Вася-телепат

Вася-телепат.

Вы помните первый сон в жизни? А Вася помнит. Вот какой: отовсюду крики «остановись, Васька!», «стой, гад, стой!», в ушах звенит, тяжелая удушливая комната чернеет сквозь реснички полуслипшихся век. Вася мечется, то просыпаясь то окунаясь в сон, в приоткрытых глазах проявляется картинка: он во всю прыть шлепает босиком по поляне, запах фекалий и травы то и дело доносится невесть откуда, то снизу, то сбоку – Вася обделался от страха – а за ним несётся кодла мальчиков с палками и камнями, и все бугаи озверелые - за что они его? - ничего плохого не сказал, что услышал, то сказал! - веки слипаются и … хлоп! Васька открывает глаза, вот он дома, в креслице, где и заснул, ноги на спинке, наперевес; мокрый, перемазанный слюной и слезами, а вокруг свистящая тишина. Неужели сейчас заснуть и снова все увидеть? Нет-нет-нет!
***
Среди жителей Васькиного дома кого только ни набралось: грузчики, слесари, водители, медсестры, и все больше пьяницы, как не спиться? В угловой квартирке верхнего этажа жил и он.
Вася целыми днями торчал на кухне и поедал гороховый суп с копченостями, если сестра Динара готовила. Мать же готовить вообще не желала, а сына не любила, как не любила и дочь, и, поговаривали, ходила к любовнику в соседний дом; а в целом ничего из себя не представляла и из гущи обывателей не выделялась. Отец, великовозрастный бездельник, тоже ничем, кроме гипертрофированной лености, не выдавался (мог бы спиться, как и все, но пить было тоже лень). Кто передал мальчугану замечательный дар – непонятно. Впрочем, можно предположить, что способность Вася заполучил от бабушки, Алисы Сергеевны, которая в молодость свою слыла ведьмой, промышляла спорными предсказаниями погоды и смертей (по большей части не сбывавшимися), за что была изгнана из родного Альметьевска и обосновалась в Москве, и которая под старость рехнулась окончательно и не узнавала даже сына, Васькиного отца. Один случай из жизни мальчика, который особо эзотерические личности могут записать в счет источников Васькиного дара, связан именно с бабушкой.
Васятка, прежде чем проявил свой дар, был непоседа и затейник, только вот затеи заключались в том, чтобы подкрасться и напугать. Напугал так маму, отца, который даже с кровати свалился. Алиса Сергеевна, уже в легком помутнении рассудка, усугубляемом тайным потреблением вина и папиросами, как-то нежилась под солнечными лучами в кресле на балконе, а внук таился за дверкой. Когда она окончательно разомлела и в блаженстве прикрыла глаза, Вася по какому-то сверхъестественному наитию ощутил, что вот он, момент, и, подкравшись к самому креслу, ухватил бабушку ручонками за левую ляжку. Надо сказать, что момент для реализации замысла Вася улучил самый верный - бабуля перепугалась до того, что подскочила в кресле и охнула, тут же изобразив сердечное волнение, отчего внучок залился звонким детским хохотом, вместо того, чтобы немедленно бежать. Бабушка схватила озорника за руку и отвесила внушительный подзатыльник. Все бы ничего, только Алиса Сергеевна вслед извернувшемуся и улепетывающему Ваське крикнула сочным контральто: «Чтоб тебя … сучоныш маленький! Помяни мое слово!» Что там еще подумала бабушка, неизвестно, но с тех пор жизнь Васькина изменилась.
Дар вскрылся нечаянно. Васька остывал в зубоврачебном кабинете после мучительного сверления и пломбировки и ни с того ни с сего выдал тираду, от которой медсестра упала в обморок. Вслед за ней пошатнулся, но не упал, зато крайне удивился врач-стоматолог: его мысли Васятка тоже повторил вслух. А поскольку думали врач и медсестричка друг о друге кое-что неприличное, маленький пациент покраснел тотчас после озвученного и был изгнан из кабинета пинком.
