся без оружия?
- Я не без оружия, - Фолькер с гордым видом протянул Хагену смычок.
- Ничего себе, - произнёс Хаген. Смычок был широким и острым, как лезвие.
- Я им не только по струнам водить умею - могу и по шапке дать так, что мало не покажется, - довольно заявил шпильман. - Но и от настоящего меча я не отказался бы.
- Ты заработаешь и на приличную одежду, и на меч, и на коня. Если же ты в самом деле храбрый воин, то и владения свои вернёшь. Я же буду рад послушать не только твои песни, но и то, какие мелодии ты можешь сыграть на вражеских шлемах.
Глаза шпильмана засияли.
- Вы не будете разочарованы, господин.
- Это мы посмотрим. А теперь вон из зала.
- И куда? - Фолькер развёл руками, скрипка вывалилась, и он еле успел подхватить её.
- Пока к челяди. Потом найдём тебе место. Не вздумай только опять сбежать.
- Ну уж нет, - сказал шпильман, вставая, - похоже, тебе повезло на этот раз, Фолькер… Не будь дураком и не упусти удачу… Благодарю вас, господин Хаген, был очень рад с вами встретиться.
- Иди уже. До скорой встречи.
Фолькер неуклюже поклонился и ушёл, что-то напевая себе под нос. Хаген некоторое время ещё сидел, задумавшись, после чего удалился к себе, рухнул на постель и тотчас забылся тяжёлым сном.
3.
Зигфриду, должно быть, понравилось в Бургундии. Неприятных происшествий больше не было, и великий герой, для которого устраивались пиры, игры, охоты, прогулки, купался в лучах всеобщего внимания, сиял несходящей лучезарной улыбкой, хвалил Бургундию за самое вкусное в мире вино и самые высокие в мире ёлки и всегда был готов осчастливить окружающих рассказами о себе. Рассказы эти неизменно начинались с его жизни в лесу, и однажды Хаген спросил, почему он там оказался. Зигфрид рассмеялся и ответил, что не помнит своего появления на свет. На вопрос, откуда он узнал о своём королевском происхождении, драконоборец сослался на «одну умную женщину» и ксантенцев, признавших его законным наследником, после чего с многозначительным видом заметил, что он зверь благородный. Видимо, наглость Хагена ему всё же пришлась не по душе, и с тех пор в мужской компании Зигфрид начинал свою историю сразу с дракона. Юный Гизельхер как-то спросил, не было ли Зигфриду противно купаться в драконьей крови, но такие наивные слова только развеселили ксантенца. Его стали допускать в дамское общество; взгляды прекрасных глаз придавали герою воодушевления, и он говорил много и складно. Немало слушательниц оценили по достоинству его детство в лесу, найдя очень трогательным - «рос вдали от греховной людской суеты, среди птичек, зайчиков и белочек, и даже злые волки не посмели тронуть ангелочка». Его подвиги, всем уже известные, казались ещё более великими в сочетании с его светлым обликом. Дамы были готовы слушать его до бесконечности, а во время игр уже не глазели из окна, а выходили на стены и могли стоять там хоть целый день, глядя, как Зигфрид кидает камни, метает копья и валяет по песку тех, у кого хватило глупости с ним сразиться.
Про дракона все при дворе уже всё знали наизусть, хотя запомнили по-разному, так что появился повод для споров, как именно Зигфрид убил дракона, а также о том, был ли дракон зловреден чем-нибудь кроме того, что был драконом. Поскольку в рассказах Зигфрида не упоминались ни похищенные девицы, ни сожжённые посевы, то можно было подумать, что дракон просто лежал себе на золоте - но значит, золото было какое-то особенное, раз его охраняло чудовище. В то же время осталось непонятным, у кого Зигфрид отнял золото - то ли у дракона, то ли у альбов, то ли у дракона и альбов сразу. Ясно было только одно - что это самая большая куча золота на свете, так что Зигфрид был не только величайшим из героев, но и самым богатым из королей.
Подумать только, что Ксантен до сих пор считали захолустьем, у которого, кроме амбиций и претензий, и нет ничего.
С наступлением холодов Зигфрид весело сообщил Гунтеру, что останется в Вормсе на зиму; Гунтер изобразил несказанную радость, и потом всю зиму двор лез из кожи вон, стараясь развлечь дорогого гостя. С приходом весны Зигфрид решил-таки вернуться в Ксантен, но тут возник Гизельхер с вопросом, неужели ему плохо в Бургундии, и Зигфрид остался. Хаген потом спросил Гунтера, не внезапная ли любовь к бургундским ёлкам заставила Зигфрида забыть про собственное королевство. Гунтер в ответ мог только развести руками и заметить, что ёлки - не ёлки, а гостеприимство превыше всего. Гизельхеру, конечно, пришлось сделать внушение, чтоб он не лез во взрослые дела, но что можно было сказать Зигфриду, когда он заявил с очаровательной улыбкой, что рад погостить ещё? Ответить - не слушайте-де молокососа, он сам не ведал, что говорил? Напомнить дорогому гостю, что у него есть своё государство? Немыслимо! К тому же Гунтер вовсе не был уверен, что он сам желает отъезда Зигфрида.
Король много думал, совещался с Гернотом, и его одолевал то страх, то грандиозные планы. Страх от того, что Зигфрид может оказаться его врагом, и грандиозные планы насчёт того, как Зигфрид может быть действенным союзником. И то, и другое вызывало равные сомнения. В чём Гунтер не сомневался, так это в том, что Зигфрида привели в Бургундию высшие силы, и в том, что он действительно сильнее всех. Оставалось неясным, к чему это приведёт. Этот вопрос по важности заслонил все прочие, и даже когда Хаген сообщил, что ему стало известно о подозрительной возне в Саксонии, Гунтер не слишком обеспокоился. Слова Хагена вообще стали звучать чересчур мелко и обыденно на фоне разговоров о драконе, альбах и несметных сокровищах. Зигфрид принёс с собой атмосферу чего-то сказочного, чего Гунтер не мог не ощущать даже помимо своей воли.
Повод разрешить все сомнения появился сам собой, когда в Вормс прибыли саксонские послы и сообщили, что король Людегер объявляет Гунтеру войну.
***
- Он дал нам три месяца, - сказал Гунтер, - но думаю, что выступит раньше назначенного срока, по своему обычаю. Его войско уже собрано.
Король и все, кого он созвал на совет, стояли вокруг стола с развёрнутой картой. На карте была подробно изображена Бургундия и прилегающие королевства, без подробностей - более отдалённые земли, которые с трёх сторон омывал океан, тогда как с четвёртой располагалась земля, где живут люди с песьими головами. Не все из присутствующих понимали, что нарисовано, но все разглядывали карту с умным видом.
- Мы их опередим и нападём первыми, - высказался Гернот.
- Я поддержал бы такое решение, но где мы наберём достаточно людей в короткий срок? - отозвался со своего места Хаген. - Враг уже готов выступить, а дать нам столько времени мог только от самоуверенности.
- Самоуверенность уже обходилась саксам дорого.
Гунтер не впечатлился боевым настроем Гернота.
- На этот раз всё сложнее. С Людегером объединился Людегаст Датский…
- И это самое скверное, - сказал Хаген. - Мы не сможем выставить против них соразмерные силы, потому что в последнее время, извините, слишком много развлекались.
- У нас не было причин для беспокойства.
- Даже в мирные времена нельзя терять бдительность, и прежде мы никогда об этом не забывали.
Гунтер бросил на него уничтожающий взгляд - нашёл время для таких намёков. Да, предостережения были, но… Интересно, хоть кто-нибудь прислушался к этому занудству?
- Моих людей собрать недолго, скоро все будут здесь, - сказал Ортвин фон Мец.
Хаген благосклонно кивнул в его сторону.
- Мои люди тоже. Часть их уже на границе, остальным я послал весть, они прибудут сюда так быстро, насколько возможно.
- Им придётся проделать долгий путь, - заметил Гунтер.
- Моих людей вы знаете, они быстры, как серны на горах. Они успеют. Но их мало.
- А наши союзники? - подал голос Хунольт.
- Их придётся долго ждать, а времени у нас немного. Есть разве что хатты, которые будут у нас на пути, - Хаген провёл пальцем по карте там, где находились земли, отделявшие Бургундию от Саксонии, - но они всегда принимают сторону того, кто сильнее. Пока что сильнее были мы.
- Так пусть они сражаются вместе с нами, - произнёс Гернот. - Хоть и небольшая, но всё же помощь.
- Верно, но это союзник слабый и, что хуже, ненадёжный. Нам же в любом случае придётся иметь дело с намного превосходящими силами.
- Людегер предложил нам на выбор переговоры, - Гунтер беспокойно барабанил пальцами по столу. - Не лучше ли нам с ним договориться?
- Я против, это позор, - отрезал Гернот. - Нам известны их запросы. Парой крепостей они не удовлетворятся. Никаких переговоров. Только война!
Присутствующие одобрительно зашумели. Королю, однако, всё меньше нравилась складывающаяся ситуация. Он смотрел на карту и с ужасом понимал, что к войне бургунды оказались неготовыми как никогда.
- Хватит разговоров о том, что мы в нелёгком положении, - властно произнёс он. - Что мы можем сделать против них?
Последовавшие советы не слишком вдохновляли.
- Можно выжидать их нападения, тем временем собирая силы. Не лучший вариант, но…
- Мы подпустим их прямо к границе, и тут…
- Мы должны напасть на них в тот момент, когда они не будут этого ждать, и тогда, возможно…
Гунтер слушал, и ему делалось тоскливо. Любой вариант предполагал большой риск, идти на который не хотелось. Внезапно кто-то произнёс имя Зигфрида.
- Неплохо было бы знать, на чьей он стороне, - заметил Хаген.
- Конечно, на нашей! - уверенно сказал Гунтер, но его уверенность тут же исчезла. Он снова с тревогой посмотрел на карту. Ксантенское королевство располагалось прямо по соседству с Саксонией, и между ними давно был мир…
- Нет, Зигфрид не может выйти против нас, - сказал он уже без прежней твёрдости. - Мы приложили столько сил, чтобы порадовать его…
- И больше нас с ним ничего не связывает, - хрипло пролаял маркграф Гере, и Гунтер похолодел от мысли, что тот прав.
- Какой союз для Зигфрида выгоднее? - спросил Гернот. - Хаген, ты как думаешь?
- Я на его месте предпочёл бы союз с саксами, - ответил Хаген. - Это удобнее для Ксантена, а мы более лакомая добыча. Но сомневаюсь, что Зигфрид станет думать об этом.
- Почему же?
- Не заметно, чтобы Зигфрида слишком занимали интересы своего королевства. Его больше волнует геройская слава, а стяжать её можно на любой стороне. Я предпочёл бы его неучастие, если бы это было возможно, но…
- Зигфрид не усидит, узнав о войне.
- Вот именно.
Члены совета загудели, предлагая один за другим способы задействовать Зигфрида. У Гунтера в голове будто сверкали молнии - вот оно то, для чего Зигфрид оказался в Вормсе! Какая удача! Хаген снова взял слово и стал что-то объяснять, водя рукой по карте. Король с трудом усмирил скачущие мысли и заставил себя послушать.
-… и тогда ксантенцы нападают на саксонские земли с запада, и Людегер будет вынужден либо разделить свои силы на два фронта, а такая война будет для него тяжела даже в союзе с данами, либо полностью сосредоточиться на защите своей страны и оставить нас в покое. Пусть Зигфрид скажет нам, какими силами он располагает, и тогда мы можем подробнее обсудить наши действия. Как и все возможные последствия.
- Мне это не нравится, Хаген, ты предлагаешь какую-то подлость, - сказал Гунтер, с трудом понимая, что к чему - слишком уж стучало в голове.
- Никакой подлости. Если Зигфрид выступит на нашей стороне, то лучшее, что он может сделать - это немедленно послать своих людей в Ксантен с повелением собирать войско.
- Раз сам Зигфрид здесь, пусть здесь нам и поможет.
Хаген подавил презрительную усмешку:
- Конечно, неплохо иметь у себя боевого слона, но чтобы ударить саксам в тыл, нам нужны люди.
- Выбирай слова, Хаген, я не потерплю неуважения к нашему гостю.
- Прошу прощения, но нам нужна его армия.
- Есть ли другие предложения?
В ответ неожиданно раздался звонкий голос:
- Что это вы тут делаете?
Все обернулись ко входу в зал. Там стоял Зигфрид.
- А я думаю - куда все подевались? Одному так скучно, - он приблизился к столу. - Почему вы собрались тут без меня? Что это? - он указал на карту.
- Случилась беда, - произнёс Гунтер. - Саксы и даны объединились и объявили нам войну.
- Войну? Хаха! - взбодрился Зигфрид. - Почему вы мне сразу не сказали? Они об этом пожалеют! Мы их так проучим, что они больше не сунутся!
Гунтер с удовлетворением отметил про себя это «мы».
- К сожалению, у нас недостаточно сил…
- Что значит «недостаточно»? Я же с вами! - широко улыбнулся герой.
Гунтер довольно кивнул.
- Я буду очень благодарен вам за помощь, благородный Зигфрид.
- Эх, дадим волю нашим мечам! - сказал, разминая руки, ксантенец. - Когда мы выступаем?
- Мы ещё не собрали войско.
- Так собирайте. Пронесёмся по Саксонии как вихрь!
- Скажите, каковы силы вашего королевства? - вклинился Хаген.
- Моего королевства? А зачем оно? Я же здесь.
- Вот наш план.., - начал было Хаген, но Зигфрид оборвал его:
- Да какой тут может быть план? Соберите тысячу человек, отдайте их под моё начало - и победа будет за нами.
- Простите, король Зигфрид, но мы не с драконом идём воевать.
- Так я разве не понимаю? На дракона мне и десять человек не нужно, не то что тысяча, но раз война, то так и быть.
- Наших врагов будет больше двадцати тысяч.
- Так ведь каждый будет сражаться за десятерых!
Хаген потемнел лицом.
- У вас есть чудо-оружие? - язвительно спросил он.
- Конечно, есть! - добродушно засмеялся Зигфрид. - Это оружие - смелость!
- С тысячей против двадцати-тридцати на одну смелость не уповают.
- Ты неправ, Хаген. Против смельчаков не устоит никакая толпа, а чем меньше нас будет, тем более великой будет победа!
- Если кто-нибудь вернётся живым, кроме вас.
Улыбка Зигфрида сделалась снисходительной.
- Поймите же вы, что чем больше враг будет нас превосходить, тем ярче будет видно, кто сильнее и храбрее на самом деле.
- К силе и храбрости неплохо бы ещё и голову…
- Раз ты это понимаешь, то должен со мной согласиться. Самая великая доблесть проявляется тогда, когда на одного воина приходится по двадцать… да хоть бы и по семьсот врагов!
Семьсот убитых альбов, пронеслось в мыслях у Гунтера. Зигфрид справился с ними один. Один…
- У нас и так невыгодный расклад, и нет причин его усугублять, - гнул своё Хаген.
- А как же доблесть и слава? - Зигфрид тоже не сдавался.
- Какой в этом смысл, если все там полягут?
- Если ты опасаешься потерь, то тем более должен понимать, что чем меньше народу отправится в поход, тем меньше будет погибших.
Хаген не нашёл что ответить, только схватился за голову.
Гунтер, переводивший взгляд с Зигфрида на Хагена и обратно, решил вставить слово:
- Мы ценим вашу готовность помочь нам, дорогой Зигфрид, но тысяча человек - это действительно несерьёзно.
- Хорошо, возьмите две, - недовольно произнёс Зигфрид, - раз вы такие трусы.
- Мы трусы?!! - взревел хор голосов.
- А как ещё расценить то, что вы отказываетесь от самого доблестного пути к победе и не верите в смелость?
- Мы верим, но мы хотим более реального плана, - осторожно заметил Гунтер.
- Так вот самый реальный план, - вновь просиял Зигфрид и принялся объяснять, как он во главе горстки храбрецов налетит в чистом поле на многотысячное войско саксов и данов и обратит его в позорное бегство. Хаген возразил, что лобовая атака при таком соотношении сил - это самоубийство, и поинтересовался у Зигфрида, хорошо ли он знает местность и может ли заманить саксов в западню. Зигфрид возмутился и заявил, что засаду устраивают только на драконов; всех так удивили его слова, что никто даже не стал спорить. Хаген вновь попытался изложить свой план, но едва он упомянул своих конных лучников, умеющих стрелять на скаку не хуже гуннов, Зигфрид сказал, что лук - это оружие труса, а смельчак дерётся только мечом. Воины, знавшие, как много может сделать для победы отряд лучников, особенно против превосходящих сил, не поддержали Зигфрида, и он выразил презрение к «этим гуннским штучкам», назвав такое ведение войны трусостью. Это едва не вызвало перебранку, Гунтеру пришлось призвать всех к спокойствию, а Зигфрид снова завёл речь о схватке лицом к лицу. Хаген со своей стороны настаивал на увеличении числа воинов, чтобы хотя бы иметь возможность для манёвра, тогда при встрече с врагом можно было бы ударить с флангов (на что Зигфрид сказал, что это трусливо) или ударить с тыла - на что Зигфрид возразил, что это подло. Тут Хаген вышел из себя и посоветовал Зигфриду попробовать закидать саксов шапками; Зигфрид вспыхнул и срывающимся голосом произнёс, что он искренне и от всей души желает помочь, а ему не доверяют, как будто он желает им зла; знал бы он заранее про такую чёрную неблагодарность, предложил бы свою помощь кому-нибудь другому. В ответ бургунды начали кричать наперебой, пока Гунтер не велел всем замолчать.
Когда установилась тишина, король выдержал паузу, дав всем, включая себя, успокоиться, и внимательно посмотрел на Зигфрида. Зардевшийся от благородного гнева герой выглядел так, будто готов сейчас же шутя сразить дракона. И как же он уверен в лёгкой победе…
- Мы рады принять ваше предложение, Зигфрид, - сказал Гунтер, - но поймите и вы нас. Саксы - это не беспомощная толпа, и их много.
- Ладно, я понял, - примирительным тоном произнёс ксантенец. - Вы привыкли к хитростям, потому что прежде на вашей стороне не было достаточной силы. Но теперь всё изменится. Больше не нужно будет изворачиваться для того, чтобы победить. Я покажу этим саксам, какие чудеса способна творить доблесть, и вы сами убедитесь, что я прав. Всё, что вам нужно - это поверить в меня!
- И мы влетим в Саксонию на крыльях веры, - недовольно буркнул кто-то.
- Нет, на крыльях нашей храбрости, - говорил уверенно Зигфрид. - Отбросьте сомнения - и победа будет за нами.
- С тысячей человек, - мрачно бросил Хаген.
- Я уже согласился на две, - у Зигфрида снова начало портиться настроение.
- В любом случае я доволен, что вы отправитесь со мной, - поспешно сказал Гунтер. - Сколько вы возьмёте своих людей?
- Тех двенадцати, что здесь со мной, достаточно, а вот вы, король, оставайтесь дома.
- Как это? - воскликнули одновременно несколько голосов.
- Особа короля священна, ей нельзя рисковать, - Зигфрид смотрел на бургундов как на несмышлёнышей. - Неужели вы так мало цените своего государя, что берёте его в битвы?
- В мелких войнах я могу и не участвовать, но сейчас..., - начал Гунтер.
- … А сейчас и будет мелкая война, поверьте мне. Оставайтесь, Гунтер, и охраняйте ваших прекрасных дам.
- Так не положено, - угрюмо заявил Ортвин. - Мы что, ромеи какие, чтобы идти на войну без короля?
- Но ведь с вами буду я! - улыбнулся Зигфрид.
- Вы тоже королевская особа, - глаз Хагена недобро блестел.
- Но я же решил защитить вас, и сделаю это сам, - сказал Зигфрид тоном няньки, убеждающей малолетнее дитя.
Гунтер чувствовал на себе взгляды своих дружинников. Без сомнения, теперь от него ждут решающего слова.
- Пусть будет так.
Бургунды переглянулись. Зигфрид засиял.
- Вот и хорошо, живите здесь спокойно, а я сам пройдусь по вражеской земле. Уж не страшнее альбов эти саксы.
Альбы, подумал Гунтер, альбы… Зигфрид их семьсот уложил в одиночку и подчинил оставшихся своей власти. А ведь альбы, хоть и мелкий народец, всё ж колдуны - и даже это им не помогло…
- Король Зигфрид поведёт наше войско, - решительно сказал Гунтер. - Все обязаны слушать его и выполнять его распоряжения.
- Государь!
- Это последнее слово. Благородный Зигфрид, я не останусь у вас в долгу.
Гунтер краем глаза увидел Хагена, обернувшегося к нему с удивлённым и обескураженным видом, и неожиданно для себя довольно улыбнулся.
***
- Они не берут меня на войну!
- Тебе ещё рано, Гизельхер.
Кримхильда положила руку на голову брата, но он будто не заметил этого, глядя перед собой с выражением гнева и досады. Принцесса вздохнула. Увы, любимый младший брат взрослеет, и скоро он станет таким же воинственным грубым мужиком, как и все.
- Хаген в мои годы уже воевал, а почему мне нельзя?
- Он тогда жил у гуннов, у них всё возможно. Но мы же не такие дикари, чтобы отправлять в бой мальчишек.
- Все смотрят на меня как на мелюзгу, и ты тоже, - обиженно произнёс Гизельхер.
- Я просто не хочу бояться за тебя. Ну, что я буду делать, если ты уйдёшь на войну? Я же с ума сойду от беспокойства. Скажи, Гизельхер, неужели тебе меня не жалко?
Гизельхер посмотрел на неё так, будто он был старшим.
- Я всё равно буду ходить в походы и сражаться.
- Да, - печально сказала Кримхильда, опустив глаза. - Но пока время не пришло, оставайся дома, и мне будет спокойней.
- Если надо мной все будут трястись, то мне хорошим воином не стать, - почти со злобой процедил Гизельхер.
Кримхильда снова вздохнула. Нет, бесполезно с ним говорить.
- Я слышала, Гунтер тоже останется?
- Да, Зигфрид его уговорил, а Гернот всё равно отправляется.
- Зигфрид тоже пойдёт? - тихо спросила принцесса, не глядя на брата.
- Он возглавит войско.
- Хорошо, что у нас есть такой помощник, - Кримхильда постаралась сказать это как можно спокойнее. - Он ведь приведёт нас к победе, правда?
- Мы ещё ни одной войны не проиграли, - самоуверенно заявил Гизельхер.
- Если бы… Ты не помнишь про ту битву, когда вернулись только Гунтер и Хаген, и оба раненые. Ты тогда был ещё совсем малышом…
- Слышал я об этом, тогда была не битва, а глупая драка.
- Однако эта глупая драка едва не стоила Гунтеру жизни, а Хаген навсегда лишился глаза. Что же бывает на настоящей войне?
- Какая же ты трусишка, Кримхильда.
Принцесса потускнела ещё больше.
- Легко тебе так говорить, Гизельхер. Я и так несчастна...
- Почему?
- Ах, Гизельхер… Во всём этом замке нет никого несчастнее меня.
Ей вдруг захотелось плакать. Гизельхер увидел, как заблестели её глаза, и взял её за руки.
- Что-то случилось, Кримхильда? Скажи, тебя кто-то обидел?
Она не ответила.
- Только скажи мне, кто виноват в твоей печали, и я этого так не оставлю.
Кримхильда подняла взгляд на брата.
- Никто не виноват… никто.
- В чём же дело?
- Ни в чём. Мне скучно.
- Ах вот что… - он улыбнулся. Кримхильда слегка улыбнулась в ответ, глядя в его открытое, ещё совсем детское лицо. Он обещал стать очень красивым юношей, скоро все дамы будут о нём вздыхать… если, конечно, забудут про Зигфрида. Которого одна Кримхильда всё ещё не видела вблизи, и он её не видел…
- Если бы меня хотя бы пускали послушать Зигфрида, - сказала она осторожно. - Все говорят, он очень интересно рассказывает, и с дамами он скромен.
- Ты такая красавица, сестра, что даже скромным тебя показывать опасно.
- Ты уже научился льстить, Гизельхер, - Кримхильда порозовела, но тут же сникла. - Нет мне счастья от этой красоты.
Гизельхер ничего не сказал. Некоторое время они молчали, пока обоим не стало неудобно.
- Я пойду, Кримхильда? А ты не скучай тут…
- Мне теперь будет не скучно, а страшно.
- Не бойся, мы победим.
- Я буду молиться, чтобы все вернулись целыми. Иди, Гизельхер, я постараюсь не бояться.
Она поцеловала его в лоб, и он вышёл. Кримхильда взялась за пяльцы. Несомненно, брат её любит, он милый и хороший, но с ним не поделишься своей тоской. А с кем? С матерью - Боже упаси. Пошептаться с кем-нибудь из дам? Сплетен потом будет на весь двор!
Принцесса отложила иглу и присмотрелась к своей вышивке. Она хотела вышить сокола, но теперь ей казалось, что получается скорее орёл. Вдруг она швырнула пяльцы в угол и уронила голову на руки.
- Что случилось, госпожа? Что с вами? - бросилась к ней служанка.
- Оставь… уйдите от меня все, - с трудом произнесла Кримхильда и разрыдалась.
***
Не успело войско покинуть Вормс, как Зигфрид заявил, что он со своими людьми отправится вперёд. Гернот приставил к нему проводников, чему Зигфрид сперва воспротивился - «да я же с вами и Гунтером всю вашу Бургундию объездил!» - но потом нехотя согласился. Уже через день бургунды, возглавляемые Гернотом и Хагеном, встретили своих проводников, одиноких и растерянных; по их словам, Зигфрид отослал их прочь, сказав, что они ему не нужны. Тогда Гернот отправил к Зигфриду шпильмана Фолькера, клятвенно заверившего, что он знает все дороги, и убеждённого, что от него-то Зигфрид не отделается; но его встретили ещё быстрее и ещё более растерянным. Он оправдывался тем, что не смог настаивать на своём присутствии, так как герой был всерьёз задет проявленным к нему недоверием и ничего не желал слушать. Гернот сильно удивился, причём тут недоверие, но решил больше никого Зигфриду не посылать; Хаген согласился только из-за того, что счёл третью попытку безнадёжной, но при этом пожелал Зигфриду не забрести в какое-нибудь болото.
- Мы не позволим завести себя ни в какую трясину, - сказал Гернот.
- А его вытаскивать? - мрачно отрубил Хаген.
- Если мы ещё об этом узнаем, - проговорил Гернот сам себе.
Оставалось надеяться, что кто-либо из ксантенцев знает местность, но о том, не сбился ли с пути ушедший вперёд Зигфрид, бургунды были в неведении до тех пор, пока их не остановил запах гари.
Фолькер вызвался разведать, что там впереди. Вернулся он слегка ошалевшим и сообщил, что наткнулся на пепелище.
- Уже не горит?
- Нет, но ещё не вполне остыло!
Гернот и Хаген гнали коней, пока пожарище не предстало перед ними. Конь Гернота тревожно заржал и отпрянул; Гернот едва успел придержать его.
- Господи праведный, - пробормотал он, глядя на остатки домов, торчащие на чёрной земле.
- Ты посмотри, всё пожёг и нам ничего не оставил, - догнал Хагена Данкварт. - Ни курей тебе тут, ни хлеба… Но разве мы ещё не..., - он запнулся, взглянул на белого от ужаса Гернота и разом забыл все слова, кроме одного. - Чёрт, чёрт… чёрт!!!
- Что здесь произошло? - поравнялся с ними Ортвин. - Наши воины в тревоге… Дьявольщина! У нас уже сожжённая деревня? Чья это работа?
Хаген, стиснув зубы, смотрел на пепелище, блеск единственного глаза был по-настоящему страшен.
- Ты же не думаешь, что это…, - Ортвин помрачнел, рука дёрнулась к мечу.
- Убью гада, - выдохнул Данкварт.
- Чем убьёшь? - отрезал Хаген, перевёл дух и рявкнул: - Фолькер!
- Да, господин! - тут же как из-под земли вырос шпильман.
- Отправляйся немедленно к этому… нашему доблестному предводителю и скажи ему, что мы ещё не дошли до Саксонии. Вперёд!
Фолькер понёсся во весь опор через сгоревшее поле.
