Глава XII Масть на масть

        Герман для затравки проиграл тысячу. Партнёры списали на фатальную невезуху.

        - Ничего-ничего, столица! – подбадривал Слава. - Судя по твоей удачливости - тебя ждёт утомительный курортный роман!

        Друзья расхохотались сибирским альтом.

        - Сейчас выиграю - ставлю штуку! - Катала изобразил азарт.

        Пошерудил в брючном кармане, выудил купюру, бросил на песок.
        - Поддержим Москву? - подмигнул другу рябой.
        На шулерский «архангельск» легли два честных, переместились на покрывало.

        - Насдавали-то... - Герман разыграл досаду, глядя на мелочь с некозырным валетом.
        - Тебя за язык никто не тянул, - радовались нефтяники, заботливо расставляя тузов.
        Но партию выиграл катала.

        - Фортуна переменчива, - сгрёб деньги победитель, - наконец-то, и мне повезло. Угощу-ка вас на прощанье! Где здесь ближайшая пивнушка?
        - Лучше дай нам отыграться, - озадаченно чесал репу Слава.
        - Пиво у нас есть, - Данила достал из сумки по банке.

        В душе шулер радовался разгорающемуся ажиотажу - два буровика на алтарь всепоглощающей алчности. Ночные страхи испарялись за привычной работой.

        - Ладно, давайте последнюю партейку, - Герман выложил тысчонку, объяснил косным взглядам, - чтобы быстрее отыгрались...
        Два «архангельска» накрыли сверху.

        Сдававший катала и в этот раз не поддался.

        - Не грустите, мужики, - сделал уходящий вид шулер. - Масть на масть не приходится.
        - Погоди, - схватил за руку Вячеслав. - Ещё одну.
        - О-о, ребят! Чуйствую, пока не проиграю честно заработанное - не отпустите.
        - Чур, сдаю я, - раззадорился Данила.

        Карты ветром разлетелись по игрокам.
        - Вини - дурака сменили! - воскликнул Слава в лихорадке азарта.

        К концу партии Данила сидел с полной колодой на руках. Катала сжимал четыре, лишь грамотный заход рябого мог спасти игру. Вячеслав зашёл с валетов. На бубнового легла бубновая дама, на червового – червовая. Сибиряк занервничал, но выложил трефового. Дама крестей покрыла юношу. Герман прикрыл дьявольскую улыбочку последней картой. Рябой с плеча кинул пикового валета, как шашкой рубанул.
        - А козырной дамы у тебя нет! Я считал карты. Раньше вышла!

        Катала дождался, когда умолкнут последние отголоски неумолимого триумфа, обнажил спрятанную ухмылку:
        - Ты просчитался.
        Пиковая дама, по ходу партии ловко выуженная из отбоя, покрыла валета.

        - Не может быть... - Слава даже зажмурился, отказываясь верить.
        - Теперь буду звать тебя, Германн, с двумя «н»! - рассмеялся шулер и привычным движением смёл деньги.
        - Почему «Германн»? - рябой впился в лукавый прищур карточной женщины, надеясь отыскать загвоздку памяти.
        - Пушкина читал? Чайковского слушал?

        Слава налился кровью, как бык, готовящийся разорвать матадора, прохрипел:
        - Ещё одну.

        Подошла дородная баба с мальчиком лет пяти, прошипела:
        - Всё проиграть хочешь?
        - Уйди, - буркнул сибиряк.
        - Только не говорите мне, что нефтянику жаль пары тысяч, - благодушно улыбался Герман, достал карамельку из штанов, протянул мальчугану.
        - Что сказать надо? – вторая половина говорила раздражением.
        - Спасибо, - малыш мучился с обёрткой.
        Мамаша схватила за руку, увлекла к морю.

        - Ещё одну, - вновь прохрипел рябой.

        Катала полыбился, но убедившись в отчаянности противника, достал из кармана пять тысяч. Купюра сложилась с предыдущим выигрышем.
        - Ладно, выигрывай и забирай.
        - Э-э нет, хлопцы, я в такие игры не играю, - отказался Данила, - и тебе не советую, Слав. Что ты в бочку лезешь?

