Журналист

Григорий Мотылёв, молодой журналист, после окончания университета устроился на работу в одну из газет и вскоре получил задание – написать статью о городских нищих, число которых за последнее время заметно увеличилось.

Григорий решил не ограничиваться опросом нищих о их незавидной доле. Воскресным днем, в полдень, он подошел к центральному универмагу. Постелив газету и усевшись на крыльцо, он положил рядом перевернутую шляпу для подаяний, а на груди на старом шнурке от ботинок повесил вырванный из альбома лист, на котором аккуратным и красивым почерком было написано, что он, безработный интеллигент, филолог, умирает с голоду и ему нечем платить за квартиру.

Вскоре подошел еще один нищий. Судя по неграмотным кривым каракулям на грязной фанере, которая болталась на его груди, университетов он не кончал, но зато был инвалидом высшей группы, погорельцем и отцом десяти детей. Достав из сумки какие-то палочки, нищий ловко собрал из них два костыля. Он уселся рядом с Григорием, положив на колени костыли и в ногах замусоленную кепку.

- Здеся, ваще-то, Толян-слепой сидит, - сказал он Григорию хриплым, пропитым голосом. Но его сёдня не будет: он футбол по телеку смотрит. Так что ты сёдня сиди, а завтра посмотрим. Тебя как зовут-то?

- Григорий.

- Гришка, значит. Гришка-мартышка. А меня Федькой-хромым кличут. Будем знакомы.

Подавали неплохо: через час Григорий насчитал тысячу семьдесят рублей – две бумажки по пятьсот и семьдесят мелочью.

- Неплохо подают, - заметил Григорий.

- Везучий ты, однако, - с завистью проворчал сосед, в кепке которого лежала только мелочь.

- Ладно, папаша, мне много не надо. Остальное ваше с Толяном, - сказал Григорий и стал собираться.

- Ещё придешь? – спросил Федька.

- Нет, больше не приду.

- Оставь мне тогда бумажку твою, - попросил Федька.

- Держи.

Григорий снял с себя альбомный лист и отдал соседу. Мелочь из шляпы он также высыпал в Федькину кепку.

- Спасибо! – поблагодарил Федька и поменял фанерку на альбомный лист. – Выпью сегодня за твоё здоровье.

- Ну, пока, Федя! – сказал Григорий и ушел писать о том, как неплохо зарабатывают городские нищие.

А через неделю ему пришел денежный перевод и письмо от родителей, которые жили в селе Черёмушкино, откуда Григорий и был родом:

«Здравствуй сынок! Высылаем тебе пока десять тысяч рублей. Скоро продадим телочку – вышлем побольше. Наши односельчане, Митрофановы и Сорокины, были в городе. Видели тебя у магазина, как ты побирался. Разговорами тебя смущать не стали, постеснялись, а ты, видимо, их не узнал. Ты же у нас теперь городской – своих, деревенских, не признаешь. А они тебе в шляпу по пятьсот рублей положили. Ну да ладно, мы тут рассчитаемся. Что же ты, сынок, отца с матерью на старости лет позоришь! Написал бы нам, что голодаешь. Неужто мы тебе не помогли бы. Или гордость не позволяет? Ведь говорили мы тебе, дураку, чтобы ты учился на агронома! Так нет – хочу в журналисты, хочу в журналисты! А теперь вот сидишь в городе со шляпой у магазина, а у нас на селе который год агронома нет!»