- Скверное начало, - наконец обрёл дар речи Гернот.
- Хуже не придумать, - сказал угрюмо Хаген. - Но нам надо сберечь свою ярость для саксов.
- Да его при встрече растерзают, - бросил Ортвин.
- Посмотрел бы я на это зрелище, - саркастически заявил Хаген.
- Может, он тут и не при чём? - ухватился за спасительную мысль Гернот. - Вдруг здесь просто был пожар?
- Пусть для всех так и будет. Если не все поверят, то все поймут, кто остаётся для нас врагом.
- А вдруг кто-нибудь не сдержится?
Хаген с сомнением покачал головой. К тому времени, когда они соединятся с Зигфридом, большинство забудет о случившемся, да и всем станет уже не до того. Самого Хагена теперь волновало другое.
- Впереди земли хаттов, - сказал он. - Если Зигфрид и там успел что-нибудь натворить, то наш с ними союз под угрозой.
- Это проклятье какое-то, - вырвалось у Гернота.
- Мы заключили договор.., - Хаген прервал сам себя, чтобы не прийти в бешенство, и обратился к Данкварту: - Твоя задача усложняется.
- Ещё бы, - злобно буркнул Данкварт. - Так и весь наш план может к чёрту полететь.
- Вы уж извините, если я у вас что лишнее пожёг, - сказал Зигфрид, едва Гернот и Хаген явились к нему. - Я же не со зла. Откуда мне знать, что мы ещё не добрались, да и вообще, мы ведь на войну отправились. Я и думал, что на войне как на войне… Ну и вот…, - он слегка пожал плечами и очаровательно улыбнулся. Бургунды, однако, были по-прежнему мрачнее тучи, и Зигфрид воскликнул:
- Да что вы такие кислые? Из-за пары курятников, что ли? Чепуха! Зато я принесу вам такую великую победу, которая прославится в веках, а эти саксы и даны навсегда потеряют свою спесь! Вот увидите! - Зигфрид сел, живописно взяв в руки шлем и повелительно глядя на Гернота и Хагена. - Я бы её и раньше вам принёс, если бы мне не пришлось столько ждать. Почему вы шли так медленно?
- Разбирались с хаттами, - ответил Хаген. - Они враждебно встретили нас, потому что кто-то сжигал их деревни.
- Ха! И они решили, что теперь могут воевать с вами? Вот глупцы.
- Мы потеряли несколько человек убитыми.
- В самом деле? Очень жаль. Но вы же победили!
- Это наши давние союзники, - сказал Хаген загробным голосом. - Мы только что обновили с ними договор, а получилось, что нарушили его.
- Да хороши союзники, которые враждебно вас встречают! - вскипел Зигфрид. - Зачем они вам такие нужны? Ну их к чёрту! А уж с Людегером мы тем более без них справимся, - он презрительно фыркнул. - Они бы нам только мешали! А мы… Мы же теперь все в сборе! - ксантенец снова повеселел. - И мы уже на вражеской земле, так что настало время идти к победе!
- Нашим воинам надо отдохнуть, - заметил Гернот.
- Я не собираюсь опять вас ждать! - Зигфрида снедало нетерпение.
- Уставший воин - плохой воин, король Зигфрид.
Драконоборец выглянул из палатки и увидел, что бургунды возводят лагерь. Глаза Зигфрида гневно вспыхнули и тут же потухли.
- Так и не дождёшься боя, - тяжело вздохнул он.
- Сперва надо разузнать, где находится неприятель, - сказал Гернот.
- Вот! Правильно! - вновь загорелся Зигфрид. - Слушайте меня: вы пока отдыхайте, а я отправлюсь на разведку, - он быстро нацепил шлем и схватил меч.
- Вы же не поедете один?
- Один, разумеется! - засмеялся Зигфрид. - И не вздумайте даже никого мне навязывать. Я сам справлюсь!
Он выбежал из палатки, и вскоре его конь вылетел из лагеря с такой скоростью, что едва не опрокинул подвернувшуюся телегу с провизией.
Гернот и Хаген всё же послали несколько человек осмотреть окрестности; по их возвращении Гернот собрал совет, и к согласию относительно дальнейших действий удалось прийти очень быстро. В течение трёх дней бургунды восстанавливали силы, чистили оружие, шатались по лагерю, а порой слышалось, как кто-нибудь затягивает: «Einundzwanzig, zweiundzwanzig Donnerwetter…»
Затем вернулся Зигфрид. Он неспешно, почти торжественно въехал в лагерь, ведя за собой на верёвке какого-то спотыкающегося, пропылённого субъекта в дорогой кольчуге, но без оружия.
Воины тут же окружили Зигфрида; он же, не обращая ни на кого внимания, спрыгнул с коня и прошествовал вместе со своим пленником к палатке Гернота - тот вместе с Хагеном уже вышел ему навстречу, привлечённый поднявшимся шумом.
- Вот, Хаген, отдаю его под твой надзор! - произнёс победным тоном Зигфрид, едва они вошли внутрь.
- Кого это вы захватили? - спросил Гернот.
- Что, не узнали своего врага? - гордо улыбнулся Зигфрид.
Пленник, едва Зигфрид отпустил верёвку, рухнул наземь и прохрипел:
- Воды!
- Быстро смирным стал, разбойник, - беззлобно усмехнулся ксантенец.
- Да это же… Людегаст Датский! - изумился Гернот. - Как вам удалось его взять?
- Я нашёл их лагерь, - ответил Зигфрид. - А он зачем-то выехал вперёд и прямо мне навстречу! - герой засмеялся, глядя на Людегаста, которого отпаивал Хаген. - Он увидел меня и понёсся на меня с копьём, но я увернулся, а потом я взялся за меч и быстро его проучил. С ним было человек тридцать, но отбить его у меня они не смогли! Когда они на меня напали…
Хаген резко развернулся.
- Что стало с теми тридцатью?
- Они бились со мной, но я…
- Все убиты?
- Один сбежал в свой лагерь, зато с другими я…
- Чёрт побери!!! - Хаген и Гернот выскочили из палатки как ошпаренные.
- Эй, а как же он? - Зигфрид бросился было за ними, обернулся на растянувшегося плашмя Людегаста и в раздражении бросил: - Что за люди!
Затрубили боевые рога, и бургунды стали поспешно сниматься с лагеря.
***
Бургундское войско двигалось быстро и успело занять находящийся поблизости невысокий холм. Зигфрид всю дорогу втолковывал Герноту, что они едут не в ту сторону, кипятился, что на этот раз его никто не слушал, и уже готов был из-за этого подраться, но сразу пришёл в приподнятое настроение, когда увидел с холма равнину, заполняющуюся вооружёнными людьми.
- Какая толпа! - воскликнул он с восхищением. - Тут тысяч тридцать будет! Что ж, храбреца лишь радует обилие врагов! Хохо!- он гордо поскакал вдоль бургундских рядов.
- Помоги нам Господь, - тихо произнёс Гернот.
- Вся надежда на Данкварта, - так же тихо отозвался Хаген. - Главное - продержаться до его прихода.
Сияющий Зигфрид вновь приблизился к ним.
- Ну как, готовы к бою?
- Готовы, - ответил Хаген и, махнув в сторону равнины, спросил: - Сможете рассечь эту толпу надвое?
Зигфрид зарделся:
- Не смей даже сомневаться, Хаген! Я и не то для вас сделаю! - он перевёл взгляд на вражеское войско. - Интересно, а сам Людегер с ними?
- В центре. Видите штандарт со вздыбленным конём? Он там.
Глаза Зигфрида радостно заблестели.
- Он пожалеет о том, что начал войну. А даны тоже здесь? Они же теперь без короля!
- Вон они, справа.
- Разве они не поняли, что с вами я?
Хаген что-то процедил на непонятном языке - судя по выражению лица, ругательное.
- Заклинания бормочешь? - засмеялся Зигфрид. - Тут колдовство не поможет. Только смелость! Настала пора… да, а где мои воины?
- В общем строю.
- Да? Ну, пусть так.., - Зигфрид вдруг замялся, куснул губы и спросил: - А с тыла нас кто прикрывает?
- Данкварт.
- А, конюх… Надеюсь, он не только на словах такой храбрый.., - Зигфрид сделался полностью серьёзным, развернулся лицом к войску и грянул зычным голосом:
- Доблестные воины Бургундии! Сегодня у вас великий день! Сегодня всякий, кто последует за мной, покроет себя неувядающей славой. Если я уцелею, то в Саксонии появится много вдов! Я прорублю вам путь через вражеское войско и покажу, как надо сбивать спесь с врагов, а вы не отставайте на этот раз! - он добродушно засмеялся, после чего возгласил ещё громче: - Следуйте же за мной к великой победе! Покажем злодеям, что такое настоящая смелость! Вперёд, герои Рейна! Ура! - он выхватил меч, развернулся и понёсся вниз с холма.
Несколько бургундов с гиканьем выскочили из строя, нарушив ряды, и бросились вслед за ним. За ними едва не увязались и другие, но Хаген и Гернот дали знак стоять.
- Этим конец, - сказал Хаген, глядя вслед горячим головам, скачущим за Зигфридом.
Бургунды стали перестраиваться. Зигфрид тем временем во весь опор летел на саксов, не замечая, как оторвался от всех, и начал размахивать мечом прежде, чем столкнулся с врагом. Его клинок сверкал на солнце как огонь. Саксы и даны ещё не до конца построились, но первые ряды заметили противника и ощетинились копьями. Зигфрид так и налетел бы на них, но кто-то из следующих за ним бургундов, вооружённый лёгким копьём, сразил прямым попаданием воина на его пути; тот выронил копьё и не успел толком упасть, как Зигфрид уже проскакал по нему.
Тут же завязалась сеча: Зигфрид рубил всех, кто оказывался перед ним, не обращая внимания на удары, сыпавшиеся справа или слева. Мёртвые и раненые так и падали перед ним, и Зигфрид продвигался сквозь строй, размахивая мечом с невероятной скоростью. От него отскочило несколько копий, сломалось несколько мечей, никого из бургундов уже не было рядом, но он не останавливался и даже не заметил, как проскочил мимо Людегера. Внезапно враги кончились, и ксантенец увидел, что рубнул какое-то дерево; он замешкался в удивлении - тут ему в щит, висевший за спиной, ударило ещё одно копьё - развернулся и опять увидел перед собой вражеское войско.
- Вы уже и здесь?! - вознегодовал он и ещё яростней замахал мечом.
Сумятица, произведённая Зигфридом, отвлекла саксов, и они не заметили, что часть бургундов исчезла с холма. Когда же находящиеся на правом фланге даны увидели заходящих им в тыл рейнцев, было уже поздно - те выпускали стрелы на скаку. Даны, теряя людей, бросились было в атаку, но те кинулись врассыпную, оборачиваясь лишь затем, чтобы метнуть лёгкое копьё или выстрелить; даны, после пленения короля вдвойне разъярённые, пустились за ними в погоню. В это время с холма исчезли прочие бургунды: они неслись на саксов, опустив тяжёлые копья.
Яростный рёв с обеих сторон потонул в лязге оружия. Бургунды смяли первый ряд. Падали отсечённые руки и головы, валились кони и их седоки, но на место убитых приходили другие. Потерявшие коней сражались пешими. Порядок саксов был разорван, но они по-прежнему сражались так плотно, что атака бургундов застопорилась. Некоторые стали отступать.
Хаген, яростно рубящий направо и налево, не мог уличить момент, чтобы посмотреть, где Зигфрид. Внезапно ксантенец оказался поблизости.
- Ты? А где Людегер? - прокричал Зигфрид, на мгновение остановив меч.
Хаген, не ответив, отрубил руку саксу, уже почти ткнувшего копьём в зигфридова коня, и сам едва успел прикрыться щитом от удара слева. Зигфрид развернулся:
- А! Вот он где! - и двинулся в обратном направлении, кося врагов.
Рядом с Хагеном, со стороны отсутствующего глаза, сражался кто-то из рейнцев, больше вблизи никого из своих не было видно; они вдвоём разделались с наседавшей на них группой саксов, и прежде чем подошли другие, Хаген успел увидеть, что Зигфрид добрался-таки до Людегера. На саксонском короле был белый плащ, как и на Зигфриде, благодаря этому их легко было выделить из остальных. Саксы пытались отогнать ксантенца, так что ему приходилось отбиваться со всех сторон и постоянно пропускать удары.
Хаген быстро обернулся на своего товарища - это оказался Фолькер.
- Прорываемся! - крикнул ему Хаген, указав мечом в сторону бьющихся королей.
Шпильман всё понял. Он подстегнул коня, на ходу снёс голову возникшему перед ним саксу, проехал мимо двух других, явно желавших с ним сразиться, и стал прокладывать себе путь сквозь вражеское войско. Хаген следовал рядом, отсекая тех, кто пытался остановить его, и не уделяя внимания прочим. Тем временем под Зигфридом рухнул конь, и прежде чем ксантенец вскочил на ноги, какой-то сакс ткнул в него копьём. Копьё отскочило, сакс опешил и ткнул ещё раз, снова безуспешно, после чего был сражён Зигфридом.
Когда Фолькер и Хаген прорвались к драконоборцу, он и Людегер оба стояли на ногах. Зигфрид, со щитом за спиной, держал меч обеими руками и неистово махал им во все стороны. Фолькер сразил двух саксов, теснивших Зигфрида, ещё двое пали от руки подоспевшего Хагена; встав у Зигфрида за спиной, Хаген и Фолькер стали отгонять тех, кто пытался прийти на помощь саксонскому королю. Зигфрида больше никто не отвлекал от поединка, но Людегер всё не уступал. Оба короля были в ярости и, поглощённые схваткой, не замечали, как рядом с ними падают убитые.
Саксы продолжали напирать; стоило сразить одних, как появлялись другие. Не было никакой возможности увидеть всё поле боя целиком, и могло показаться, что оно кишит одними саксами. Потом что-то произошло: впереди усилился шум, и толпа врагов будто подалась в обе стороны. Показались бургундские штандарты.
- Данкварт, - Хаген обрушил меч на очередного врага с удвоенной силой.
Теперь можно было добиться победы.
Саксы были смяты, часть стала разбегаться; бургунды не преследовали бегущих. Битва была всё ещё яростной, рассеявшиеся в беспорядке саксы неистово рубились, даже уступая. Внезапно Хаген услышал позади себя звонкий возглас:
- Сдавайся, трус и злодей!
- Пусть все сдаются! - проорал Хаген, пронзая копьём напавшего врага.
- Что, не понял?
- Пусть кончает битву! - Хаген едва не пропустил удар из-за этих объяснений, но Фолькер успел выручить его.
Кто-то из саксов увидел, что их король лежит на земле; они с воем бросились туда, и Фолькеру с Хагеном пришлось нелегко. Зигфрид что-то повелительным тоном говорил Людегеру, тот отвечал вялым голосом. Наконец Зигфрид додумался снять с него плащ, сунуть в руку Людегера и поднять её.
- Всё, ваш король сдался!
Бешеный вопль прокатился среди сражающихся, но те, что были поблизости, стали складывать оружие.
Хаген наконец смог опустить меч.
- Велите прекратить битву, король, - произнёс он, тяжело дыша.
- Я ранен, - простонал лежащий Людегер.
- Мы поможем, - Хаген взял его за подмышку справа. - Зигфрид, поднимем его.
Они поставили Людегера на ноги, после чего Хаген снял с пояса бараний рог и затрубил. Саксонский король слабо махал своим белым плащом.
Теперь саксы обратились в повальное бегство. Кто не мог или не хотел бежать, вынужден был сдаваться, но лишь постепенно смолкал звон оружия. Даны, вернувшиеся с погони, застали уже закончившуюся битву и повернули назад.
Людегер выронил плащ и со стоном повис на Хагене. Хаген аккуратно положил его на землю.
- Отдаю его под твою охрану, - сказал улыбающийся Зигфрид. - Знатных пленников захватил я вам сегодня! Я же говорил, что один спасу вас!
Появился Гернот, весь забрызганный кровью, но, кажется, невредимый. Рейнцы, поднимая мечи, оглашали равнину победным воплем. Данкварт размахивал штандартом с изображением орла, символом Бургундии. Повсюду лежали убитые и раненые. Хаген перевёл взгляд на Фолькера и увидел, что его правая рука от плеча вся залита кровью.
- Ты ранен!
- Чепуха,- произнёс шпильман и рухнул наземь.
Хаген распорядился о носилках для тяжелораненых, Гернот занялся отбором пленных, за которых можно было получить хороший выкуп. Данкварта видели сначала с Хагеном - они обнимали и хлопали по спине друг друга; затем их обоих - с какими-то знатными хаттами. Зигфрид объезжал трофейного коня, в восторге восклицая, что никогда в жизни не участвовал в подобной битве, и шутливо угрожал мечом то одному, то другому мертвецу, пока бургунды, забрав раненых и пленных - включая Людегера, к которому был приставлен отдельный конвой, - не отправились к лагерю.
Уже начало темнеть, когда явились несколько саксонских и датских вождей с белым флагом; их отвели к Герноту. Они просили позволения забрать своих раненых и похоронить мёртвых. Гернот задержал их для переговоров о полном прекращении войны. Они сперва возражали, но в конце концов усталость и деморализация вынудили саксов и данов согласиться на перемирие до тех пор, пока оба короля не будут освобождены.
На равнине оставались только те, кто был занят убитыми. Бургунды складывали рядами своих, подошедшие саксы - своих, чтобы потом похоронить их. Павшие воины Хагена были погребены сразу, по его распоряжению, и он сам стоял у края ямы, куда опускали трупы. Священника при этом не было - Хаген никогда об этом не заботился.
Было уже темно, когда Хаген вернулся в лагерь, и большинство рейнцев уже отвалились спать. Лишь некоторые всё ещё сидели у костров, освободившись от окровавленных доспехов и устало жуя, да стоны раненых нарушали ночную тишину. Зигфрид сидел среди своих воинов, которых было уже не двенадцать, и рассказывал, как он сражался с Людегером. Хаген, обходя лагерь, прошёл мимо него и остановился возле одной из палаток.
- Всё не спишь?
Фолькер обернулся.
- Да вот согреться пытаюсь.
Хаген сел рядом с ним.
- Как плечо?
- Пустяковая рана, только крови вышло много, а оставшаяся меня совсем не греет, - его сильно знобило.
- Дай посмотрю.
- Разве вам пристало, - удивился шпильман.
- Я тебе жизнью обязан, - Хаген взял его руку. - Что это за повязка? Ты сам себя перевязывал, что ли? Я же тебя к лекарю отправил.
- Раненых у нас много, и тяжелее чем я, так что…
- Чёрт тебя побери, - Хаген быстро разматывал пропитавшуюся кровью тряпку. - Мне не нужен твой труп. Рана поганая… Сейчас же к лекарю.
Шпильман не хотел возражать.
- Так и быть..., - поднялся он. Его качало.
Хаген с сомнением посмотрел на него.
- Пойдём вместе. Обопрись на меня.
- Вам это не подобает, - пробормотал Фолькер.
Ноги у него подкашивались, но Хаген поддерживал его. Долго идти им не требовалось.
- Сделаешь перевязку, потом ложись спать, - сказал Хаген, отпустив Фолькера. Он уже развернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился:
- Должен тебе сказать… Ну и дьявол же ты в бою!
- А я говорил, что я не хвастун, - слабо, но довольно ответил шпильман.
- Теперь не сомневаюсь. Славную мелодию сыграл ты сегодня!
- Да, вот только саксам она совсем не понравилась!
Хаген улыбнулся. Удостоверившись, что лекарь занялся Фолькером, он отправился к палатке Гернота.
- Сколько мы потеряли? - спросил он, едва войдя внутрь и почти упав рядом с сидящим Гернотом..
- Шестьдесят человек.
Хаген приподнялся.
- Кто считал?
- Мне так доложили, - пожал плечами Гернот.
Помрачневший Хаген недобро сверкнул глазом.
- Вы видели, сколько у нас убитых. Мы не смогли всех собрать до темноты, а для их погребения придётся копать большой ров.
- Никто не посмеет мне врать…
- Намеренно врать - нет. Но я догадываюсь, откуда появилось такое невероятное число.
Гернот подпёр голову обеими руками. Его одолевала смертельная усталость.
- Потом разберёмся, Хаген. Отдыхай, у нас был трудный день.
- Данкварт подоспел вовремя. Я надеюсь, он не останется без награды.
- Данкварт… Разумеется..., - рассеянно произнёс Гернот и вдруг немного оживился. - Но Зигфрид! Ты видел его? Как он бился! Как работал мечом! Когда я увидел, как он рубит всех подряд, то прямо остолбенел и чуть не пропустил смертельный удар. Хорошо что Синдольт оказался рядом…
- Синдольт жив?
- Серьёзно ранен, увы. Если выживет, это будет чудом.
- Одни чудеса нас сегодня и спасали.
- Чем ты недоволен на этот раз? Мы победили.
Хаген промолчал.
- Да, мне тоже не по душе такая война, - сказал Гернот, которому уже не терпелось свалиться. - Но всё же… Зигфрид сдержал своё обещание и принёс нам победу.
- Зигфрид.., - Хаген заставил себя замолчать.
Перед его мысленным взором встало зрелище сражающегося Зигфрида - беспорядочные удары меча во все стороны, щит за спиной… Когда воин забрасывает щит за спину, это значит, что о своей жизни он больше не думает, но какая разница тому, кто и так неуязвим? Зачем вообще неуязвимому щит, кроме того, чтобы носить на нём герб? Хаген мотнул головой; меньше всего ему сейчас хотелось думать о Зигфриде.
- А тебя, я смотрю, зацепили, - Гернот дотронулся до своего подбродка.
Хаген пощупал свою слипшуюся от крови бороду.
- Кто-то думал отрубить мне голову.
- Ты славно потрудился сегодня, - Гернот хлопнул Хагена по плечу. - Ступай отдохни. Завтра отправим гонцов с вестью о победе, и возвращаемся в Вормс.
Хаген чувствовал, что и ему хочется рухнуть и забыться.
- Господин.., - поднялся он и слегка поклонился.
Гернот устало махнул рукой. Хаген вышел.
В небе висела луна, прохладный воздух был тяжёл и недвижим. Хаген окинул взглядом притихший лагерь и направился к себе. Его ухо различало доносящийся издали волчий вой.
Зигфрид лежал у костра и, хотя язык его уже с трудом ворочался, продолжал что-то рассказывать своим спящим вповалку воинам.
4.
В Вормс прибыли гонцы, сообщившие Гунтеру о победе и пленении вражеских королей, и у Гунтера, которого после выхода войска одолевали смутные сомнения, не сделал ли он что-то не то, будто гора свалилась с плеч. Одного из гонцов Гизельхер потом провёл на женскую половину - порадовать мать и сестру, проводивших целые дни в тревоге и молитвах. Узнав о победе и о том, что Гернот цел, Ута перекрестилась и сказала «слава тебе, Господи», Кримхильда же неожиданно попросила подробней рассказать о сражении и о том, кто проявил наибольшую доблесть. Воин говорил нудно и путано, так что трудно было составить внятное впечатление по его словам, и принцесса утомилась его слушать. Только когда его сбивчивый рассказ подошёл к тому, что деяния всех бургундов вместе взятых просто детская игра по сравнению с тем, что совершил Зигфрид - сам он, правда, этого не видел, потому что саксы на него толпой наседали, но другие так говорят, да и в плен Людегера и Людегаста взял не кто иной как Зигфрид, - тогда Кримхильда покраснела, заулыбалась и велела отвесить гонцу золота за добрую весть.
Позже к ней зашёл довольный Гунтер, сообщил о великой победе и о том, что дамам следует встретить доблестных героев по их прибытию в замок. Эта новость необыкновенно тронула Кримхильду, и она не смогла удержаться, чтобы не броситься брату в объятия.
- Я тоже очень, очень рад, милая сестра, - произнёс Гунтер, погладив склонившуюся ему на плечо голову Кримхильды. - Конец всем нашим волнениям. Это далеко не простая победа. Осталось достойно встретить победителей, и у нас начнётся новая жизнь, о которой мы прежде не могли и мечтать.
Он мягко отстранил её.
- Ты должна будешь вести себя как подобает в таких случаях, Кримхильда.
- Я же знаю все приличия.
- Но тебе не станет дурно при виде засохшей крови?
- Не станет.
- Тебе пора бы привыкнуть.
- Я уже почти привыкла. Ради такой великой радости я выдержу всё.
- Вот и хорошо. Приготовь для встречи свой лучший наряд.
- Я выполню любое твоё повеление.
- Я верю, что ты меня не подведёшь, - Гунтер лукаво улыбнулся, глядя в её сияющие глаза. - Будь умницей.
Гунтер отправился встречать войско, когда оно уже приблизилось к Вормсу. Зигфрид, должно быть, первым увидел короля, так как издалека помахал ему рукой; его улыбка, казалось, сверкала через любое расстояние. В город въехали вместе, Гернот по одну сторону от Гунтера, по другую - Зигфрид. Народ высыпал на улицы; шум ликования сопровождал победителей, причём женские голоса перекрывали мужской рёв. Почтенные горожанки толпой ломились навстречу, расталкивали друг друга локтями, чуть не бросались под коней, высовывались из окон так, что недолго было вывалиться, протягивали руки и вопили. Гунтер не мог припомнить, чтобы его когда-нибудь прежде так встречали, и догадывался, что весь переполох относится не к нему.
Зигфрид при въезде в город резко переменился. Теперь он высился в седле недвижно как изваяние, его челюсти были плотно сжаты, на лице застыло суровое выражение. Светлые бесцветные глаза смотрели куда-то далеко вперёд и вверх. Казалось, он не замечает царящей вокруг шумихи и шествует поверх людской суеты к одному ему известной цели. У Гунтера даже мелькнула боязливая мысль, не спустился ли Зигфрид прямо с небес, но она тут же уступила место довольной уверенности в том, что он, Гунтер, движется по самому верному пути к неясному, но лучезарному будущему.
Ехавший позади Хаген как никогда походил на выходца из преисподней - настолько сумрачным был его вид, контрастирующий со всеобщей радостью вокруг. Когда женщины, невзирая ни на какой порядок, перекрывали королям дорогу, Хаген вместе с Данквартом выезжал вперёд, и горожанки подавались прочь с бормотанием: «колдун… дурной глаз… бесовское отродье…». Так, не без задержек, победители торжественно проследовали через город и направились к замку, где на башнях трепетали флаги, а во дворе поджидали блестяще разодетые прекрасные дамы.
День выдался хлопотным: надо было уладить вопросы о размещении воинов, о пленных и раненых, которых оказалось больше, чем Гунтер предполагал. Король успел также по отдельности переговорить с Зигфридом и Гернотом, после чего вызвал к себе Хагена, оторвав его от ругани с Хунольтом по поводу того, сколько человек может разместиться в замке.
Когда Хаген вошёл в кабинет, то сразу заметил развёрнутую на столе карту.
- Заходи, заходи, Хаген. Посоветуемся, - Гунтер держался до странности непринуждённо, а глаза его так горели, что Хаген насторожился. - Нечасто бывают такие события, которые резко меняют нашу судьбу. Эта великая победа должна не только избавить нас от всех тревог, но и открыть путь к новым свершениям. Мы теперь так сильны, что ничто нас не остановит!
- Это была не такая великая победа, мой король.
- Тебе обидно, что не ты её принёс? - Гунтер беззлобно рассмеялся - почти как Зигфрид.
- Если бы дело было в этом.., - начал было Хаген мрачнейшим тоном, но Гунтер оборвал его:
- Ты завидуешь.
- Чему? Драконьей шкуре или пустой голове?
- Не смей так говорить о том, чья рука спасла наше королевство, - Гунтер слегка нахмурился. - Король Зигфрид так благороден, что окажет любую помощь своим друзьям.
- Мы не друзья.
- Мы теперь союзники, и можем идти вместе от победы к победе! Мир в наших руках. Пора полностью сокрушить Саксонию, - Гунтер властно ткнул пальцем в карту, - а затем только выбирать, кто падёт первым и кто следующим. Мы можем двинуться на восток, покорить Баварию и покончить с гуннами. Они не устоят перед нами! Или же мы сначала выступим на запад, пройдём до Арморики и омоем своё оружие в океане, после чего повернём на юг и…
Гунтер заметил скептическое выражение лица Хагена, перестал изображать на карте маршруты завоеваний и обыденным тоном спросил:
- Какое направление нам предпочесть?