        Рябой выуживал деньги из портмоне, насобирал мелочь из отдельного кармашка, пересчитал:
        - Трёхсот рублей не хватает, простишь?
        - Не вопрос.
        - На этот раз я выиграю. Мне всегда везет на крупных ставках, - Вячеслав подобрел в воспоминаниях о былых успехах.

        Но прошлое разошлось с настоящим, как день и ночь. Катала выиграл без шансов для противника.

        - Ничего не поделаешь, братишка, - ехидство играло на лице шулера, артистические пальчики подгребали банкноты в аккуратную стопочку.

        На волосатой руке, взявшей пачку купюр, щёлкнул замок наручников.

        Катале загородил солнце сорокалетний мужчина с сединой, запутавшейся в черных волосах. Из-под густых бровей жёг огонь серых глаз.

        - Поздно вольтовать, Герман, колода у меня.
        - Чеснок?! - шулер раскрыл рот. – Что ты здесь делаешь?
        - Специально по твою душу приехал.

        Павел защёлкнул вторую руку игрока.

        - Мог бы не приезжать, я б не обиделся, - смирился пойманный.

        Павел поднял Германа за плечи, обратился к вставшим картёжникам.
        - Граждане-товарищи, разрешите представить - Штерн Герман Витальевич, широко известный в некоторых кругах карточный шулер.
        - Ах ты! – «бык» всё-таки бросился на окольцованного матадора.
        - Спокойно! - упредил капитан. - Обойдёмся без самосуда. Желаете написать заявление?
        - Обязательно!
        - А таким хорошим парнем казался, - сплюнул Данила, зло вспомнил, – Генрих.

        Начала собираться толпа зевак. Прибежал Вангелис, издалека завидевший сыр-бор. Примчались сибирские жены, заохали, запричитали. Дети разделили женские чувства – пискливо заплакали. Нефтяники увещеваниями и криками заставили замолчать.
- Дамы с детьми могут продолжить отдых, а мужчин прошу за нами, - пригласил Чесноков.

        В тиши кондиционированного кабинета поверх раскрытого ноутбука Александраки рассматривал пойманного, как юннат редкого жука. На капитанском столе лежала стопка денег, носовой платок, скомканная визитка и пяток конфет – вынутое содержимое брючных карманов задержанного. Павел неспешно раскладывал письменные принадлежности. Из папки вылез чистый лист, услужливо прилег перед милиционером.

        - Всё, Герман, отгулялся! Теперь будешь чифирить... из алюминиевой кружки. Надо было ехать дальше.
        - Это ты меня так мягко послал? – повёл бровью катала. - На три буквы?
        - На четыре.
        - В смысле?
        - В смысле - в Сочи. Но для тебя Сочи теперь автоматически трансформируются в другие четыре - Зону.
        - За один раз много не дадут, - сделал плохую мину шулер.
        - У меня ещё три заявления... Так что... Как ты там говоришь, масть на масть не приходится?
        - Как знать, может, у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

        - Не круто ли берёшь? Такие слова подошли бы дону Карлеоне, а не мелкому мошеннику.
        - Обижаешь, начальник. Твой командир меня выше ценил… Как, кстати, поживает Макаров?
        - Умер два года назад.
        - Жаль. Хороший мужик был.
        - Хватит мне зубы сверлить, - Павел пересчитал купюры, пометил в протоколе, окинул оценивающим взором арестанта. – Не сопрел в чёрных туфлях?

        Катала развёл руками.

        - Снимай.
        - Начальник, может, прикажешь до трусов раздеться? И так до отделения в одних плавках вёл.
        - Надо будет – прикажу. Сам заначки из-под стелек достанешь или помочь?

        Шулер снял обувь, демонстративно поставил на стол перед следователем. Морщась от едкого запаха, капитан извлёк две аккуратно вмятые пачки, пересчитал. В протокол вписалась новая запись о материальных ценностях.

        - Где багаж кинул?
        - Всё своё ношу с собой, - заиграла улыбка деда Мороза.
        - Не скажешь, понятно. А я уж обрадовался, решил - мой старый знакомый покинул Калтыг, неделю ни слуху, ни духу. Впрочем, теперь тебе многого не надо – долгая дорога и казённый дом. Там и обрастёшь новыми вещами, там твой талант будет к месту.

