К Вечности

                I. Безвременье.

                Requiem aeternam dona eis, Domine,
                Et lux perpetua luceat eis.(1)

"Всеми силами души, как того требует пастырское попечение, стремимся мы, чтобы католическая вера в наше время всюду возрастала и процветала, а всякое еретическое нечестие искоренялось из среды верных. Не без мучительной боли недавно мы узнали, что... очень многие лица обоего пола пренебрегли собственным спасением и, отвратившись от католической веры, впали в... грех с демонами инкубами и суккубами..."
                Иннокентий VIII, «Summis desiderantes affectibus»(2)

- Покайся, грешница! Ибо вина твоя очевидна! Покайся и прими боль очищающую смерти своей с душой, не обременённой скверной греха тяжкого.
-  Я невинна...
- Жаль. Жаль мне души твоей, столь чистой и светлой в прошлом. Дьявол сковал уста твои ложными клятвами. Ради спасения твоего вырву признание телесной болью...
Кровь на запястьях. Полон рот ее - затоплен разум... Дыхание едва пробивается сквозь пелену желтого света и запаха свечей. Сколько длится тьма вокруг? Вечность… Ад раскрыл врата свои, дабы принять её в круги мук? Но нет. Дьявол милосердней...
- Признаешь ли ты, что в дьявольских оргиях проводила ночи? -  Молчание в ответ, прерываемое лишь хриплым дыханием.
"Не переусердствовали ли мы?" - Тревожное мгновенье, за коим последовал хриплый вздох и едва уловимый шепот, словно шелест опадающей осенней листвы, сорвался с прекрасных уст:
- Помоги мне... Помоги...
- К кому обращаешься ты?! Молишь о помощи гибель свою? Нераскаянной уйдет душа твоя в мир тьмы и подвержена будет мукам адским… 
Каменный мешок ледяным безмолвием сводил с ума вкупе с болью, ломающей тело не истинным мгновением, но воспоминанием. Дыхание сбивалось в отчаяннии. Ничего не осталось. Пытка изломала её слабое тело и дух, лишив светлой памяти о том, кого так преданно любила. Предательство черной копотью застило взгляд, жгли уста ложные признания. Не осталось ничего, лишь желание смерти стало единственным лучом надежды.
- Царствие небесное дарует отец небесный тем, кто на его стороне…
Зачем? Там нет его. Нет того, кто был её жизнью. Чьё прекрасное лицо освещало её сны, нежные руки поддерживали от падений и укрывали от невзгод. Там нет Его… Любовь проклятие. Он знал…
...Но не пришёл. - Сомнение ядовитой сурьмой вливалось в хрупкие ломкие вены, вырывая больные стоны из глубин разбитой души, что кричала в пустоту. Пустоту, где раньше была их связь. Мысли обладают страшной силой и не приемлют  расстояний и времени. Он знал каждый её вздох. Её “люблю” наполняли восторгом хрустальные осенние небеса.  Пламя волос в облаке горького аромата диких цветов волновал, взрывал покой одиноких вечеров болезненной истомой. Он знал, что она не должна…
- Помоги мне, Вильям…
- Я с тобой, Эн. Что бы не случилось, прими покорно и исполни, чего  бы не требовали они. Ты будешь спасена, дитя...