Вид Хагена ясно показывал, что никакое.
- Я всегда говорил и сейчас повторю, что лучше не пытаться проглотить больше, чем можно переварить.
- Так это когда было, Хаген! - Гунтер в возбуждении прошёлся взад-вперёд вдоль стола. - Что вспоминать о тех временах, когда мы не могли себе позволить слишком много. Теперь в нашем распоряжении такая великая сила, что можно строить самые смелые планы. Гернот мне всё рассказал. Это же просто живое чудо-оружие!
Взгляд Хагена загорелся злобой.
- Это чудо-оружие спалило по дороге нашу деревню, а потом разрушило наш союз с хаттами, так что пришлось разбираться ещё и с ними.
Гунтер остановился.
- Как?
- Ваш брат мог бы рассказать об этом. Если он умолчал, то спросите. Он скажет вам и о том, что слышал от самого Зигфрида.
Гунтер задумался.
- Если даже так… Я думаю, он не со зла.., - произнёс он неуверенно.
- Не всё ли равно, со зла или нет? Вы же знаете: дурак завяжет - умный не развяжет.
- Но он принёс нам победу. Он захватил в плен Людегера и Людегаста!
- Было бы ещё лучше, если бы он при этом понимал, что война - не только поединок королей. Он едва не погубил нас всех.
- Но мы потеряли только шестьдесят человек…
- И вы поверили? - повысил голос Хаген.
- Мне никто не посмеет лгать.
- Мой король, скоро то ликование, которое царило сегодня в городе, сменится на вопль, и отнюдь не в шестидесяти домах.
- Ты хочешь сказать, что Зигфрид нас обманывает?
- Нет, он всего лишь ничего не заметил.
Лицо Гунтера сделалось каменным.
- Объяснись.
- Мы действовали по собственному плану. Из города вышло две тысячи воинов, но ещё три было готово последовать за нами. К нам присоединились и мои лучники, они смогли вывести из боя большую часть данов, хотя Бог свидетель, как дорого им это обошлось. К тому же нам удалось уговорить некоторых хаттов сменить гнев на милость. Пришлось им немало пообещать…
- Это ты всё придумал? - натянутым голосом спросил Гунтер.
- Простите, мой король, иначе у нас не оставалось ни малейшего шанса. Наши силы были разделены, но нам удалось удержать Зигфрида от преждевременной битвы, а когда по его милости она всё же случилась, то наш план, на наше счастье, смог сработать. Первыми атаковали те, что шли с нами из Вормса, затем Данкварт привёл остальных, это и решило исход битвы. Если бы он опоздал, мы бы все там полегли. Кроме разве что Зигфрида, но в плен он попасть вполне мог.
- С ним никто не справится…
- А кучей навалившись? Он даже об этом не подумал. Пришлось прикрывать его задни...
- Хаген!!!
- Прошу прощения. Пришлось держать вокруг него оборону, пока он бился с Людегером.
- Зигфрид взял его в плен…
- Никто не отнимает у него того, что он сделал. Но если бы не Данкварт, нам был бы конец.
- И Зигфрид не догадался, как было дело?
- Нет. Отсюда и слова про шестьдесят погибших. Если посчитать уцелевших и отнять их число от двух тысяч, то может остаться и шестьдесят.
Гунтер побледнел.
- У нас такие потери?!
- В том и дело. Нам войны с алеманнами легче обходились, мой король.
Гунтер сел. Хаген продолжил:
- Мы победили, но очень дорогой ценой. А наш предводитель даже не понял, что произошло. Избави Бог ещё раз отправиться в бой под его началом.
Гунтер нервно теребил край плаща, уперев взгляд в стол. Хаген сделал пренебрежительный жест в сторону карты:
- Ступать же на путь завоеваний в союзе с ним означает пустить себя в расход. Нет, мой король, если он захочет стать императором земного круга, то мы не будем устилать ему дорогу своими трупами.
- Он этого не захочет, он слишком благороден для этого, - негромко сказал Гунтер, - а вот другие…
Он смерил Хагена тяжёлым взглядом.
- Ты никогда прежде ничего не делал за моей спиной, Хаген.
- Я и впредь надеюсь этого не делать, мой король.
- Гернот знал о твоих замыслах? - взгляд Гунтера сделался подозрительным.
- Он предоставил мне свободу действий. Ему тоже не нравилось то, что задумал Зигфрид, и он позволил мне и Данкварту набрать ещё людей, только при условии, что Зигфрид не догадается. Мы могли бы сделать гораздо большее, если бы не опасения, что Зигфрид нас раскусит и оскорбится…
- Ты забыл обо мне? О моей воле, которую я ясно выразил?
- Простите, мой король. Я не мог её исполнить.
- Что ты себе позволяешь, Хаген…
- Если вы считаете, что я достоин кары за то, что..
Гунтер жестом велел ему замолчать.
- Победителей не судят, это и к тебе относится. Но то, что ты делаешь, не лезет ни в какие ворота. Как я теперь могу тебе доверять?
- Я всё вам открыл.
- Это ты ставишь себе в заслугу - сначала действовать в обход моего приказа, обманывать меня и нашего гостя, а потом принять смиренный вид и признаться?
- У меня не было выбора. Послушаться Зигфрида означало бы провал.
- По-твоему, я не знал что делал, когда доверил ведение войны Зигфриду?
- Это было неразумно, мой король. Если бы вы прислушались к нам…
- Ты считаешь себя умнее всех?!
- Нет, но в такой ситуации…
- Хватит!!!
Гунтер в гневе смял карту и отошёл к окну.
В комнате повисла тишина. Хаген выжидал, когда Гунтер всё обдумает и скажет своё слово.
- Мы победили, и победили благодаря нашему благородному гостю, - произнёс тот наконец. - Но и ты был героем и получишь свою награду, как и остальные. Ради нашей победы я забуду твоё своеволие, но впредь не смей ничего делать втайне от меня. Я не могу быть снисходительным вечно.
Хаген промолчал в ответ, и Гунтер почувствовал себя ещё более задетым. Правду говорили о Хагене, что для того, кто он есть, он чересчур горд.
- Можешь идти, - бросил ему король.
- Позвольте прежде спросить, будут ли торжества в честь победы.
- Гернот посоветовал отложить празднование до Пятидесятницы. За это время легкораненые могут поправиться.
- Это хорошее предложение. Праздновать сейчас было бы глумлением. Раненых же у нас много.
Перемена темы заставила Гунтера смягчиться, тем более что ему и не хотелось думать о плохом.
- Ты останешься?
- Я прошу отпустить меня в Тронег.
- Какая тебе необходимость? Ты же говорил, что у тебя там всё налажено и прекрасно идёт и без тебя.
- Я давно там не был, мой король.
- Но ведь это далеко.
- Я успею вернуться.
- Есть ли тогда смысл уезжать так ненадолго?
- Мне надо знать, как идут мои дела.
- Хорошо, поезжай. Здесь ты пока не нужен. Но хотел бы я знать, почему ты так рвёшься туда, где никто тебя не ждёт.
- Но меня многие ждут. Мои работники, мои слуги...
- Ты знаешь, о чём я говорю.
- Позвольте узнать, к чему этот разговор, - Хаген заволновался.
- Сколько лет прошло с тех пор, как твой дом опустел?
- Скоро семь. Но зачем сейчас вспоминать об этом?
- И ты не торопишься найти новую хозяйку Тронега.
- Не тороплюсь, государь.
- Может, ты и прав по-своему, - Гунтер вздохнул. - А мне так нельзя.
- Я думаю, сейчас не лучшее время обсуждать этот вопрос.
- Ты всё ещё не вернулся с войны, хоть и стоишь сейчас передо мной. Потому и не замечаешь, что весна разлита в воздухе, что столько красивых женщин встречало нас, а всё равно чего-то не хватает…
- Эти беснующиеся толпы на улицах встречали не нас.
- Хаген, Хаген… Отправляйся-ка домой. Может, перестанешь подозревать дурное в том, что радует остальных.
- С того дня, как здесь появился Зигфрид, всякая радость кажется мне предвестием беды.
Гунтер снова нахмурился.
- Твои предчувствия уже обманули тебя. И вовсе не потому, что ты бесцеремонно обошёл моё повеление слушаться Зигфрида. Можешь идти, - Гунтер отвернулся, давая понять, что не намерен продолжать разговор.
Хаген будто хотел что-то ещё сказать, но передумал и вышел.
Вечером Гунтер навестил Кримхильду. Он застал её заплаканной, удивился и спросил, что случилось.
- Ничего, - ответила принцесса, еле удерживаясь от новых слёз.
Она не лгала - в том и была беда, что не случилось ничего. Почти год она ждала встречи с Зигфридом. Дождалась. Пришлось стерпеть всю ввалившуюся во двор толпу громыхающих оружием, грязных, провонявших вояк, лишь бы увидеть его вблизи и показать ему себя. На одежде Зигфрида кое-где были бурые пятна, но лицо его было таким гладким и светлым, взор столь ясным, а золотистые волосы так буйно и в тоже время нежно окутывали его голову, что Кримхильда на мгновение ощутила себя маленькой девочкой, увидевшей прекрасного принца из нянькиных сказок. Увы, чудо развеялось так же быстро, как и явилось.
Вернувшись в свои покои, Кримхильда прогнала от себя всех и сидела в одиночестве, проливая слёзы и спрашивая себя, что она сделала не так. Может, зря оделась в голубое - вдруг ему не нравится голубой цвет? Или зря подводила глаза, и права была мать, ворчавшая, что это её не красит и вообще грех? Или же в любом наряде нечего было ожидать, и напрасно она так готовилась?.. Так или не так, но надежды были разбиты. Можно было утешать себя тем, что Зигфрид, сказав какую-то незначащую вежливость, при этом очень мило улыбнулся ей. Но ведь точно так же он улыбался всем остальным! И хоть бы немного задержал на ней свой взгляд!
Гунтер, смущённый несчастным и потерянным видом сестры, по-своему попытался её утешить:
- Ты сегодня была такой красавицей, что глаз не оторвать. Тебе очень к лицу голубой цвет.
Кримхильда не выдержала и снова залилась слезами.
- Да что случилось? - Гунтер вконец был сбит с толку.
- Ничего. Просто… просто…, - она силилась не плакать, но не получалось. - Просто эти грязные щиты, эти доспехи… это так ужасно…
Гунтер поверил.
- Нельзя быть настолько робкой, - укоризненно сказал он. - Как же ты будешь встречать воинов своего мужа?
- Моего мужа…, - произнесла принцесса полным безнадёжности голосом и закрыла лицо руками.
- Ну перестань, всё уже прошло. Я к тебе пришёл с хорошей вестью. Успокойся и я тебе кое-что скажу.
- Я уже спокойна, - Кримхильда заставила себя хотя бы не трястись.
- Мы будем праздновать нашу победу на Пятидесятницу, - сказал Гунтер, многозначительно глядя на неё. - Это будет вдвойне великий праздник, и уже без грязи и крови. Дамы должны будут разделить наше торжество.
Кримхильда немного помолчала, утирая последние слёзы. Затем медленно произнесла:
- Не знаю, радоваться ли мне. Меня давно никуда не берут…
- Ты - драгоценность, которую надо беречь. Придёт время, когда за это воздастся великим благом.
- Если бы я могла в это поверить. Но боюсь, вся моя добродетель неугодна небу.
- Небеса вознаграждают за долготерпение.
Принцесса внимательно посмотрела на брата.
- Что я должна буду делать?
- Дамы пойдут в церковь вместе с нами. Ты должна будешь особо почтить нашего храброго спасителя, короля Зигфрида.
Кримхильда быстро отвела взгляд.
- Это такая честь...
- Не скромничай сверх меры, сестра. Великий герой заслуживает величайшей из наград.
- Кто подал тебе эту идею, Гунтер?
- Не думай, что я ничего не вижу и ничего не понимаю.
Кримхильда обернулась к брату. Она улыбалась, не раскрывая губ, в глазах были огоньки.
- Ты очень… великодушен, Гунтер.
Он тихо засмеялся.
- У тебя будет много времени, чтобы подготовиться, а дальше ты знаешь, что нужно делать, Кримхильда.
- Можешь не беспокоиться.
Они распрощались, и Кримхильда рассмеялась в голос, думая, что ещё не всё потеряно.
***
Пока время праздника не наступило, Зигфрид немало страдал - при дворе сделалось тоскливо. Не происходило ничего интересного, о прошедшей войне говорили много, но всё больше не о подвигах и вообще без восторга, игр и пиров не устраивалось, дамы же оказались так заняты срочным пошивом новых платьев, что ничем другим, даже рассказами о драконе, невозможно было всерьёз их увлечь. Поначалу Зигфрид искренне удивлялся, спрашивал Гунтера, почему не планируются новые свершения по свежим следам победы, но вскоре стал тускнеть. Он слонялся по окрестностям Вормса, пару раз убил зайцев, но надолго поднять настроение не мог и начал жаловаться на то, что бургунды вдруг стали такими скучными - хоть совсем не приноси им великих побед. Гунтер попросил его остаться до Пятидесятницы, на что ксантенец невесело ответил, что сам твёрдо решил дотерпеть, а потом поехать домой, всё равно в Бургундии делать больше нечего.
- Не думал я, что вы только встречаете хорошо, - говорил он. - Всего год пролетел, и уже такое ко всему равнодушие. Где же ваш высокий дух?
- Всё изменится, когда придёт время праздновать, - увещевал его Гунтер.
- Да что может измениться в вашем стоячем болоте? Вас даже на великие деяния не растрясти.
Гунтер старался пропускать такие речи мимо ушей, дабы не пришлось обижаться на сильнейшего, и пытался развеять тоску Зигфрида тем, что обсуждал с ним что-нибудь по мелочи, но герой находил все вопросы слишком ничтожными. Он немного оживился лишь тогда, когда Гунтер сказал, какой выкуп за себя предлагают ему Людегер и Людегаст.
- Так не годится, - заявил Зигфрид. - Мы должны отпустить их даром. И всех прочих тоже.
- Это великодушно, но не чересчур ли? - усомнился Гунтер. - Они объявили нам войну...
- Так и проиграли её.
- Но если мы отпустим их без выкупа, они могут счесть это попустительством. К тому же мне надо наградить своих воинов.
- Награждайте, в чём же дело? Королевство не обеднеет.
- Хм..., - Гунтер замялся. - Но щедрость к врагам всё-таки избыточна.
- Не будьте мелочны, - улыбнулся Зигфрид. - Пусть они увидят ваше благородство и им станет стыдно.
- Они могут счесть это слабостью и ещё более осмелеть.
- А мы возьмём с них честное благородное слово, что они больше никогда не нападут.
- И вы думаете, они его сдержат?
- Сдержат. А если нарушат, то позовите меня - я мокрого места от этих подлецов не оставлю. Но не сомневаюсь, что они впредь побоятся. Ведь вас защищаю я.
Гунтер смерил взглядом Зигфрида, стоящего перед ним с выставленной вперёд могучей грудью, и подумал, что он, пожалуй, прав.
Праздник был подготовлен с размахом - Гунтер постарался пригласить как можно большее число своих людей, каждый из которых получил в подарок богатую одежду и мог рассчитывать и на другие дары. Саксонский и датский короли как почётные пленные тоже были приглашены, что Людегаст поначалу счёл изощрённым издевательством, но возражать не стал; в назначенный день оба явились ко двору, и по их лицам можно было подумать, что они счастливы.
День обещал быть солнечным, и не менее солнечным был облик Зигфрида, разом забывшего о скуке, когда он явился в главный зал. Драконоборец сгорал от нетерпения отпраздновать наконец и спросил у Гунтера, с чего они начнут.
- Обернитесь, король Зигфрид, и увидите главное украшение нашего торжества, - произнёс с лёгкой улыбкой Гунтер.
В зал медленно вступила процессия дам. Впереди шла Кримхильда. Принцесса была вся в белом, и Гунтер сперва почувствовал досаду; конечно, если она решила изобразить святую невинность, то лучшего не придумаешь, но всё же белый цвет делал её слишком уж небесным созданием. Но то, что Зигфрид не сдвинулся с места, тогда как все расступились перед нею, обнадёживало.
Все взоры в этот момент были обращены на принцессу, тщательная оберегаемость которой создала ей дополнительный ореол недосягаемой чистоты, и её белое платье, молочно-белая кожа и светлые волосы, казавшиеся нелёгким грузом для головы на хрупкой шее, как нельзя лучше соответствовали самым идеальным представлениям. Кримхильда приблизилась к герою и, не поднимая на него глаз, произнесла серебристым голосом:
- Рада приветствовать вас, благородный Зигфрид, - после чего взяла его за руку и поцеловала на глазах у всего двора.
Не стой же как дерево, неучтиво подумал Гунтер, глядя на Зигфрида, который молчком уставился на Кримхильду, приоткрыв рот и сияя глазами. Пауза затянулась до неловкости, прежде чем ксантенец собрался и ответил:
- Складываю свою победу к вашим ногам.
Людегаст Датский перестал строить довольную мину и недобро усмехнулся.
- Ты понял? Кровь наших людей лилась ради этого поцелуйчика, - тихо сказал он Людегеру.
- Хорошо мы оплатили эту счастливую встречу, - так же тихо и злобно ответил саксонский король. - Но теперь нам остаётся только молчать и делать вид, как мы польщены.
- Может, напомнить ему, что между вами существовал мирный договор?
- Не надо выставлять напоказ то, какие мы с тобой набитые дураки. Но, честно признаюсь, я так и не понял, почему он забыл о мире со мной и стал на сторону Гунтера. Мёдом ему тут намазано, что ли?
- Ещё бы - такая награда его нашла. Бьюсь об заклад, скоро бургундская непорочная дева перестанет быть таковой.
Кримхильда пристроилась рядом с Зигфридом так, чтобы он догадался, что должен её сопровождать. Под руку они двинулись к выходу. Их белоснежные одежды сливались в одно большое светлое пятно, и Гунтер признал, что сестра всё сделала верно - глядя на них, наверняка не один человек думал, какая они красивая пара. По дороге к собору Гунтер сам ловил себя на мысли, что они похожи на двух белых голубков. Никто не мог заметить, как Кримхильда то и дело сжимает руку Зигфрида, не меняя позы и продолжая шествовать со смиренно опущенным взором, так что когда Зигфрид оборачивался на принцессу с выражением весёлого удивления на лице, все убеждались, что он просто потрясён встречей. У самого входа в собор Кримхильда сжала руку героя посильнее, прежде чем выпустить её, а едва он обернулся, уже воздела очи горе. Когда она вошла внутрь, Зигфрид проводил её взглядом. Гунтер был более чем доволен.
С богослужения Зигфрид и Кримхильда шли так же вместе. Ещё оставалось время до пира, и Гунтер поспешил перехватить ксантенца для разговора с глазу на глаз. Он размышлял, как бы поделикатнее подвести его к нужной теме, но Зигфрид опередил его, сходу выпалив:
- Король Гунтер, ваша сестра просто ангел.
- Она вам понравилась?
- Конечно! Красавица, скромница… Будет теперь что вспомнить в Ксантене! Почему я раньше её не видел?
- Не видели?
- Так попробуй её увидеть, когда вы от меня её скрываете. Как будто я вам враг, ей-богу.
Гунтер решил больше не удивляться.
- Мы хотели сделать вам сюрприз.
- Какие хитрецы! - засмеялся Зигфрид. - Признайтесь, вы для того морили меня скукой, чтобы теперь сильнее порадовать, да? Ха-ха! Ну что, отправляемся пировать? Все в сборе? Кого-то важного не хватает.
- Кого не хватает, того мы и не ждём. Я хочу вас спросить…
- Постойте, я же Хагена не видел! Он не рад нашей победе или никогда в церковь не ходит?
- Мы говорили с вами не о том, Зигфрид…
- Понятно, чёрт ладана боится. Но это очень невежливо с его стороны. Как вы это терпите? Вы могли бы его заставить…
- Так вам по нраву прекрасная Кримхильда?
- Что? Ах да. Конечно. Прелестное создание. Светлые косы, голубые глаза… Только зря вы держите её взаперти, по-моему, ей замуж пора.
- Я тоже думаю, что ей пора замуж, - Гунтер пристально посмотрел на Зигфрида.
Тот пожал плечами:
- Так выдавайте, за чем дело стало.
- Значит, вы согласны?
- Я со… Что?
Впервые Гунтер видел Зигфрида растерявшимся.
- Вы согласны взять мою сестру в жёны? - Гунтер перешёл в наступление.
- Ну… я не знаю… я ещё… как бы сказать…, - Зигфрид отвернулся, беспокойно потирая подбородок. - Словом… понимаете, я…
- Неужели вас настолько смутил взгляд небесных голубых глаз? - продолжил натиск Гунтер.
- Да нет… То есть да… Я хотел… это… Понимаете… Как это говорится… Я думал навеки сохранить её светлый образ в своём сердце. Вот!
- Зачем же, когда вы можете обладать ею? Вы получите прекрасную жену, а наш союз станет ещё прочнее. Подумайте об этом.
- Ну я не знаю…, - протянул Зигфрид. - Я… это… даже не надеялся…
- И совершенно напрасно. Её любовь будет вам наградой за оказанную нам помощь.
- Но… может, мне рано ещё?
- Рано или поздно всё равно придётся жениться. Найти подходящую партию не так легко, и сейчас вам представляется счастливый случай. Что скажете?
Зигфрид задумался.
- Может, вы и правы, - проговорил он после паузы. - Красива, мила… Наверняка хорошо воспитана, мужа будет почитать... И наш союз… Что ж…
Он подумал ещё немного, после чего схватил руку Гунтера и решительно сказал:
- Так тому и быть! Если хотите знать правду, то я только ради неё сюда и приехал, но никак не рассчитывал получить её так легко.
- Какая честь для нас, - Гунтер отогнал мелькнувшее было воспоминание о появлении Зигфрида в Вормсе. - Значит, решено?
- Решено! Ради любви я готов на всё! - пылко воскликнул Зигфрид. - Но послушайте, король, почему вы сами ещё не женаты?
- Пока не сложилось.
- Вы отдаёте мне сестру, и при этом остаётесь один? Так не пойдёт. Я могу помочь. Мне знакома одна роскошная женщина…
- Ваша готовность помогать другим поистине поражает, дорогой Зигфрид. Но обо мне лучше поговорим потом, - постарался свернуть разговор Гунтер. - Полагаю, нам следует объявить о предстоящей свадьбе.
- Отлично. Пусть все за нас порадуются, - Зигфрид широко улыбнулся, и точно второе солнце озарило суровые стены замка.
То, что Кримхильда будет отдана за Зигфрида, не слишком удивило тех, кто наблюдал их встречу, но удивила быстрота такого решения и то, что Гунтер ни с кем этот вопрос не обсуждал. Прежде не случалось, чтобы столь важные для государства дела он решал единолично, так что Гернот почувствовал себя задетым, королева Ута от неожиданности едва не лишилась чувств, а придворные тихо переговаривались меж собой, что приезд Зигфрида многое изменил - королевская власть стала сильнее.
Драконоборец снова был в центре всеобщего внимания. На пиру он рассказал много нового: о том, что до Ксантена дошли слухи о прекрасной и добродетельной Кримхильде, которая живёт в Вормсе и никому пока не отдаёт своё сердце, и что эти слухи пробудили в нём любовь, а любовь погнала его в Бургундию; что целый год он томился желанием увидеть её и наконец вознаграждён за терпение; что ради неё он победил саксов и с радостью победил бы кого-нибудь ещё; что если бы ему не отдали её, он бы забрал её силой либо умер от тоски. Кримхильда, которую усадили за стол рядом с ним, поглядывала на него с сомнением, но румянец, проступавший через густой слой белил, говорил о том, что такие речи не оставляли её равнодушной. Гунтер слушал Зигфрида и понимающе кивал: в конце концов, польстить даме - не грех, а если это достигает её сердца, то тем лучше - значит, не будет ни слёз, ни похоронной мины на свадьбе.
***
На следующий день при дворе объявился Хаген. Гунтер не представлял, как он отреагирует на новости, и решил поговорить с ним наедине.
К удивлению короля, Хаген не стал ни горячо одобрять его решение о замужестве сестры, ни активно возражать, а только бросил с трудно скрываемым презрением:
- Что ж, пусть этот брак пойдёт ему на пользу, но лишь бы не нам во вред.
Гунтер, несколько смущённый тем, что его правота оказалась вообще по ту сторону согласия и отрицания, счёл нужным доказать её.
- Этот брак будет нам полезен, Хаген. Зигфрид будет теснее связан с нами, и наш с ним союз станет нерушим. Ты так не считаешь?
- Никакой союз с ним не может быть нерушимым.
- Ты что-то имеешь против этого брака?
- Я возражаю только против необоснованных надежд. Может, наш союз упрочится, а может, и нет - этого нельзя предусмотреть. Пусть женится, лишь бы полкоролевства не прихватил в придачу.
- Про полкоролевства и речи нет, - сказал Гунтер с раздражением. - Скрепить же нашу дружбу будет нелишним. Это уже решено, и к тебе у меня другой вопрос. Ты можешь организовать мне срочное пополнение казны?
- У нас трудности?
- Впереди свадьба, а у нас уже большие затраты. Война и так недёшево нам обошлась. Эти наглые хатты… Что вы с Данквартом им наобещали? Золотые горы?
- Мы не обещали ничего чрезмерного. Но возмещения незаслуженно понесённого ущерба и вознаграждения за помощь нам они заслужили, это справедливо.
- Но это же разорение, Хаген. Чем мы восполним такие траты?
- У нас знатные пленные, мы получим хороший выкуп.
- Я отпускаю всех без выкупа.
- Как? - редко когда на лице Хагена появлялось столь недоумённое выражение.
- Да, и вдобавок даю всем пленным подарки. Потому и прошу тебя подумать, где изыскать новые средства.
- Я понимаю, что вы великодушны, мой король, - медленно произнёс Хаген. - Но отпускать пленных без выкупа и с подарками будет излишним.
- Ты не понимаешь, как это будет благородно. Мы сразим наших врагов ещё надёжнее, чем силой оружия!
Хаген посмотрел на Гунтера так, будто внезапно понял что-то - и не самое приятное.
- Это не Зигфрид ли проявляет такую щедрость за чужой счёт?
- Что за слова, Хаген? Это истинное благородство, и я с ним согласился.
- Мой король, он здесь не хозяин и не ему решать, как нам надо себя вести. Пусть в своём королевстве он распоряжается как ему угодно, но Бургундия, слава Богу, не в его руках. Он заходит слишком далеко. Мало того что мы целый год выплясываем вокруг него, как селяне вокруг соломенного чучела на солнцеворот…
- Не преувеличивай, есть обычаи гостеприимства.
- Даже если гость вламывается, вышибая дверь, и залезает с ногами на стол? Вспомните, что он собирался подчинить Бургундию, мы же вынуждены задабривать его…
- Нечего вспоминать о том, что давно прошло, он наш друг.
- Он держит себя так, будто он здесь главный. Это наша страна и не дело чужака определять, как мы должны воевать и как распоряжаться нашими средствами.
- Так ты, Хаген, обеспокоился самоуправством чужака?
- У меня есть причины опасаться за свою страну. Если он…
- А с каких пор это твоя страна, Хаген? - сказал Гунтер с нажимом.
Хаген запнулся и мгновенно сошёл с лица.
- Я служу вам и Бургундии, - сказал он переменившимся голосом.
- И верно служишь. Но очень странно слышать от тебя речи о чужаке, который слишком много себе позволяет.
Хаген отвернулся, слегка опустив голову, его глаз сузился.
- Я давал повод подозревать меня в нелояльности? - произнёс он деланно холодным тоном.
- Если бы ты дал такой повод, я не терпел бы тебя здесь, - сказал Гунтер сурово. - Но тебе не мешало бы помнить, чьей милостью ты здесь живёшь. То, что я возвысил тебя, невзирая на твой проклятый род, не даёт тебе права считать эту страну своей. И по меньшей мере невежливо упрекать в своеволии столь благородного властителя, не посмотрев сначала на себя и своё положение.
