Ослябя

               

 – Есть на Земляничке такое место, самый раз как бор кончается и в березняк переходит, поворот. Не то чтобы совсем поворот. Раньше был поворот, а потом течением-то и спрямило русло. Между старым и новым руслом вроде как островок оказался. Да и не островок вовсе, так, камень из воды торчит, так что только одному на него встать и можно. К новому руслу повернёшься, тут надо на муху хариуса брать – течение, быстрина – он тут кормится. А коли к старому руслу оборотишься, так тут омут, вода стоялая. Тут хариус отдыхает-спит. И хоть ты ему муху под нос суй, хоть червя, хоть опарыша – не пошевелится. Да даже и на опару с анисом не клюёт. Подчас пальцев на обеих руках не хватает, чтоб сосчитать харюзьев в том улове.

Сквозь щели в крыше светили звёзды, пахло свежескошенным клевером, внизу, топотили овцы да хрустел овсом Бурка.

 – Вот ты, Ослябя, это щас кому рассказывашь? – Федька приподнялся на локте и посмотрел на стрыя. Или совсем старый стал? Не помнишь уже – прошлым летом мне то место показывал?

 – Тебе мож и показывал, а Ручейку-то не ведомо, что за место такое чудное. А вот ты скажи, Федюня, тебя мамка или тятька учили старших-то перебивать?
 – Ты прости, Ослябя. Не стану больше. Ты сказывай дальше-то. Ручейку и впрямь интересно, наверное.

  – Ладно. Ну, так вот. Рыбы в том улове несчитано. А рыбку то не токмо мы с вами любим, а кто ишо? Правильно – ведмедь. Вот и сюда однова пришёл молодой ведмедь. Ну да, только раз его здесь и видели.

 – Пошто раз-то? Не по нраву рыба наша пришлась? Или обидел кто?

 – Никто не обижал, чужих-то у нас нету. А загвоздка вот в чём! Обыкновенно ведмеди рыбу на быстрине ловят. Так? А этот исхитрился из улова вытаскивать да не на берег бросать, а на камень положит да штанами прижмёт.

 – Ну, ты, Ослябя, придумщик! – прыснула Ручеёк – Нешто ведмеди штаны носют?

 – Что за семейка у вас такая? Никакого почтения к старшим. – сокрушённо пробормотал Ослябя. – Тебе, девка, должно неведомо, что по осени, когда старики дозволят, мужики медведя загоняют. Осенью-то он сытый да трусливый – поди, поймай его. А потому, собак спускают на него. Собаки уж конечно, медведя то не задерут, а не затем их и спускают. Оне ведмедя за задние холки рвут, убежать не дают. Со всех сторон нападают. Ну, дык и понятно, он чтобы штаны свои сохранить от собачьих-то зубов, на землю и садится. Тут его охотники и настигают. Так-то вот. А ты говоришь.

 – Прости, Ослябя. А наш то чего? Рыбак то?

 – Ну, чего ж? Изловит харюзка, приподнимется, на камень бросит да штанами и прижмёт. Следующего изловит, приподнимется, на камень бросит да прижмёт. Да только, вот беда-то, пока он новую рыбину под себя прячет, старая-то выскальзывает. Ну, наловил так-то с десяток, может и поболе, встаёт поворачивается и у него на глазах последняя рыбка – плюх в воду да и поплыла по течению…

 – Ох, и ругался косолапый! Ох, и ругался... Перебрался по быстрине на берег да и пошёл в лес. Дядька Ведмедь сказывал, будто пробовал он в нашем лесу озоровать от обиды, да наш-то хозяин ему не дозволил, быстро путь указал. С тех пор его у нас и не видели. Я же говорю: чужих у нас нету.

– Чудно! А давай, завтра с утра на рыбалку? Пока все проснутся, мы уже на уху натаскаем.

– Вот ты-то как раз и есть чудной. Думашь, по мешку клевера на крышу притащили и сенокос кончился? Нет, милок, пока пару зародов не сметаем, никакой тебе рыбалки. Да дядьке Нечаю ещё пособить надо бы. Третьяку-то некада отцу помочь, он ить всехнюю скотину пасёт. Так что, давайте-ка спать. Завтра и без рыбалки чуть-свет вставать. На покос идти.