Че-то я это

Маша в садике шалила - это сразу ясно.
Слишком честными уж были Машенькины глазки.
Да к тому же в группе взяли и все про Машу рассказали!

И про то, как Маша кашу не хотела долго есть,
И про то, как в кашу Маша умудрилась попой сесть.
Про бои большой подушкой, и что малышек довели –
Их они водой с подружкой поливали, чтоб росли.

По пути она от мамы взбучку получила.
А у самого подъезда вдруг заголосила:
«Папа дома – ой-ой-ой! Страшно мне идти домой!
До угла или ремня не дойдет, конечно.
Поругает лишь меня, но мне же стыдно вечно!
Ох, не стоило шалить, а теперь… ну как мне быть?»

С папой лучше не ругаться, если можно… подлизаться.
 
На коленках у отца размещаться классно –
Пусть себе ругается, это безопасно!
Попка ведь не будет бита –
Она коленками прикрыта.

Маша, туфельки роняя, мчится к папе своему.
Ярче солнышка сияет, льнет и ластится к нему:
«Папа, папочка, папульчик, ты по Машеньке скучал?
Ты уже мне новый стульчик делать в мастерской начал?
Ты еще потом мне книжку про принцессу принесешь?
А будут обижать мальчишки, дочку-Машеньку спасешь?»

Все болтает и болтает, слова  вставить не дает.
Нежно папу обнимает, как соловушка поет.
Только вдруг отец с улыбкой, глядя в честные глаза,
Говорит: «Конечно, рыбка, но беситься-то нельзя!
Слышал я, ты как комета носишься весь день в саду?»

«Че-то я, наверно, это… лучше к маме я пойду…», –
Хулиганка так сказала, шмыг с колен – и наутек.
К маме в кухню прибежала и забилась в уголок.

«Ох, – несется из угла речь невнятная, –
До чего же жизнь пошла непонятная!
Все-то знает про меня этот папочка!
И не только, если я – дочка-лапочка,
Он еще на мою шалость на всякую,
В курсе сразу, что была Маша бякою!
Ну, откуда? Что за тайна прескверная?
Никогда я не узнаю, наверное…»

Вот такое у нее горе сильное,
Оттого, что в мире есть связь мобильная…