Акбар

     Акбар бежал впереди, изредка оглядываясь на своего хозяина и, помахав ему хвостом, бежал дальше, явно получая удовольствие от этой прогулки.

     Да-а-а, - глядя на него, подумал я, - как был бы счастлив от такой вольной жизни на сельских просторах тот большой, красивый и умный пёс, в честь которого ты носишь своё имя. До сих пор не проходило у меня чувство какой-то вины перед ним. Умом-то я понимал, что по большому счёту, моей вины в трагической судьбе этого умного пса, в общем-то, и нет. Но всё же…  Ведь я же ничего не смог сделать для того, чтобы не случилось то, что с большим волнением вспоминается мне до сих пор.

     В непростой период и совсем неожиданно появился в моей жизни этот пёс. В связи с переводом столицы Казахстана в другой город оказался я безработным в своём предпенсионном возрасте. Переводили столицу постепенно в течение нескольких месяцев по мере готовности  необходимых производственных помещений и жилой площади для сотрудников государственных учреждений. В старой столице к большой массе безработных добавились ещё многие из бывших работников министерств и ведомств. Руководство Казахстана справедливо считало, что и в Ак-Моле (Целинограде), названной теперь Астаной, как и в других городах,  разорённых перестройкой и развалом Союза, найдутся безработные специалисты со своей жилплощадью, способные работать в столичных учреждениях.
 
     Наряду с другими, российское посольство ещё долго находились в Алма-Ате. Расположено оно было в большом здании одного бывшего проектного института только отгороженном сейчас от пешеходной части улицы ажурным металлическим забором. Прохождение вдоль этого забора вызывало сложные чувства, в том числе чувство какой-то ирреальности происходящего. Это посольство и этот забор казались злой шуткой каких-то недобрых сил.
 
     Мой давний приятель с целью моего трудоустройства познакомил меня с человеком, проживающим с ним на одной лестничной площадке. Георгий, так звали этого человека, был грузином и сотрудником грузинского посольства в Казахстане. Проживал он на квартире у одной женщины на каких-то правах, о которых мы тактично не спрашивали.

     Георгий оказался очень общительным человеком. Через пять минут от начала знакомства у нас были уже приятельские отношения, а через день мы уже ехали с ним в грузинское посольство оформлять меня на работу.

     Находилось оно в посольском городке, расположенном на краю города. Построен  этот городок был ещё в начале девяностых годов для проживания персонала посольств. Городок  представлял собой комплекс двух-трёх уровневых жилых особняков с некоторыми вариациями в архитектуре. Однако, несколько беднейших стран, в том числе  Грузия, пережившая гражданскую войну и другие напасти после развала Союза, расположили в них свои посольства.

     После быстрого оформления, уже подготовленного Георгием, я приступил к своей экзотической для меня работе в качестве завхоза посольства. Георгий был весьма доволен этому, так как ранее совмещал функции завхоза с какими-то другими, более ответственными.

     Штат посольства состоял из четырёх человек, если исключить меня и русскую девушку Таню, которая выполняла функции секретаря и технички. В оставшихся от рабочих кабинетов комнатах особняка временно проживали граждане, приехавшие по каким-то своим делам из Грузии. Как я понял, дела эти были связаны с куплей-продажей. Но я не увидел в них каких-то бизнесменов, а простых людей, которых привела сюда нужда и безработица, чтобы заработать какие-то деньги на разнице цен.

     Особняк стоял внутри двора, совмещённого с молодым, но уже начавшим плодоносить фруктовым садом. В углу двора я обнаружил металлическую клетку, в которой находился большой и красивый пёс, который  почти постоянным рычанием и лаем выражал несогласие со своим положением.

     - Что это за собака? Зачем она вам? – спросил я у Георгия.

     - Да нам он совсем не нужен, – ответил мне Георгий. – Нужно было бы его застрелить или отравить, да никто не хочет взять на себя это дело.

     - А зачем же вы его взяли?

     - Да никто его и не брал. Просто один знакомый посла сбагрил его вместе с клеткой в виде подарка. 

     - А что это за порода? Какой большой и красивый пёс.

     - Большой -то большой, но дурной совершенно, - ответил мне Георгий. – Ты же видишь, что он ненормальный. У него с головой что-то не совсем в порядке. А порода называется «среднеазиатская овчарка». Так старый хозяин сказал.

     На второй день я увидел, как Георгий кормил  собаку. Процедура кормления представляла собой целую технологию, которую он разработал до деталей. Кастрюля с едой была привязана к верёвочке, продетой в колечко на конце палки.  Палку с кастрюлей Георгий просунул в свободное пространство между передней стенкой клетки и её крышей. Он потихоньку опускал верёвочку с кастрюлей вниз, а пёс рычал, выражая своё недовольство.

