Мифы о круассанах

Звонок начал мерзко трезвонить. То ли я его боялся, то ли просто ненавидел этот звук.
Дзынь-дзынь. Долгие протяжные звонки. Кто-то с той стороны настырно держал кнопку и не собирался уходить.
Я накинул на себя куртку и двинулся по коридору.
-Да блять, третий час ночи. Кого там несет? Сейчас охрану позову! – крикнул я подойдя к двери.
-Балакин, открывай давай! Сука! Это мы! Мертвецов заказывали? – крикнул голос за дверью.
Хочу отступить на этом моменте. Знаете, когда так часто видишься со смертью лицом к лицу, без юмора, ну и водки, никак нельзя. Тут все такие. Наверно для нормальных людей мы давно уже были «поехавшими».

Я резко потянул дверь на себя и сорвал задвижку.

-Балакин! Чего спишь на посту?
-Я не сплю.
-Ага ага, знаю я вас, ****ный некрофил…
-Да пошел нахуй, что там?
-Смотри какую милую я тебе привез. Как вы там говорите? Няша? Ну вот, на няшу тебе.
Он ударил два раза по газели. С другой стороны кабины выскочил худой мужичок в полушубке. То что он был худой было понятно по тому, как полушубок весел на нем. Он раскрыл двери кузова и залез внутрь.
-Держи документ, - сказал Курцев передовая мне папку, а после пошел принимать из машины носилки.

Я распахнул двери и прижался спиной к стене, чтобы дать им проход.
-раз-два, взяли!- скомандовал Курцев и подхватил носилки.
-аккуратнее,- сказал я, - нам тут только недавно порог побелили.
Они занесли тело, положили на каталку и быстро выдернули из под него носилки.
-У нас тут вообще-то не курят, - рявкнул я на Курцева, что живал свою папиросу, пепел с которой летел на кафельный пол.
-Тут стерильность...
-Да чхал я на вашу стерильность, какого лада она мертвым? – сказал Курцев.
Я достал из кармана печать, ударил по приходному листу и отдал его Курцеву.
-вот.
-Ну все, бывай, дружище! С наступающим!
-"... так вот, та баба...", - обращаясь к своему напарнику Курцев вывалился наружу с носилками.
-"... пристрелил бы, ей богу, ладно я ноги сделал...",- закидывая носилки в кузов газели продолжал Курцев. Холодная темная улица разразилась громким смехом мужчины бросили свои окурки в снег и залезли в кабину.

Одинокий фонарь над дверью освещал клубы снега, что поднимал ночной декабрьский ветер. Холодного, колючего. Я покрепче прижал к себе папку с документами и укрыл её курткой. Из-за всех сил потянул дверь на себя, раздался жуткий грохот когда она ударилась о раму. Я задвинул щеколду и втянул носом теплый воздух помещения.


Материализм, во всех проявлениях присущий существу человеческому, правит бал.
Маленькие россыпи жемчужных вкраплений душ, что веками запечатлены на темном небосводе, всегда верили и надеялись на лучшее. Сам факт того, что может быть лучше, а если уж и что-нибудь предпринять, помог не одному поколению страждущих от берегов Нила и до холодных степей Арктики.
Я покатил каталку по коридору. Из-под простыни выглядывали бледные ступни.
-Чертов собачий холод на улице, – бубнил я про себя, пока толкал каталку вперед.
Папка выскользнула у меня из под куртки и рухнула на пол.
-Бляяяять, - протянул я.
Сгорбившись, поднял её и положил на тело.
Тук-тук. Колеса старой каталки ударили о раму двери.
В гостиной, так мы её называли, лежала почти что груда тел.
Местный холодильник давно уже ели дышал, а общую температуру в морге поддерживали продуваемые уличным холодом окна. Старики, замершие бомжи, убитые, их части.
Как-то летом опера эксгумировали тело какого-то местного пахана в лесу. Чееерт побери, так тут такая вонища была целую неделю. Тогда я работал только днем, обедать ходил в дешевое китайское кафе неподалёку, так по приходу на смену меня выворачивало лапшой со стопроцентной вероятностью. Лето тогда еще было жаркое, постоянно что-то где-то горело. Дышать было просто невозможно.
Зато зимой здесь вполне можно было жить. В кабинете где я дремал, стоял масленый обогреватель, да и мой нос совсем уже привык к специфики работы.
Так вот, похороны у того бандита были шикарные! Местный начальник, Борис Аркадьевич, даже выдал мне премию в тысячу рублей. Мол, братки все заказали по высшему разряду и вот тебе Коленька премия. Борис Аркадьевич та еще конечно сука, за рубль удавит кого хочешь. Видать тогда ему столько отвалили, что и подкинуть немного бедному студенту денег было не жалко.