Мальчишки во дворе развлекались: собирались кучкой за гаражами, и Васька угадывал мысли с чудовищной точностью, один раз даже схлопотал оплеуху от местного бугая Витьки за то, что прочитал такие его мысли, что тот зарделся, а потом влепил телепату пощечину. Взрослые мало кто воспринимал Ваську всерьез: ну забавится мальчонка, мало ли чего, хотя мужики, пившие беспробудно за столиком на детской площадке, очень даже любили Ваську. Популярностью среди алкашей пользовалась забава: мысленно подозвать к себе Ваську и таким же образом отправить в гастроном за портвейном.
В семье же узнали так: мама стояла на кухне, а сын подошел и заявил: «Мама! Ты не бойся, ты здорова!» Мама вздрогнула: показалось что ли? Тревожилась она о здоровье, поскольку была накануне в поликлинике, где врач показал результаты анализов, непонятные, но нехорошие. «Что, сынок? О чем ты?» - удивилась мама. Вася ей глянул в лицо и сказал: «Мама! Ты выздоровеешь! Эти анализы, рентген неправильные!», а мамаша так и ахнула. Как узнал? Ведь не говорила никому! Врач? Невозможно! «Мама, да я от тебя знаю! Ты ведь говоришь все это!»  - Васька еще не понимал, что читает мысли. Мать рассердилась и прогнала сына, а отцу сделала выговор за то, что валялся на диване.
Было несколько скандалов: в школе учителя злились, что Вася без зубрежки все откуда-то знал (признаться, что ученик читал их мысли, никто не решался); надавали тумаков мальчишки, а девчонки организовали засаду и с такой жестокостью побили и расцарапали Ваську, что тот неделю не ходил в школу. Васька признался потом допытывавшемуся подробностей отцу, что взял да растрепал всему классу, о чем думали девочки-одноклассницы, отчего покраснел даже отец. «Ну ты и дурак!» - только и сказал родитель и плюхнулся в кровать.
***
Догадавшись, наконец, о сыновнем даре, мама сочла нужным поговорить и предостеречь от всяческих проявлений такого таланта. Она пришла на кухню, где Васька сидел за пустым столом и гнул ложку, села рядом, подперла голову и уставилась на сына. Вася не казался ей привлекательным ребенком и все время, пока он рос, она будто тащила обузу, от которой страстно желала избавиться, но не могла, и чувствовала себя обязанной, а порой обреченной. Даже для своего возраста был он невысок, с круглым лицом и всегда открытым ртом («Закрой рот!» - дразнили мальчишки), с пухлыми и влажными губами, белобрысый, на макушке торчали волосы, а глаза были точь-в-точь отцовские – голубые и похотливо-въедливые, когда он смотрел на кого-либо, но застывшие и словно стеклянные, будто Вася пребывал в забытьи, - если не смотрел.
- Вась, как дела?
Сын не ответил.
- Ты бы … Ты бы молчал про то, что люди вокруг думают, даже если спрашивают, ни к чему это им знать. Не греши даром божьим!
Васька уставился на мать, отчего та опустила глаза.
- Почему, мам, чего такого-то? Я чего слышу, то и говорю. Я сейчас тоже слышу, что ты думаешь … что дурак я, недо-тёпа … что некрасивый. Ма, а правда, я некрасивый? – затараторил Вася и захлопал глазами.
- Да что ты, сынок, нет, конечно … - начала оправдываться, но осеклась мать, что врать, ведь прочтет ...
- Вась, ты бы не обижался на меня. Ты хороший, это я плохая. И все-таки я тебя …
- Не-а, не любишь, мам. Ты не любишь ни меня ни Динку! И папу не любишь! – сказал Вася и улыбнулся, как будто вовсе не сожалел о сказанном.
- Все-таки, Вась, будь умницей, не говори никому о том, что ты слышишь мысли. Я прошу тебя …
- Хорошо, мам. Но ты не расстраивайся, ведь у тебя хорошие мысли, не то, что у других! Другие убить хотят, ударить, а ты не хочешь! У тебя только грустные мысли, мам, но хорошие! Светлые. Я не обижаюсь, не обижаюсь, что ты меня не … - Васька не закончил и вдруг опустил голову, прижаля к груди подбородок и положил на стол ложку. Он плакал. Мать запахнула расползшийся халат, поднялась и подошла к нему, погладила по голове.