- Король!
Гунтер даже вздрогнул от этого резкого возгласа и от того, что Хаген не сказал «мой».
- Король, я клялся вам в верности, но не в беспрекословном послушании. Прошу избавить меня от моих обязательств, если моя служба стала для вас настолько тяжела.
- Что? Ты о чём говоришь, Хаген? Этому не бывать.
Гунтер подумал, что перестарался, но не хотел подавать виду.
- Не пристало тебе вставать на дыбы по столь ничтожному поводу. Наш договор остаётся в силе и даст Бог, останется вечным. Я не верю, что ты захочешь разорвать его.
- Это зависит не только от меня.
- Я обещал тебе защиту и покровительство и не откажусь от своих слов. Но у меня есть право напомнить тебе, что не такому человеку, как ты, решать судьбу Бургундии.
Хаген по-прежнему не смотрел в его сторону, но Гунтер заметил, как угас его взгляд.
- Не будем омрачать праздник пустыми раздорами. Ступай и развеселись. Во всём Вормсе сейчас царит радость, и скоро эта радость умножится.
Хаген вышел, и Гунтер вздохнул с облегчением, хотя сознание своей правоты не было свободно от неприятного осадка.
В коридоре Хаген столкнулся с Данквартом.
- Хаген! Наконец ты здесь! Тут без тебя такое творится…, - начал было Данкварт, но тут же осёкся. - Что-то произошло?
- Я говорил с королём.
- И что? Что он тебе сказал?
- Это касается только меня, Данкварт. Тебе это не должно быть интересно.
- Как это не должно? На тебе же лица нет!
- Говорю тебе - это касается только меня. Не думай об этом, - он хлопнул Данкварта по плечу и прошёл мимо.
- Хорошенькое дело, - пробормотал Данкварт, с тревогой глядя ему вслед.
Едва сев за стол, Хаген положил перед собой большого жареного карпа. Данкварт, хорошо знавший брата и то, что карпа он терпеть не может, понял, что Хагену кусок в горло не полезет и он намерен весь обед задумчиво возиться с проклятой рыбой, якобы из-за того, что она костлявая. Придвинув ему поближе кубок с вином, Данкварт произнёс вполголоса:
- Слушай, давай уйдём отсюда пораньше и посидим вдвоём по-человечески.
Хаген посмотрел на него так, будто думал послать его к чертям собачьим, но вместо этого сказал:
- Тогда меньше пей, - и отодвинул кубок.
Застолье началось, как и в первый день, с похвального слова героям и особенно самому храброму из них; выпили за доблесть, и в зале возник шпильман Фолькер, которому предстояло исполнить песню в честь благородного спасителя Бургундии. Скрипки при нём не было, так как у него всё ещё болело плечо, но для того, чтобы петь, он был уже вполне здоров. С суровым и отчаянным видом, с каким впору было идти к виселице, Фолькер затянул весьма странную песню. Начиналась она с того, что непобедимый Зигфрид высок ростом как настоящий великан, так что если пойдёт через поле спелой ржи, повесив на пояс меч, то меч не будет касаться колосьев; что он широк в плечах, как трое мужчин сразу, что кожа у него как у дикого кабана, а глаза как у змеи, и, заглянув ему под брови, дрогнет любой подлый супостат. Далее Фолькер спел про силу Зигфрида, что более велика, чем его рост, и про сладкоречивый язык, что не позволяет герою закончить любой разговор раньше, чем все признают его правоту; закончил же шпильман тем, что все храбрые воины умеют побеждать свой страх, и только Зигфриду этого не нужно, поскольку страха он вообще не знает. Песню все нашли маловразумительной и скучной, поскольку при всех похвалах в ней ничего не было о деяниях, и только сам Зигфрид слушал со светлой улыбкой на лице. Хаген же сидел отвернувшись и, видимо, не давал себе засмеяться.
- Какие складные песни ты умеешь сочинять, - с неподдельным уважением сказал Зигфрид шпильману. - Как могло получиться, что ты не в Ксантене? Все лучшие певцы мира у меня.
- Ваше королевство так благословенно и богато на таланты, что ничего не потеряет, если кое-что перепадёт другим, - ответил шпильман самым учтивым тоном.
- Как бы ты сам чего не потерял. У меня при дворе служба хорошая. Вот тебе награда за твои труды, - Зигфрид снял золотой браслет и вдруг мальчишеским жестом швырнул его Фолькеру. Тот поймал.
- Премного благодарен, - Фолькер отвесил поклон, который мог бы показаться преувеличенным.
Вышли двое воинов Зигфрида, решившие показать, как поют героические песни в Ксантене. Фолькер тихо проскользнул вдоль стола.
- Садись к нам, - вдруг подвинулся со своего места Данкварт.
Фолькер бросил вопросительный взгляд на Хагена. Тот кивком головы указал на место рядом с собой, и шпильман уселся между обоими братьями.
- Ты не смотри, где сидеть почётнее, оно не всегда бывает правильно, - сказал Данкварт, кладя перед ним кусок ветчины. - Я тебе дважды благодарен за Хагена: за то, что ты выручил его в бою и за то, что разогнал его мрачность. А то он уже целый год ходит с таким лицом, будто конца света ждёт.
- Ты меня развеселил, - сказал Хаген. - И не побоялся сложить такую похвалу?
- Такова наша шпильманская доля, - произнёс Фолькер с невесёлой улыбкой. - Все хотят слышать хвалебные песни, и приходится их петь, хотя складываются они порой ох как трудно, и не всегда по вине певца.
- Однако неплохо вышло.
- А что делать? Когда я покинул Ксантен, то не думал, что Ксантен и сюда доберётся.
- Нас всех постигло такое счастье. Что будешь делать с наградой?
- С этим? - Фолькер попробовал браслет на зуб. - Впрямь золото. На рынок отнесу.
- Не оставишь себе такой подарок?
- Да как бы цепь к нему не выросла, - шпильман оценивающе повертел браслет в руках. - Нет, эта штука заслуживает того, чтобы её пропить.
- Ничего лучшего ты не можешь придумать?
- Могу, но позор-то надо залить.
- Не стоит тонуть в вине, да ещё по такому поводу. Давай-ка, Фолькер, лучше мы с тобой на брудершафт?
Согретый хвалами Зигфрид взялся рассказывать о том, как он добыл себе первого коня - того, что погиб в бою с саксами. Выяснилось, что после победы над драконом Зигфрид отправился не в Ксантен, а в Изенштайн, ибо кузнец пообещал ему жеребца с тамошнего конного завода. Шлем же, доспехи, щит и меч у него уже были.
- То было превосходное вооружение, но он ковал его для кого-то другого. Только испугавшись за свою жизнь, он решил отдать всё мне. Думал тем самым меня задобрить, - Зигфрид засмеялся. - Но я со злом мириться не стану, и я дал ему отведать меча, который он сам же и сделал.
- Не волшебный ли ваш меч? - спросил Гернот.
- Мой Бальмунг? Он волшебен лишь в руках того, кто страха не знает, потому и не принёс пользы тому, кто его сковал. Я снёс негодяю голову и удостоверился, что клинок хорош. Моё сердце жаждало новых подвигов, но как же искать их без коня? Я немедленно отправился в путь, положившись на то, что тропа сама приведёт меня к Изенштайну. Прямо передо мной летела птичка…
- А что стало с вашей приёмной матерью?
- Не знаю. Хорошая была женщина. Так на чём я остановился? Да, мой конь ждал меня в Изенштайне. То был самый дикий жеребец, который никому не давал себя оседлать и объездить…
- За то, чтоб в следующий раз - в Альцае!
Три чаши стукнулись, не расплескав ни капли. Была уже ночь, в покоях Хагена горел факел, в открытое окно светила луна.
- Отличное вино, - Фолькер похлопал двумя пальцами по опустошённой чаше.
- Ещё бы, - довольно сказал Хаген, который сидел напротив, развалившись в кресле. - Это вино моё, а у меня лучший виноградник в Бургундии.
Фолькер присвистнул.
- Похоже, немало удивительного мне ещё предстоит узнать. И вы… ты не поставляешь своё вино ко двору?
- Зато он попам его гонит, - конски заржал Данкварт.
У шпильмана вытянулось лицо.
- Я знал, что благочестие может принимать необычные формы, но не ожидал подобной изобретательности от тебя.
- Благочестие здесь не при чём. Таков уговор, - Хаген взял нож и стал нарезать кусками краюху сыра. - Когда я появился в Бургундии, было слишком много разговоров, и ладно бы только от невежд. Преследовать именем веры здесь запрещено, но от добрых и заботливых спасителей души никакие запреты не спасают…
- Да кому к чертям нужна твоя душа, Хаген, - грубо бросил Данкварт. - Их волновало то, что ты десятину не платишь.
- Неважно. Так вот, хотя серьёзного вреда те разговоры не наносили, они мне здорово надоедали. К тому же я мог опасаться, что многие слова подействуют на короля. Ты знаешь, я здесь вроде наёмника, - губы Хагена скривились на мгновение, - но я не позволил бы такой чепухе выжить меня отсюда. Когда я завёл у себя виноградник, мне пришла в голову мысль предложить сделку. Я переговорил с архиепископом, и было решено: я продаю вино, а взамен не трогают ни меня и никого другого.
- Хорошо придумано, - Фолькер опёрся локтями о стол. - Но тебе повезло, что здесь такие сговорчивые попы.
- Так святые отцы и сами выпить не дураки. Твоё здоровье, - Хаген поднял кубок.
- Свет не видел такого еретика и безбожника, - Данкварт обнял Хагена за плечи, - но мужик он хороший. Я его вот с таких лет знаю…
- Данкварт, ты ещё с сотворения мира начни, - поморщился Хаген, беря кусок сыра.
- Но я же правду говорю. Ты его не слушай, а слушай меня, - обратился Данкварт уже к Фолькеру. - Я был совсем мелким, когда он стал моим братом. Он немного не в себе был сначала, больше молчал, но мы быстро сдружились…
- Считай это полностью своей заслугой, Данкварт.
- Да хоть бы и так. А потом его отдали гуннам как заложника. Я-то по детской глупости не понял, куда его забрали, требовал, чтоб назад вернули… Эх! За то время, что его не было…
- Данкварт, сверни язык, это никому не интересно.
- Мне интересно, - поспешил сказать Фолькер. - О таком человеке, как ты, хочется узнать больше. Может, я про тебя героическую поэму сложу.
Хаген вонзил нож в стол.
- И не вздумай.
- Но я постараюсь сделать хорошо.
- Ты не сможешь сказать всё как есть, а чепуху плодить незачем.
- Плести околёсицу я сам бы не хотел, потому мне интересно знать правду.
- Какая же правда тебя беспокоит? - голос Хагена прозвучал не слишком дружелюбно.
- Всё, что ты смог бы мне открыть. Например, откуда у тебя шрам...
- Если ты об этом, - Хаген дотронулся до повязки на глазу, - то ничего достохвального здесь нет. Глупцы считают это божественным знаком, но этот знак оставил мне Вальтер, нынешний король Аквитании. Не поверю, чтобы ты, шпильман, ничего не слышал о встрече в Васкенвальде.
- Наш брат певец может и сказки рассказывать. Ты же был там и знаешь, как всё происходило на самом деле.
Хаген резко отмахнулся, будто не желал больше говорить на эту тему.
- То был день, когда рухнули клятвы, и воспевать там нечего. Если когда-нибудь я всё тебе расскажу, сочинять об этом песен не думай, пока я жив.
- Прости, я не стал бы петь о том, что тебе неприятно.
- И хорошо. Почему бы тебе лучше не сложить песню про Данкварта?
Увлечённо жевавший Данкварт закашлялся.
- Меня-то за что?
- Разве ты не храбрый воин? На твоём счету немало славных деяний.
- Про таких, как я, песен всё равно не складывают. Я не убивал драконов и чудовищ.
- Зато вспомни участь одной маленькой пивной на баварской границе…
- Да чтоб тебя!!!
- Отличная тема для героической баллады, - заявил Фолькер, подавшись вперёд. - Так что там случилось?
- Ничего хорошего, - проворчал Данкварт. - Хаген что-то слишком словоохотлив сегодня.
- Ладно, к чёрту пивную, - примирительно сказал Хаген. - Но как насчёт доблести на поле боя?
- Я не один такой.
Фолькер с полуулыбкой покрутил в руке пустую чашу.
- С вами, как я посмотрю, пива не сваришь - вы один скромнее другого.
Хаген и Данкварт дружно захохотали.
- Скромен ли кто или нет, но слава не всегда бывает желанна, Фолькер, - Хаген откинулся на спинку кресла.
- Она как колбаса о двух концах, - подтвердил Данкварт.
Шпильман понимающе смотрел на обоих.
- Если вы о тёмных слухах, то они легко плодятся от неясности.
- Вот и я ему то же самое говорю. Когда кто-то непонятный появляется непонятно откуда…
- Я тебе сто раз говорил, Данкварт, откуда я.
Фолькер навострил уши.
- Всё равно я ничего не понял, кроме как про три лилии на гербе, - сказал Данкварт.
- Лилия - расхожий символ, и где только не встречается.
- В том числе и у города Треки, - произнёс Хаген, разливая вино.
- Ты знаешь, что это такое? - спросил Данкварт у Фолькера.
- Я никогда там не был.
- И нечего там делать, - неожиданно резко сказал Хаген.
- Ты не хотел бы туда вернуться?
- Нет. Даже когда я жил в Этцельбурге, меня тянуло только сюда.
- Значит, Бургундию ты лучше запомнил, а Этцельбург не смог украсть твою память.
- Может быть.
Хаген сделался задумчив.
- Столько лет, живя у гуннов, я вспоминал свой дом здесь. Не могу сказать, что у Этцеля было плохо, наоборот… Но я никогда не ощущал себя своим среди них, несмотря на то, что вырос там, несмотря даже на то, что меня там уважали. Я стал одним из военачальников у Этцеля, и он хотел, чтобы я навсегда остался служить ему. Но я ждал возвращения, и с годами желание вернуться стало только сильнее. Порой хотелось плюнуть на всё и бежать, но я был заложником. Пока Бургундия платила гуннам дань, я должен был оставаться у них.
Хаген смолк. Фолькер был весь внимание, ироничная полуулыбка сошла с его лица.
- Я одним из первых узнал, что король Гунтер решил положить конец данничеству, и сбежал в ту же ночь, - продолжил Хаген, глядя в стол. - Так наконец я смог вернуться. Знаешь, когда я перебрался через Рейн, то чуть не спятил от радости, увидев знакомые места. Я так долго этого ждал…
Хаген вытащил нож из столешницы и положил рядом с кувшином вина.
- Но возвращение оказалось не таким, как я предполагал. Данкварт мне тогда очень помог…
- Да при чём тут я, - отозвался Данкварт. - Тебе всё равно деваться было некуда. Здесь по крайней мере хорошо.
- Верно. Но есть ещё кое-что… Я столько лет провёл как заложник мира от Бургундии, что не смог бы легко это отбросить. Так что судьба моя была определена. Моё место здесь.
- Давайте выпьем, - произнёс серьёзным тоном шпильман, - за то, чтобы всегда оставалось куда вернуться.
- Давайте.
Замок спал. Только те, кто нёс стражу, могли невольно вздрогнуть, услышав, как три голоса пели - или, скорее, завывали - весёлую воинскую песню:
- Drei Lilien, drei Lilien,
Die pflanzt’ ich auf mein Grab…
***
До свадьбы Кримхильда извелась сама и извела всех вокруг. Её настроение менялось несколько раз на дню, от захлёстывающей радости, когда только приличие не позволяло ей пританцовывать и хвастаться всем, что у неё будет самый красивый и сильный муж, за которого к тому же совершенно не придётся бояться, до полного отчаяния без видимых на то причин.
- Что опять не так, - ворчала королева Ута, когда Кримхильда в очередной раз отодвигала зеркало и опускала голову на руки.
- Он величайший в мире герой…, - с усилием выдавливала принцесса. - Его все любят. Он мог бы выбрать любую по своему желанию…
- Вот он и выбрал тебя.
- Это не он, это Гунтер так захотел!
- Но Зигфрид же согласился. Не понимаю, чего тебе ещё надо? Мы с твоим отцом вообще до свадьбы друг друга не видели…
Но Кримхильду продолжало снедать неясное беспокойство, и к свадьбе она настолько переволновалась, что навстречу жениху вышла в полуобморочном состоянии. Если бы её не вели, она вряд ли могла бы передвигать ноги. Она не помнила, как произносила нужные слова, как Зигфрид поцеловал её, как они сели за стол, как её повели в спальню - всё вокруг будто заволокло густым туманом.
На следующий день она выглядела задумчивой и погружённой в себя и лишь время от времени вдруг заливалась густой краской. Зигфрид был вдвойне весел и что-то постоянно говорил, но она едва слышала его и опасалась посмотреть в его сторону. Ощущение, что она больше не она, а часть Зигфрида, было жутковатым и многообещающим одновременно.
Гунтер планировал, что свадьба продлится не меньше двух недель, но бесконечные пиршества уже слишком всех утомили. Был только пятый день, когда большинство гостей уже с самого начала сидели с сонным и вялым видом, а то и вовсе уткнувшись физиономией в стол. Гунтер силился не сползти с кресла и думал, что долго ещё не сможет смотреть на еду. Только богатырскому аппетиту Зигфрида всё было нипочём - он продолжал весело уплетать за троих, одновременно пытаясь взбодрить окружающих.
- Вам, любезный шурин, нужна подходящая пара, - заговорил он, складывая перед собой обглоданные кости. - Я знаю женщину, равной которой нет во всём мире. Её зовут Брюнхильда.
- Правительница Изенштайна? - будто со стороны услышал Гунтер свой собственный голос.
- Да вы её знаете!
- Только по слухам.
- Никакие слухи вам её не опишут. Я же её в Изенштайне своими глазами видел и точно могу сказать - это самая прекрасная женщина на земле.
Кримхильда резко обернулась к нему. Зигфрид продолжил:
- К тому же она очень умна, а добродетельна так, что даже чересчур. Вы должны на ней жениться, Гунтер.
- Зачем? - очнулся от полусна Гернот.
- Так жениться всё равно надо.
- Но что мы выиграем от такого брака?
- Если вам мало такой женщины, то… ну, вы получите Изенштайн. Он так нелепо торчит между великими королевствами и прямо напрашивается, чтобы его к чему-нибудь присоединили.
- Но у нас тогда будут очень неудобные границы, - постепенно трезвел Гернот.
- Да что вам, её владения лишними будут, что ли? Земля Брюнхильды богата. Но если бы вы её видели, вы бы и не подумали о границах. Это такая женщина, что сразу можно голову потерять.
- Благодарю вас, Зигфрид, но никто из нас не знает туда дорогу, - произнёс Гунтер.
- А я на что? Я вам помогу. Я знаю и все дороги в Изенштайн, и как надо себя там вести. У них, знаете ли, много странных обычаев. Уже одно то, что женщина правит…
- Но разве у неё не жестокий нрав? - что-то вспоминал по ходу Гернот. - Никто не может покорить какой-то жалкий Изенштайн…
- Гернот, не существует такой женщины, которой мы не смогли бы победить, - заявил Гунтер, чувствуя, что к нему возвращаются силы. - Что ж, Зигфрид, как закончим с вашей свадьбой, так сразу поедем к Брюнхильде.
- А зачем тянуть? Поедем прямо сейчас.
Кримхильда смотрела на Зигфрида широко открытыми глазами, в которых отражалось смятение. Гунтер несколько опешил.
- Помилуйте, Зигфрид. Мы должны всё обдумать, как следует подготовиться…
- Да что вы так любите тянуть кота за хвост? Решили - значит, отправляемся. Гунтер, вы же король. Не будете же вы ещё с кем-то обсуждать желания своего сердца?
- Но от этого может зависеть судьба королевства.
- Вы опять мне не доверяете. Что ж, как хотите. Я предлагаю вам самую завидную невесту, а вы, вместо того, чтобы немедля помчаться к ней, говорите что-то о подготовке. Неужели вам не хочется заполучить самую красивую женщину на свете? Или у вас настолько холодная кровь?
Гунтеру стало стыдно.
- Если она так хороша, почему до сих пор не замужем? - раздался вдруг голос Хагена.
Гунтер обернулся на него. С того приснопамятного разговора Хаген стал так малоприметен, что король уже отвык от его вмешательств.
- Брюнхильда страшная гордячка, - пояснил Зигфрид. - К тому же слишком чиста и добродетельна - трясётся над своей невинностью, как над сокровищем. Боится, что потеряет его, - он засмеялся.
- Как же мы одолеем столь свирепое целомудрие? - спросил Гернот.
- Мы её уговорим, - уверенно ответил Зигфрид. - Гунтер - великий король, а не мелочь какая. Пусть только попробует ему отказать.
- Решено, я сватаюсь к Брюнхильде, - твёрдо заявил Гунтер. - Мы возьмём с собой большую свиту в самых роскошных одеяниях…
- Нет, свиту брать нельзя. Мы так поедем.
- Но так не положено.
- Говорю вам - у них много странных обычаев. Если мы придём с толпой людей, они подумают, что их пришли завоевать, и будет война. А если нас будет двое, они ничего дурного не заподозрят.
- Вы уверены в этом?
- Поверьте мне, я хорошо знаю все их порядки.
- Король не может ехать один, - встрял Хаген.
- Так ведь с ним буду я. Но ладно, Гунтер, возьмём и Хагена с собой, будет нам подмогой.
- Куда брат, туда и я, - проговорил заплетающимся языком Данкварт, поднимая голову со стола.
- А Данкварт за нашими конями присмотрит. Но больше мы никого с собой не возьмём, - сказал Зигфрид, заметив приподнявшегося со своего места Ортвина. - Мы не должны вызывать у них подозрений. Так с нами никто не справится.
- Вижу, вы хорошо знаете Изенштайн, - сказал Гунтер. - Ваша помощь будет поистине неоценима. Когда мы отправляемся?
- Говорю же - не надо тянуть. А ну как уведут такую красавицу? Давайте же, поехали! Чем быстрее она станет вашей, тем лучше!
Зигфрид уже нетерпеливо вскочил со своего места. Гунтер тоже поднялся, и оба быстро удалились. Хаген и Данкварт бросились за ними.
Кримхильда зарыдала.
- Доченька! Кримхильда! Что такое! - кинулась к ней Ута.
- Сбежал… Недели не потерпел… Соколик мой…, - Кримхильда дрожащей рукой сорвала с головы свадебный убор. - Боже, почему так? Почему?! - громко вскричала она и ударила кулаком по столу.
- Перестань, Кримхильда, не позорь себя!
Не все из присутствующих заметили, как исчез жених, теперь же, когда уводили прочь плачущую невесту, все обнаружили, что его нет и короля тоже. Вяло переговорив меж собой, гости потихоньку стали расползаться. Кто ещё был способен есть и пить, оставался сидеть, но мало-помалу зал опустел.
5.
- Мой король, может, всё-таки отложим поездку?
- Нет, на этот раз мы не будем тянуть кота за хвост. Решено - значит, отправляемся!
- Но от этого может зависеть судьба королевства!
- Хаген, как было хорошо, когда ты не лез не в своё дело.
- Воля ваша, поступайте, как считаете нужным. Но я не пойму, зачем так спешить. Мы сорвались прямо из-за стола.
- Так с тех пор уже ночь почти прошла! - Гунтер засмеялся добродушным зигфридовым смехом. - Если хочешь знать, я и сам подумывал о Брюнхильде, но что-то меня останавливало. Спасибо Зигфриду, что он меня воодушевил. Теперь для нас нет никаких преград!
Они находились у пристани, где их уже ждал небольшой торговый корабль. Слуги относили внутрь необходимую поклажу, Данкварт загонял на борт коней, двух белых и двух вороных. Кони почему-то упрямились и вырывались с беспокойным ржанием.
Хаген созерцал приготовления с самым мрачным видом.
- Совсем не похоже на королевское сватовство.
- Лучше скажи, Хаген, смотрел ли ты на карту.
- Смотрел. Плывём по Рейну, потом по Руру. Главное - не проехать мимо.
- Не беспокойся, не проедем. Ведь с нами Зигфрид.
- Слишком хорошо он знает Изенштайн и его властительницу.
- Неудивительно, раз он гостил у неё.
- Удивительна его готовность помочь нам в столь щепетильном деле.
- За что я ему только благодарен. Перестань наконец подозревать дурное там, где всем очевидно бескорыстное добро. Зигфрид настолько благороден, что не откажет ни в какой помощи, в чём бы она ни заключалась.
- Эй, вы там не заснули? - вынырнул из-за мачты драконоборец. - Поторопитесь, и так уже долго прособирались. Рассветёт скоро!
Слуги покинули корабль, и Гунтер с Хагеном поднялись на борт. Они, как и Данкварт, успели переодеться в более простую одежду, так что их можно было принять в лучшем случае за купцов. Только Зигфрид не пожелал сменить своих белых одеяний с неизменным плащом, расшитым золотом.
- Вперёд, к новым свершениям! Невесту добывать едем, хохо! - задорно объявил Зигфрид, едва судно отчалило. - Чур, я у руля!
Он в два прыжка оказался у кормового весла. Попутный ветер надул парус, и Гунтер, глядя на то, как поплыл назад тёмный берег, ощутил ни с чем не сравнимое волнение - будто они отправились в неведомую сказочную страну. Ведь так оно, без сомнения, и было. Интересно, какая она - прекраснейшая женщина на свете?..
- Скоро день настанет, - Хаген стоял у борта и задумчиво смотрел куда-то вдаль, - и нас можно будет увидеть с берега - в таком странном виде и на борту этой убогой посудины.
- Да и пусть видят, - сказал беззаботно Зигфрид. - Кому какое дело, куда и как отправляется король? Значит, так ему понадобилось.
Хаген развернулся к нему и прислонился к борту.
- Позвольте мне спросить вас кое о чём, король Зигфрид.
- Спрашивай, чего уж там, - широко улыбнулся ксантенец.
- Я видел Изенштайн на карте. Он в самом деле напрашивается на то, чтобы воссоединиться с каким-нибудь соседним королевством. А именно с вашим, - он пристально посмотрел на Зигфрида. - И вы не захотели выровнять свои границы?
Зигфрид засмеялся.
- Я не гонюсь за выгодой, Хаген. Я следую лишь велениям своего сердца.
Лицо Хагена приобрело цинично-насмешливое выражение.
- Значит, изенштайнская красавица неописуемая никаких велений сердца у вас не вызвала?
- Хаген, это бестактный вопрос, - осадил его Гунтер.
Зигфрид, однако, ответил:
- Она красавица, конечно, но не совсем в моём вкусе. Намного старше меня, высоченная, носатая..., - Зигфрид увидел округлившиеся глаза Гунтера и с лукавой улыбкой добавил: - И вообще мне больше блондинки нравятся.
Гунтер заметно приуныл.
- Как бы назад повернуть не пришлось, - саркастически заметил Хаген.
- Нет, ни в коем случае, - бесцветным голосом произнёс Гунтер. - Изенштайн будет для нас ценным приобретением. Я не откажусь от новых земель. Заодно и казну пополним…
Тем временем с наступлением дня ветер стал слабеть. Корабль, хорошо побежавший было вначале, едва двигался. Когда стало совсем светло, исчезла даже рябь на воде. Парус повис бесполезной тряпкой.
- Эй, погрести бы надо, - крикнул Зигфрид.
Хаген и Данкварт молчком пошли к вёслам.
- А нам что делать? - спросил Гунтер у Зигфрида.
- Наслаждайтесь путешествием, любезный шурин, - Зигфрид с улыбкой хлопнул по рулевому веслу, после чего вдруг стал серьёзен и негромко спросил: - Скажите, вы ему полностью доверяете?
- Хагену? Безусловно. Он давно мне служит, а его отец служил моему отцу. Трудно найти более верных людей.
Зигфрид щёлкнул языком.
- Гнилая они порода. Даже самые лучшие из них.
- Кем бы он ни был, он доказал мне свою преданность.
- Они ничего не сделают от чистого сердца, без выгоды для себя, - произнёс Зигфрид с нескрываемым презрением. - Может, он предан вам лишь за награду.
Гунтеру было неприятно слышать такие слова. Но Зигфрид - не Хаген, его не осадишь.