Я оставил каталку и отправился в свою каморку. В кабинете патологоанатома был достаточно удобный диван, чайник, рабочий стол и шкаф забитый папками. Короче все что нужно бедному живому человеку. Нужно было срочно чем-то согреться, тем более еще и с просони. Пить нам категорический запретили, после пары вопиющих случаев на производстве. Это конечно никого не останавливало, но сегодня я как-то просто не успел запастись. Трамвай ехал очень медленно, я и так опаздывал. Сменщик нервничал, ларек по близости был уже закрыл.
Я взял чайник и открыл кран.Он издал характерный трескучий крик и пустил струю холодной воды.  Как-то по ТВ я слышал, что чем меньше воды в чайнике то тем быстрее она закипает и меньше расходует электроэнергии.  Ну вот, проверим. Налил воды ровно до минимальной отметки 0.5, поставил чайник «на базу» и щёлкнул пальцем по выключателю. В жерле пластмассовой коробки что-то зажурчало, я скинул куртку и сел на диван.

В сопроводительной папке были документы, протокол и бланк доставки.
Картина Наталья Николаевна. 90-го года рождения.
В графе «Причина смерти» числилась насильственная асфиксия.
- Чего? Хм… ,- подумал я.
Как бы это не звучала, но официально так не пишут. Должно быть принимал какой-нибудь стажер, которого бросили на дежурство в предновогоднее время. Из неразборчивого почерка, коим был заполнен протокол, вырисовывалась картина событий. Начало было совсем не понятным, ближе к середине стало ясно, что потерпевшая выбежала босиком на улицу пытаясь спастись, но подозреваемый успел нагнать её и задушить её её же собственным ремешком от платья.
-В лучших традициях ужастиков, - промелькнуло в голове.

Чайник щелкнул своим выключателем. Один пакетик черного, по крепче. Два кубика сахара.Утром должны были приехать патологоанатомы. Осмотреть поступившие за ночь тела, сверить протоколы и описать все. Потом уже приезжали опера и прочие выше стоящие. Забирали бумажки, анализы, результаты экспертиз. За ними похоронные конторы и простые смертные за телами усопших близких. Схема была отработанная.

Я вышел в «гостиную» потягивая теплый чай. Операционные столы были в следующей комнате, да и грузить на них тела были совсем как-то не моей работой. К своим 24м годам, я четко осознал, что нужно делать только то, о чем тебе говорили и заплатили. Не больше не меньше.
На столе приемки горела тусклая желтоватая лампа. Разложил бумаги, поставил подписи, глотнул чаю.  Каталка стояла прямо почти что напротив меня и правая рука девушки была над покрывалом. Знаете, в мародёрстве нет ничего плохого. Ну вот зачем мертвым вещи? Тут главное подгадать верный момент, между принятием тела и описью. Славка Гальцев, мой сменщик, был в этом деле спец. Тот не боялся выдирать даже золотые зубы, что для меня было уже кощунством.

Я встал из-за стола и подошел к телу вплотную.
Хм, браслет. Стекляшка, ничего не стоит. Кошелек может есть? Телефон? 
Наверняка ППС давно все приняла, взяла что нужно и описала. Ох эти коршуны в погонах!
Я прощупал тело в районе карманов, в них было пусто.