- Не надо, сынок, не плачь. Все не так плохо. Может, тебе повезет больше, чем мне в этой жизни, - проговорила она, глядя на розетку в стене над столом.
Вася кивнул, соскочил со стула и убежал. Она подошла к окну, скрестив на груди руки, и вздохнула.

***
Вася послушался мать и дар на время скрыл. Он подрос, кое-как окончил школу и поступил в профтехучилище. Все это время он крепился, сдерживался как мог, помня материну просьбу, а то, что слышал в головах других людей, таил, выплескивая только в карандашные рисунки, коих накопилось у него целая стопка с книгу толщиной. В семье произошли изменения: мама спилась и ушла жить к соседу, папа неизвестно куда уехал, бабушка умерла. Сестра замкнулась в себе, перестала готовить суп и сидела в комнате и без конца что-то читала.
Выучившись в ПТУ на медбрата, Вася пошел в армию и там только испытал отдохновение – из сослуживцев почти никто не думал.
После армии Вася, уже новоиспеченный участник общества, встал на перепутье: пойти работать в больницу или грузчиком в продуктовый магазин. Вася выбрал больницу, потому что там было легко и спокойно: его приняли медбратом в отделение с труднопроизносимым названием; он работал два дня, а три отдыхал, а еще там бесплатно кормили и часто в меню включали гороховый суп. Он веселил дедулек, бабулек, угадывая мысли, пока менял утки и делал перевязки, а те вроде как ободрялись духом и даже поправлялись, правда ненадолго.
В Васю влюблялись с первых дней знакомства: поступавшие в отделение больные выстраивались в очередь именно к нему, потому что свои обязанности он выполнял безупречно и тщательно и как будто с любовью к каждому, особенно это касалось уколов – тут ему не было равных по безболезненности процедуры; в обращении был необычайно учтив и внимателен. Руководство было довольно Васькой, а он с удовольствием беспрекословно делал все, что от него требовалось, и сам находил в этом неподдельное наслаждение.
Про Васин талант прознали от сестер до главного врача – весь персонал. Ходили к нему по праздникам, хлебнув спирту, развлекаться - то одного Вася мысли прочтет, то другого. «Эх, ребята! Если б вы тоже могли, мы бы с вами мыслями и общались! – радостно говорил Васька. – Вот было бы весело!» Но они не могли. Пришел как-то и главный врач, сунув руки в халат и оборачиваясь (боялся что ли, кто узнает?), когда Васька один в сестринской протирал пыль, и, помявшись, спросил: «Ты и вправду читаешь?» - «Читаю», - ответил робко медбрат. – «Ну-ка, прочти!» Вася прочел. Врач хмыкнул, покачал головой, пробормотал что-то и ушел, не закрыв дверь.
Ах, да … изумленные пациенты писали письма в газеты об одаренном пареньке, кто-то даже в академию наук, но ответов не получили …
Кончилась Васькина идиллия неожиданно, хотя за некоторыми предположениями предсказуемо. Как-то осенью Вася возвращался со смены домой и услышал крики: «Васька! Ну-ка иди сюда!» Местные алкоголики, сидевшие за столиком во дворе, махали руками и пивными бутылками, приглашая Ваську присоединиться. Не знавший спиртного, он и не помышлял о том, чтобы начать, и как случилось, что алкаши уговорили его попробовать, осталось загадкой, но после двух глотков водки Вася исполнил удивительные вещи. Он выхватил у сидевшего рядом мужичка бутылку с пивом и выдул залпом, чем вызвал шквал одобрительных аплодисментов у всей компании. «Свой!» - «А знает!» - «Губа не дура!» - улыбались мужики. Но через пару минут Васька рывком встал, чуть не опрокинув столик с напитками, и запел гимн тогда еще Советского союза. Он запел дивным звонким тенором, мощным и залихватским, точно вытягивая каждый слог, ни разу не сфальшивив. Ошеломленные мужики повскакивали с мест и, пугливо переглядываясь, принялись подпевать. Унисона не вышло, и хор превратился в вакханалию, где каждый (кроме Васьки) лупил куда попало, и действо походило на сборище орущих по весне котов. Финальную ноту Васька тянул долго, покуда хватило воздуха в легких, и мужики с упоением наблюдали, как вздуваются вены на шее и как он краснеет, пока солист окончательно не выдохся и закашлялся, словно туберкулезник.
