Как Серёжка зажалел буженину на поминки бабы Оли

Галина Храбрая

          Не сокрушайтесь, если вас, кто-то бросил однажды!
          Душа ваша, так же, вот, когда-нибудь бросит вас,
          оставив тело ваше навсегда…
          Будьте с теми, кто остался с вами,
          и с вами, да пребудет мир! (Автор).

          «ПОЧТЕННЫЙ  ПРИЗРАК»

(светлой памяти моей бабушки Паскаль Ольги Александровны)

Я помню гроб в «малиновом убранстве»
Атласных нежно-розовых цветков…
Немая смерть в неистовом пространстве
Снимала с жизни вашей пуд оков…

И объявляла свой, немой до боли,
Печальней всех печалей приговор,
Где жили вы, разыгрывая роли,
Теперь она подкралась, будто вор!

И обнажила хлад оцепененья –
Свинцовый ужас звуков в глубине,
И не было в том отзвуке сомненья,
Что сила эта прорвалась извне…

А запах… этот запах удаленья
Ушедшей жизни в бездыханный морг…
И мир Псалмов Давидового Пенья
И Божий Суд и с преисподней торг…

Вослед за этой вереницей мести
За каждый бывший выдох ваших сил
Пройдёт на высших нотах скорбной песни
Распятый Агнец в памяти светил!

И будет бой, каков земле не снился
И не приснится, Слава БОГУ, здесь…
К «малинному гробу» вдруг явился
Почтенный Призрак, умалённый весь…

«КАК СЕРЁЖКА ЗАЖАЛЕЛ БУЖЕНИНУ НА БАБУШКИНЫ ПОМИНКИ»

На восьмидесятом году жизни некоторое время тому назад,
12 октября умерла моя бабушка, хоронить должны её были на «Покров…».

Первую ночь я просидела возле гроба, а потом свалилась.
На вторую ночь меня отпустили домой «хорошенько выспаться»
и приготовить домашнюю буженину, то есть, духовое мясо.

Мой брат Максим тоже поехал со мной.

Вечером пришёл с работы Серёжка, сел по обыкновению у телевизора
в своё кресло и углубился в тему просмотра вечерних «Новостей».

К тому времени «буженина дала о себе знать»: она пахнула из духовки,
проявив свой «интеллект». Это был очаровательный выпад с её стороны,
своим аппетитным «чесночным духом» она буквально сразила наши голодные умы,
протанцевав злосчастное «па-де-де» в воздухе прямо перед нашими носами!

Я открыла балконную дверь проветрить помещение, но «буженина не сдавалась»,
она не желала покидать наш дом, а поскольку ей находиться в духовке было тесно,
то она, время от времени, «прорывалась на нашу сцену»!
«Зрители» откровенно молчали. Знали, что это «для поминок бабы Оли»…

Кто его знает, о чём думал каждый из нас?
Видимо – «ныне здравствующим» никак «до конца» не понять
«новопреставленных», поэтому первым «свой голос» подал мой первый муж Серёжка:
 
– Жена, оставь эту буженину для нас! Мужикам с завода твоей матери,
всё равно, чем водку закусывать! Они и вкуса-то её не поймут…

После этих слов, он поднялся с кресла и подошёл к духовке, словно воочию
хотел убедиться в том, что она «зверски» действительно хороша:

– Боже, какой здоровый кусок! И ты всё это завтра отвезёшь «на поминки»?
Этим «алкашам»? Оставь дома хотя бы половину!

С этими словами Серёжка удалился и снова погрузился в своё кресло.
Если бы он заткнулся, я бы успокоилась, инцидент был бы исчерпан.
А так, он всё не унимался никак.

Но, я больше ничего не слышала. У меня в голове стремительной искрой
пролетел вчерашний эпизод с покупкой гроба «для бабушки»: 
я выбрала самый красивый, если так можно выразиться, он был весь обитый
малиновым атласом и украшен, огромными, вдоль всего периметра нежно-розовыми,
как будто по настоящему, живыми розами:

– Это «женский гроб», – подумала я, тем более, что бабушка моя всю жизнь
выращивала такие дивные цветы, что когда я смотрела, видела «райские кущи»:

– Она это заслужила! – решила я и купила, его, не задумываясь, правда,
стоил он «в два раза дороже», нежели обычный, из светло-серого атласа,
что стоял поодаль:

– Зачем ты берёшь такой «дорогой гроб»? – спросил меня шёпотом Серёжка, –
смотри, вон стоят гробы «подешевле», «там» же «им» всё равно!
– Вот, «подешевле» себе и купишь! – проговорила я, сквозь зубы.
– Ваша жена правильно делает! – одобрила продавщица, видя, мои заплаканные глаза.

…Потом после сорока дней я увижу мою бабушку во сне, и она от всей души
поблагодарит меня, сказав, что «отныне вся моя жизнь будет только в цветах»!
Но, это ещё впереди…

А сейчас… в этот последний вечер перед её похоронами,
я была полна смятения, и не могла справиться с собой.

Что-то во мне, словно переключилось, и я, схватив, в руки кухонный топорик
для отбивания и рубки мяса, решительно направилась прямиком в зал, где восседал
мой недовольный муж. Пройдя коридор, мимо детской комнаты, где сидел за уроками
мой сын Сашка, я, не задерживаясь, ни на секунду сказала громко вслух:

– Завтра мы хороним «двоих» – мою бабушку и Серёжку!
Сейчас, брат, у нас будет «второй покойник», я этого жмота положу рядом
с бабулей в один гроб, пусть он «там» ей попробует объяснить, сколько ему надо
оставить буженины, и почему, у неё такой «дорогой» гроб, а если ему всё-таки
посчастливится и бабушка ему «разрешит», то я обязательно ему оставлю
«его половину»… и запихну я её, знаете, куда?

С этими словами я наотмашь два раза рубанула по косяку двери:
налево и направо, ясный перец, что «третий удар» должен быть по нему!!!

Серёжка сидел прямо у двери, я это знала, на первом кресле, где удобно
можно было расположиться напротив телевизора, и два первых удара об косяк
практически просвистели как пули у него над головой.

Откуда из какого угла вдруг появился мой родной брат Максим, я не видела,
а чего было глядеть, когда у меня глаза были «белыми» от гнева как стекло?

Пришла я в себя лишь тогда, когда увидела перед собой глаза Иисуса Христа,
Он обращался ко мне голосом младшего братишки:

– Галечка, это я – твой брат Максим, отдай мне, пожалуйста, топорик!

И он пощёлкал пальцами у меня перед глазами, словно старый цыган,
когда его любимая лошадь артачится, будто ослица и никак не хочет
идти прочь от своего дома.

– Мы никого не станем сегодня «убивать»! Правда, же? Ну, сестричка, давай,
разожми свой кулачок! Мы с тобой сейчас возьмём и вернём этот «инструментик»
на его место, вот так, умница.

С этими словами он взял топорик и отнёс его на кухню.
Я глянула на Серёжку: шея у него была втянута вовнутрь:

– Сволочь! – сказала я зычно, словно плюнула в него,
и ушла спать в комнату к сынишке, а Макс улёгся в зале
с Серёжкой на диване, прямо с краю от двери, чтобы охранять:
кабы, чего ещё «новенького» не вышло, тогда как по обыкновению,
наши ребята спали  всегда вдвоём, а мы с Серёжкой только вместе.

Прошло время. Ни разу я не упрекнула Серёжку из за этой буженины,
мы даже не вспоминали с ним про «тот случай», но топорик этот
и по сей день со мной, так, «на всякий случай»!

…а бабушка моя слово-то своё сдержала, это я «про цветы»!