Давно пора уже было закончить со всем и вернуться в кабинет на диванчик, иначе утром буду как сонная муха.
-Не замужем, 26 лет, прописка местная, - листал я паспорт, перенося данные из него в местную книги учета. На фото в документе была молодая двадцатилетняя девушка. С белыми кудрями, в очках.
-Чертовский похожа, - подумал я про себя. На секунду мне даже стало страшно. Сердце внутри начало биться быстрее, а по холодной коже пробежали мурашки.
Я вернулся к каталке и взмахом руки скинул покрывало до пояса.
Что-то теплое, это холодное тело включило во мне. Тугой клубок, сворачиваемый в животе и двигавшийся все ниже. Те чувства, что приходилось заливать или задрачивать. Такие горячие, существенные, что даже стало жарко.  Она действительно была очень похожа.

Пару лет назад, её светлые вьющиеся волосы. Бледная кожа и запах. Пахло от нее всегда особенно и не сравнимо с чем-то иным.  Вообще очень странный запах для юной девушки – то ли это был запах какого-то крепкого мыла, будто проживала или работала она в какой-нибудь прачечной. То ли это был запах лекарств, четки, не воссоздаваемый, которые она могла принимать. Густой, сухой, осязаемый и неизвестный.
Появлялась она рано утром. За окном было всегда темно, такой уж менталитет у нашей природы.  Успевай только замечать её, ведь большую часть времени из всего, я не открывал глаза и не отлипал от подушки. Считай зимняя спячка. Спустя короткое время она тихо пропадала. Оставляя за собой едва уловимый след тепла, запаха и фруктовой сдобы на кухне, что приносила для меня. Тонкая и юная. Смотрящая на меня через призму наивной веры и окуляры собственных очков.
Я всегда наблюдал за её руками. Ладони её были истерзанные пересечениями линий, будто ей было совсем не 17, а все 30 лет.  При этом они всегда были теплыми и нежными, что для меня казалось странным.


Наверно сейчас, спустя какое-то время, наблюдая за своими руками я вижу сходство, это наверно объединяет нас, но на её руках я не смел прочитать или увидеть того, что вижу на своих.
Широкие бедра, окутанные тонким кружевным бельем. Аккуратная, чуткая грудь. Тонкая бледная шея, маленький рот и большие усмиряющие глаза. Глаза, которым можно было поддаться, отдать все. Но одновременно те глаза, которые безропотном наблюдали за вами.
За тем, как вы могли брать и использовать все по веяниям вашей души.
Она появилась именно в тот момент, когда была нужна. В тот год, когда я пытался взять себя в руки. Она, собственно, и приложила к этому свое непосредственное участие. Когда мы познакомились, то ли у меня, то ли у нее совсем не получалось целоваться. Мы лежали на старом диване и пытались что-нибудь сообразить, истекая слюнями на подушку, как школьники. Её тонкие губы едва подёргивались, а я скрипел зубами в желание прикусить их, схватить её крепче, до боли. Но боялся напугать.
Непередаваемое чувство, сравнимое с теми холодными воспоминаниями детства. Когда я шел ранним утром, глубокой зимой, до больницы. Отсиживал там очередь, отдавал свой безымянный палец на растерзание врачам для анализа крови. А после, такой навеянный прогулянным уроком, ноющим пальце и запахом спирта смешанным с кровью, шел по холодной улице в школу.
И не был я более счастлив, и не был я более свободен, и не был я более спокоен. Спокоен.
Тонкие, почти детские запястья, что можно было сжать своими костлявыми руками для контроля над ней. Её сухие, белые волосы. Почти сразу после нашего знакомства она постриглась под каре. Эти аккуратных, коротких волос. На старом компьютере у меня даже была фотография, о если бы она сохранилась.