                II. Взгляд тьмы.
                Dies irae, dies illa
                Solvet saeclum in favilla(3)

Знал, что она не должна касаться его и взглядом. Его суть сулила гибель. Но светлая душа её не знала тьмы, не омрачалось чело и тенью зла. Светлым покоем лучился лик, осиянный крылами небесного благословения.
Всё же переплела нити их жизней капризная судьба, столкнув в сумраке чужих интересов. И единого мгновения хватило для того, чтобы потерять себя и найти в глазах визави новое небо.  Он прятал боль внезапной потери в густом шёлке тёмных изогнутых ресниц - там, в жгучем янтаре его глаз пламенный вихрь рисовал девятый круг. Лёд в словах и голосе жёг её ланиты огнём, дрожью сковывая тонкие нервные пальцы.
Почему? Единственный вопрос, таящийся в глуби морей гипнотических зрачков её глаз.
“Почему? Что пугает тебя, прекрасный демон? Свет?”
Он слышал каждый вдох и мысли не были секретом, удивляя проницательностью.
- Как же поэзия, Вильям? - Её голос был высок и чист. Без малейшего оттенка хриплой страсти, так привычной. Его высокое чело на миг прорезали морщины раздумья.
- Поэзия? Может быть, Эн, я прочту Вам что-нибудь. Но мрак и холод луной ночи будет послевкусием сего.
-  С оттенками дождей?
-  Быть может. - Тонкий изгиб его совершенных губ бросил в дрожь. Словно жертву, чувствующую хищника, но готовую бежать навстречу.
Как долго противились они нахлынувшему чувству, связанные иным долгом. И если бы не обстоятельства, повергшие в скорбный траур её жизнь, возможно, его свободный и независимый путь оборвался бы в день, когда нежная ручка ангела навеки легла в бледную ладонь сурового северного великана, коему была назначена в жёны. Война разорвала узы обета.
Война, отнявшая покой и надёжность мужского плеча и принесшая смуту в каменный рай. В чёрный тяжёлый муар укутала женские хрупкие силуэты. Измождением и тревогой затянула лица. Тишиной - жизнь.
Перестук копыт, лай, вскрик вызывали дрожь. Закрывала уши, пряча хрупкое сознание уже едва связанное с внешним миром. Рвала зубами кожу запястий. Прочь. Прочь от жестокости карающей божественной длани. Нет спасения в вере. Ни надежды… Лишь тьма.
И в это горькое больное время на её пути возник далёкий образ: высокий статный силуэт, облитый солнечным светом; блики, застывшие в кольцах тёмных волос; мерцающие золотые искры, таящиеся в глубине янтаря. Словно солнце, внезапно ступишее за землю, где души ещё не познали всей власти насилия чуждой им веры. Новой, привезённой с иных берегов.
Тенистая тропа обещала покой и одиночество. Оттого и стремилась она за запретную грань мрачного соснового леса, пугающего тьмой и первозданной непознанностью тех, то был далёк от смерти. Как часто приходила она к духам этого места, горько сетуя на разбитую жизнь. Лес успокаивал своим дыханием разоряченное лицо, вливал в натянутые вены зелёный малахит ароматов смолы и влажного мха, дарил силы.
Как часто, уходя в глубь неизведанных зверинных троп вступала в ведьмины круги. Опускалась на мягкую зелень ароматных трав и затянув балладу северных ветров, сплетала тонкими пальцами венки из цепких лесных трав…
                О,  моё царственное солнце,
                Ты вьёшься над золотом кос.
                Твою поднебесную звонницу,
                Где ветер родился и рос
                Развеет безумное зарево,
                Растопчет жестокий закат.
                И только туманное марево
                Укроет руины палат…
Голос оборвался на испуганно замершем вдохе. Не шорох. Не хруст. Лишь призрак тени нарушил возникшую гармонию скорби. Призрак того, кого прятала глубоко в сердце. Того, кто был соткан из нитей её души. Моря её глаз долго всматривались в сумрак вечной зелени в надежде ощутить лёд его взгляда, за котором бушевало пламя его тёмной, но смертельно раненой любовью души…

                III. Демон.
                Liber scriptus proferetur,
                In quo totum continetur,
                Unde mundus judicetur.(4)

