Бездна. Глава 9-6. Дом сиреневого заката

     Наутро ничего не произошло. Не может быть, ну невозможно, чтобы червяк не передал наш разговор баломутам. Предположим, вождь и шаман видят со стороны червяка угрозу для себя, тогда не стоит беспокоиться, не нужно перекочевывать в заброшенный город, будем жить, как жили, ожидая сближения с начальством и немыслимых благ.

     Но для них раздавить червяка — раз плюнуть! Почему они этого не делают? Возможно, баломуты не принимают червя всерьёз и просто смеются над его потугами пришиться к власть имущим… И даже ждут от этих потужек выгоды?

     А если мы с девочками в роли мышек; мы полностью зависим от кошек, которые лишь притворяются спящими, а на деле — наблюдают и играют с нами. Чтобы однажды мгновенно вонзить свои зубы…

     Я думал об этом всё утро.

     Днём тоже ничего не произошло. Мы спокойно (но как колотилось сердце в ожидании развязки!) плескались в бухте Радости. Я незаметно от девочек упаковывал вещи. Снова плескался в бухте…

     С наступлением полдневной жары, как обычно, пришёл Могучий Дуб, и мы все вместе пошли на берег бухты.

     Девочки убежали вперёд. Я не стал спешить — хотел разрешить один вопрос. Я не знал, известно ли Могучему Дубу о бубновых планах червяка. Просто решил отложить этот разговор до поры. И говорил только о том, что беспокоило меня в первую очередь. О странной хижине, где жила Порхающая Бабочка, а теперь живёт Белый Кролик. Воображение в последние дни всё настойчивей рисовало самые ужасные картины: в этой хижине готовятся к смерти? Или к переезду в другие земли? В рабство? На запчасти? Меня опять передёрнуло от жути. Обычно эти мысли я отгонял от себя, как назойливых мух. Но сейчас я вполне мог выяснить всё, что меня беспокоит.

     — Могучая Пальма, почему в доме сиреневого заката жили люди?

     — Чтобы стать морскими людьми.

     — Такими как я?

     — Не знаю.

     — Как бало-боло могут стать морскими людьми?

     — Не знаю. Это большая-большая тайна. Все бало-боло желают стать морскими людьми.

     — Все желают? Почему радовались бало-боло, которые вернулись из дома сиреневого заката в деревню? — я указал на хижину, где теперь жил Белый Кролик. — Они не хотели стать морскими людьми?

     — Они очень хотели. Но дома — семья, любимые дети, друзья, родной остров.

     — Там, в море, тоже друзья.

     Могучий Дуб не знал, как ответить.

     — Ещё один интересный вопрос: мужчин на острове мало. Но почему там были пять мужчин и только одна женщина?

     — Женщины должны рожать и воспитывать детей. Они становятся морскими людьми, когда не могут рожать.

     — Ты хочешь стать морским человеком?

     — Хочу.

     Могучий Дуб сказал это достаточно убеждённо, но… сжатые кулаки… мимика… глаза…

     — Могучая Пальма, ты очень хочешь стать морским человеком?

     Он ответил после длительного молчания:

     — Все бало-боло верят Бало-мото и Бало-гуру. Я тоже верю. Но иногда думаю, что они что-то скрывают от нас. Мы кланяемся им. Знаем, что Бало-мото даёт нам огонь и всё, что есть на земле, что Бало-гуру лечит нас от всех болезней. Верим, что морские люди живут лучше нас. Но я думаю, вдруг далеко за линией, где встречается морское море и небесное море, есть другая земля, где живут бало-боло. Только они совсем другие бало-боло, они живут счастливо на огромном острове и не хотят, чтобы на их острове жили мы.

     — Разве на этом острове люди несчастны?

     — Да, мы несчастны. На том острове мужчины, как и женщины, могут видеть детей своих детей. Я и другие мужчины их никогда не увидим.

     — Почему?

     — Потому что мы переселимся в дом сиреневого заката и скоро станем морскими людьми.

     — А нас могут в тот дом переселить?

     — Зачем переселять? Ваш дом золотого рассвета очень красивый и уютный…

     И правда, наш дом уютный… красивый… И ничем не отличается от соседнего. Разве что в деталях…

     — Могучая Пальма! Любимый! Догоняй! — смеялась Порхающая Бабочка.

     — Морской Лев, мы любим тебя, — обнимали меня Оленька и Светланка.

     Могучий Дуб побежал за своей возлюбленной. Я вслед за девочками нырнул в нашу норку.

     Я лежал в объятиях моих родных, а сам думал: почему я так уверен, что две хижины в стороне от деревни, отличаются? Дом сиреневого заката… Куда по непонятной прихоти начальства должен переселиться каждый туземец, оставив семью. С желанием и даже нетерпением… И дом золотого рассвета… Такой родной дом, что стал воплощением самого огромного счастья, где я счастливо живу со Светланкой и Оленёнком, — не тюрьма ли? Может, кладбище, морг или лепрозорий? Дом предсмертного заключения?


     Вечером, после свидания с возлюбленной в нашей секретной комнате, когда мы уже собирались пойти в спальню, я остановил Оленьку.

     — Оленька, подожди минутку, — этот монолог я репетировал целый вечер. — Оленёнок, миленькая моя, мне хорошо с тобой. Нам хорошо живётся на острове. Но не могу терпеть этого самодура Бало-мото. Вроде туземцы счастливы… Вождь исключительно ласков и доброжелателен… В меру строг, как и положено вождю… Но что-то говорит мне, — я хотел продолжить разговор так, чтобы незаметно подвести к необходимости переселиться в старый город.

     Оленька мило прикрыла ладошкой мои губы и тихим шепотом позвала меня на улицу.

     — К чему такая конспирация? — спросил я, когда мы подошли к берегу океана.

     — Родной мой, я жду – не дождусь, когда мы уплывём с острова, — взволнованно заговорила она, когда мы удалились от хижины на небольшое расстояние.

     — Зачем уплывать? Нет, я сам не хочу здесь оставаться; думаешь, зачем я ходил на ту сторону острова?

     — Я это сразу поняла, — девочка нежно обняла меня.

     — Но почему так страстно желаешь этого ты?

     Оленька крепче прижалась ко мне. Я был уверен, что она сейчас счастлива. Но в лунном свете на щеках увидел слёзы.

     — Нам надо обязательно отсюда уплыть… Но ты не должен говорить об этом Светланке, даже самому себе, даже шепотом.

     Я не стал расспрашивать девочку и причине слёз.