- Однажды он спас мне жизнь, рискуя собственной головой.
- Даже так? Но вы, наверное, отблагодарили его за это.
- Так не наказывать же, - удивился Гунтер.
- И откуда вы знаете, что его преданность истинна? Он может быть верен лишь потому, что вы позволили ему здесь жить.
- Но что в этом дурного? - Гунтер удивился ещё больше.
- А то, что такая преданность всё равно что торговая сделка, - Зигфрид скривился от отвращения. - Попробовали бы прогнать его без причины и посмотреть - останется ли он тогда верен?
- Но позвольте, такой преданности я не могу требовать от своих людей, и никто не может. Ведь люди не собаки.
Зигфрид снисходительно улыбнулся.
- Вижу, вам не только настоящая смелость, но и настоящая верность не встречалась. К тому же одно дело - люди, а другое… Ну да ладно, велика беда, что от кого-то не дождёшься бескорыстного служения. Мы же за невестой едем!
Король был рад сменить тему.
- Я не вполне понял, что вы сказали о Брюнхильде.
- А что я такого сказал?
Гунтер не ответил, но его озабоченный вид так развеселил Зигфрида, что тот залился беспечным детским смехом.
- Да не беспокойтесь, - Зигфрид по-свойски похлопал Гунтера ниже плеча. - Я шутил. Ну да, тёмненькая она. Должно быть, чужая кровь примешалась. Но красавица! Знаете, какие у неё…, - Зигфрид изобразил на себе женскую грудь. - Она вас просто ослепит, я вам обещаю.
Гунтер вздохнул, не зная, чему верить.
- Покорить такую девицу, как она, будет славным деянием, не меньшим, чем победа над врагом. Вы только доверьтесь мне полностью. Может, и вашим подданным там невест найдём, а? - Зигфрид подмигнул Гунтеру. - Этим двоим не нужна помощь с женщинами?
- Полагаю, что это их дело, - осторожно заметил Гунтер.
- Они ваши люди, значит, это и ваше дело тоже. А раз ваше, значит, и моё. Я не останусь в стороне, если надо помочь друзьям.
- Им - не надо. У Данкварта есть девица на примете, а Хаген не спешит с женитьбой после того, как его супруга умерла.
Зигфрид прыснул:
- Его супруга? Забавно, хаха!
- Потерять жену совсем не забавно, Зигфрид.
- Да как он мог склонить кого-то к браку?
Гунтеру стало обидно за Хагена.
- Он не хуже других, а его род древнее нашего.
- Да ладно. Скажите ещё, что он загорелся любовью.
- Он выкупил у франков знатную пленницу, а потом женился на ней, - сказал Гунтер, чувствуя, что этот похожий на сплетни разговор его всё больше раздражает.
- Вот оно что, - благородное презрение не столько искажало, сколько украшало мальчишеское лицо Зигфрида. - Даже любовь - и та не от сердца, а купленная.
Гунтер не мог придумать, на что бы перевести его внимание. Внезапно Зигфрид захохотал, указывая вперёд вытянутой рукой:
- Гунтер, посмотрите только, какая нелепая посудина плывёт перед нами! Давайте её протараним? Весело будет!
- Нет, Зигфрид, это не весело. Не будем причинять вреда без причины.
- Да что вы такие скучные все? Ничто вам не весело. Тогда хотя бы обгоним, что они плывут впереди нас? Первыми должны быть только мы! Эй, ребята! - крикнул он Хагену и Данкварту. - Гребите побыстрее! Нас корыто обогнало!
Вечером неожиданно налетел сильный порывистый ветер, дующий к Вормсу, так что Гунтер велел пристать к берегу. Зигфрид возражал, что отступать недостойно и надо продолжать грести против ветра, но Хаген и Данкварт послушались Гунтера. Едва сойдя на берег, Зигфрид растянулся на земле и заснул сном младенца; Гунтер, которого изрядно мутило, отошёл подальше от воды и лёг там. Хаген, закрепив канат на большом бугристом булыжнике, уселся так, чтобы было хорошо видно и обоих королей, и корабль.
Данкварт с опасением посмотрел на лес неподалёку, в темноте выглядящий весьма зловеще.
- Дракон оттуда не вылезет, - бросил ему Хаген.
- А люди?
- Мы ещё в Бургундии. Врагов здесь нет. Отдыхай, Данкварт, мы сегодня неплохо поработали.
- Да уж.., - буркнул Данкварт, садясь рядом с Хагеном. - Ты хоть одно время служил на перевозе, а мне такое занятие совсем непривычно.
- Вот и научишься.
Данкварт хмыкнул, растирая руки.
- Двое королей и двое придворных, одни, в самом неподобающем виде, плывут невесть куда на паршивом кораблике…Чёрт знает что, - рассуждал он вслух. - Слушай, как мы с тобой вообще ввязались в такую историю?
- Было бы не лучше, если бы король отправился с ним один. Тогда я бы точно ни за что не поручился.
Данкварт покосился на спящего Гунтера и нагнулся почти к самому уху Хагена:
- Тебе не кажется, что решение поехать в Изенштайн было принято… эээ… с пьяных глаз?
- Не кажется, а так оно и есть, - угрюмо ответил Хаген. - Вот до чего мы дошли. Ты мог бы себе представить подобное ещё год назад?
- Ни год назад и никогда бы такого не представил. Знаешь, Хаген, а ведь действительно многое изменилось.
- Ты только сейчас это понял? - горько усмехнулся Хаген.
- Я не в том смысле. Я имел в виду, что.., - Данкварт замялся, не зная, как выразить свою мысль. - Понимаешь, я думал, что всё пройдёт. Что бы ни происходило - дальше будет по-прежнему. А теперь не уверен.
- И я не уверен. Но это не моё дело, - даже в темноте Данкварт мог заметить, как лицо Хагена передёрнулось, а глаз вспыхнул и тут же угас.
Гунтер проснулся с раскалывающейся головой и не сразу понял, где он и почему. Вспомнив, что он едет за Брюнхильдой, он поразился собственной решимости и с почтительным страхом посмотрел на Зигфрида, который бодро носился по самому краю воды, поднимая тучу брызг. Поистине, одно его присутствие способно творить чудеса. Иначе Брюнхильда так и осталась бы неясной мечтой, за которой и отправляться нечего.
- Эгегей, Гунтер! - весело закричал Зигфрид. - Отправляемся, ветер попутный! Невеста ждёт!
Хаген и Данкварт уже забрались каким-то образом на корабль, откуда спустили мостик. Зигфрид быстро вбежал по нему, Гунтер поднялся нетвёрдым шагом.
- Вперёд, к Изенштайну! Мы целую ночь потеряли! - Зигфрида переполняла энергия.
- Диву даёшься, сколько в вас жизненной силы, - не удержался Гунтер от комментария.
- Это потому что я родился в лесу, а не в четырёх стенах, - Зигфрид встал к кормовому веслу. - И первыми моими воспитателями были звери. Ничто не бывает случайным, и судьба распорядилась, чтобы до срока я не знал людей с их слабостями, - он улыбался так, что от него едва не расходились лучи. - Моя приёмная мать говорила мне, что в ту ночь, когда я должен был появиться на свет, в небе появилась необыкновенно яркая звезда, которая потом упала в лес.
- Если она сказала правду, то это был знак, - сказал Гунтер.
- Она меня любила и не стала бы обманывать! - вспыхнул Зигфрид.
- Никто в этом не сомневается, - поспешно заверил Гунтер.
Герой снова заулыбался.
- Она была так благоразумна, что не сердилась, когда я показывал свою силу ученикам кузнеца. Понимала, что так и надо. А у тебя, Хаген, была мать?
- Была, - ответил Хаген и удалился на нос корабля.
Зигфрид непонимающе смотрел ему вслед.
- Что он такой хмурый, что с ним и поговорить нельзя?
- Оставьте его, Зигфрид. Он редко бывает разговорчив.
Ксантенец фыркнул и пожал плечами.
- Как можно быть настолько безрадостным и недружелюбным - уму непостижимо. Дурная кровь, что и говорить.
Грести на этот раз не было необходимости, и Хаген стоял, опершись на борт. Данкварт подошёл к нему.
- Знак с небес, как же, - проворчал он.
- Известное дело - если родился герой, то должна загореться звезда, - сказал Хаген, не оборачиваясь. - Лучше всего с длинным хвостом, таким же длинным, как чей-то язык.
- У драконов тоже, говорят, язык длинный, - произнёс Данкварт и тут же подумал, что сморозил глупость. Тряхнув головой, будто отгоняя от себя драконью тему, он тихо добавил: - Тому, кто сидит на троне, следовало бы понимать, где пора остановиться.
- Для кого-то трон может оказаться лишним поводом думать, что ему можно всё.
- Но болтать-то впустую зачем.
- Пустая болтовня - пока что наименьшая из бед.
Данкварт опасливо обернулся на корму, удостоверяясь, что Зигфрид достаточно далеко и ничего не услышит, и сказал почти шёпотом:
- Слушай, неужто драконья кровь всему причиной?
- Я не знаю, что. Драконья ли это кровь, волшебная мазь или, может быть, на нём таким образом благодать почивает, - Хаген ядовито усмехнулся. - Меня беспокоят только последствия.
- Тебе совсем неинтересно, что был за дракон?
- Меня больше другое занимает. Знаешь, что бывает с дураком, когда ему даруется исключительная сила, какой нет у прочих людей?
- И что?
- Он почитает себя всесильным и теряет остатки разума.
Данкварт потёр лоб.
- Хаген… А может, всё правда? Что он настолько великий герой, что нельзя смотреть на него как на обычного человека? Вдруг это и правда благодать?
- Уже и тебя за облака понесло?
- Я себе голову затуманить не дам. Да только, знаешь, сомнения порой берут. Но ты прав, ну их к чёрту.
Они помолчали. Затем Данкварт вдруг спросил:
- А ты хорошо её помнишь? Свою мать?
- Я лучше помню её голос, чем её лицо. Даже помню песню, какую она мне пела. Но ни о каких знамениях при своём рождении я, слава Богу, не слышал ни от неё, ни от отца.
***
Был четырнадцатый день пути. Корабль неспешно бежал по мутному Руру, подгоняемый ветром. Хаген и Данкварт, которым до этого пришлось долго грести, сидели, опустив вёсла, в одних нижних штанах, блестящие от пота.
- Мы уже близко! - возвещал Зигфрид. - Вы бы лучше оделись, здесь не Бургундия и не так тепло!
- Кому не тепло, а кому и жарко, - отозвался Данкварт.
- Что, взбодрились? Правильно, Изенштайн уже вот-вот появится! Король Гунтер, скоро вы увидите вашу любовь.
«Скорей бы уж», - подумал Гунтер. Путешествие ему уже надоело, как и смутные опасения, что оно себя не оправдает.
- Здесь Рур делает крюк, и надо будет ещё немного погрести, - сообщил Зигфрид. - Смотрите в оба - с левой стороны покажется замок Брюнхильды!
Гунтер смотрел во все глаза. Вскоре, действительно, стали различимы высокие башни.
- Не это ли её замок?
- Он! - воскликнул Зигфрид. - Всё, конец пути! Мы прибыли! Лево руля! - и резким движением повернул кормовое весло.
Судно сильно накренилось, и Гунтер не успел издать предостерегающий возглас, как очутился в воде. Рядом бухнулся в воду Данкварт, чуть подальше - Зигфрид; Хаген успел крепко уцепиться за весло и только благодаря этому не слетел с борта вместе со всеми.
Зигфрид вынырнул первым, доплыл до мелководья, выбежал на берег и по-собачьи встряхнулся.
- Ух, ещё не прогрелась! - засмеялся он. - Эй, вы там не утонули?
Данкварт ловил под уздцы перепуганных лошадей, Хаген, выправив корабль, пытался пригнать его к берегу. Гунтер уныло брёл по мелководью.
- Кому-то было жарко? Вот и охладились! - заливался смехом Зигфрид.
- Помилуйте, Зигфрид, это совсем не весело, - сказал Гунтер, подавляя раздражение. - Вы нарочно опрокинули нас в воду?
- Да я позабавить вас хотел, а то вы такие скучные… Ну же, Гунтер, улыбнитесь!
- Чего тут забавного? - вскричал Гунтер, выбравшись на берег. Вода стекала с него ручьями. - Эта вздорная выходка совершенно… совершенно вас недостойна.
Зигфрид смотрел на него сначала с непониманием, а потом с сочувствием, как на тяжелобольного.
- Хаген вас, что ли, угрюмостью заражает? Ничем вас не развлечь. Но ничего, Гунтер, выше нос! Та, что завладела вашим сердцем, совсем рядом. Она вон там! - он указал на замок, высившийся на холме в отдалении.
- В каком виде мы предстанем перед ней? - горестно развёл руками Гунтер.
- В самом наилучшем, конечно! Разведём сейчас костёр, обсохнем, а завтра поутру отправимся к Брюнхильде.
Зигфрид стал раздеваться. Гунтер разглядывал замок со смутной тревогой.
- Наш корабль оттуда могут увидеть.
- Пусть видят. Мы же не с войском приехали.
- Но мы здесь чужаки. Нас не схватят?
- Если нас заметят, то узнают меня! А я здесь не чужой. Говорю же вам - когда я с вами, бояться нечего! Доверьтесь мне во всём. Завтра, когда мы явимся к Брюнхильде, предоставьте мне говорить за вас. Я к ней подход знаю.
- Вы уверены, что она согласится?
- Согласится, куда ей деваться. А нет, так мы её перехитрим и заставим.
- Я думал, что вы презираете хитрость и коварство.
Зигфрид засмеялся.
- Коварство - это у нечистых альбов, а у меня, - он постучал себя по голове, - смекалка! Она вам покорится, Гунтер, не сомневайтесь. Только верьте в меня. Просто верьте.
На берегу объявился Хаген с канатом в руках и Данкварт с конями.
- Бедные мои, - Данкварт поцеловал в морду одного из вороных. - Ничего, завтра я причешу вам гриву, а кормить вас будут вон в том замке… Скажите, король Зигфрид…, - он повернулся к драконоборцу и глаза полезли у него на лоб.
Зигфрид остался в чём мать родила, с гордостью выставляя напоказ свою драконью броню во всей её красе. На гладкой коже не было ни единой царапины, зато блестела она так, будто была густо намазана чем-то скользким.
Данкварт брезгливо подёрнулся.
- Как вы только не побоялись купаться в крови этой твари.
- А чего тут бояться? Я его кровь уже на вкус попробовал, когда случайно каплю с пальца слизнул, а искупаться в крови тем более чепуха.
- Интересно узнать, - сказал Хаген, наконец привязав корабль, - если кожа от драконьей крови твердеет, то что от неё делается с глоткой и желудком?
Зигфрид гордо улыбнулся:
- Ясное дело, что: желудок становится неуязвим для яда, а глотка - для простуды.
- Такая неуязвимость никому бы не помешала, - сказал Гунтер. - Особенно вторая. По-моему, холодает.
- Да перестаньте вы, - с досадой произнёс Зигфрид. - Что значит такая мелочь по сравнению с тем, что ждёт нас завтра. Как наши парадные одеяния? Не намокли?
Хаген и Данкварт вынесли сундуки. Оказалось, что полностью сухой осталась только одежда Зигфрида, прочее же требовалось подсушить. До конца дня все сидели у костра, Зигфрид много смеялся, говорил о завтрашнем дне и увещевал верить в него. Потом Гунтер и Зигфрид, завернувшись в плащи, улеглись спать, Хаген остался охранять господ, а Данкварт - лошадей.
***
Светало. Гунтер, которому всю ночь снилась всякая дрянь - то его невеста, оказавшаяся почему-то румяной круглолицей блондинкой, то какая-то женщина со сломанным копьём, то Хаген, замахивающийся обломком того копья, то Зигфрид, невпопад возникающий из воздуха, - созерцал издали замок Брюнхильды, в рассветных лучах казавшийся чудесным видением. Данкварт поил коней, горланя песню о тёмно-смуглой девице, а Зигфрид и Хаген спорили из-за оружия.
- Возьмём, но у нас его всё равно отберут, - говорил Зигфрид.
- Это похоже на западню.
- Да какая западня! Брюнхильда просто боится, что её кто-нибудь силой заберёт, вот и всё. Из-за неё весь Изенштайн вооружён до зубов, как всякие слабаки в окружении сильных соседей.
- Даже если там живут одни слабаки, как вы изволите говорить, мы вчетвером всё равно в более слабом положении, и оружие я не отдам.
- Ха, да ты и нас слабаками считаешь? Мы четверо - непобедимы! Или мы трое, если ты струсил…
- Что?!
- Хватит собачиться, - вмешался Гунтер. - Хаген, Зигфриду лучше знать, как вести себя в Изенштайне. К тому же мы не на войну идём, а к даме.
- Верно, а к дамам правильный подход нужен, - повеселел Зигфрид. - Давайте переодевайтесь, если всё высохло.
Оба короля облачились в белоснежные одежды, взятые специально для визита к Брюнхильде. Хаген и Данкварт оделись в чёрное.
- Слушай, а что мы с тобой как два ворона? - Данкварт, растопырив руки, с сомнением осмотрел себя.
- Скромность требует, - ответил Хаген.
Данкварт смерил его взглядом.
- Про тебя не скажешь.
Действительно, чёрный цвет гармонировал с обликом Хагена как никакой другой; его фигура излучала столько холодного достоинства, что он едва ли не больше походил на короля, чем Зигфрид с Гунтером - насколько можно было, конечно, представить себе короля столь мрачного вида.
- Был бы у тебя второй глаз на месте - мог бы и сам к красотке посвататься, - не без ехидства заметил Данкварт.
- Не болтай чепухи, - бросил Хаген, пригладив чёрную меховую опушку и встряхнув головой, чтобы волосы свободно падали на ворот.
Короли сели на белых коней и поехали вперёд. Хаген и Данкварт на вороных следовали за ними на почтительном расстоянии. Замок по приближении всё меньше походил на град небесный, становясь более земным и тяжёлым, но был всё так же величествен и светел. Гунтер подумал, что оттуда их чёрно-белую компанию уже должны были видеть.
- Брюнхильда наверняка попытается заставить вас отказаться от своих намерений, - продолжал наставлять его по пути Зигфрид.- Она может угрожать, говорить всякие неприятные вещи, но вы ни в коем случае не поддавайтесь. Что бы она ни говорила, не отказывайтесь от неё. Будьте непреклонны, и эта неприступная крепость падёт.
В замке гостей уже ждали - ворота были открыты, а во дворе услужливые изенштайнцы приняли у прибывших коней и учтиво попросили сдать оружие. Гунтер последовал примеру Зигфрида и отдал свой меч, но Хаген воспротивился:
- Я останусь при оружии.
- Говорил же я вам - здесь так положено. Отдай, - сказал ему Зигфрид.
- Посмотрите, сколько их и сколько нас. Зачем нас разоружают?
- Хаген, это невежливо, - упрекнул его Гунтер.
- С оружием нас не допустят к Брюнхильде, - добавил Зигфрид.
- Я тоже свой меч не отдам, - Данкварт сжал рукоять.
- Вы решили устроить здесь скандал? - возмутился Гунтер.
- Хватит вам упираться, - нетерпеливо бросил Зигфрид. - Вы всех задерживаете!
- В чём дело? - раздался вдруг властный женский голос, заставивший всех обернуться.
Во дворе появилась статная девушка, или, лучше сказать, дева - ласковое название слишком не вязалось с её обликом. На ней был красный плащ поверх белого платья, перехваченного серебряным поясом, на котором блестели двенадцать разных драгоценных камней. Башнеобразная корона на голове делала её ещё более высокой. Густые тёмные волосы были стянуты в хвост. Её лицу с точёными чертами, пожалуй, недоставало женского очарования - её красота была скорее гордой и строгой, едва ли не холодной, но оторвать взгляд было трудно. На какое-то время рейнцы замерли, глядя, как она величественной поступью приближается к ним, окружённая миловидными девушками, которые рядом с ней выглядели серыми мышками. Хаген, быстро опомнившись, с тревогой посмотрел на Гунтера. На лице последнего ясно было написано, что он погиб сразу и бесповоротно.
- Эти люди отказываются сдать оружие, госпожа.
Взгляд Брюнхильды быстро скользнул по прибывшим, и она обратилась к тем, кто в чёрном:
- Таков наш обычай. Никакой чужеземец не может войти в мой замок с оружием. Вам вернут его, если будет необходимость, но если вы пришли с добрыми намерениями, этого не потребуется. Мирным гостям я всегда рада.
Голос её был низким и прохладным, и Гунтер ощутил, будто его обволакивают чарующе сладостные звуки. Но на Хагена и Данкварта ничто не действовало.
- В чужой стране я никогда не расстаюсь с оружием.
- Мы с братом должны защищать нашего короля.
- Простите, госпожа, но я сам буду носить свой меч.
- И я.
- Замолчите оба! - прикрикнул в гневе Гунтер и обратился к Брюнхильде. - Простите моих воинов, владычица. Я сейчас же заставлю их подчиниться.
Тонкие губы Брюнхильды тронула едва заметная усмешка.
- Не нужно. Раз они такие храбрецы, пусть им оставят их мечи.
Изенштайнцы отступили. Хаген довольно погладил рукоять.
Брюнхильда приветствовала гостей, беря каждого за руку, и только в адрес Зигфрида ограничилась кивком головы, после чего удалилась. Прибывших провели в замок, дали вина с дороги, а в скором времени пригласили в тронный зал.
Хаген и Данкварт, войдя вслед за королями, сразу же оценили обстановку. Позади Брюнхильды, восседавшей на резном троне, стояли вооружённые воины. Она и сама была вооружена - в её руках было копьё с длиннейшим наконечником, которое она держала с такой непринуждённой уверенностью, будто это был самый привычный для неё предмет.
- Я вас слушаю, Зигфрид, - заговорила она. - Зачем вы пожаловали в Изенштайн?
- Вы ошиблись, обратившись ко мне, - ответил Зигфрид с улыбкой. - К вам приехал не я, а Гунтер, король Бургундии и мой шурин. Он прослышал о вашей неземной красоте, высоком уме и прочих достоинствах и воспылал к вам великой любовью. Он выражает вам своё восхищение и просит вашей руки.
Лицо Брюнхильды сделалось каменным, только глаза гневно вспыхнули.
- Верно я подозревала, что плохо ты держишь клятвы, - произнесла она после паузы. - Помнишь ли ты, в чём мы поклялись друг другу при нашей последней встрече?
Зигфрид казался обиженным.
- Зачем теперь об этом вспоминать.
- Я всё же напомню тебе, и король Гунтер пусть тоже послушает, - Брюнхильда удостоила Гунтера мимолётным взглядом, от которого у него сердце ёкнуло, и снова обратилась к Зигфриду, говоря неспешно и с расстановкой: - Я поклялась, что никому не стану женой, кроме тебя, а ты - что женишься только на мне. Забыл ли ты об этом?
Она слегка повернула руку, и на её пальце блеснуло небольшое кольцо.
- Какой позор, - тихо сказал Хаген Гунтеру. Тот не отрываясь смотрел на Брюнхильду, лицо которой от сдерживаемого гнева стало ещё прекрасней.
- Послушай, Бруна, ты же умная женщина, - по-домашнему безыскусно взялся увещевать её Зигфрид. - Ты должна понимать, что ничего у нас не получится. Я женился, как же я могу теперь сдержать эту клятву? - он рассмеялся и продолжил: - Но я о тебе не забыл и нашёл тебе подходящего мужа. Ты достойнейшая из женщин, а Гунтер - великий и могущественный король. По-моему, вы с ним прекрасно подходите друг другу.
- Если ты нарушил свою клятву, то я свою нарушать не думаю, - в голосе Брюнхильды прорвалось нечто мучительное. - Я не соглашусь выйти замуж ни за кого, кроме тебя.
- Но это же нелепо! Я всё равно не могу тебя взять, а оставаться одной тебе ни к чему. Не зла же я тебе желаю! Гунтер - знатный жених, и ничего так не жаждет, как твоей любви. Я бы не приехал, если бы не было нужды соединить вас.
Лицо Брюнхильды на мгновение исказилось, точно от внезапной боли, но она тут же овладела собой и сказала ледяным тоном:
- Значит, союз с Изенштайном Ксантену больше не нужен?
- Мы теперь и так будем союзниками, - беззаботно ответил Зигфрид. - А что объединяться не станем, так я за выгодой не гонюсь. Пусть Изенштайн присоединяется к Бургундии, это могучая держава. Гунтер мой друг, я с ним породнился, взяв в жёны его сестру. А ради чего я стал бы жениться на тебе?
Брюнхильда ничего не ответила, застыв на троне; её можно было принять за неживую. В повисшей тишине явственно расслышались слова Данкварта, сказанные вполголоса:
- По-моему, мы здесь лишние!
Брюнхильда очнулась от оцепенения.
- Что ж…, - неестественно спокойно произнесла она. - Король Гунтер, вы по-прежнему желаете стать моим мужем?
- Никакая сила на свете не заставит меня отказаться от вас, - выдал Гунтер как на духу.
- В таком случае вы должны будете сразиться со мной. Если победите - я соглашусь выйти замуж. Если же нет, то это будет стоить вам жизни. Уже не один сумасброд лишился головы из-за своих притязаний. Подумайте об этом, - она пристально посмотрела на него.
- Сражаться с вами будет слишком неучтиво, госпожа. Вы же всё-таки дама.
Брюнхильда поднялась с трона и, с лёгкостью взмахнув копьём, пустила его в сторону Гунтера. Это произошло так быстро, что Хаген едва успел столкнуть короля и упал вместе с ним. Данкварт выхватил меч и едва не бросился на Брюнхильду, но остался стоять, переводя взгляд с неё на копьё, которое вонзилось в стену, да так и застряло там. По его положению можно было видеть, что оно должно было пролететь в каком-то волоске от головы Гунтера.
- Никто, явившись ко мне как захватчик, не может надеяться, что я уступлю по доброй воле, - Брюнхильда уже не скрывала враждебности. - С теми, кто посягает на мою свободу и мои земли, у меня один разговор. Или сражайтесь со мной, или убирайтесь вон.
Гунтер, выбравшись из-под Хагена, кинул вопросительный взгляд на Зигфрида. Тот ободряюще подмигнул.
- Я принимаю ваши условия и готов рискнуть головой ради вас, - сказал король.
- В таком случае встретимся на поединке, - ответила Брюнхильда, и отчаянный блеск её тёмных глаз не предвещал ничего доброго.
- Ещё не поздно отказаться, мой король, - сказал Хаген, держа в руках кольчугу.
- Поздно, Хаген. Поздно, - в словах Гунтера звучала устрашающая решимость. - Или эта женщина будет моей, или я погибну из-за неё.
- Это позор - ставить на кон свою жизнь из-за личных проблем Зигфрида.
- Не понимаю, о чём ты.
- Да ведь всё ясно как божий день. Зигфрид спешит избавиться от своей бывшей, и делает это посредством нас.
- Ты всё перепутал. Он нам помогает по душевной доброте ради нашей дружбы. Да и не было между ними ничего, кроме клятвы, которая не действует.
- Всё равно для нас это позор.
- Позор будет, если я теперь отступлюсь. Нет, Хаген, назад дороги нет. Я должен попытаться смирить эту гордую красу. Она создана быть моей королевой.
- Она так же годится вам, как невеста дьявола.
Гунтеру послышалась в его словах неприятная ирония.
- На что ты намекаешь?
- На то, что вам такая супруга ни к чему.
- Мне лучше знать.
- Вы видели, как она копьё в стену вогнала? - вмешался Данкварт. - Она же сильна, как тысяча чертей!
- Ну не как тысяча чертей, а как дюжина мужчин, - раздался голос вошедшего Зигфрида. - А ведь по ней и не подумаешь, да?
Ксантенец ничуть не выглядел обеспокоенным - напротив, сиял будто в предвкушении чего-то очень приятного.
Если бы взгляд был способен убивать, то Зигфрид пал бы мёртвым, едва Хаген к нему обернулся.
- Неслабо она копьё кидает, да? - сказал Зигфрид как ни в чём не бывало. - Напугать нас хотела, но мы всё равно не отступим.
- Она могла убить короля! - рявкнул Хаген.