Эн… Затянутый в чёрное силуэт с усталым от жизненных невзгод взглядом. Незамужняя вдова, всем сердцем стремящаяся к другому.
Любовь? В мире, где правит бал власть ей нет места. Но война обрушила власть и сейчас, как никогда громко, чувства требовали справедливого отмщения времени забытья.
Не могла сомкнуть глаз, ощущая его незримый образ. Во всем. Обезумела в бесконечных попытках найти. Но нет...
Медное золото волос потемнело, местами переплетенное лунным серебром времени. Все чаще прятала лик за вуалями. Ладони - в мягких шелках одежд. Теряла покой, скрывая ночную тоску за плотными дверьми.
Вильям... Его имя, словно драгоценнейший шёлк, ласкало, окутывая нежным шепотом, который она обрела в той далекой теперь прогулке по самой грани добра и зла.
И сейчас, вспомнив, стремилась вернуться в лоно природы, где мир был в абсолютном равновесии и там, в самой глуши, жила её безумная мечта встретить того, ради которого царство смерти открыло свои врата.
Эн не выносила католической религии, но, как и все, была закрепощена в ее каноны, осмеливаясь обнажить истинное лицо лишь наедине с богом. Но её бог был под запретом.
Темный лес, укрытый плотной туманной мглой, приветственно кивал верхушками сосен не одну сотню лет. Тяжелые лапы дерев раскрыли объятия, принимая под надёжную защиту чернильный таинственный силуэт. Звериные тропы тонули в белесой пелене, онемевшей  в утренней неге. Безмолвие тревожило, ускоряло кровь, стучало в висках, оглушая прерывистым дыханием. Бесшумно и легко скользила она по едва заметным вехам, оставленным незримыми жителями этого места.
Призрачный лес смыкал туман за её спиной, надёжно укрывая от ненавистного мира людей. Эн очнулась, внезапно сознав, что безнадёжно заблудилась. Впервые лес не отпускал.
Она застонала, сжав ладонями виски, медленно оседая в мягкий мох. Ветви расплели, растрепали длинные пряди, что рассыпавшись по плечам и спине пламенели волшебным цветком папоротника.
- Вильям… - Его имя звонкими каплями рассыпалось по листве. Крещендо обрушиваясь ливнем  на хрупкие плечи. Рисуя смутные росчерки силуэта в бесконечности отражений.
- Кто ты? - Несмелый вопрос, рождающий страх. Ливень менял цвет, обращаясь искрами; пламенел, касаясь кожи. Она в ужасе закрыла лицо руками. Вздрагивая, едва сдерживая крик.
- Эн… - Шепот накрыл волной ужаса, исторгнув крик. Теряясь во тьме бархатного безмолвия, ощутила нежное прикосновения тонких пальцев к мокрой щеке и объятие, охранившее её от падения.

                IV. Лестница в небо.
                Rex tremendae majestatis,
                Qui salvandos salvas gratis,
                Salva me...(5)

Распахнутый взгляд устремлён в пылающее небо, где пламенем распускались диковинные букеты, багрянцем и золотом покрывая низкие облака. Небесный дворец сиял огнями, расцвечивая мир божественным знамением. Испуганный мир затих, шепотом моля о прощении или спасении. То конец света. Конец мира. Бог проклял детей своих, желая разрушить, уничтожить…
Иной мир раскрыл врата небес, приглашая в долгое путешествие. Облака спускались всё ниже, спирально закручиваясь ступенями. Лёгкий звон перетекал в мелодию, вплетая иные мотивы, будоража. Даря лёгкость волшебных белоснежных крыл за хрупкими плечами.
- Эн… - Зов рассыпа`лся хрустальным смехом. Ласкал.
О, с каким трудом ей дался первый шаг. Изящная ножка в тонкой шёлковой туфельке несмело ступила на дымчатую ступень, высвеченную пламенем изнутри. Сердце на миг замерло. Медленно, не дыша, преодолела и вторую преграду. Страх сменился благоговением и восторженной радостью. Пряди волос пламенели в лучах сумасбродного огня, развеваемые ветром, несущим терпкий аромат горьковатого льда полевых трав. Родной аромат, усиленный взаимным желанием, манил.
Она спешила, поднимаясь в небеса, где ждал её тот, кого искала тысячу лет. Тот, кого ждала вечность. И сейчас, за мгновение до встречи, дрожь в теле сковала движения, вызывая хрусталь слёз...
- Помоги мне… - И его нежные руки, поддерживающие. Губы, скользнувшие по щеке, вернули силы и уверенность - это не сон.
- Закрой глаза. - Она доверилась, улыбаясь, этому голосу и янтарным лучам мерцающего взгляда. Шестнадцадь шагов до безумия. Шестнадцадь шагов до вечности… - Уже можно.
- Обними меня. - Шепнула, прижавшись к его горячей груди спиной от мгновения страха, впрочем, сменившегося восторженным вскриком. - Это прекрасно…
Не скрывала слёз счастья, что священной амброзией капали на его руки.
Солнце медленно стремилось к зениту, выползая из-за кромки мира, золотило долину реки и во`ды, ослепляя. Сейчас, стоя в центре клубящихся облаков, окрашенных в багрянец, мир казался прекрасным миражом, заключённым в хрусталь. Сверкая драгоценными алмазами росы, гордился каждой слезинкой, дрожащей на ресницах едва проснувшейся природы.
- Я люблю тебя… - Тихо прошептала Эн, скользнув губами по белизне его ладони.
- Знаешь ли, кто я?
- Ты мой бог…
- Нет, прекрасный ангел. Я - Дьявол. - Она улыбнулась, соглашаясь.
- Пусть.
- Мы прокляты.
- За любовь… За тебя готова на всё. Не отпускай. Никогда не отпускай моей руки.

