Дорожная фантазия

Вечер накрывал всё вокруг тёмным воздушным покрывалом, словно прятал от кого-то хранимый хрупкий мир…
Дождь ронял и ронял свои слёзы на вагонные окна, на зябко покачивающиеся деревья и кусты, на старые черепичные крыши станционных построек…
Ветер играл свою бесконечную симфонию на проводах. Звуки её были тихи и печальны…
Пятнышко белёного вокзала, узкая кайма одинокого перрона, освещались тусклыми сонными фонарями…
Железнодорожные пути, без начала и без конца, сверкая холодными стальными бликами, никого не звали с собой. Они уходили прочь так, как уходит человек, решивший исчезнуть навсегда. Не оборачиваясь, ни о чём не сожалея…
Но вот раздался потревоживший дремоту гудок. Поезд словно ожил, сродни существу, имеющему чуткую живую душу. Подставляя небесной влаге своё тело, навсегда пропахшее бродяжьим духом, двинулся вперёд, к назначенной далёкой цели…
Он мне представлялся молодым рослым гнедым жеребцом с хорошо сложенной мускулатурой, лоснящейся шкурой. Видно, что ухаживал опытный конюх. Однако, красавец - конь жаждал только одного: вырваться на волю. Этого требовало всё его свободолюбивое естество, от чутких ушей до конца хвоста.
Жгучее желание толкнуло на отчаянный поступок: беспокойно пометавшись по надоевшему периметру загона в поисках выхода, он остановился, громко заржал, и вздыбился свечкой. Со всей силой ударил передними копытами по ненавистной преграде. Один удар, следом - другой… Не выдержав натиска бунтаря, перекладина хрустнула, и разломилась. Путь был открыт…
Одурманенный свободой, изогнув дугой шею, гнедой помчался прочь. Тёмная шелковистая грива развивалась по ветру. Словно точёные, крепкие ноги рысака выбивали ритмичную дробь, и несли его всё дальше и дальше от конного двора. В этом беге было столько грации! Она приводила в состояние немого восхищения от увиденного…
Как, наверное, жалел этот поезд, что может двигаться лишь по проложенному пути, не имея сил разорвать крепкую узду рельс! Только отчаянно рвался вперёд, стуча колёсами, как будто пытался догнать неведомо куда ушедшее время…
Всю ночь, пока люди внутри безмятежно спали, продолжался этот бег. Мимо пугающих, окутанных мраком нескончаемых лесов. Мимо небольшой будки, опущенного шлагбаума, у которого, щурясь от сильных порывов ветра, с флажком в руке стояла дежурная. Мимо колонны рефрижераторов, ворчащих двигателями в ожидании проезда… Останавливался лишь на пару минут возле маленьких полустанков, чтобы перевести дух…
Ближе к полудню состав медленно, словно задумавшись, подошёл к пункту назначения. Казалось, не верил, что путь в один конец закончен, и будет три долгожданных часа отдыха перед обратной дорогой.
Двери поезда дружно лязгнули. Из их проёмов одна за другой стали выглядывать проводницы, как любопытные белки из дупел…
Из вагонов стали выходить. В одном из них приехали пассажиры, которые сразу же привлекли к себе внимание окружающих, едва ступили на перрон. Послышался гортанный говор. Черноволосые темноглазые люди в разноцветных одеждах, длинных юбках с оборками вызывали интерес своей яркостью. Платки и шарфы на головах женщин удивляли обилием расцветок. В ушах посверкивали серьги. На фоне унылых серых стен вокзального хозяйства, мокрого асфальта, хорошо сдобренного успевшей потемнеть опавшей листвой, беспокойные пассажиры контрастно выделялись. Будто в тёмной комнате неожиданно включили свет. Это был табор артистов – цыган, прибывших на гастроли.
Разговор встречающего администратора с руководителем коллектива занял всего две-три минуты. Потом они расположились в салоне автобуса. Этот шумный радужный клубок направился в гостиницу, а на опустевший перрон, будто спохватившись, вернулась осень, и вновь с седого неба падают мелкие холодные слезинки.
Неудержимо бегущее время заменило кибитки на длинные железнодорожные составы, но оказалось не властно уничтожить поселившийся в них дух вечного вольнолюбивого бродяги.
Вот и вся история, без начала и конца… А, может, и не было ни поезда-скакуна, ни табора цыган… Может, это была всего лишь моя дорожная фантазия