М. М Кириллов Кавказ

М. Кириллов Кавказ
Михаил Кириллов
КАВКАЗ
(Восьмидесятые-девяностые годы)
«Кудрявые короли посреди грязи»
Баку
      1984 г.  Апрель. Лечу на Кавказ. Подо мной – снежная пелена, а сам я – как фантастически легкий лыжник. Посадка – в желто-голубой Астрахани - снега нет. Волга – безо льда, желтый песок струится по бетонке, голубые ветры.
     Летим дальше. С высоты 5000 м белые сугробы Кавказских гор -  царство Рериха. Летим над Каспием. Корабли – миллиметровой величины. Весь Дагестан – на виду.
      В Баку - резкие контрасты во всем: говор, гримасы, походка. Толстые, как тумбы, милиционеры-регулировщики. Худые, со стоптанными башмаками, рабочие в кварталах Черного Баку.  Многоликая суть. Расслоение народа на очень богатых и очень бедных, и это в стране развитого социализма. Богатством, которое не заработано, кичатся.  Это режет глаз. Все полно потребительских претензий. Кудрявые короли посреди грязи. Однако видно, что кое-кто работает: качалки мерно качают нефть… Над городом дымка. Запах бензина  и газа всюду, даже у  моря.
      Набережная просторна и пустынна в эту пору. Ветер, фонтаны, зелень газонов. Чайки над парапетом. Удивительное дело – чайки смеются-таки. Прогулочные катера шевелятся у берега. Капитаны и кассиры на местах, а пассажиров мало.
      Поискал музей С.М.Кирова – десяток встречных спросил, заодно объясняя, кто такой Киров. Никто не знает. Да, это не Ленинград. С трудом нашел скромную квартиру революционера. 
      Древний Баку. Караван-сарай, Девичья башня, баня, дворец Ширван-шахов. А дальше улочки, улочки, дворики, все вверх, в гору. Аул в европейском городе. Антисанитария. Ребятишек -  тьма. Чем беднее дом, тем больше ребятишек. Мазанки, вода в колонках. Дети босоногие, грязные, посреди помоек. Что-то вроде дворов в Лефортове, в Москве 1943 – 1945 годов, где обитали мы – мальчишки времен войны – та же рвань, и никакого уныния. Памятник Нариманову - азербайджанскому деятелю – большевику.  Высотой в 18 метров! Простерся над городом и бухтой. Издали – вроде римской скульптуры.
      Грубость и нежность, хлам и вечность, хаос и собранность, жадность и щедрость гостеприимства.
     Почему их величества ездят с эскортом, ведь так важно побродить одному, чтобы остаться с людьми. Это такое счастье – возможность общения, даже если бродишь 4 часа подряд один. Один ли? Это еще как посмотреть.

«Насилие питается покорностью,
как огонь соломою». (В.Г.Короленко).
Дагестан
        В Махачкале я бывал трижды.  Этот город давно знаком нашей семье.
        Летом 1942 г., перед самым наступлением немцев на Сталинград, моего отца неожиданно вызвали в Главное артиллерийское управление, где передали распоряжение маршала Б.М.Шапошникова срочно выехать на Кавказ, с тем, чтобы забрать дочь Ольгу, эвакуированную из блокадного Ленинграда.  Время было тревожное, отец возглавлял производство артиллерийских    снарядов и артиллерийской оптики на заводе, и вдруг такое внимание к судьбе девочки.
       А дело было так: Ольга (15 лет), её мать (первая жена отца), её сестричка и братик, вырвавшись из блокированного Ленинграда, эшелонами месяца  за два добрались до Сталинграда. В дороге умирает братик, в Сталинграде от дизентерии умирает мать, младшую девочку берет к себе семейная пара военных врачей, а Олю эшелоном отправляют дальше – на Кавказ, в станицу Георгиевская (Минеральные воды). Там её устраивают в одной из семей. По совету старших она пишет письмо в Москву, маршалу Шапошникову: «Дяденька Шапошников, найдите моего папу. Он – военный, работает в Москве, пусть он меня заберет…».