                V. Единение.
                Juste judex ultionis,
                Donum fac remissionis
                Ante diem rationis.(6)

- Эн… Эн… Эн…
Имя стелилось, ласкало душу своей близостью. Огонь волос согревал ладони. Ровное дыхание волновало грудь, вызывая улыбку на его совершенных губах.
- Я люблю тебя. - Шептал он, касаясь шелковых прядей, рассыпавшихся по бархату мха. - Я нашел тебя. Свет мой, ангел… Как долго я бежал прочь, спасаясь от этого чувства. Ты гибель, Эн. Ты запретное счастье, хмельное и сладкое. Знаешь, один я бы смог справиться с этим. Но услышав твой зов… Ни на миг не оставлял меня твой образ. Отчего не вняла ты предупреждению, что сквозило в моих словах? Мы погибнем…
- Я знаю… Не страшит меня смерть и проклятие нового бога. Это чуждо. Мне нужен лишь ты. Не вернусь. Не отпускай. Пусть считают обманом нашу страсть. Не хочу ничего. Только ты...
    Затянулась осенняя пора, даруя теплые лучи. Осыпая золотом. Раня багрянцем и терпким смолистым дымом вечерних каминов. Затянулась прогулка по лунным тропинкам лесного дворца. Затянулось и прикосновение пальцев к маковым алым устам. И касание взглядов и тонких запястий слепит нагота. Тонкий флер хрипотцы в колокольчиках строк, что читал под луной, в своих нежных ладонях согревая её. Их шаги так легки, что ни звука не сорвется под купол затянутых тучами небес. В её пальцах белоснежная роза. Он дарил их каждый вечер - по одной. И затем отпускала в далёкое странствие по затканным рябью волнам полноводной реки. Их объятия нежны и едва уловимы. Они были едины…
Не вернулась к тому, что разрушено было войной. К одиночеству, боли и власти церковных обрядов. Эта осень была их волшебным миром, где не было места тревогам и глупым раздорам.
Время длилось и осень сменилась зимним рассветом.
Но онажды случилась беда.
- Я должен уехать. Сегодня. Не плачь. Я вернусь быстрее, чем землю укроет зима. Ты не будешь одна в зеркалах леденящего света. Верь мне, ангел. Ты не одна.
Но срывалась на плачь и мольбы, разбивала колени. По щекам в бесконечность катилась тоска.
- Ты не знаешь. Но эта разлука навеки…
Он лишь нежно касался губами чела.
- О, дитя…
Ночь темна и глуха. И наискось срезают ветра благодушия маски. Кончен бал. Лишь затих стук копыт, в дверь тяжёлых ударов тревога вонзилась и чернее тоски домино.
- Следуй...
Но ответом лишь ярость. Дева-демон противилась, ногти вонзив в эту фальш, что таилась в глубине капюшонов церковной власти.