     - И что, так всегда? – спросил я Георгия.

     - Конечно. Дверку то открыть невозможно. Иногда он даже кидается на кастрюльку и опрокидывает её.

     - И что?

     - Ну, что. Остаётся голодным.

     Я подошёл ближе к клетке.  Пёс стоял в своих накопившихся за всё его пребывание в клетке нечистотах, рычал и лаял уже на меня. Мне стало жаль эту большую и красивую собаку. Вспомнился случай, когда я укротил одного злого и большого цепного пса.

     - Слушай, давай я попробую его успокоить, - предложил я Георгию.

     - Да брось ты. Это невозможно.

     - А я всё же попробую. Как зовут то его?

     - Да зовут его Акбаром. Только это пустая затея.

     И я стал ласковым тоном разговаривать с Акбаром, всё ближе и ближе подходя к клетке. Признаться честно, кроме жалости к собаке в моих действиях присутствовала ещё и некоторая доля бахвальства. Я чётко наблюдал за поведением Акбара и делал очередные движения к клетке только по мере снижения его негодования и рычания. Наконец, я подошёл вплотную к клетке. Акбар уже не рычал, но смотрел на меня настороженно. Тогда я, конечно рискуя, протянул руку между железными прутьями клетки и погладил Акбара по голове. Он принял это спокойно и даже помахал мне своим толстым, коротким хвостиком, очевидно, купированным ещё у щенка.

     Чтобы закрепить свой успех, я еще некоторое время постоял возле клетки с Акбаром, разговаривая с ним и поглаживая руками.

     За моими действиями с интересом наблюдали все обитатели посольского особняка либо из окон, либо с заднего крыльца здания. Я сразу стал героем дня. Один пожилой грузин сказал мне даже так:

     - У Вас, наверное, доброе сердце. Собака сразу это почувствовала.
Я не стал его разочаровывать. Возможно это и так, подумал я. А вот Георгий этому обстоятельству несказанно обрадовался.

     - Ну, Анатолий, теперь тебе придётся его кормить.

     Ещё под действием эйфории от случившегося я не стал ему возражать.
На другой день я уже взял приготовленный Таней на кухне корм для Акбара и пошёл к клетке. Акбар встретил меня настороженно. Но я приоткрыл дверку клетки и поставил кастрюлю с едой. Пёс съел её с удовольствием и, посмотрев на меня, помахал мне коротким хвостиком.

     Я понял, что Акбар признал во мне своего хозяина. Тогда я взял лопату и смело вошёл в клетку. Вычистив все накопившиеся нечистоты, я подключил к водопроводу поливной шланг и тщательно промыл клетку. При этом Акбар без всякой моей команды переходил на другую сторону клетки, когда я работал на противоположной. Да это же умница, подумал я. И голова у него вполне в порядке.
Уже вечером, после работы пошёл я в Республиканскую библиотеку и, поработав в зале каталогов, нашёл кое-какую информацию о среднеазиатской овчарке.

     Вот кратко то, что мне удалось узнать.

     Порода среднеазиатской овчарки (она же алабай, она же туркменский волкодав) формировалась столетиями на просторах нескольких регионов Средней Азии как пастушья и боевая собака. Смелое и сильное животное, способное даже в одиночку защищать охраняемых ею отар овец от волков и некоторых других животных, имеет между тем спокойно-уравновешенный характер. Обычно привязаны только к одному человеку. Очень чутки к малейшим  колебаниям настроения своего хозяина. Однако защищают и близких к нему людей. К незнакомым людям проявляет недоверчивость, но никогда не нападает на них без крайней необходимости.  Горды, независимы, самостоятельны, уверенны в себе и загадочны. Поэтому трудно поддаются дрессировке даже кинологами, хорошо знающими эту породу с особенностями их характера и темперамента. Но даже обученная среднеазиатская овчарка выполняет команды только тогда, когда сама осознаёт необходимость того, что от неё требуют. Квартирное содержание их не рекомендуется и осуществляется очень редко. Среднеазиатским овчаркам требуется простор или хотя бы неоднократные длительные прогулки в течение дня.

     Последнее меня огорчило. Моя семья таких возможностей не имела. Понятны стали безумство и ярость Акбара в своей клетке. Все мои попытки совместно с казахскими друзьями найти Акбару хозяина среди их сельских родственников не увенчались успехом.

     Ещё через два дня, закрепив наши дружеские отношения с Акбаром, я захотел выпустить его на прогулку из клетки. Закрыв входные ворота и предупредив всех обитателей дома, я сделал это.

     Вначале Акбар бегал по двору и саду ошалело, но потом успокоился и вёл себя с достоинством, как полагается большой, умной и гордой собаке. Только иногда он подбегал ко мне, чтобы я потрепал его по холке и, довольный этим, убегал вновь.