Четкое ожерелье из свернувшейся крови под кожей шеи указывала на то, что опер был прав и её действительно задушили. Я накинул простыню, как и должно было быть, прикрыв девушку.
Нахлынувшие воспоминания подхватили меня под руки и усадили на металлический, подобный типу барных, стул.
Чай в бокале давно уже потерял свое тепло, хотя времени прошло не так много, и был не теплее большинства из здесь присутствующих.
Усмирённые фантазии прошлого совсем затмили разум, и мысли о том, что девушку на каталке  я вспомнил, отошли на  второй план.
Это продолжалось еще минут десять, может пятнадцать. Голове хотелось найти свою старую любовь, справится о её делах, пригласить куда-нибудь.
-Может порыться в социальных сетях?
Всему что ниже, хотело затащить её в дом и насмотреться, налюбоваться, схватить, связать покрепче и держать за все прошедшие года.
Кровь отошла, стало зябко.

Холодный воздух привел меня в чувства и в памяти обрисовывалась четкая картинка.
Одним из обычных поздних вечеров, я возвращался привычным подземным маршрутом домой. И в вагоне метро я видел именно её. Белые кудри, тонкая шея, легкое платье.
Когда эскалатор едет очень медленно - это просто убивает. Иду вниз бодрым шагом. Девушка впереди побежала, видимо мы успеваем на ближайший поезд! Прибавляю скорости, лавирую в толпе выходящих из вагона пассажиров. Успеваю. По привычки хватаю рукой дверь, чтобы она не захлопнулась передо мной или вместе со мной.
На против меня сидит она. Образы, опять эти ****ные образы!


Все пять остановок я пристально упирался взглядом в нее.
-Когда поезд выйдет из тоннеля, будь готов, - приказал я себе.
Это приятное чувство, внутри все закрутилось, ноги стали ватными. Коленки дрожали, ей богу.
Поезд выезжает из тоннеля и растягивается по длине станции.
Остановка. Открываются двери. Она выходит на моей станции. Я выхожу за ней.
Семнадцать шагов.
-Вы очень красивая.
-Эм, спасибо, - удивленно ответила она.
 Ускоряюсь, обгоняю её, поднимаюсь быстро по лестнице. Выхожу из перехода на улицу. Дождливо. В какой-либо магазин я уже не успеваю. Все это странно, думал я конечно совсем не о девушке из метро, а о другой, но мне очень хорошо.

Я поставил кружку на соседнею каталку.
-Надо её убрать от сюда, от всего этого, – возникло в голове.
Странное, почти родственное чувство к незнакомой девушке свербило внутри.
Чувство неизгладимой печали и утраты.

На утро вторника точно ничего не было.
Огромный прощальный зал. Черный мрамор, колонны.
Литая коробка стен, с одной огромной дверью и маленьким черным ходом из общего здания, не позволяла пробираться сюда уличной мерзлоте.
Внутри было прохладно, приятно пахло цветами и ладаном. Милый аскетизм, что-то во всем этом было. Огромный купол над нами, украшенный большой хрустальной люстрой на манер концертных залов или театров, был похоже на черную тягучую массу неба. А отражавшийся из-за двери свет, создавал блики на хрустале, сравнимые с звездами.
Она, пожалуй, была главным украшением этого зала. Такая легкая, бледная, спокойная.
В самом центре, между хранящими её покой колоннами и темным небосводом.
Я сел на скамейку для провожающих и оперся на стену. Казалось я слился с этой томной меланхоличной обстановкой. Я был в своем маленьком уголке спокойствия, а за стенами бушевала холодная снежная чума под руку с ночью.

Звонок мерзко трезвонил. То ли я его боялся, то ли просто ненавидел этот звук. Дзынь-дзынь-дзынь. Долгие протяжные звонки. Кто-то с той стороны настырно держал кнопку и не собирался уходить. Я перевернулся с одного бока на другой и нащупал телефон в темноте.
7:04 утра. Встал, попытался найти в темноте тапочки, при этом пару раз споткнувшись о разбросанный по квартире хлам.
Резко дергаю тяжелую железную дверь на себя и срываю щеколду. Маленький коридор между квартирами, наполненный теплом трубы центрального отопления, что проходит через него и запахом парфюма соседей, что давно уже уехали на работу.
Ловлю в воздухе весящий у двери ключ, вставляю в личинку и делаю два оборота.
-Я уж думала вы мне никогда не откроете…