                VI. Казнь.
                Confutatis maledictis,
                Flammis acribus addictis,
                Voca me cum benedictis.(7)

- Признаешь ли ты, что отдавалась дьяволу? Принесла ему в жертву душу свою и жизнь? Творила заклятия чёрные и кровь агнцев едва рождённых вкушала на чёрных мессах?
- Признаю. - Сломленный голос был сух и единой искры не хватало до пламени, что пожирало её изнутри. Неужели любовь - это грех? О, как нелепа ваша вера!
-...Утопления. Ранним утром. До восхода солнца… - Но силы оставили её…
Сколько длился процесс, где бог стал дьяволом и не уставал хохотать над спектаклем жертвоприношения? Достаточно, чтобы вернулся прекрасный демон из терпкой вязкой тишины вечности в адское пламя мира реальности. Без единой искры жизни в мертвых пустых глазах смотрела она в потолок. Не чувствуя озябшего тела. Осталоь 6 часов до встречи с долгожданной смертью…
Но опоздали слуги тьмы и бледный лик рассвета ухмылялся, предвкушая кровь. Она босая, с кожей, содранной колючей власяницей, брела по скованной морозом дороге туда, где ждала её неминуемая смерть. Жалела? Нет.
- Прости меня. Я смела обвинять… То страх. То глубина страстей. И помни: я люблю…
Свеча в её руках роняла огненные восковые слёзы, обжигая тонкий шёлк озябших пальцев.
- Исповедуйся. Сними с души своей грех и иди перед очи всевышненего с чистой душой. Он справедлив и милосерден. И мне жаль…
Отказ. И скованы уста. Ни звука.
Ей выю оплетает грубая пеньковая петля. Не всплыть. Тяжелый камень… И руки за спиной. Проклятья в спину, будто спицы.
- Из-за тебя!.. Ведьма!.. Смерть ей!..
Последний вздох:
- Прощай, Вильям. Прости… - И жгучий плен чернильной вязкой стынью сомкнулся над челом. Нет света, нет тепла, и не вдохнуть…
Но лонули оковы и лик прижала на секунду к стёклам льда, что стал ей крышкой гроба - его глаза…
- Эн! - Зверь сорвался с цепей контроля, разгораясь безумием адских кругов. Мысль страшна. Не приемлет времени и расстояний.
На её белоснежных запястьях ожоги, но жива. Но бледна и едва уловимо вздымается грудь.
Зверь рычит и уже не течёт в его венах обычная кровь - то огонь, что вздымается вихрем до самых небес. Люди в страхе прижались друг к другу. Все равны перед смертью...
Дева медленно дышит. Но взгляд распахнут навстречу пламени, что стал орудием в руках иных сил.
- Вильям… - Тихий шёпот…
Он вздохнул, осторожно свивая в спираль небеса.
- Я люблю тебя… - Слабое тело на сильных руках и божественный лик вновь спокоен. Не могу потерять. Я с тобой навсегда…
К небесам…
Она тихо закрыла моря своих глаз, улыбнувшись.
- Я люблю тебя…

Примечания:

1 - (лат.) Покой вечный даруй им, Господи,
И свет вечный да светит им. (Здесь и далее строки Реквиема)

2 - Булла Иннокентия VIII, направленная на борьбу с ведьмами,  1484 г.

3 - (лат.) День гнева, тот день
Превратит мир в пепел.

4 - (лат.) Откроется книга,
Содержащая в себе всё,
По чему судим будет мир.

5 - (лат.) Царь потрясающего величия,
Благосклонно cпасающий ищущих спасения,
Спаси меня…

6 - (лат.) Праведный Судия отмщения,
Даруй прощение
Перед днем Суда.

7 - (лат.) Посрамив нечестивых,
Пламени предав их адскому,
Призови меня с благословенными.