        - Так что насчет? – перевёл грустные стрелки пойманный.
        - Насчет чего?
        - Насчет сделки?
        - У тебя всегда был туз в рукаве. Но чем ты можешь быть полезен в Калтыге? Ума не приложу.
        - А ты приложи.

        Павел бросил ручку на стол:
        - Понять не могу, Герман, «радио» не слушаешь? Не нашлось доброго человека подсказать? На кой здесь остановился?
        - Люблю сыгрануть по-крупному... ты знаешь, начальник.
        - Это тебя и подводит. Замахиваешься на шапку не по Сеньке.
        - Так что, сыгранём?
        - С тобой?! Играть?
        - Я про сделку. Тебе - звездочку на погон, мне – свободу.
        - Герман, ты знаешь, я по-итальянски не Копенгаген. Есть что сказать – говори, нет – не заикайся. Заика-геолог.
        - Я знаю, кто убивает и насилует детей.

        Капитан досадно крякнул в сторону, взялся за протокол, сквозь писание удосужил:
        - Вообще-то, наоборот. И уже поймали.
        - Как поймали?!
        - Молча.
        - Не может быть! Такого человека.
        - Какого человека? Обычный таксист.

        Ёрш жестких волос встал на дыбы, пуговки глаз мерцали по углам, на загорелом лице собралось соображение. Герман ударил пальцем о палец:
        - Такой сутулый, с выдвинутой челюстью?
        - Наконец-то, - следователь перестал писать. – Опознал дружка. Это ж он тебя к бабке устроил, царствие ей небесное. Дашь показания против него?
        - А он в отказ пошёл?
        - Какой ты проницательный, - съёрничал Чесноков. – Как нам только удаётся тебя ловить?
        - Каша правду говорит. Он всего лишь соучастник, помогал прятать трупы.
        - Каша – это его прозвище?
        - Вообще-то, Кашалот, но я сократил.
        - И кто ж насильник?
        - Сначала договариваемся, потом вскрываемся.
        - А если педофил – это ты?

        Катала закашлялся от неслыханности подозрения.
        - Начальник… ну ты...

        - Герман, я тебя давно знаю, поэтому не верю, - хитро прищурился Павел, - не верю, что это ты педофилировал. Также не верю, что ты - мокрушник. Но ты даже не вздрогнул на «царствие небесное», значит, знаешь, что мертва. А убили бабку сегодня ночью.
        - Убили?!
        - Вот сейчас хорошо изобразил. Как умеешь, естественно.
        - Я, действительно, заходил к ней ночью. Она уже была мертва, лежала на кровати, я щупал пульс...
        - В котором часу?
        - Часа в три-четыре.
        - Зачем? Героем-любовником ты никогда не был, да и старушка не в том возрасте.
        - Выбежал на утреннюю пробежку.
        - И в спортсменах не числился. Значит, твоих пальчиков там полно. Загремишь ещё и за убийство, на зоне респект и уважуха, но и срок длиннее. Зачем приходил к бабке?

        Герман вздохнул:
        - Гнались за мной. Этот любитель детей вместо того, чтобы собрать денежки, натравил борзых.
        - Ты его шантажировал, что ли?
        - Какой ты проницательный, начальник. Видимо, поэтому и удается меня ловить.
        - И кто он?
        - Сначала договариваемся, потом вскрываемся.

        Капитан развернул скомканную бумажку.
        – О, как! Александраки, Тодадзе ещё у нас в обезьяннике?
        Вангелис кивнул.

        - Гражданин Штерн, что вас связывает с гражданкой Популией?
        - Ничего. Разок перекинулись в картишки, оставила визитку, снова приглашала.
        - На сколько ты её хлопнул?
        - Не помню.
        - Знаешь, что она погибла?
        - Как погибла?! Хотя немудрено, они при мне уже нюхали какую-то дрянь. Передоза?
        - И здесь хорошо сыграл. Артистище!
        - И её смерть на меня повесишь?
        - Нет. Я просто посажу тебя в камеру к её папочке с братками и шепну, мол, этот малый последний, кто видел твою дочь живой.