- Это просто уловка. Но как бы ни хотела она отвадить Гунтера от сватовства, придётся ей пожалеть о своей заносчивости. Ничего не бойтесь, Гунтер, и верьте в победу. Жаль, что я не смогу видеть ваш поединок - пойду к кораблю…
- Вы спасаетесь бегством? - грубо прервал его Хаген.
Герой побагровел от гнева и метнулся к Хагену, но тут же остановился.
- Что за низкие мысли! Я забочусь о вашем благе. Вдруг она подошлёт кого-нибудь поджечь корабль? Так что сражайтесь без меня. А пока я послужу вам, Гунтер, оруженосцем. Хаген, отдай кольчугу мне.
- Вам как королю не пристало кому-либо прислуживать, - отрезал Хаген.
- Ради такого великого дела, как победа в любви, ничто не зазорно. Позвольте мне одному помочь вам вооружиться, Гунтер.
- Выйдите оба, - велел Гунтер Хагену и Данкварту.
Братья не сдвинулись с места.
- Вы слышали, что вам велел король? - отчеканил Зигфрид.
Едва они удалились, Зигфрид заулыбался светлейшей улыбкой и просто, по-дружески сказал Гунтеру, впервые после дня своего приезда обратившись к нему на ты:
- А теперь, Гунтер, внимательно слушай меня…
Поединок состоялся в просторном зале, куда явилось множество людей Брюнхильды - наблюдать, чтобы всё было по-честному. Сама она вышла в кольчужной рубахе поверх платья, на голове блестел шлем, но даже в таком облачении она выглядела красавицей. Гунтеру, очевидно, любовь придала сил - он будто вырос и стал шире в плечах.
Брюнхильда взяла меч и легко покрутила его в руке. Гунтер, которому вернули его клинок, сделал то же самое. Брюнхильда первая вступила в бой, и скоро стало ясно, что она - опытная поединщица. Она удивительно легко передвигалась, несмотря на женское платье, и уверенно управлялась с оружием, проявляя такую ярость, будто сражалась за судьбу целого королевства, при этом не забывая благоразумно защищаться от ударов и отступать, если требуется.
Хаген и Данкварт оба держались за рукояти мечей, настороженные и напряжённые, как дикие звери перед прыжком. Но Гунтер не уступал - его клинок так и сверкал в воздухе с необыкновенной быстротой. Трудно было предсказать, чем закончится поединок, пока Брюнхильда не нанесла сильный удар, от которого - нет, не Гунтер рухнул, а её меч разлетелся надвое.
Она отпрянула с гневным возгласом и повелительно протянула руку, в которую кто-то из изенштайнцев тут же вложил копьё. Брюнхильда метнула его в Гунтера; копьё вонзилось в щит, но удар был так силён, что Гунтер отскочил на приличное расстояние и едва удержался на ногах. Должно быть, это его вконец распалило: он выдернул копьё и вернул его Брюнхильде, бросив древком вперёд.
Брюнхильда выставила щит. Раздался необычно громкий звук от удара, и Брюнхильда, вскрикнув, рухнула наземь.
Все ахнули; воины подались вперёд. Гунтер быстро подошёл к ней. Она, приподнявшись, взглянула на него и отшатнулась, будто увидела смерть. Гунтер подал ей руку, но она отвернулась и встала сама.
- Поздравляю вас, - сказала она равнодушным голосом, утирая выступившую из-под шлема кровь, и велела своим людям склониться перед Гунтером.
Затем она и Гунтер удалились, чтобы переодеться. Когда оба вернулись, Гунтер сиял, у Брюнхильды же появились тёмные круги под глазами. Тем не менее она учтиво улыбнулась всем и, взяв Гунтера за руку, объявила его повелителем Изенштайна. В этот момент в зал бодро вбежал Зигфрид.
- Когда наконец вы начнёте сражаться? Я хочу посмотреть! - с задором возгласил он.
- Как могло случиться, Зигфрид, что вы не видели, как король Гунтер, ваш любезный шурин, выиграл нашу схватку? - холодно спросила Брюнхильда.
- Мы тоже удивлены и огорчены, что Зигфрид ушёл стеречь корабль и всё пропустил, - сказал Хаген, сверля Зигфрида взглядом.
- Вы так недружелюбно встретили нас, госпожа, что надо было позаботиться о пути назад, - Зигфрид улыбнулся обаятельнейшей из улыбок. - Но я очень рад, что на вас нашлась достойная управа и король Гунтер станет вам господином. А теперь, благородная девица, вы поедете с нами на Рейн.
- Не торопитесь так, - произнесла она так же холодно. - Я не могу покинуть мою землю, не простившись с родными и друзьями. К тому же о том, что здесь произошло, мало кому известно. Если я сейчас уеду, мои люди этого не поймут и власти Гунтера не признают.
- Мы останемся на некоторое время, - сказал Гунтер. - Пусть всем немедленно будет разослана весть о нашей свадьбе.
Он довольно посмотрел на Брюнхильду, и на её лицо набежала тень.
***
Выяснилось, что Брюнхильда не крещена, а на весь Изенштайн нет ни одной, даже самой завалящей церкви. Гунтеру стало ясно, что надо будет сделать в первую очередь по возвращению в Вормс, пока же следовало поспешить с брачной церемонией, чтобы яснее продемонстрировать изенштайнцам, кто теперь здесь хозяин.
Брюнхильда держалась очень холодно и официально. Даже за пиршественным столом она сидела с застывшим лицом, взгляд был словно обращён внутрь. Гунтер то и дело с обожанием смотрел на неё и предвкушал, как эта ледышка растает в его объятиях. Присутствующие на пиру изенштайнцы не выражали неудовольствия - скорее казалось, что они ещё не вполне осмыслили такой неожиданный поворот дел и потому вели себя довольно сдержанно. Зато Зигфрид сиял и беспрерывно балагурил, шутил и сам громче всех смеялся над любой шуткой, чем поднимал всем настроение. Хаген и Данкварт, выделявшиеся из всех своими чёрными одеждами, напротив, сидели будто на похоронах.
- Ты даже не притронулся ни к чему, - заметил Данкварт.
- Хотел бы я знать, что за чертовщина тут творится… Хватит жрать, - Хаген отобрал у него блюдо.
- Уже и поесть нельзя, - Данкварт решительно поставил блюдо назад, но тут же потускнел и отодвинул его. - Да, невкусно здесь кормят.
Блестящий чёрный глаз Хагена осматривал пирующих и, натыкаясь на лучезарное лицо Зигфрида, загорался настоящей ненавистью.
- Какого маху я дал на этот раз, Данкварт.
- Причём тут ты. Сам же признавал - это не наше дело.
- Оно будет нашим, если потом из-за него мы из дерьма не вылезем.
- Да не делай ты слона из мухи. Лучше порадуйся, что всё обошлось без нашего участия. Мне казалось, ты был удовлетворён.
- Я был рад, что королю больше не угрожает гибель.
- Так а чего ещё надо? Остальное - дело королевское, и мы с тобой не такого высокого полёта птицы, чтобы вмешиваться. Даже ты… то есть тем более ты.
Хаген поглядывал на Гунтера, ожидая, когда нужда заставит его отойти. Король был, несомненно, счастлив, и даже то, какой ледяной выглядела его невеста, явно не мешало ему плавать в блаженстве. Зигфрид тем временем перетянул внимание на себя, снова взявшись рассказывать свою историю, в которой нашлось место и для подходящей свадебной шутки. Он заговорил о своей жизни в лесу, причём растивший его кузнец оказался на сей раз мерзким трусливым гномом, у которого Зигфрид так и сяк пытался вытрясти правду о своих родителях; гном юлил и пытался выдать себя сразу за отца и мать героя, да только Зигфрид не дал себя обмануть - он наблюдал в лесу за волками, оленями и прочими зверями и понял, каким образом делаются дети. Кого-то история повеселила - раздался развязный смех.
- Господи, как голова трещит! - простонал Данкварт, кладя голову на стол. - Хаген, почему ты на самом деле не колдун? Нагнал бы на всех сон, что ли…
Хаген промолчал. У него самого голова раскалывалась до режущей боли в отсутствующем глазу. Внезапно Гунтер поднялся из-за стола, и Хаген тут же встал.
- Не лез бы ты куда не положено, - тоскливо напутствовал его Данкварт.
В коридоре Хаген нагнал Гунтера. Тот был пьяноват, весел и даже что-то сам себе напевал.
- Мой король…
- А, это ты, Хаген, - непринуждённо бросил Гунтер. - Как видишь, твои опасения были напрасны. Я победил!
- Я очень этому рад.
- Она моя. Моя, Боже праведный! Краса ненаглядная! Какая женщина! Скорей бы ночь, - он возбуждённо засмеялся.
- Вам удалось то, что казалось непосильной задачей. Но позвольте спросить, что помогло вам взять верх над ней?
- Ничего удивительного. Нет такой женщины, что могла бы на равных сражаться со мной.
- Но она сильна, как дюжина мужчин.
Гунтер остановился и вскинул голову:
- Ты сомневаешься в моей силе, Хаген?
- Что вы, мой король, как я посмею. Но эта чертовка заставила меня тревожиться за вашу жизнь. Как вы одолели её?
- Очень просто, - Гунтер наградил его снисходительным взглядом. - Есть на свете нечто, что обладает сокрушающей мощью и способно победить всё.
- Вот как? И что же это за волшебная сила?
- Любовь, Хаген. Любовь!
- Что?
Гунтер засмеялся - настолько обескураженный был вид у Хагена.
- Любовь не знает преград и способна на всё. Если же холодная кровь нечистого рода глуха к её чудодейственной силе, то и моя победа может показаться удивительной.
- Мой король…
Гунтер победно сверкнул в Хагена глазами и проследовал дальше. Хаген остался стоять, точно в растерянности, глядя ему вслед, затем не спеша вернулся назад.
- Ну что? - без энтузиазма спросил Данкварт.
- С королём что-то странное происходит, - голос Хагена был чернее чёрного.
- Выходит, крепко угораздило, - вздохнул Данкварт. - Но это, брат, уж точно не наше дело.
Настала долгожданная ночь, и новобрачных оставили одних в спальне. Гунтер погасил свечи. Брюнхильда, в белой сорочке и с распущенными волосами, недвижно стояла подле кровати.
Когда Гунтер подошёл к ней, она судорожно сглотнула.
- Моя дорогая…, - он взял её за плечи.
Она отстранилась.
- Оставьте меня, король.
- Что? - удивился Гунтер.
- Я с вами не лягу.
Гунтер усмехнулся.
- Ты теперь моя жена, милая. Хватит ломаться, - он попытался обнять её.
- Говорю тебе - оставь! - она брезгливо оттолкнула его, так что Гунтер едва не потерял равновесие. - Или ты человеческого языка не понимаешь?
- Жена, да ты в своём уме?! - ошалел Гунтер.
- Ради данного мной слова я согласилась стать твоей королевой, - голос Брюнхильды слегка дрожал, - но спать с тобой я не буду, пока кое-что не выясню. Не трогай меня, если хочешь со мной поладить.
- Да ты… да что…, - пробормотал Гунтер и вдруг рассмеялся: - Ты моя недотрога!
Он решительно сгрёб её в охапку и стал целовать.
- Пусти… пусти… - она вертела головой, уворачиваясь от его губ, и силилась освободиться из его объятий. Гунтер в ответ сжимал её крепче.
- Красавица… Сладкая моя…
Это походило на борьбу, что немало раззадорило Гунтера. Какая она, однако, горячая штучка! В порыве сил он смог опрокинуть её на кровать.
Брюнхильда вскрикнула. Гунтер резким движением разорвал сорочку на её груди, одновременно протиснув ей колено между ног, но тут внезапно будто дьявольская сила подхватила его, оторвала от Брюнхильды и швырнула куда-то в угол.
Опомнившись, он ощутил, что лежит на полу. Его руки были за спиной, и Брюнхильда, тяжело дыша, стягивала их своим поясом.
- Что ты..., - дёрнувшись, закричал он, но тут же осёкся, представив, что в коридоре его могут услышать, и сказал уже тише. - Что ты делаешь?
- Не понимаешь по-хорошему - значит, будет, по-плохому, - прерывающимся голосом произнесла она.
- Это недопустимо! - он попытался встать, но Брюнхильда схватила обе его ноги, да так, что он вырваться было невозможно, и взялась чем-то связывать. - Немедленно прекрати свои выходки и освободи меня.
- Чтобы ты опять за своё взялся?
- Я же не хотел ничего дурного! Я твой муж, и я хотел взять положенное мне…
- Говорила я тебе - отстань. Повиси-ка здесь, может, хотелка успокоится, - она взяла его, точно узел, и подвесила на торчащий в стене крюк.
- Брюнхильда! - взмолился Гунтер.
Она легла в постель и укрылась с головой. Гунтеру захотелось взвыть.
- Госпожа, - пробормотал он. - Если моя любовь так противна вам, то я… я больше к вам не притронусь… Только развяжите меня. Прошу, не оставляйте меня в таком виде. Это невыносимо, - его собственный умоляющий тон вызывал у него отвращение, но в такой позе было не до гордости.
Брюнхильда будто не слышала. Может быть, она даже заснула. Гунтер ощутил себя до тошноты жалким и беспомощным. Закричать во всю глотку, чтобы прислуга за дверью услышала? Но тогда его застанут в таком виде… нет, такой позор хуже смерти. Он поднапрягся и попробовал спрыгнуть с крюка, но нашёл, что это адски больно и вообще не имеет смысла - ну, рухнет он на пол и разбудит Брюнхильду, и что дальше?..
К утру измученный Гунтер притерпелся настолько, что то ли вздремнул, то ли впал в забытье и увидел, что попал в ад к чертям, причём лицо по крайней мере одного чёрта подозрительно кого-то напоминало. Когда он очнулся, Брюнхильда сидела на кровати, уткнувшись лбом в колено.
- Госпожа.., - пролепетал Гунтер.
Она даже не посмотрела на него.
- Скоро сюда войдут слуги. Не слишком ли постыдным будет для тебя предстать перед ними связанным?
- Лучше мне умереть, - выдавил он.
- Позорить тебя перед слугами я не хочу, - сказала она задумчиво. - Не станешь опять ко мне приставать?
- Клянусь! Пальцем не трону! - забился на крюке Гунтер.
Она сняла его и развязала. Гунтер, с трудом разогнув затёкшее тело, забрался в постель, боясь даже случайно прикоснуться к Брюнхильде.
- Никто ничего не узнает, - заверила она. - То, что здесь произошло - только наше дело. Ты же впредь поостерегись принуждать меня к любви. Никакого насилия, понятно?
Гунтеру не хотелось спорить.
Полдня Гунтер выглядел рассеянным, а за столом силился улыбаться, что в сочетании с унылым взглядом производило глуповатое впечатление. На Брюнхильду он старался вообще не смотреть.
- Какая весёлая свадебка, - комментировал Хаген. - Вчера невеста сидела как потерянная, сегодня и жених такой же.
- С ней всё понятно - ей этот брак неугоден. А король… что ж, бывает, - сочувственно сказал Данкварт. - Хотя вдвойне тяжело, когда неудача постигает прямо в первую брачную ночь.
Гунтер, не убрав с лица вымученной улыбки, тяжело поднялся со своего места.
- Но это тем более не наше дело, - заметил Данкварт.
- Здесь ты прав, - согласился Хаген и наконец потянулся за едой.
Гунтер ушёл в нужник; по счастью, больше там никого не было. Ему было всё равно, где остаться одному - лишь бы не видеть и не слышать чужого веселья, чужих лиц и разговоров, вообще никого. Он сел и сжал голову руками, даже не ощутив боли в них. Какой позор… Какой невероятный позор. И даже никому не расскажешь об этом, помощи не спросишь. Что же теперь делать?
Дверь открылась, заставив Гунтера вздрогнуть. Вошёл Зигфрид. Он, как обычно, был весел и широко улыбался.
- Ба, Гунтер! Что это ты здесь задумался? - он пристроился рядом. - Объелся, что ли? Хаха! Да, кормят здесь сытно. Я уже как за три дня наелся. Ух, у меня такой прилив сил, что я прямо сейчас готов с кем-нибудь подраться!
Он засмеялся, и Гунтер отвернулся с мучительной гримасой на лице.
- Эге, а что ты такой кислый? - Зигфрид наконец заметил его подавленность. - Неужто ночь не задалась?
- Зигфрид, прошу, оставь меня.
Ксантенец посерьёзнел и, закончив своё дело, уселся напротив.
- Так не пойдёт. Рассказывай, что случилось.
- Ничего особенного.
- Не держи меня за дурачка, Гунтер. Я вижу, что с тобой непорядок. Неужто на такую женщину и не…
- Зигфрид! - Гунтер аж задохнулся от такой бестактности.
- Да не стесняйся, здесь все свои. Если что-то пошло не так, то кто ещё тебе поможет.
Гунтер осмотрелся, точно опасаясь, что их услышат, и тяжело вздохнул.
- Вся беда в ней, - через силу выдавил он. - Это дьявол какой-то, а не женщина.
Зигфрид подался вперёд.
- Она что, тебе не дала?
Гунтер, сгорая от стыда, кивнул.
- Ха, недотрога какая! Ты бы не церемонился и взял её силой.
- Я пытался. Но она... - Гунтер снова осмотрелся.- Что я мог сделать с такой силищей? Я старался как мог, но она меня связала и подвесила на крюк.
- Что? Хахаха! - закатился Зигфрид, и Гунтер мысленно пожелал ему провалиться в туалетную дырку.
- Тебе смешно, а мне жить не хочется, - произнёс он с выражением полной безысходности.
Зигфрид вдруг разом перестал смеяться.
- Знаешь, Гунтер, а ведь дело дрянь. Если станет известно, что случилось…
- Не дай Бог!
- … то все жёны станут заноситься перед мужьями и отказывать им когда вздумается.
Лицо Зигфрида загорелось благородным гневом.
- Не перед тобой одним виновата Брюнхильда, а перед всеми мужьями на свете, ибо из-за неё жёны разучатся почитать своих мужей должным образом. Я этого так не оставлю! Что эта спесивая гордячка о себе возомнила!
- Ты знаешь, как одолеть её? В чём её сила?
- У неё это от природы. Думаю, что дело в девственности.
- Ты уверен?
- Я точно не знаю, но с чего бы ей ещё так дорожить этим пустячком? И потом, если лишить её девственности, ей уже нечего станет так яростно защищать. Честно говоря, я не думал, что тебе это окажется не под силу, - Зигфрид хохотнул, и Гунтеру захотелось либо исчезнуть самому, либо исчезнуть Зигфрида.
- Что же делать? - промямлил он.
- Так и быть, помогу тебе и на этот раз. С неё надо как следует сбить спесь. Устрой так, чтобы она пришла в спальню позже тебя. Тогда мы с тобой успеем поменяться местами, и я научу её, как мужа любить.
Гунтер непонимающе смотрел на него.
- Но, Зигфрид, я не могу этого позволить. Она моя.
- Пока ещё не твоя. Но я её тебе усмирю, так что ты сегодня же сможешь ей овладеть и больше никогда не получишь отказа.
- Но её невинность, Зигфрид! Она должна достаться только мне.
- Вот что тебя волнует…, - разочарованно протянул Зигфрид. - Не то, как её укротить понадёжнее… Да ладно, я могу так её обработать, что она и девицей останется.
- Как это… обработать?
- Ну, проучить, - нехотя ответил Зигфрид. - Нельзя же терпеть такое зло. Она тебя как миленькая залюбит.
Гунтеру на мгновение стало жаль Брюнхильду. Может, лучше и впрямь её пока не трогать, как она просила? Пока она кое-что не выяснит… Что, интересно, она вздумала выяснять? Про поединок?..
- Я полностью доверяю тебе, Зигфрид, - тихо, но решительно сказал Гунтер, лишний раз оглядевшись по сторонам. - Но прошу: никто не должен об этом знать.
- Обещаю. Хотя если бы все узнали, как она была наказана за строптивость…
- Зигфрид, прошу, - умоляюще произнёс Гунтер.
- ... то всем жёнам была бы наука. Ладно, ладно. Это наша с тобой тайна.
Зигфрид встал, нагнулся к Гунтеру и заговорщицки сказал:
- Сегодня вечером будь готов.
Гунтер смог прийти в спальню раньше невесты и отослал прислугу прочь. В комнате горела одна свеча, Гунтер сидел на краю постели и силился унять скачущие путаные мысли. Что-то подсказывало ему, что он влип по-крупному, но вид торчащего из стены крюка придавал ощущения правоты. Вскоре в комнату проскользнул улыбающийся Зигфрид.
- Тебя не заметили? - спросил Гунтер так тихо, будто боялся, что стены его услышат.
- Там никого нет, - весело ответил Зигфрид.
- Зачем этот белый плащ? Она может догадаться.
- Я его на голову натяну, чтоб она меня не узнала. Да не беспокойся! Всё будет как надо, - Зигфрид плюнул на пальцы и погасил свечу. В спальне стало темно.
- Помни о нашем уговоре…
- Помню, помню. Ты выйди, чтобы она нас двоих здесь не застала.
Гунтер вышел, настороженно осмотрелся и понял, что не знает, куда ему деваться. Он медленно двинулся по коридору, боясь кого-нибудь повстречать, и подумал, что лучше было остаться в спальне, хоть спрятавшись за шкаф. Он повернул назад и замер, услышав звуки шагов. К спальне привели Брюнхильду. Вжавшись в стену, Гунтер слышал, как она велела своим служанкам уйти. Конечно, ей тоже не были нужны лишние уши, только на этот раз она об этом пожалеет… Никто не пошёл в сторону Гунтера, и он, не замеченный, на нетвёрдых ногах по шагу добрался до спальни.
За закрытыми дверями что-то происходило. Гунтер подошёл ещё ближе и прислушался. Раздался вскрик, потом какая-то возня, что-то тяжёлое упало - Гунтер невольно отшатнулся; потом прямо под дверью послышался шум борьбы и разгорячённое пыхтение. Гунтера бросило в пот; он уже жалел о том, что согласился на помощь Зигфрида, не зная, чего больше бояться - того, что Зигфрид не справится или того, что он воспользуется плодами победы. Из-за двери доносились неясные, но пугающие звуки - какой-то хруст, скрежет, стук рухнувшего тела и женский стон, потом опять невнятная возня, сдавленный хрип и тишина. Гунтер застыл, тогда как сердце трепыхалось где-то в желудке.
Дверь приоткрылась, и выглянул довольный Зигфрид.
- Заходи, - сказал он как ни в чём не бывало.
Гунтер несмело вошёл. В темноте и от волнения он поначалу ничего не мог разобрать.
- Всё, теперь она твоя, - заявил Зигфрид.
- Тише, она же услышит, - прошептал Гунтер.
- Не услышит. Она без чувств. Я её слегка придушил, чтобы угомонилась, но ничего, скоро оклемается.
Гунтер в тревоге смотрел на кровать. Теперь он уже различал фигуру лежащей ничком Брюнхильды. Зигфрид подошёл к ней и как бы походя одёрнул на ней сорочку. У Гунтера шевельнулось нехорошее чувство.
- Ты, часом, не перестарался?
- Нет, что с ней будет-то. Просто поучил её немного, чтоб была с мужем поласковее. Но до чего упрямая - сопротивлялась, пока я её не прижал как следует.
Она пошевелилась, и Гунтер выскочил из спальни. Зигфрид вышел вслед за ним.
- Ты её бери, пока она готовенькая, - сказал герой. - Теперь ты ни в чём не будешь знать отказа.
- Ты уверен, что она тебя не узнала?
- Да она и не поняла ничего!
Гунтер всмотрелся в светлое улыбающееся лицо Зигфрида, и неожиданно к горлу подкатила тошнота.
- Помни - об этом никто не должен знать.
- Я уже обещал, не узнает. Давай же, поторопись к своей невесте, - Зигфрид добродушно толкнул его и отправился прочь, держа в руках свёрнутый плащ.
Гунтер вернулся в спальню. Желание, так одолевавшее его вчера, напрочь испарилось, зато под ложечкой противно сосало. Он осторожно перевернул Брюнхильду на спину. Она издала еле слышный жалобный стон, от которого Гунтеру сделалось не по себе. Забравшись на кровать, он подумал, что лучше, пожалуй, сегодня её не трогать. Если бы на глаза не попался тот самый крюк…
Брюнхильда не сопротивлялась и вообще демонстрировала не больше признаков жизни, чем полено. Уже засыпая, Гунтер с тоской заметил про себя, что не так он представлял себе свою победу над ней. Он-то предполагал, что будет красиво, а получилось… К горлу вновь подкатила тошнота, и он усилием прогнал все мысли. В конце концов, всё самое неприятное было уже позади.
Поутру он взглянул на Брюнхильду и ужаснулся. Она была мертвенно бледна, руки неестественно вывернуты, сорочка порвана и заляпана кровью где ни попадя. Гунтер хотел было позвать за лекарем, но остановился, подумав, что надо скрыть произошедшее - будто кто-то мог догадаться, что на самом деле случилось… Он сам, как умел, вправил ей вывихнутые руки, стащил с неё сорочку, переворошил сундук и нашёл чистую, которую и натянул на Брюнхильду, торопясь спрятать от собственных глаз её покрытое неприятными синяками и кровоподтёками тело. Она терпела все его действия с безразличием деревянной куклы, и только когда он уложил её и накрыл покрывалом, обернулась к нему спиной и свернулась в клубок.
- К нам сейчас придут, дорогая, - сказал Гунтер, пытаясь унять волнение. - Мы должны будем выйти к нашим гостям и праздновать дальше.
Она не ответила. Было видно, что её бьёт дрожь.
- Ты слышишь меня? - Гунтер слегка тряхнул её за плечо.
Она не реагировала.
Через некоторое время Гунтер явился в зал и с печальным видом сообщил, что невеста, к сожалению, приболела, неудачно споткнувшись и ударившись головой, так что свадебные торжества продолжатся без неё.
***
Весь день Гунтер точно сидел на раскалённых угольях. Воины Брюнхильды выглядели спокойными, хотя новость их удивила, переговаривались меж собой, и Гунтеру мерещились подозрительные взгляды в свой адрес. Кроме того, стали прибывать те, кому Брюнхильда успела послать весть. Гунтер встречал их как новый хозяин Изенштайна, выдвигая в свою поддержку свидетелей поединка и тех, кто был на свадьбе, но от неизбежного вопроса, где сейчас Брюнхильда, ему делалось жутко, и он не мог сказать, насколько верили его объяснению. Он убеждал себя, что ничего страшного не произошло, всё идёт как надо - свадьба состоялась, Брюнхильда лишилась силы, а то, что было ночью, дело семейное. Если бы только не участие Зигфрида…
В полдень Гунтера перехватил Хаген.
- Мой король, - сообщил он, поднявшись с ним на стену замка. - Вот мы и влипли.
- Ты так говоришь, будто только этого и ждал.
- Я как нутром чуял, что здесь что-то неладное творится. Так оно и есть. Что мы наделали!
Гунтер побледнел.
- Говори яснее, Хаген.
- Люди Брюнхильды не вызывают у меня никакого доверия. Для чего она собирает их здесь? Скоро их станет ещё больше, нас же по-прежнему четверо. Даже трое, поскольку Зигфрид куда-то пропал. Понимаете, каково наше положение?
- Ах, это…, - пробормотал Гунтер. - Нам нечего бояться. Мы ничем не заслужили их враждебности, мы… честно победили по условиям их владычицы.
Хаген бросил на Гунтера неприятно пронизывающий взгляд, и королю снова стало боязно.
- Ты думаешь, они сомне… не пожелают смириться с нашей победой?
- Пока они не вполне понимают, что случилось. Но время работает против нас.
- Нам ничто не угрожает, - произнёс с нажимом Гунтер, сам желая в это верить.
- Долго ли мы ещё сможем разыгрывать перед изенштайнцами новых хозяев? - отрезал Хаген.
- Что значит «разыгрывать»? - возмутился было Гунтер, но тут же угас и признался: - Мне её люди, по правде сказать, тоже не нравятся. Но, по крайней мере, она ничего не может им сейчас приказать.
Хаген отрицательно покачал головой.
