Ватерлоо форэва?

Миропорядок после второй мировой войны был установлен на Ялтинской конференции. Несмотря на радикальное изменение карты Восточной Европы – распад Советского Союза и Югославии, «правила игры», в общем, не менялись до конца 20 века. Косовский прецедент и политические экзерсисы «демиурга» Медведева были исключениями, подтверждавшими незыблемость этих правил. Но происходящие сейчас, после марта 2014 года, события заставляют думать о крушении этих правил, и о том, что мир вступает из «пост-ялтинской» эпохи в «пост-крымскую».

Память услужливо рождает навязчивые ассоциации с «проклятым четырнадцатым годом», началом первой мировой войны. Но у нынешнего миропорядка «ноги растут» из 19 века, поэтому мысленно перенесемся еще на 100 лет назад, в 1814 год, когда фактически завершились наполеоновские войны, которые по праву  можно считать мировой войной 19 века.

Ровно 200 лет назад, весенним днем Александр Первый на белом коне въехал в поверженный Париж. Какой триумф! Достоевский писал: «… вышла картина яркая: с одной стороны шел деспот и похититель, с другой — миротворец и воскреситель…» Однако, анализируя последующие события, писатель пришел к выводу, что России, после изгнания Наполеона из своих пределов, было бы лучше с ним помириться. «За условие, что мы не будем ему мешать в Европе, он отдал бы нам Восток, и теперешний Восточный вопрос наш – гроза и беда нашего текущего и нашего будущего – был бы уже теперь давно разрешен…. Но мы все отдали за картинку». В результате в следующем году, после непродолжительного возвращения Наполеона на трон, его победителем стала Англия, а не Россия или Австрия, Пруссия или Вюртемберг. Командующий английской армией Веллингтон очень ревностно относился к своей славе единоличного победителя Наполеона, и до конца дней не простил Блюхеру своего спасения в том сражении…

Тут возникает несколько вопросов. Первый - если в Париже с 14 года находился русский оккупационный корпус, как Наполеон смог вступить в Париж без единого выстрела? И второй – почему русских не пригласили к облаве на узурпатора?  Может быть, корпус, так сказать, «морально разлагался»? Париж все-таки; ведь известно, что командиру оккупационного корпуса графу Воронцову пришлось тратить немалые личные средства для оплаты долгов офицеров…

Но самое непонятное: почему слово «Ватерлоо» в русском языке стало синонимом не просто поражения, а полного краха?… Франкофонство образованного сословия в России, его преклонение перед Наполеоном и ненависть к англичанам, отравившим этого великого человека, лишь частично могут объяснить это. Возможно, была и зависть к извечной сопернице, ставшей первой мировой державой…

Вот как описывал русский с Альбиона свои впечатления от гравюры,  представляющей встречу Веллингтона с Блюхером в минуту победы под Ватерлоо: «Я долго смотрю на нее всякий раз, и всякий раз внутри груди делается холодно и страшно… Они только что своротили историю с большой дороги по ступицу в грязь, — в такую грязь, из которой ее в полвека не вытащат… Дело на рассвете… Европа еще спала в это время и не знала, что судьбы ее переменились». Это Герцен, но он всю жизнь брюзжал, как будто не выспался…

Описывая приобретения России после падения ее многолетнего врага, Достоевский приводит грибоедовскую цитату: «Приданого взял шиш, по службе ничего». Взятие Парижа, правда, подняло «рейтинг» Александра Первого на недосягаемую высоту (по Даниилу Андрееву, даже в метаисторическом «разрезе» Александр Первый стоит выше всех в русском Синклите!), но результатом этого внутри страны стало свертывание подготавливаемых прогрессивных перемен («А зачем? Нас и так неплохо кормят!»), аукнувшееся декабрьским восстанием, а на международной арене Россия прочно вошла в роль жандарма Европы, в которой она и выступала весь 19 век.
 
Но есть еще одно малоизвестное последствие битвы при Ватерлоо, которое  оказало и продолжает оказывать в той или иной мере влияние на весь мир. Это касается создания империи Ротшильдов, один из представителей которой первым привез в Лондон сообщение о падении Наполеона, и в результате паники на бирже сколотил состояние, со временем ставшее одним из крупнейших в мире. Наверное, основатель династии  часто вспоминал старый еврейский анекдот («Рабинович! Вы что предпочитаете - 5000 долларов или пять дочерей?» - «Пять дочерей»- «Но почему?»- «Потому что сейчас их у меня восемь!») и сокрушался, что у него всего пять сыновей, которых он, правда, посадил банкирами по всей Европе – от Лондона до Петербурга. Но потом им пришлось потесниться и поделить сферы влияния  с Рокфеллерами.  Внешне враждуя, а скрытно сотрудничая, эти два дома, эти два паука-паукоеда сплели такую паутину, из которой не может выбраться ни одна страна, ни один политик или бизнесмен. Созданная их стараниями банковско-финансовая система спровоцировала первую мировую войну, в результате которой распались почти все империи, которые могли бы противостоять ей. Вторая мировая война и послевоенное устройство, в общем, стали следствием первой («между первой и второй – перерывчик небольшой!»).
 
Очень трудно политику противостоять им - был убит даже «свой в доску» Дж.Кеннеди, скромно попытавшийся ограничить монополию частников на печатание денег крупнейшей мировой державы. И уж совсем плохо кончают политики в маленьких странах, пытающиеся «взбрыкнуть» против такого миропорядка (Каддафи). Человек может своим трудом, талантом добиться успеха, сиречь - заработать много денег (как, например, пресловутый Гейтс), но затем ему делают предложение, «от которого невозможно отказаться» - в случае согласия  он становится богаче и влиятельнее, в случае же отказа… - но таких случаев или не бывало, либо они нам неизвестны, и уж, конечно, об этом не напишет «Форбс».  Легкое подергивание паутины проявляется «на пленэре» мировыми  войнами, переделом мира, в общем, их бизнес – деньги, а хобби –  «кройка и шитье» политических карт мира. Противостоять им смог только победоносный  Советский Союз, и то благодаря железному занавесу, да некоторые маргиналы (например, аборигены Новой Гвинеи попросту съели одного из Рокфеллеров).
 
Таким образом, нынешняя глобальная финансовая система в некотором роде является следствием Ватерлоо.  Посему  неудивительно его восторженное восприятие англосаксами и трагическое – русскими. Странным образом взятый сейчас Москвой курс на изменение правил игры в мировой политике совпал с эмиграцией после амнистии Ходорковского – бывшего офицера Ротшильда в России. Вот против какого миропорядка взбунтовалась Россия!  В такой борьбе очень много сложностей и трудностей – как политических, так и экономических. Но главным подводным камнем этой борьбы я бы назвал «синдром дракона» - опасность для победителя самому превратиться в такового….