        Герман почесал подбородок, потёр глаза:
        - Ну, порвут они меня на запчасти, дальше что? А маньяк, может, прямо сейчас очередного мальчонку приласкивает.

        Капитан откинулся на спинку кресла, досадуя на невозможность расколоть бесплатно, впился глазами в мошенника:
        - Говори.
        - Какие гарантии?
        - Чистосердечное признание, помощь следствию и не отдам на растерзание.
        - Э-э, начальник, баланду в уши другим будешь заливать. Этого мало.

        Чесноков глянул на Александраки в углу, наматывающего науку.
        - Если информация, действительно, важная, - понял с полувзгляда грек, - уверен, начальство пойдет навстречу.

        Павел продолжил:
        - Надеюсь, деньги не все прокутил, сможешь расплатиться с жертвами?
        - Это твоя забота.
        - Наглеешь, друг ситный, - нахмурился капитан, потеряв инициативу. - Ты просто что-то слышал?
        - Видел, как тебя.
        - И показания дашь? Не западло?
        - Уж больно не хочется возвращаться на нары. Да и сам виноват – нечего было гончих засылать.
        - Говори, если поможет, всё сделаем.
        - Если гарантируешь, что всё будет по-твоему, по «чесноку»…
        - Гарантирую. Кто убийца?
        - Верю на слово. Не заставляй меня разочаровываться в людях. Поклянись Макаровым! – пойманный наслаждался нужностью.
        - Хватит устраивать прогоны, либо базарь, либо нет! – милиция теряла терпение.

        Катала помялся, набивая цену, выдал:
        - Гонорин Фёдор Игнатьевич.
        - Это кто такой?
        - Ах да, начальник, ты ж тоже нездешний.
        - Заместитель мэра, - подсказал побледневший Вангелис.

        Шулер выложил всё без утайки, закончил словами:
        - ...Да и мне под вашей крышей пока будет спокойней.

        Перед Германом легли чистый лист и ручка.
        - Пиши, что сейчас наговорил. Александраки, проследи.
        - Я уже всё записал, - лейтенант включил аудиозапись допроса. – Слово в слово. Сейчас обработаю, распечатаю и на подпись.

        Четыре глаза смотрели на грека, как жуки на редкого юнната.

        - Хорошо, - вернулся из озадаченности Павел. - Заодно собери заявления у пострадавших, наверное, давно написали.

        За стеклом Кашалота допрашивал майор Петров. Чесноков навёл справки среди подглядывающих – командиры уединились в кабинете главного для выработки новой тактики раскола. Капитан влетел к начальству.

        - Пётр Степанович! Сергей Тихонович! Прошу прощения, что врываюсь, но дело срочное.
        - Что у тебя, Павел Сергеич? – пригласил Егоров.
        - Похоже, ваш задержанный не врёт. Он всего лишь соучастник.
        Капитан вкратце изложил.

        - Старую ищейку новым трюкам не обучишь, - ухмыльнулся полковник, - но своё дело знает. Что скажешь, Сергей Тихонович?

        «Правая рука» начальника УВД рассудительно взвесила все «за» и «против»:
        - О таком человеке мы и думать не могли - лицо вне подозрений, ставленник Москвы. Но, раз так, надо брать. Хотя очень не хочется ругаться с центром.
        - Нам не привыкать, - вздохнул Деркач. - А тебе, Павел Сергеевич, поди не терпится самолично поучаствовать в задержании?
        - Да уж хотелось бы. Я ж приложил голову. И вот ещё что. Я обещал отпустить Штерна. С выплатой всем пострадавшим за наш счёт. Хотя можно и его немного ошкурить. При нём обнаружено шестьдесят три тысячи девятьсот семьдесят рублей. Наверняка, ещё заначил на хате.
        - Выплатим за счёт экономии отдела, - решил Деркач. – Пару тройку месяцев без премии перебьёмся, Сергей Тихоныч?
        - Конечно. Какие вопросы?

        Полковник решительно встал:
        - Я к прокурору.

        Продолжение - http://www.proza.ru/2014/09/03/490