     Все находившиеся в это время обитатели дома с интересом наблюдали за этим из окон.

     А теперь встал вопрос, о котором я раньше не подумал. Как же я помещу Акбара в опостылевшую ему клетку? Не обладая никакими кинологическими познаниями, которые помогли бы мне решить этот вопрос, я просто снял свой брючный ремень и сделал из него подобие ошейника с коротким поводком. Акбар сопротивлялся, но беззлобно, потому что я не повышал голос, сильно не тянул, а разговаривал с ним и направлял к клетке. Когда он был уже там, я понял, что Акбар зашёл туда сам лишь только потому, что это нужно было его другу и хозяину. Никакие мои усилия не смогли бы затащить в клетку этого большого и сильного пса. Потом он делал это уже без ремня, но всё с такой же большой неохотой.

     Обитатели дома тоже уже осмелели и выходили посмотреть на прогулки на крыльцо, правда, не закрывая двери, чтобы иметь возможность ретироваться в случае необходимости. Когда Акбар увидел это в первый раз, он остановился и посмотрел на меня, как бы спрашивая: кто это? Они могут принести тебе вред?

     - Свои, Акбар, свои, нельзя, - сказал я ему.

     И Акбар понял это по моим глазам и интонации и перестал обращать на них внимания. Однако, никогда никого не подпускал подойти близко ко мне или к себе, пресекая это предупредительным рычанием.
 
     Выпускал я Акбара каждый день, но только на один час в конце рабочего дня. Я понимал, что этого мало, но на большее никаких возможностей не было.
Так продолжалось в течение двух месяцев.
 
     В одной организации города, где работали некоторые из моих друзей, случилась вакансия на серьёзную должность, которую я мог выполнять. И мне пришлось оставить Акбара. В последний день работы в посольстве я был  в полной уверенности, что вижу его в последний раз.

     Но это оказалось не так. Через два дня, придя с работы, я увидел у своего подъезда машину, в которой находился Георгий.

     - Выручай, Анатолий, - обратился он ко мне. – Мы сегодня выпустили Акбара. Когда выпускали, он никого не тронул. А вот загнать его в клетку уже не могли. Покусал он одного так, что пришлось отвезти его в больницу. Помоги, Анатолий.

     Конечно, не заходя домой, я сел в машину, и мы поехали в посольство.
Но когда мы приехали, Акбар был уже в клетке. Он метался по клетке и рычал окровавленным ртом. Обитатели особняка всё же загнали его в клетку. Орудия, которым они воспользовались для этого, нашли они в полуподвале дома. Это были длинные арматурные пруты, приобретённые когда-то для ремонта и реконструкции этого цокольного этажа с бассейном, бильярдным залом и другими помещениями. Но всё это было заброшено после объявления перенесения столицы в другой город и не использовалось. А вот арматурным прутам нашлось теперь применение в чёрном и неблагодарном деле.

     Посольские и проживающие в особняке загоняли ими этого большого пса в его клетку. Акбар яростно хватался зубами за концы этих прутков и остервенело грыз их. Но люди упорно всё толкали и толкали его к клетке.

     Я зашёл к Акбару в клетку и сел на корточки, прислонившись спиной к стенке. Акбар подсел ко мне, положил голову на мои колени и потихоньку скулил. И мне показалось, а, может быть, так и было на самом деле, что скулит он не от боли. Он жаловался мне на свою горькую собачью судьбу. Он жаловался на то, что всю жизнь просидел в этой проклятой клетке, хотя щенком ему грезились широкие степные просторы, в которых живёт большая часть его сородичей. Он упрекал меня за то, что я оставил его с этими людьми, которые не понимают и не любят его.

     Все мои попытки передать Акбара в руки другого хозяина в этом большом городе и в это тяжёлое время были неудачными.

     Судьба Акбара оказалась не только горькой, но и короткой. Недели через две я случайно встретил Георгия.

     - Ну что, вы уже переехали в Астану? – спросил я его.

     - Практически переехали. Я остался один, чтобы завершить кое-какие хозяйственные дела.

     - А как же Акбар?

     Георгий виновато потупил глаза и сказал:

     - Акбара нет.

     - Как!?

     - После того случая он всё время метался по клетке, рычал и никого не подпускал близко, ничего не ел, постоянно лаял с каким-то подвыванием, и нам пришлось его застрелить. Мы ведь всё равно не могли бы перевести его в Астану…

     …Акбар бежал впереди, изредка оглядываясь на своего хозяина. Конечно, это был не такой большой и не такой умный, как тот, оставивший след в моей душе, но тоже преданный мне пёс.