Проблема существования

Я бесшумно сидел в чужой комнате, разбирая пыльный забытый хлам. Я искал воспоминания, надеясь с помощью них найти ответы.
В тёмном углу противно шумел генератор, который дарил помещению немного непостоянного света. За грязным треснувшим окном  были слышны громкие невежественные перекрикивания и монотонный рокот отбойного молотка. Он стучал и стучал. Постоянно. Я никак не мог сосредоточиться. Шум сводил меня с ума, будто бы он раздавался у меня в голове, доставляя невыносимую тупую боль.
Под ногами лежал пёс. Коротколапый и лохматый, он видел сны, упираясь мокрым носом мне в ногу. Он был тяжело болен. И болезнь эта – старость. Исход его жизни.
Когда пёс, сквозь сон, на мгновение открывал глаза, он выглядел беспредельно жалким: слипшаяся шерсть, иссохшее тело, потёкшая слюна из пасти и в глазах – только боль и упущенное когда-то время. В глазах, которые всё понимали и которые так хотели испытать тот огонёк жизни, что их когда-то наполнял. Но изменило бы это хоть что-то? – Нет. Недостойный финал.
Этот странный момент неизбежно предстоит встретить каждому из нас. Однажды человек проснется и поймёт, что неизлечимо болен. Осознание придёт так внезапно, так не вовремя.
Я вдруг подумал о том, не является ли, в таком случае, и сама жизнь – болезнью? Ведь смерть – это неотъемлемая её часть, лишь очередной этап. Как устройство на работу или создание семьи – будничность. Мне стало жалко пса, ведь, возможно, совсем скоро он умрёт. Он перестанет существовать. 
“Перестанет существовать” – Эта мысль застала меня врасплох. И я почувствовал себя беспомощным. Возможно, более, чем животное у меня в ногах. Я постоянно терял свой главный вопрос. И теперь – вот оно. Так внезапно и так не вовремя. Я не хотел, но должен был понять, что значит “существовать”. Но из-за шума я непременно возвращался в начало.
Генератор, порою, щёлкал, и свет ненадолго гас, а потом вновь загорался – мне казалось, что это я сам открываю и закрываю глаза, пытаясь при очередном взгляде увидеть искомое. Мои попытки, конечно же, были безуспешными. Ничего не менялось. Ничего, с самого моего рождения – с началом моего собственного существования время предательски остановилось, желая дать мне возможность самому отыскать ответы. Теперь я понимал, что родился уже больным – пораженным жизнью, и это время мне отведено исключительно на то, чтобы я смог отыскать истину, испытывая страх перед концом – ведь эта болезнь, которая не имеет лекарства, неизбежно ограничивает в свободном времени и в свободе как таковой. Я болен, чтобы найти исцеление.
В воздухе пахло чем-то солёным, и было нестерпимо жарко. Я весь взмок. На моё липкое тело оседала пыль с улицы, где не кончался противный грохот.
Я удивлённо обводил глазами предметы интерьера. Кожаный диван, деревянные стулья и стол, надломившийся торшер, мигающая желтая люстра, почерневший паркет, облезлые желтые обои. И сам того не желая, я упорно задавал вопрос о существовании каждому из предметов. Будто бы вступая в разговор: “Ты существуешь?” Но в ответ я слышал лишь молчание. Тяжелое, раздирающее молчание.
Сухое чувство таилось у меня внутри. Я не мог почувствовать все эти вещи. Я не мог понять суть того, что меня окружало.
Пыльный хлам, спящая собака, воздух, звук, время, моё мокрое тело. Что это? Рождение, смерть, боль, удовольствие…
Всё это лишь слова, названия, придуманные кем-то обозначения. Это набор букв. И они давили на меня. С этой мыслью в моих глазах всё стало расплываться, становясь чем-то единым, предлагая создать себя заново. Но я не знал – как.
Мне казалось, что теперь не существует ничего. Всё, что меня окружало ранее, на самом деле просто не могло существовать, потому что я не понял, не познал само явление существования.
Но, в таком случае, всё же что это? – спросил я себя и отодвинул хлам в сторону.
Собака очнулась и озадаченно посмотрела, будто бы услышав мои вопросы и решив отложить уготованное ей исчезновение, дабы понаблюдать за мной.
Как я умудрился поселить в себе эту мысль? Теперь же она не даст мне покоя. Она будет зреть, нарывать, как гнойная рана и когда-нибудь смертельно даст о себе знать. По-настоящему. И тогда думать об этом будет уже поздно.
Время тает – недуг берёт верх, а вокруг меня до сих пор только слова. Я увяз в них, как в склизкой, чавкающей массе. Вещи не существуют, ничто не существует. Просто вонючая куча слов.
Я посмотрел наверх – ничего. Оглянулся – тоже. Только бы это был короткий приступ агонии! Иначе я болен напрасно.