      Отец летит до Астрахани военным самолетом и добирается до станицы Георгиевской. Встречается с дочерью, но выехать им удаётся лишь через Каспий: немцы стремительно ворвались на Северный Кавказ. Случайным транспортом добираются до Махачкалы, полной беженцев и раненых, и в течение недели не могут выехать на север. Отец знакомится с директором известного предприятия «Дагвино», который тщетно пытается спасти колоссальные запасы элитного вина, размещенного в подвалах винного завода. Этот человек помогает через Обком партии, посадить беженцев на пароход, идущий в Гурьев. Затем, через Заволжье и Куйбышев, отец и дочь добираются  до Москвы. Невероятная история человечности в то страшное время.
      Позже, в конце 50-х годов в Махачкале служил мой брат Саша зенитчиком, и я приезжал к нему повидаться.  Запомнился удивительно гостеприимный народ. И еще дважды я побывал здесь по делам службы. Сохранились записи, датированные 1978-м годом.
     «Море, пустынный пляж. По вечерам в номер гостиницы Каспий доносится ровный шум волн и прохлада. Народ здесь беднее, чем в Баку, и такой же  бедный, как в Средней Азии. Общий колорит тот же. Постоянное ощущение женской красоты. От неё некуда спрятаться: кареглазые, яркие, тонкие, изящные, эмоциональные, хотя в разговоре сдержанные. Стоит такая красавица в ларьке – забываешь, что хотел купить. Но запомнилось и такое:  худенькая беременная женщина медленно везёт повозку со скарбом, а сзади важно шествует усатый бугай в кепи, похожем на аэродром.
       Давно мечтал побывать на  детском киносеансе. Повезло  - в воскресенье пошел на сеанс в 9.00. Нырнул в детство. В зале не менее 300 детей шести – тринадцати лет. Детдомовцы. Гомон, постоянное движение, вихры, косички, мордуленции разные – дагестанские и русские поровну, вперемежку. На этом уровне отношения просто пронизаны интернационализмом. Фильм шел интереснейший – «Ох, уж эта Настя!»
       Посетил музей истории Шамиля. Какая сложная личность. 25 лет борьбы в горах, пленение русскими войсками и… еще 20 лет тихой жизни в Калуге со всеми почестями и с правом паломничества в Мекку. Как будто два разных человека. А может быть, цельность натуры – чаще исключение? Ведь создают люди одно гнездо, а позже – другое. При этом меняются до неузнаваемости. Видимо, это возможно, хотя, наверное, не для меня. Время, борьба, общественное сознание заставляют нас – каждого в отдельности – быть монолитнее, экономнее, даже в чем-то личном ради общего дела. Но, наверное, есть и широкие натуры. Тогда, почему бы не съездить в Мекку?…».
       Уезжал я из Махачкалы неспокойно. Из гостиницы «Каспий», где я провел 5 дней, пошёл на вокзал не освещенной городской улицей, а более короткой дорогой, вдоль складов. Вокзал был в километре, но идти пришлось в полной темноте. На полпути у одного из складов мне встретилась группа местных ребят, настроенных явно враждебно. Они что-то кричали, и бросили  вслед мне пустую бутылку, которая разбилась об асфальт у моих ног. А ведь я был в военной форме. Других людей вокруг не было. Всё могло быть. Тем не менее, до вокзала я дошел благополучно. А ведь это было в конце 80-х годов в еще советской стране.
       В девяностые годы здесь все изменилось. Ваххабитские вылазки, взрывы. Горные районы стали  государством  в государстве. При этом никакой реакции федеральных властей. Один только Абдулатипов всё больше хмурится и предупреждает. Он – здешний. Ему виднее. Скоро всем здесь придется плакать.
«Если не знаешь, за что умереть,
 то не стоит и жить»