Сияющий, с широченной улыбкой, Васька уселся на место и потянулся за стаканом, выпив залпом чью-то водку. Потянулся за другим, но мужики осадили его: «Э-э-э! погодь чутка! такими темпами ты нас без топлива оставишь! На, закури!» Кто-то протянул Ваське сигарету, он не раздумывая затянулся. Не сказать, чтобы Вася обиделся, но как-то сразу опрокинулся, шлепнувшись спиной о землю, и замер. Перепугавшиеся мужики тут же склонились вокруг неподвижно лежащего парня, и кто-то предположил, что надо срочно произвести искусственное дыхание и массаж сердца. Нашелся исполнитель, который, побрезговав дыханием рот в рот, начал сразу с массажа, только вот местоположение сердца не угадал и надавил где-то ниже, в районе живота, чем вызвал у Васьки спазм желудка. Васька дернулся, изогнулся и исторг густую напористую струю рвотных масс, обильно обдав склонившихся собутыльников. Возмущению не было предела, впрочем, некоторые даже нашли ситуацию забавной. Пока пострадавшие очищались от Васькиных испражнений, все больше растирая по одежде, виновник окончательно оклемался. Он встал и принялся поочередно всматриваться в глаза каждому из присутствовавших, после чего выкинул очередной фортель. Он заговорил, не своим голосом, а каким-то утробным полуфальцетом, причем так проникновенно, что мужики пооткрывали рты. Надо сказать, Васька вообще редко говорил что-либо от себя, если не брать в расчет озвучивание чужих мыслей, по крайней мере, мало кто слышал, чтобы он произносил больше двух-трех слов, а тут … да еще таким «заумным» и непонятным языком, каким никогда не говорил. …
«Мужички! Ребята! Братья! – начал Вася. – Я всем вам безмерно благодарен. Вы поистине хорошие люди и, знаете, я бы вылил вам в глотки пуд свинца, каждому, вот так бы и влил. Тебе, Петька, тебя, Толя, и особенно тебе, Миша! Нет, не из жалости, жалости вы не заслуживаете, потому как смерть для всех вас – высшее избавление и милость, а так вам жить и мучаться … но … свинца надо бы … все вы тюфяки поганые и свинство ваш удел! Вы и водку жрете как свиньи желуди иль моченые яблоки из корыта. Вам все впустую. Абзац. Но я заявлял и со стыдом заявляю, что на всех свиноферм не хватит, и вас будем истреблять безжалостно. Каждый из вас, каждый, вот ты, ты, ты и ты – все вы будете погребены под безжалостным солнцем. Я это точно говорю. Миша, ты педераст скрытый. Петя, ты какаешься по ночам, Витя, Толя, вы боитесь своих жен, остальные … остальные вообще не пойми кто! А! А-а-ать! – вскричал Вася. – Гады! Ух! Я вас растил, видел вас, теплил надёжу, но что сталось с вами? А что осталось мне? Перестаньте винить себя …»
Так же неожиданно, как заговорил, он осекся и замолчал, плюхнулся на лавку и, уткнувшись подбородком в грудь, словно «выключился» - оратор впал в транс и попал в больницу. Известно, что мужики с того вечера завязали пить, а некоторые и курить и вообще к тому столику не приближались.
Лечился Вася с неделю и, только ступив за ворота больницы, сжимая в кулачке выписной эпикриз, рванул в ближайший гастроном за водкой. В тот вечер все перевернулось.
После месяца возлияний похищаемым из больничных запасов спиртом его уволили. Вышло топорно: хмельной Вася наткнулся, фигурально выражаясь, на главврача в коридоре. Тот, как ни внюхивался, не учуял запах спиртного от Васи, так как сам утром похмелился, но невменяемость медбрата скрыть было невозможно, и Петр Афанасьевич схватил его за рукав и всмотрелся в лицо: «Ну-ка, постой, да ты пьян!» Вася вырвался и не без гордости заявил: «Ни в коем случае, товарищ-щ-щ …в-в-врач!» - «В коем, в коем, милочка! Ты что ж себе позволяешь?!» - «А вы что? Сами-то … я вам не «милочка»!»