- То, что она не появляется, делает наше положение только хуже, поскольку выглядит подозрительно. Предположим, на один день это их удовлетворит. Но дальше?
- Что поделать, она больна.
- Ей настолько плохо?
- Очень плохо. Она, бедная, сильно головой ударилась, и теперь её тошнит.
Хаген, облокотившись на зубец стены, не сводил с Гунтера внимательного взгляда. Тот выглядел всерьёз обеспокоенным и опечаленным.
- Скорей бы мы отсюда уехали - здесь у всех что-то происходит с головой, - бросил Хаген в сторону и вновь обратился к Гунтеру: - Нам нельзя здесь задерживаться, мой король.
- Но мы вынуждены, Хаген. Брюнхильда сейчас не выдержит дороги.
- Значит, продолжим сидеть в ловушке, - процедил злобно Хаген. - Какого чёрта Зигфрид не позволил нам взять с собой людей?
- Ему было лучше знать.., - Гунтер сам удивился, насколько жалкими прозвучали его слова, и заставил себя приободриться: - Как бы то ни было, мы уже показали свою силу и покорили Брюнхильду.
- Наша власть ещё слишком нетверда. И даже если предположить, что Брюнхильда и её люди смирились, то найдутся и другие беды. Я смог разговориться здесь кое с кем и узнал не очень приятные вещи.
У Гунтера упало сердце.
- Что ты узнал?
- У Брюнхильды есть родня - дядя и двоюродные братья, которые ждут не дождутся её падения. Она - единственная прямая наследница, и здешний обычай дал ей преимущество перед ними, чего они не могут ей простить. Её братцы - изрядные сволочи, которые давно перегрызли бы друг другу глотки, если бы не общая ненависть к ней. Они вместе ходили войной на Изенштайн, но проиграли и попытались избавиться от неё другими способами - подсылали убийц, которых она сама убила, подвозили отравленное вино, которое она не стала пить, будто догадавшись... С тех пор они ждут, когда она наконец сама освободит место, выйдя замуж, а там уже начнут рвать на части её наследство.
- Вот ты о чём…, - Гунтер едва удержался от облегчённого вздоха. - Бедняжка, жить в окружении такой своры… Но теперь её есть кому защитить.
- Мой король, вы понимаете, какой гадюшник мы разворошили? - почти вскричал Хаген. - Скоро сюда слетятся стервятники, и нам придётся иметь дело ещё и с ними. Здесь возникнет сразу несколько противоборствующих сил, мы же будем слабейшими из всех.
Гунтер смотрел в сторону Рура, по которому двигался корабль - должно быть, кто-то ещё спешил в Изенштайн.
- Я полагаюсь на Зигфрида.
- На что? На то, что он выйдет и один всех раскидает?
- Он приведёт подмогу. Его королевство совсем рядом, ему хватит одного дня, чтобы туда добраться. Я сказал ему, что нам нужны люди, и он обещал привести таких воинов, каких свет не видывал, - Гунтер кривовато улыбнулся. - Он уже в пути.
- Так вот куда он провалился, - Хаген задумался. - И его выпустили из замка?
- Выходит, выпустили, - пожал плечами Гунтер. - Его здесь хорошо знают. Ведь охранять корабль его тоже отпустили.
- Похоже, у него тут есть сторонники. Хотел бы я знать, так же ли легко выпустят нас, - мрачно сказал Хаген.
- Дождёмся подкрепления - и нас никто здесь силой не удержит.
- Значит, он прибудет с войском? - глаз Хагена стал будто ещё чернее.
- Он обещал привести тысячу человек, чудо-богатырей из своих подданных. И они возьмут золото, Хаген! То самое золото из неисчерпаемого клада. Так что мы будем не слабейшими, а сильнейшими из всех.
- Нам он запретил брать с собой войско, зато приведёт своё?
- Думаю, ему хотелось самому нас защитить, если понадобится.
- Чёрт, всё ещё хуже, чем я думал, - Хаген оттолкнулся от стены, злобно сверкнув глазом. - Не хватало нам ещё одного претендента на Изенштайн!
- Да ты что, Хаген? Зигфрид столь благороден, что…, - внезапно Гунтеру не захотелось договаривать фразу до конца.
Хаген, вцепившись в рукоять меча, что-то напряжённо обдумывал.
- Я ещё кое-что разузнал, - продолжил он, понизив голос, и у Гунтера в очередной раз оборвалось сердце. - Когда Зигфрид появился в Изенштайне в первый раз, то пришёл как агрессор.
- Как… кто?
- Захватчик. Он сломал ворота в замок, устроил погром во дворе и убил несколько человек. Только появление Брюнхильды со свитой заставило его остановиться.
- Вот что…, - рассеянно произнёс Гунтер, в который раз за день переводя дух. - И к чему ты мне об этом рассказываешь?
- Вы вспомните, как он приехал к нам. Ворота ломать уже не стал, но намеревался силой забрать себе Бургундию, и мы его еле отговорили. Брюнхильде было легче заставить его сменить гнев на милость - при виде красивой женщины он просто оцепенел, и она пригласила его в гости. Оказалось, что он приехал к ней за конём, и она подарила ему жеребца, как он и сам нам говорил, но в гостях Зигфрид несколько задержался…
- Всё это интересно, Хаген, но не пойму, к чему ты клонишь.
- Изенштайн принял Зигфрида как гостя прямо перед нами. Теперь Изенштайну конец. Кто будет следующим…
- Хватит! Ты уже не знаешь, чем обосновать свою неприязнь к великому герою. Он сделал столько бескорыстного добра…, - Гунтер запнулся и сник.
- И теперь он будет выручать нас из безвыходного положения, в которое сам же нас и загнал?
- Не горячись. Если ему хочется помочь нам именно таким образом, так тому и быть. Лишь бы до его возвращения ничего не случилось.
- Лишь бы и после его возвращения ничего не случилось, мой король.
- Что ты предлагаешь?
- Уехать отсюда немедленно. Войны здесь всё равно не избежать, но сперва надо выбраться отсюда целыми.
- Я уже говорил, что это невозможно.
Хаген вновь задумался.
- Мой король, могу я просить у вас позволения поговорить с Брюнхильдой?
- Нет, нет! - выпалил Гунтер. - Не надо мучить бедную женщину. Ей и так плохо.
- Наша судьба повисла на волоске, мой король.
- Не беспокойся. Нам важно только дождаться Зигфрида. Он способен совершать невозможное. Да, невозможное, чего бы это ни…, - Гунтер нервно прикусил губу. - Да, всё идёт не по правилам, но где Зигфрид, там правила бессильны. Ты всё же будь бдителен, Хаген.
Люди Брюнхильды прибывали весь день, и хотя вражды они не выказывали - спрашивали, верны ли слухи о свадьбе, выслушивали объяснения и непременно удивлялись отсутствию Брюнхильды - Гунтер уже был готов взмолиться всем силам небесным, чтобы всё скорее закончилось. Он был само радушие, велел подавать гостям больше вина и мяса, но любое мимолётное воспоминание о Брюнхильде, оставшейся в спальне, было мучительным. О произошедшем не хотелось ни думать, ни вспоминать, так что за весь день Гунтер ни разу не навестил Брюнхильду. Только поздно вечером, когда гости разошлись, он собрался с духом и отправился в спальню, взяв с собой Хагена и Данкварта.
- Останетесь у дверей, - сказал он им, отпустив изенштайнских слуг.
Войдя внутрь, Гунтер невольно вздрогнул; казалось, стены и все предметы злополучной комнаты хорошо помнят, что здесь было. Горящая свеча - и та выглядела зловещей. Возле кровати сидела девушка. Она быстро встала и поклонилась вошедшему Гунтеру.
- Как госпожа себя чувствует? - спросил Гунтер.
- Она спит, - тихо ответила девушка.
Гунтер подошёл к кровати. Лицо спящей Брюнхильды казалось постаревшим и вполне заурядным. А ведь совсем недавно, когда она выходила во двор замка, от неё будто исходило сияние… Гунтер вздохнул и пригладил её спутанные волосы. Она не проснулась.
- Как прошёл день?
- Она не вставала, - жалобно ответила девушка, - и весь день ничего не ела.
- Она что-нибудь говорила?
- Нет, господин. Только лежит и молчит.
По щеке девушки поползла слеза. Гунтер присмотрелся к её миловидному круглому лицу в обрамлении двух светлых кос. Она казалась совсем юной и беззащитной.
- Твоя госпожа непременно поправится, - мягко сказал он. - Как тебя зовут?
- Ортруна, господин.
- Я вижу, ты любишь свою госпожу, Ортруна.
- Очень люблю. Она так же красива, как её мать-иноземка, и так же сильна, как её отец, свирепый воин. Только ей было под силу защитить Изенштайн. И она очень ко мне добра…
Ортруна замолчала.
- Что же ты утихла? Расскажи мне о ней ещё.
- Не могу, господин. И не хочу мешать ей спать, - она бросила на Гунтера умоляющий взгляд.
- Ты хорошо послужила своей госпоже. Можешь идти, - Гунтер погладил Ортруну по щеке, и даже в темноте было видно, как она покраснела. - Теперь я должен позаботиться о моей милой жене.
Девушка вышла, и Гунтер, не раздеваясь, лёг рядом с Брюнхильдой, положив себе на грудь меч в ножнах и глядя в потолок. Но ничего тревожного не происходило. Тишина была такая, что даже дыхания Брюнхильды не было слышно, и Гунтер то и дело прикасался к ней, чтобы убедиться, что она тёплая и ещё живая.
Зигфрид прибыл вовремя. Когда к Гунтеру в очередной раз приступили с вопросом, почему Брюнхильда всё не показывается, а он, стараясь придать своему голосу уверенность, объяснял, что она всё ещё больна, пришла весть, что с запада движется войско. Гунтер объявил, что это его люди, и вместе с Хагеном и Данквартом отправился встречать их. Несколько знатных изенштайнцев последовали за ними.
Зигфрид гарцевал впереди в сверкающих доспехах. За ним следовало немалое число - вероятно, впрямь тысяча - воинов с квадратными лицами и ясными взорами, будто сделанными по одному образцу.
- Вот и наши люди, король Гунтер! - радостно воскликнул Зигфрид. - Тридцать тысяч в едином порыве откликнулись на мой зов, но я отобрал лишь тысячу. Мы же свадебные гости, а не захватчики, верно?
Вперёд вышли воины с сундуками, в которых звенело, и щитами, наполненным сверкающим золотом.
- А где же гномы? - с нарочитой наивностью спросил Данкварт.
Зигфрид рассмеялся.
- Зачем они нам, когда у нас есть такие славные молодцы?
- После ваших рассказов об альбах трудно было не ожидать их появления, - сказал Хаген, беспокойно поглаживая бороду.
- Ну уж нет. Я бы этих твоих сородичей, Хаген, ни за что бы у себя не потерпел, - Зигфрид лукаво покосился на Хагена, увидел, как он страшно переменился в лице, и с улыбкой добавил: - Шучу.
- Не сомневаюсь, что история про семьсот альбов тоже была шуткой? - холодно спросил Хаген.
- Скучный ты человек. Что с того, что их было не семьсот? Ну, двое. Зато они летали по воздуху на волшебных плащах…
- Тьфу!
Зигфрид рассмеялся ещё радостнее.
- Нам их волшебство ни к чему, а золото не помешает. Мы покажем себя щедрыми господами! Данкварт, поручаю раздачу тебе. Не скупись, и скоро у нас здесь будет много друзей!
- Рад стараться, - бросил Данкварт, взял один из полных щитов и, пройдя мимо Хагена, тихо сказал ему:
- Мне эта щедрость больше напоминает подмазывание лап.
- А где же хозяйка? Почему она нас не встречает? - спросил Зигфрид.
- С ней такая беда, что не знаю, что и думать, - вздохнул Гунтер. - Она больна!
- Что? - Зигфрид зарделся от гнева. - Она всё ещё смеет выделываться?
- Зигфрид, но ей в самом деле плохо.
- Да это уловка, лишь бы тебя не послушаться. Заставь её выйти. Муж ты ей или не муж?
- Потише, Зигфрид, здесь её люди.
- ТВОИ люди, Гунтер! А кто этого ещё не понял, сейчас поймёт. Эх, не жаль гроша блестящего! Ловите удачу! - Зигфрид сам запустил руки в сундук и обрушил на стоящих вблизи изенштайнцев дождь золотых колец.
- Вы, король Зигфрид, как я посмотрю, можете даже сорить своими богатствами, не опасаясь обеднеть, - сказал Хаген и, едва Зигфрид, улыбнувшись, хотел что-то ответить, добавил: - Надеюсь, мельницу в Ксантене починили?
Зигфрид перестал улыбаться, его светлые глаза побелели, но ненадолго. Он отвернулся от Хагена и весело воскликнул:
- Что мы стоим? Идём в замок к нашим друзьям!
Вдруг возник Данкварт с уже пустым щитом, встревожено указывая вниз к подножию холма:
- Смотрите, к нам ещё кто-то пожаловал!
К Изенштайну шло небольшое войско, за ним возникли ещё два. Они двигались так быстро, будто спешили наперегонки.
- Встречайте родственников жены, мой король, - сказал замогильным голосом Хаген.
Дядя и двоюродные братья Брюнхильды были остановлены на подходе к Изенштайну и вызваны на переговоры. По счастью, они оказались настолько сбиты с толку, что не стали устраивать побоище прямо на месте, но не скрывали своего разочарования.
- Видать, крепко сестричка попалась, - пакостно ухмылялся один из братьев, зыркая глазами в толпу ксантенцев.
- И нас подставила, - хмуро гудел второй.
Дядюшку больше впечатлил Хаген, при виде изуродованного лица которого он уронил челюсть и прохрипел:
- Всеотец?...
- Я Хаген фон Тронег, воин короля Гунтера, - учтиво представился Хаген, держась за меч.
Гунтер обозревал приезжих с тайным ужасом. И это - родня Брюнхильды? Зигфрид подавал знаки Данкварту и своим людям, и те вынесли вперёд наполненные щиты.
- Какая ж свадьба без дорогих родственников! - воскликнул весело герой. - Добро пожаловать! Погуляем на славу, эх!
Вид золота ненадолго смутил родичей Брюнхильды. Посовещавшись, они приняли приглашение и вместе со всеми отправились к замку.
Всех прибывших оказалось столько, что их стало негде размещать. В итоге в замок впустили лишь некоторых, при этом не обошлось без скандалов и драк, остальные расположились лагерем под Изенштайном. Всех было нужно накормить и напоить, так что Зигфрид отправился с повелением гнать ко двору коров и свиней как из близлежащих, так и из более отдалённых деревень. Данкварт сыпал зигфридовым золотом направо и налево и, очевидно, оно и в самом деле было особенным: про Брюнхильду забыли. Под Изенштайном ели-пили и веселились, в замке тоже ели-пили и веселились. Вино, как и золото, лилось рекой, будто на праздновании великой победы.
В главный зал на пир были допущены лишь немногие, кто мог поместиться. Гунтер по-прежнему сидел во главе стола, но ему было не по себе. Зигфрид рассказывал всем, как он позабавился над гномом-хранителем сокровищ, притворившись разбойником, так что тот сослепу полез в драку и был в результате оттаскан Зигфридом за бороду, двоюродные братья Брюнхильды с хохотом кидались друг в друга обглоданными костями, а ксантенцы, не переставая жевать, то и дело стройным хором гремели - и прочие подхватывали за ними:
- Кто на свете всех сильней?
Кто не знает страха?
Кто повсюду знаменит?
Кого хочешь победит
С одного размаха?
В сторону окон лучше было не смотреть - несчётное количество огней наводило на мысль о вражеском войске, взявшем замок в осаду. Гунтер чувствовал себя лишним и был благодарен Хагену, когда тот увёл его из зала и проводил в отведённую ему комнату.
- Здесь будет спокойнее, - сказал Хаген и развернулся к выходу.
- Хаген, не оставляй меня одного, - попросил Гунтер.
- Я пришлю Данкварта.
- Господи Боже, - Гунтер опустился на скамью. Даже здесь стены сотрясались от молодецкого посвиста и залихватского пения. - Но куда ты сам?
Хаген не ответил и вышел. Он отловил Данкварта во дворе, велел ему оставить недорозданное золото как есть и идти к Гунтеру. Внутри замка их пути разошлись. Хаген не знал точно, в какую сторону должен направиться, и лучше было об этом не спрашивать. Коридоры были забиты людьми. Дорогие гости, не стесняясь неудобством и теснотой, ели и пили, тут же справляли нужды, тут же тискали визжащих изенштайнских девиц.
Хаген смог схватить девушку, пытавшуюся быстро прошмыгнуть наверх. Она закричала.
- Тихо, - сказал ей Хаген. - Приведи меня к Брюнхильде. Слышишь?
Девушка испуганно закивала. Вместе они прошли к покоям Брюнхильды, возле которых караулила одна Ортруна, перепуганная и сжавшаяся в комок. Хаген отпустил девушку, которая вжалась в стену рядом с Ортруной.
- Госпожа больна и никого не принимает, - пролепетала Ортруна, в ужасе глядя на Хагена.
- Дело жизни и смерти. Пусть примет меня.
- Н-нельзя..., - пискнула она, но тут же скользнула внутрь, не затворив дверь. Хаген вошёл следом. Ортруна хотела сразу же выйти, но Хаген задержал её:
- Останься.
Брюнхильда сидела на постели, в одной сорочке, опустив голову на руки. Растрёпанные волосы свисали почти до пола.
- Моя королева, - поклонился Хаген.
- Конец? - глухо произнесла она.
- Нам нельзя здесь больше оставаться, моя королева.
Она обернулась к нему. Лицо её было мрачным и застывшим, точно перед казнью.
- Изенштайн захвачен?
- Ещё нет.
- Мог бы не лгать, - сказала она надтреснутым голосом.
В этот момент хор в зале особенно громко грянул «самый могучий, самый наилучший» - казалось, нет такой щели, куда не проникла бы эта песня.
- Это не наши люди, госпожа.
- Чего вам теперь надо? - устало спросила Брюнхильда.
- Пора уезжать, моя королева.
- Делайте что хотите.
- Госпожа, Изенштайн всё равно что в осаде. Замок занят чужими людьми. Боюсь, войны здесь не избежать.
- Поздно вы этим обеспокоились.
- Это не избавляет нас от необходимости найти выход.
- Ищите. Вы теперь здесь хозяева.
- Но ваша судьба ещё в ваших руках.
Она метнула в него полный злобы и тоски взгляд, лицо перекосилось.
- Какое тебе дело до моей судьбы, - прошипела она.
- Вы теперь моя королева. Мой долг защищать вас.
К удивлению Хагена, она расхохоталась - каркающим, ведьминским смехом, перешедшим в сдавленное рыдание. Смолкнув, она вновь сжала руками голову. Затем заговорила, не глядя на Хагена:
- Передай своему королю, что я поеду в Бургундию. Я велю своим людям снарядить корабль получше вашего… если у меня ещё остались верные люди, они выполнят мой приказ.
- Золото Зигфрида не всемогуще, моя королева. У вас всегда будут те, кто вам верен.
Она безнадёжно махнула рукой.
- Ступай уже.
Хаген поклонился и вышел. Девушка, приведшая его к Брюнхильде, всё ещё стояла под дверью, будто окаменев.
- Иди, помоги своей госпоже, - бросил ей Хаген.
Она вбежала внутрь. Ортруна, всхлипывая, сидела у ног Брюнхильды, с силой стиснувшей руки на груди.
- Уезжаем, - тихо произнесла Брюнхильда, глядя перед собой.
Ладья была снаряжена на удивление быстро - во всяком случае, для проспавшейся после всеобщего веселья компании приезжих это оказалось полной неожиданностью. Зигфрид тоже был удивлён.
- А ведь только начали веселиться, и золото ещё не всё раздали, - посетовал он.
- Зато в один день объели и загадили весь Изенштайн, - сказал Данкварт так тихо, чтобы господа не услышали.
- Достаточно, нам пора домой, - голос Гунтера был неподдельно твёрд. - Тебе придётся повелеть своим людям уйти, Зигфрид.
- Жаль, не погуляли ещё толком… Да ладно, - вздохнул Зигфрид. - Им это не понравится, но они всегда мне послушны. Уйти так уйти. Но жаль.
- Думаю, и тебе хотелось бы поскорее вновь увидеть Кримхильду, - напомнил Гунтер.
- Да, моя Кримхильда…, - рассеянно сказал Зигфрид.
Сборы прошли быстро. Гунтер объявил регентом дядю Брюнхильды; тот, чувствуя на себе взгляды дорогих племянников, не слишком показывал радость. Помятые, разочарованные прерванным весельем вояки нестройной толпой вышли к пристани, наблюдая последние приготовления.
На борт относили необходимую поклажу. Гунтер, стоя у мостика, в последний раз созерцал замок Брюнхильды, похожий на древний монументальный склеп, мрачный и бесформенный. В лучах солнца он казался чуждым и заброшенным.
Брюнхильда вышла в сопровождении нескольких девушек, которых она брала с собой в Вормс. Она сохранила свою гордую поступь и осанку, но стала будто меньше ростом, лицо осунулось, взгляд был пустым. После короткого, равнодушного прощания с родными она позволила Гунтеру взять её за руку. На мгновение Гунтер побоялся, что сейчас в ней проснётся былая сила, но нет - её рука была слабой, как у любой хрупкой девушки. Вместе они поднялись на борт.
Сильный ветер надул парус, ладья быстро отошла от берега, и тут стало ясно, что верные люди у Брюнхильды всё-таки оставались - вслед раздался громкий не то стон, не то вопль. Брюнхильда метнулась было к борту, но вдруг поникла и безмолвно ушла внутрь корабля.
6.
Путь назад обещал быть более быстрым - корабль был многовесельным; гребла изенштайнская команда, которой, впрочем, постоянно приходилось об этом напоминать. Зигфрид решил, что путь в Вормс должен быть очень радостным, поэтому постоянно то запевал песни, то что-нибудь рассказывал. Гунтеру и Брюнхильде был предоставлен возведённый на палубе шатёр, но вместе они там не бывали подолгу. Днём Гунтер предпочитал стоять у борта, задумчиво глядя вперёд, либо медленно прохаживаться; его нередко подзывал к себе улыбающийся Зигфрид, говорил, какой великий подвиг они совершили и какую немеркнущую славу теперь приобретут. Гунтер слушал, но что-то воодушевления на сей раз не возникало. Половина слов Зигфрида проходила мимо него, а когда тот принимался считать собственные подвиги, загибая пальцы, у Гунтера всё невольно холодело внутри. Но два пальца загибались без комментариев, и только это утешало.
Была десятая ночь пути. Гунтер одиноко сидел в шатре, погружённый в безрадостные мысли, когда к нему зашёл Хаген.
- Ты спишь хоть когда-нибудь? - бросил ему Гунтер.
- Вам тоже не спится, мой король.
- Садись, раз пришёл, - уныло сказал Гунтер, и Хаген уселся напротив. - Она всё ещё там?
- Да. У правого борта.
Гунтер вздохнул. Это повторялось каждую ночь - Брюнхильда выходила на палубу и стояла, вцепившись в борт и глядя в воду.
- Ты бы лучше присмотрел за ней, Хаген.
- Сейчас есть кому наблюдать, кроме меня.
Гунтеру не первый день хотелось с кем-нибудь поговорить по душам, но Хаген казался не самым подходящим собеседником. Но менее неподходящего не было вообще.
- Знаешь, когда я отправлялся в Изенштайн, то не так всё это себе представлял.
- Что теперь сожалеть о том, что уже случилось, - голос Хагена прозвучал неожиданно тоскливо, и Гунтер понял, что ничего себе в утешение не услышит. Он снова вздохнул.
- Ты тоже чем-то озабочен, Хаген.
- Думаю о том, что творится сейчас в Изенштайне.
- Забудь… Доберёмся до Вормса, там решим, что делать.
- Какую головную боль мы себе нажили, мой король.
«Знал бы ты, в чём самая большая головная боль», - подумал Гунтер. Ему сделалось так тягостно, что он решил сменить тему.
- Скоро конец пути. Надо подготовить встречу. Сойдёшь на берег и отправишься верхом в Вормс, сообщишь Герноту, моей матери и прочим, чтоб нас встретили должным образом.
- Я не поеду.
- Хаген…
- Я останусь охранять вас и королеву. Пусть лучше Зигфрид будет гонцом. Хоть невесту свою повидает, что ли.
- Господи, я же сестру за него выдал, - сказал Гунтер так, будто для него это было открытием.
Хаген сочувственно посмотрел на него.
- Вам надо отдохнуть, мой король.
- Да-да… Но останься ещё ненадолго.
Гунтера разобрало повести бестактный разговор, но он не знал, с какой стороны подойти.
- Поговори со мной откровенно, Хаген.
- О чём?
- Ты ведь был женат, у тебя есть опыт.
Вид Хагена сразу стал таким отчуждённым, будто он в момент выстроил перед собой стену. Гунтер, недолго поколебавшись, задал вопрос в лоб:
- Как ты смог завоевать свою жену?
- Но я её не завоёвывал, завоевали франки, а я выкупил.
- Я знаю, я не о том. Скажи, она... любила тебя?
- Она была мне хорошей женой, - было очевидно, что поддерживать беседу Хаген не желает. Гунтер всё же спросил:
- Как ты этого добился?
- Так получилось.
Да, нашёл я кого об этом спрашивать, подумал Гунтер. В конце концов, пленница могла быть просто благодарна Хагену за то, что он снял с неё позор. Да, умён был чёрт, хотя тогда, объявив о своём намерении жениться на выкупленной военной добыче, он немало всех удивил. Удивил, но в то же время и успокоил, ибо многие боялись, что Хаген захочет себе в жёны знатную бургундку, а такого, при всех уже имевшихся его заслугах, ни один отец своей дочери бы не пожелал. Гунтер тоже не хотел повторять ошибку Гибиха, устроившего неравный и противоестественный брак отца Хагена с матерью Данкварта; так что у всего Вормса гора с плеч свалилась, как разнеслась весть, что Хаген нашёл себе жену на стороне и, значит, не станет посягать на чистых и благородных бургундских дев. Никто при дворе не знал ту женщину, только самому Гунтеру Хаген счёл нужным её представить. Кажется, её звали Рейна… не Рейнхильда, не Рейнгарда, а именно Рейна; там, откуда она родом - пояснял Хаген - это имя означает «королева», и род её ещё более знатен, чем у него самого. Трудно, правда, было увидеть «королеву» в худосочном существе с обрезанными волосами, что не мог скрыть даже головной платок, который ей, видимо, повязал, как сумел, сам Хаген, но да чёрт разберёт с этой знатью позапрошлых веков, давно покрытой несмываемым позором. Больше супруга Хагена никогда не появлялась в Вормсе, а когда Гунтер, объезжая как-то Бургундию, остановился в Тронеге, то был удивлён, увидев приятную на вид, спокойную женщину с умными чёрными глазами, даже величественную - может, из-за того, что она была тогда беременна. В Вормсе поговаривали, что Хаген нашёл себе жену, сообразную ему - и слава Богу, но всё же было в этом нечто почти оскорбительное. Получалось, что Хаген дорожит своей отдельностью и не торопится стать при дворе полностью своим - чего ему, конечно, и не позволили бы, но чтобы так демонстративно пренебречь светлейшими красавицами Бургундии ради потасканной военной добычи сомнительного происхождения… Были тогда украдкой разговоры про нечистую кровь, но вскоре большинство забыло о существовании жены Хагена, только с женской половины доходили порой скверные слухи о демонице со звериными лапами и хвостом, которые безуспешно пыталась пресечь Ута. Да, прав был Хаген, что не брал жену ко двору, сожрали бы её там…
- У вас и детей не осталось.
- Что теперь вспоминать об этом.
- И кому достанется Тронег?
- Наследникам Данкварта.
- Но ты сам не желаешь продолжить свой род?
- Мой король, прошу избавить меня от этих расспросов.
- Твоя надменность, Хаген, не идёт тебе на пользу.
- Простите. Но этот разговор ни к чему.
- Всё же меня занимает один вопрос, - Гунтера будто что-то осенило. - Как я помню, ты женился не сразу после того, как взял её в свой дом?
- Я ждал три месяца.
- Признайся честно, - Гунтер понизил голос, - неужто всё это время ты не прикасался к ней?