Вокруг начальника и подчиненного тут же образовалась небольшая гурта персонала, ожидавшая, что же будет. Васька (нет, чтобы смолчать!) умудрился невозмутимого Петра Афанасьевича взбаламутить до истошного крика с последующим увольнением телепата.
- Так ты еще пререкаться! Сестра, срочно завотделения сюда, черт знает что творит! Не видит, в каком состоянии медсестры ходят!
Худющая медсестричка полетела искать заведующего, остальные глазели.
- Товарищ глав-в-в-врач, товарищ! Я вам н-н-не сестра! Я м-медбрат! Не, я конечно вам не сестра и не брат … – залепетал Васька. – Я знаю, вы с-с-сами пь… пь … пьете, вот утром, сегодня, шлепнули стаканчик, коньячку, прям в кабинете!
- Молча-а-ать! Что позволяешь себе? Да я, да я …
- А ф … ф… вчера с женой у вас не вышло … - прыснул Вася и мерзко, сипло захихикал, – она вас и прогнала! Вы коньячку выпили и на всю ночь поехали к Насте … к Настёне-сластёне! Вы ее так зовете! За сладостями!
Вася разразился хохотом, от которого даже остальные заулыбались, прикрывая рты ладошками.
Багровый Петр Афанасьевич затрясся, опять схватил за рукав медбрата и поволок в ординаторскую. Что там было неизвестно, только выскочил через некоторое время главврач и убежал подписывать приказ об Васькином увольнении, хлопнув от возмущения еще стаканчик ...
***
Вася начал видеть во сне безобразия: его подопечные из больницы, умершие, корчили рожи – ужасные, страшные рожи, и вроде как то были уже не люди, а незнамо кто. Они всё кричали и осуждали его, мол, зачем ты наши мысли читал, это наши мысли, а не твои, мы тебе разрешения на то не давали. А еще винили его (отчего - он сам не понимал) в своих смертях. Мол, дал он им пустую надежду, как будто он целитель какой, богом им ниспосланный, чему свидетельством была способность мысли читать, но обманул, и никакой он к черту не целитель, и не от бога, а от черта.
Как-то раз, проснувшись часов в пять (утром) Вася, повинуясь необычному зову, мучаясь похмельем, подошел к окну и увидел чудовищных размеров воробья (натурально с кота величиной), сидевшего снаружи – он с трудом умещался на подоконнике и крутил головой, посматривая на Васю. Вдруг Вася прочитал его мысли: «Тук, тук, тук, - думал воробей, - здравствуй, Вася, тебе тепло? А мне вот холодно, впусти меня! Не бойся, не сожру». «Куда ж я тебя впущу, такого …» - вскричал Вася. В припадке острейшего ужаса он сбил табуретку, опрометью кинувшись прочь от гигантского воробья в ванную, ухватившись за голову и проклиная свет, крутанул вентиль холодной воды и припал к ледяной струе, сперва губами, потом головой ... Так случалось не раз потом: воробей прилетал по утрам и просился внутрь, обещая не сожрать … и парень решил, что сходит с ума.
Вася пил, ужасаясь видениям, которые посещали его не спрашивая, как навязчивые гости, проникавшие в сознание не разуваясь и сидящие, бродящие подолгу, натаптывая уйму грязи, от которой избавляться уже не хотелось, а хотелось только забыть и забыться.
Странные миры, параллельные нашему видел Вася, – там были нити, светящиеся, от одного человека к другому, и по нитям люди будто сообщались неведомой информацией; были туннели – в них пройти мог не всякий, но Вася проходил и видел снова людей, а рядом не людей, а эфирных существ, темных и белесоватых, почти незримых. Все, что видел, зарисовывал в альбомных листиках карандашом, отхлебывая из горла, и только так спасался, находя таким образом выход из тускневшего сознания всей этой вакханалии.
В конце концов, Ваське стали мерещиться совсем безобразные вещицы, вроде монстров, говорящих чудищ, и уже видел он их наяву, в чем был уверен, он ощупывал их пальцами, а они его щупальцами, и спасался бегством. Он сошел с ума, по крайней мере, так думали соседи, а Ваське снился один и тот же сон, что увидел сорок лет назад, первый раз в жизни.

06.12.13