- Нет, - сухо ответил Хаген. - Так было надо. Теперь позвольте узнать, к чему эти вопросы.
- Да ни к чему, Хаген… Забудь, - он вымучил невесёлую улыбку.
Они помолчали. Гунтер вновь принял тусклый вид.
- Вас что-то тревожит, мой король?
- Ты сам видишь, что творится, - сказал горестно Гунтер.
Хаген не ответил.
- Но ведь она станет королевой Бургундии! Это не какой-то там жалкий Изенштайн…, - Гунтер поник и сжал рукою лоб. - Ты прав, надо отдохнуть. У меня до сих пор голова кругом после всех приключений.
- Не думайте пока ни о чём и постарайтесь выспаться, - произнёс Хаген. - За королевой я посмотрю.
Когда он вышел, Гунтер бессильно свалился на постель. Брюнхильда всё ещё там… Ну и чёрт бы с ней, хотя бы на этот раз. Хаген вообще три месяца к своей жене не подходил… А ведь разумно, подумал Гунтер, если берёшь в жёны ту, что уже не девица - когда она понесёт, надо быть уверенным, что от тебя, а не от кого другого… Внезапно Гунтера бросило в пот - он вспомнил свою вторую брачную ночь.
Ведь он так толком и не знает, что там произошло. Была ли Брюнхильда девственной, когда досталась ему? Слишком он переволновался в ту ночь, настолько, что теперь ничего с уверенностью сказать не мог. Конечно, Зигфрид обещал, Зигфрид не мог, Зигфрид столь благороден, что…. И это он, Гунтер, сам запустил его в свою спальню…
Гунтер со стоном уткнулся в подушку, желая, чтоб его сейчас же поглотила бездна. Мало ему было позора, чтобы возникла ещё и такая беда? Он ощутил всем телом качку, к которой давно привык, и вместе с ней тошноту. В то же время в голове будто развеивался туман. Он даже захотел выйти к Брюнхильде, но не смог переселить какого-то неудобного чувства. Оставалось пожелать себе поскорее заснуть и забыть обо всём.
Хаген нашёл Брюнхильду стоящей неподвижно на прежнем месте. Голова её была непокрыта, ветер шевелил её волосы, казавшиеся длинными тёмными змеями.
- Моя королева…
Она подняла на него тяжёлый взгляд и отошла от борта, но не направилась в шатёр, а удалилась на нос. Хаген подумал, что лучше не спугивать её дважды, и сел, прислонившись к борту и не сводя с неё глаз.
- Стережёшь? - присел рядом с ним Данкварт.
- А что делать, - мрачно сказал Хаген.
Ветер был попутный. С нижней палубы доносилось утомлённое бормотание: «Зигфрид! Зигфрид! Жизни весна!» - это гребцы снимали усталость песней, видимо, слышанной ими от ксантенцев в Изенштайне.
***
Зигфрид поначалу отказывался быть гонцом, но Гунтер так настаивал, что именно он первый должен принести добрую весть, что герой согласился. Он доскакал до Вормса и, представ перед Гернотом, радостно сообщил, что скоро сюда привезут бургундскую королеву.
Гизельхер счёл нужным немедленно проводить Зигфрида к сестре.
- Она так исстрадалась за эти дни, - говорил Гизельхер, пока они шли по коридору. - Плачет постоянно, повторяет, что никому не нужна. Мы её утешаем, как можем, но бесполезно. Она чего-то сильно боится…
- За Гунтера своего переживала? Ох уж эти женские страхи. Ведь с ним был я!
- Она вас то и дело звала.
- Вот я и явился!
Лицо Зигфрида озарилось, и он вошёл в покои Кримхильды.
- Вот и я, солнце моё!
Не успела она подняться ему навстречу, как он схватил её и так стиснул в объятиях, что она задохнулась.
- Как я рад тебя видеть, дорогая!
- Зигфрид..., - прохрипела Кримхильда.
Он выпустил её, и она почти упала в кресло, вытаращив глаза и переводя дух.
- Вот как крепко я буду тебя обнимать, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю. А что ты такая невесёлая? Ты плакала? Посмотри, как слёзы портят твоё лицо, - он повернул к ней зеркало. - Моя жена не должна плакать. Я хочу видеть тебя всегда счастливой!
- Ты доставил мне много тревог, Зигфрид, - произнесла она нетвёрдым голосом, и в её глазах появился укор.
- Неужели ты за меня боялась? Глупышка, всё было хорошо! Улыбнись же!
Кримхильда слабо улыбнулась, но взгляд оставался безрадостным.
- Ты покинул меня, Зигфрид…
- Только чтобы поскорее вернуться! Вот, я же снова здесь!
- Но так неожиданно…
- Не ной, милая. Всё, что я делал, я делал только ради тебя.
- Я не понимаю, каким образом это могло быть ради меня.
- Не понимаешь? - он снисходительно улыбнулся ей. - Да и не думай об этом. Потом поймёшь, а пока просто верь! - герой сиял как солнце, так что трудно было не верить ему.
Она дотронулась до его руки:
- Расскажи, как всё было.
- Долго рассказывать, - отмахнулся Зигфрид. - Потом как-нибудь, ладно?
- Но скажи, эта Брюнхильда… она действительно такая… жестокая?
- Теперь она смирная и будет слушаться твоего брата. Скоро они прибудут и их нужно будет встретить.
- Я приду.
- Приготовь свой самый лучший наряд, чтобы все видели, какая ты у меня красавица. И смотри, чтоб никаких больше слёз! - шутливо пригрозил он, и едва Кримхильда успела открыть рот, чтобы сказать что-то, как он уже соколом выпорхнул из комнаты. Она смотрела на дверь, скорее сбитая с толку, чем обрадованная, и только мысль о том, что надо готовиться к встрече, помогла ей собраться с духом.
Весь двор выстроился у пристани, где стояла ладья. Кримхильда, в ярко-зелёном платье, приковывала к себе внимание, но сама изнывала от неудобства - нечасто приходилось ей сидеть в седле, и она была рада, когда ей помогли спешиться, чтобы она встретила королевскую невесту.
С корабля был спущен мостик; Хаген и Данкварт расстелили на нём свои плащи, и появилась Брюнхильда. По толпе пронёсся вздох, Кримхильду же охватило одновременно удивление и чувство облегчения. Слова «прекраснейшая женщина на земле», все эти дни сверлившие ей мозг, создали в её воображении образ воздушного создания, едва касающегося земли, с золотистыми, как у Зигфрида, волосами и прозрачной кожей. По сравнению с таким светлым идеалом реальная Брюнхильда показалась грубо-плотской, как смертный грех. Всё же Кримхильда не сдержалась проследить, куда смотрит Зигфрид, но тот сиял взором и улыбкой просто куда-то вперёд, будто не существовало в этот момент на свете никого, кроме него.
Гунтер и Брюнхильда сошли на берег. Кримхильда заметила, что у изенштайнки тяжёлая поступь и пугающе каменное лицо. Обе женщины обнялись и поцеловали друг друга, и Кримхильду взяла дрожь - она будто поцеловала мертвеца.
Затем к Брюнхильде подошла королева Ута, Гунтера встретил Гернот, но больше встреча не интересовала Кримхильду. Когда её вновь усадили на коня и вся процессия поехала в город, Кримхильда несколько раз бросила взгляд на Брюнхильду и решила для себя: «Ведьма». И Гунтер, несомненно, околдован - случайно ли выглядит как пыльным мешком пристукнутый. Зигфрид, ехавший рядом с Кримхильдой, широчайше улыбался всем, а в толпе пошли разговоры о том, какая из двух дам прекраснее. Возможно, Кримхильда утешилась бы, узнав, что многие отдали предпочтение ей, найдя, что изенштайнка хоть и красива, но есть в ней что-то чуждое и холодное, тогда как бургундская принцесса мила и очаровательна, а рядом с Зигфридом смотрится нежнейшей голубкой.
На пиру обе королевские пары сидели друг напротив друга. Шпильман Фолькер не нашёл ничего лучшего, кроме как спеть длинный нравоучительный шпрух про добродетельных жён и поскорее занять место за столом.
- Что ж ты не стал петь хвалу каждой из невест? - спросил у него Хаген.
- Э, нет, - ответил Фолькер. - Если одной покажется, что другую похвалили больше, то она обидится, а виноват буду, разумеется, я… Знаешь историю про пастуха, к которому пришли три дьяволицы под видом языческих богинь и потребовали выбрать прекраснейшую из них?
- Расскажи.
- Да там рассказывать особо нечего, глупость одна, - с видом знатока заверил шпильман, берясь за кусок грудинки. - У них было яблоко, на котором так и было написано - «прекраснейшей» - и вот из-за него они и разругались и велели пастуху разрешить их спор. Пастух сперва растерялся, так как все они были по-своему хороши, и тогда каждая стала обещать ему награду, лишь бы он выбрал её.
- Какой тогда был смысл в споре, если выигрыш покупался?
- Спроси что-нибудь полегче. Да впрочем, разве и среди людей иным не всё равно, каким образом оказаться первым, - Фолькер шельмовато улыбнулся, и Хаген подавил смешок. - Так вот, пастух отдал яблоко Венере, потому что она обещала ему любовь прекрасной Елены, несмотря на то, что была та Елена замужем... И из-за такой-то чепухи, представь, потом разгорелась война. Слышал про падение Трои?
- Немного. Трудно поверить, до чего может довести один влюблённый олух. А что бы сделал ты на месте того пастуха?
- Я? Разрезал бы яблоко на три части и дал бы каждой по куску, а для споров своих пусть поискали бы себе другого дурака, - нахально заявил шпильман.
- Молодец, - засмеялся Хаген, и они стукнулись кубками.
Гунтер, в родном доме почувствовавший себя уверенней и важно восседавший на троне, вдруг заметил слёзы на лице Брюнхильды.
- Что с тобой, дорогая?
- Кому ты отдал свою сестру, Гунтер, - тихо сказала она.
Гунтер, довольный уже тем, что она с ним заговорила, спокойно ответил:
- Зигфрид - король, и я ничем не унизил свою сестру. К тому же он великий герой.., - он прервался, вспомнив первый день в Изенштайне, и у него сразу испортилось настроение.
- Тебе не жаль её красоты и невинности, - голос Брюнхильды был еле слышен, но сильно уязвил Гунтера.
- Прекрати, жена. Не время выяснять отношения.
Брюнхильда опустила голову, кусая губы, но слёзы, будто давно сдерживаемые, продолжали течь по её лицу.
- Ты должна сейчас радоваться. Все мои земли, все эти люди - всё теперь твоё! Ну же, Брюнхильда, на нас смотрят, - увещевал её Гунтер, чувствуя своё полное бессилие.
- Печальна что-то наша королева, - заметил Фолькер. - А ты, Хаген, слишком много смотришь в её сторону…
- Это теперь наша госпожа, - сказал Хаген, не сводя с Брюнхильды изучающего взгляда, - и я всё ещё не понял, какой она будет для нас.
- Сразу этого никогда не поймёшь. Внешность бывает обманчива, и красота суетна, а нрав… Время покажет.
- Одно понятно сразу - допировались мы на этот раз до очередной войны, - вклинился Данкварт. - Знал бы ты, друг Фолькер, какой бардак мы развели в Изенштайне…
Фолькер понимающе кивнул.
- По правде сказать, он и здесь сейчас какой-то бардак, - тихо сказал он.
- Оба вы правы, - угрюмо произнёс Хаген. - Давайте за то, чтобы не стало ещё хуже.
- Звучит слишком мрачно, Хаген. Давайте за то, чтобы гости скорее по домам разъехались? - хитро прищурился шпильман, подняв кубок.
- О да, вот это верно, - поддержал Хаген.
Они выпили вместе, и Ортвин, которому Данкварт подал знак, даже перегнулся через стол, чтобы чокнуться с ними.
***
Брюнхильда согласилась на крещение, хотя приняла таинство с нескрываемым безразличием. Зато королева Ута, которой сделалось дурно при известии о том, что сын женился на некрещёной, теперь успокоилась и даже стала смотреть на невестку благосклоннее.
Зигфриду же пора было уезжать с молодой женой в Ксантен, по поводу чего он принёс бургундам тысячу извинений.
- Славно я у вас погостил, но дальше нельзя, - говорил он с виноватой улыбкой. - Ничего не поделать, пора домой. Но я не забуду, какое отличное время я тут провёл! И веселье, и славные подвиги, и красавица-жена в придачу!
Он умильно смотрел на Кримхильду, и она опускала глаза в пол, не то в смущении, не то в задумчивости.
Когда Зигфрид сообщил Гунтеру и его братьям, что уже велел готовить коней, Кримхильда попросила его не спешить так.
- Нам надо немного задержаться, пока Гунтер не выделит мне земли.
Зигфрид с недовольством посмотрел на своих шуринов.
- Что за странные мысли?
- Мы хотим выделить нашей сестре достойное приданое, - почти взрослым голосом прогудел юный Гизельхер.
- Моя жена не захочет брать ваших земель.
- Но, Зигфрид…, - начала было Кримхильда.
- Моя жена не захочет, - повторил Зигфрид таким тоном, что Кримхильда испуганно смолкла.
- Вижу, что вы щедры, - тут же добродушно улыбнулся герой. - Но я лучше знаю, как добыть себе новые земли. И тем более, как сделать счастливой мою жену. У неё ни в чём недостатка не будет. Она теперь великая королева!
Кримхильда, сглотнув, тихо сказала:
- В Бургундии, кроме земель, есть и немало храбрых воинов. Не откажись, Зигфрид…
- Воины? Это другое дело! - просиял Зигфрид. - Лишними не будут, возьму.
- Мы выделим тебе часть своих людей, сестра, - сказал Гернот. - Скажи, может, у тебя есть свои пожелания? Хотела бы ты кого-нибудь видеть при своём дворе?
Кримхильда подняла глаза и негромко, но твёрдо произнесла:
- Хочу, чтобы со мной поехал Хаген фон Тронег с его людьми.
Зигфрид расхохотался. У Гунтера вытянулось лицо.
- Как, Хаген?... Что ж… Пришлите его сюда, - обратился он к слугам и переглянулся с Гернотом, но и тот выглядел обескураженным.
- Только таких подданных мне недоставало, - веселился Зигфрид, и Кримхильда покраснела с мучительным выражением лица.
- Благоразумный выбор, сестра, - сказал Гунтер, нервно постучав пальцами по подлокотнику. - Может, ты ещё кого-нибудь пожелаешь?
Она чуть призадумалась и ответила:
- Ортвина Мецского.
- Ты решила забрать цвет нашего королевства, - натянуто рассмеялся Гернот.
Тут распахнулась дверь, и вошёл - или, скорее, ворвался - Хаген с перекошенным в гневе лицом.
- Мой король, что за нелепую весть я получаю якобы от вашего имени? Сегодня, слава Богу, не День дураков...
- Успокойся, - сказал ему Гунтер. - Моя сестра пожелала, чтобы ты со своими людьми поехал с ней в Ксантен.
- Что?
- Придётся тебе собираться в путь.
Хаген вскинул голову.
- Король Гунтер НЕ ИМЕЕТ ПРАВА никому меня уступать, - произнёс он, не глядя ни на кого, но все ощущали на себе блеск надменного чёрного глаза. - Пусть едет в Ксантен кто угодно, но я и мои люди останемся здесь.
- Хаген, что за дерзость! - возмутился Гернот, тогда как Гунтер потерял дар речи.
- Ты оскорбляешь нашу сестру! - воскликнул Гизельхер, пустив «петуха».
Хаген перевёл взгляд на Кримхильду и уже спокойнее сказал ей:
- Простите, принцесса, но вы не знаете наших обычаев. Наша верность принадлежит лишь одному королю. Ищите себе других людей на службу.
- Она уже не принцесса, а королева, - заявил Зигфрид.
- Но я обещал сестре.., - неуверенно произнёс Гунтер.
- Не надо, - тусклым голосом прервала его Кримхильда - Пусть он остаётся.
- Хорошо, кого же нам тогда передать тебе? - спросил Гернот.
- Мне всё равно.
- Хм..., - Гернот замялся. - Что ты скажешь про маркграфа Эккеварта?
- Пусть будет он, - безразлично сказала Кримхильда.
- Мы немедленно отправим ему весть. Он послушается.
- Вот и славно, - порадовался Зигфрид. - Ну а раз наш отъезд задерживается, то пойдём к себе, побудем вдвоём, милая. Я насмотреться на тебя не могу.
Он схватил её под руку и увёл.
Гернот и Гизельхер тоже удалились, Хагену же Гунтер велел остаться, думая, что должен сделать ему выговор за дерзость.
- Что-то ещё, мой король? - спросил Хаген. Его глаз блестел почти с вызовом.
- Да. Должен тебе сказать, что…, - Гунтер в упор посмотрел в надменное лицо своего советника и вдруг произнёс: - Я очень рад, что ты остаёшься.
Хаген приподнял бровь, блеск единственного глаза стал мягче.
- Наш договор не может рухнуть по чьей-то прихоти, мой король.
Гунтер разрешил ему сесть.
- Надерзил ты, конечно, сверх меры, но… Я не хотел предавать тебя.
Хаген слегка улыбнулся, и Гунтеру стало спокойнее.
- Поедешь теперь в Тронег?
- Буду ждать военных сборов. Мы оставили в Изенштайне полный разброд.
- Это верно, - сказал Гунтер, вспомнив, однако, не про Изенштайн, а о Брюнхильде. Сегодня она не выходила из комнаты, сказавшись больной. Ортруна призналась ему, что королева всю ночь стенала и выла как безумная и билась руками о стену, словно заключенная в темницу…
- По крайней мере, теперь нам никто не будет указывать светлый путь к подвигам, - сказал Хаген.
- Тоже верно, - вынырнул Гунтер из тягостных мыслей. - Знаешь, Хаген, меня не оставляет одно странное ощущение. Помнишь, как во время саксонской войны - не последней, а самой первой - на нашем пути вдруг спустился такой туман, что ни зги не было видно. Ты, Данкварт и другие настаивали тогда, что надо остановиться…
- Потому что дальше месить грязь было невозможно.
- Мы и остановились. А когда туман развеялся, оказалось, что мы в каких-то двух шагах от гнилого болота, - Гунтер вздохнул и помотал головой. - Ещё немного, и нас бы затянуло.
- Зато успели вымазаться по уши в грязи, - деланно спокойно сказал Хаген, и Гунтер бросил на него быстрый взгляд.
- Дело даже не в этом, - король горько улыбнулся. - Тогда, блуждая в потёмках, никто из нас не думал, что озарён солнцем.
Хаген полуприкрыл глаз. Гунтер, не глядя на него, приглушённо спросил:
- Как ты думаешь, заживём мы по-прежнему?
- Я желал бы этого, мой король.
- Помнишь, как славно мы жили раньше? - Гунтер слегка оживился. - Даже с самыми неприятными событиями всё было как-то… вполне по-человечески… Взять хоть ту войну. Какой тогда мне, юноше, катастрофой казалось первое поражение. Оно и было бы для меня концом, если бы ты не добыл мне коня, на котором можно было сбежать…
- Не самые для вас приятные воспоминания, - заметил Хаген.
- По прошествии времени на всё смотришь по-другому. Помнишь, мы с тобой скрывались в какой-то грязной таверне, и ты увещевал меня, что это ещё не конец, что мы можем вновь собрать силы и ударить по врагу, и что исход одного сражения не обязательно считать исходом войны, ибо в прежние времена так не бывало… Ты ведь прав оказался, чёрт, - Гунтер засмеялся сам себе, увлечённый воспоминаниями. Перед его глазами живо предстала та самая вонючая забегаловка, Хаген, сидящий напротив - ближе, чем сейчас, - его уверенно блестящие чёрные глаза, его низкий голос, объясняющий, как можно собраться и победить врага… Он не призывал верить в него, не говорил о великих подвигах, не обещал немеркнущей славы… О бесчестье, правда, всё же упомянул, как о том, чего они не стерпят… Гунтер поднял взгляд на Хагена; глаз у того теперь был только один, но смотрел он мягко и понимающе, как Гунтер давно уже не видел.
- Да хранит Господь Бургундию, - сказал король. - Потрепали нас последние приключения хуже всякой войны… Ступай, Хаген. Ты свободен.
Хаген поклонился ему, слегка задержавшись при этом, и вышел, оставив короля наедине со своими мыслями.
В коридоре Хагена встретил взбешённый Ортвин.
- Ты представляешь, какой идиотский розыгрыш мне устроили? - кипятился он. - Будто мы с тобой должны ехать с Зигфридом в Ксантен. Нет, ты представь!
- Ложная угроза. Мы остаёмся.
- Ещё бы я здесь не остался! - Ортвин заметил приближающихся Данкварта и Фолькера и накинулся на последнего:
- Ну, шутник, если это твоя работа…
- Скажите в чём вина моя, прежде чем убивать, - поднял руки шпильман.
- Ты ни при чём, - сказал Хаген. - Дело в королевском приказе.
Ортвин устрашающе выкатил глаза.
- Что?!
- К королевским приказам я непричастен, вот те крест, - Фолькер шутовски перекрестился.
- Ничего страшного, Ортвин. Вместо нас едет маркграф Эккеварт.
- Ну и дела, - выдохнул Ортвин. - А кому его марка достанется? Зигфриду подарят, что ли?
- Типун тебе на язык, - пнул его локтём Данкварт.
- Слушайте, я не для того вас ловлю по всему замку, чтобы выяснять непонятно что, - прервал их шпильман. - У нас же такой повод выпить!
- Тебе и повода не надо, - огрызнулся Ортвин, всё ещё злой как чёрт.
- Но не каждый же день выпадает провожать в последний путь… то есть, извиняюсь, прощаться с величайшими из героев!
Хаген и Данкварт рассмеялись.
- Должен тебя разочаровать, - сказал Хаген, - но прощаться будем немного позже. Но я был бы рад с тобой посидеть. Скоро снова в поход, кто знает, когда ещё нам выпадет случай.
- Вы с нами? - обратился шпильман к Данкварту и Ортвину.
- А, чёрт с тобой!
Все четверо удалились.
***
В день отъезда на Кримхильду внезапно накатила тоска. Обнимая родных на прощание, она обливалась горькими слезами и с трудом разрывала объятия. В ответ расплакалась Ута, причитая, что у неё всё сердце изболится, и сопровождающие её дамы взялись плакать за компанию.
- Ну вот, пошли слёзы и сопли ручьями, - добродушно комментировал Зигфрид. - Перестань, ты же едешь к своему счастью!
- Но, Зигфрид, это мои родные, - с упрёком произнесла Кримхильда. - Я буду очень скучать…
Она не удержалась, чтобы не обнять в очередной раз своего любимца Гизельхера, которого она некогда качала в колыбели и пела ему песни, и который теперь был почти мужчиной. Возможно, она больше никогда его не увидит…
- Достаточно, так мы вовек не уедем, - объявил Зигфрид. - Пора в путь!
Кримхильду усадили на коня. Зигфрид отказался ехать по Рейну, что Кримхильду поначалу обрадовало, так как от реки её только тошнило, но сухопутная дорога верхом оказалась очень для неё утомительной. На ночь процессия останавливалась и разбивала лагерь, и Кримхильда падала полуживой, с кружащейся головой и затёкшим телом, и при этом ещё Зигфриду хотелось любви. Иногда он, впрочем, ограничивался тем, что садился рядом с ней, пристально глядя немигающим взглядом до тех пор, пока Кримхильда не начинала волноваться, не вскочила ли у неё бородавка на лице, и потом заявлял:
- А ты действительно первая красавица на земле.
Когда Ксантен был уже близок, Зигфрид отправил в город вестников. Уже по приближению к городу Кримхильда заметила толпу людей, размахивающих зелёными ветками и что-то нестройно гудящих.
Зигфрид гордо обернулся к ней:
- Видишь? Это в честь нас, дорогая!
На улицах города их также встречала толпа, кидающая ветки им под ноги и что-то поющая, но пели так вразнобой, что Кримхильда ничего не могла разобрать и только чувствовала себя оглушённой.
- Никогда эти чурбаны неотёсанные не научатся петь как следует, - пренебрежительно бросил Зигфрид, но велел своим людям осыпать горожан золотом.
Они проехали через весь город. Амфитеатр, оставшийся со времён римлян, не слишком впечатлил Кримхильду - так, груда камней, зато мрачный и суровый собор поразил - от него будто исходила какая-то сила.
- Собор святого Виктора, - пояснил ей Зигфрид. - Самое святое место в нашем городе. Виктор означает «победитель». Он убил дракона.
- Так это храм в честь тебя? - вырвалось у Кримхильды.
Зигфрид рассмеялся.
- Ты что! Он же давно умер! Там хранятся его мощи.
Кримхильде стало стыдно - как она могла сморозить такую несусветную глупость. Подъехали к замку; он был намного скромнее вормсского, а на воротах красовалось грубое изображение всадника, пронзающего змея.
- Это святой Георгий? - робко спросила Кримхильда.
Зигфрид снова рассмеялся.
- Глупышка, это же я!
- Но ты убил дракона совсем не так.
- Какая разница! - неожиданно резко сказал Зигфрид, и Кримхильда невольно сжалась.
Она устала с дороги, и мечтала только о том, чтобы помыться и лечь отдохнуть. Но едва ворота замка отворились, как обнаружились выстроившиеся в ряд шпильманы с разными музыкальными инструментами, в один момент дружно грянувшие:
- Зигфрид ты наш лучезааааарный…
Конь Кримхильды отпрянул и едва не сбросил её. Зигфрид со смехом поймал его под уздцы.
- Что это? - прокричала Кримхильда, обхватив коня за шею; хор полностью заглушал её.
- Почести при встрече, милая! - задорно выпалил Зигфрид.
Пока они спешивались, шпильманов сменили девушки, серебристыми голосами поющие: «Heil dir, Siegfried, siegendes Licht! Heil, strahlendes Leben!» , и у Кримхильды сердце немного перестало выпрыгивать из груди. Под такое пение они вдвоём вошли внутрь, и Зигфрид, к ужасу Кримхильды, повёл её в тронный зал.
- Мне надо переодеться, - жалобно сказала она.
- Да подожди! Завтра всё будет как надо, а сейчас я тебе кое-что покажу.
Они вошли в зал, где находилось два высоченных трона.
- Видишь? Один из них - для моей королевы. Тебе высоковат будет, но привыкнешь. Давай, не делай такое кислое лицо, - он слегка подтолкнул Кримхильду, и она, почти повиснув на его руке, дошла до трона и села рядом с Зигфридом.
Перед ними возникли трогательные детишки, нескладно пропищавшие что-то о том, что Зигфрид всегда живой.
- Слышишь? - он довольно посмотрел на Кримхильду. - Я всегда буду с тобой, солнце. Ты теперь величайшая из королев, потому что ты моя жена и я тебя люблю. Понимаешь?
Кримхильда взглянула в его глаза - только в пути, постоянно видя его близко, она заметила, что они на самом деле не меняются, могут только посветлеть, но каким бы ни было выражение лица, они остаются по-змеиному пустыми. Так и сейчас, когда он улыбался, они не выражали ничего, только вгоняли в дрожь. Внезапно всё поплыло перед взором Кримхильды, спустилась густая пелена, через которую различалось только лицо Зигфрида - и Кримхильда, похолодев, судорожно улыбнулась ему в ответ.
____________________________________________
Сноски не проходят, придётся писать отдельно.
"Aus der Heimat..." - из стихотворения Й. фон Эйхендорфа "На чужбине". Существует песня Р. Шумана на эти стихи.
"Drei Lilien" - немецкая народная песня.
"Кто на свете всех сильней?" - песня в честь Кощея Бессмертного из фильма-сказки "Там, на неведомых дорожках".
"Heil dir, Siegfried.." - из оперы Р. Вагнера "Гибель богов".
Свидетельство о публикации №214090101387
от опуса, на который случайно набрел. Вы уж извините, Хайе, что воспользовался Вашим текстом, как лекарством, действенным, кстати))))
Всего вам доброго,
с благодарностью,
Дмитрий Шапиро 21.04.2018 18:47 Заявить о нарушении
Спасибо большое, Дмитрий!
Хайе Шнайдер 21.04.2018 20:02 Заявить о нарушении