Порча

                Порча.
Июнь 1975 года выдался дождливым С утра сквозь кучевые облака иногда проглядывало солнце, испаряя вчерашнюю влагу, и облака постепенно тяжелели, сбивались в темную грозовую тучу. После полудня, как по расписанию лил дождь, то затихая, то усиливаясь вновь. Летний весёлый дождик всегда в радость и детворе и взрослым, но ежедневный особой радости не приносил, нарушая  планы и внося коррективы в дела.
Несмотря на хмурую погоду, настроение у пятидесятилетнего Николая Горохова было солнечное.
На своём видавшем виды «Запорожце» он ехал забирать из роддома жену Раису и долгожданного сына, имя которому решил дать дедовское – Борис. На заднем сидении автомобиля хрустел упакованный в целлофан букет тёмно – красных роз для жены  и лежал пакет с коробкой  шоколадных конфет «Ассорти» и бутылкой Советского шампанского для медиков.
Николай подъехал к приемному покою и, подгоняемый нетерпением, пошёл узнать скоро ли выйдет жена и вынесут сына. Медсестра сказала ему, что он рановато приехал  и придётся обождать. Чтобы не мокнуть под моросящей влагой мужчина двинулся к автомобилю.
Присел на кресло, закурил и задумался. Перед его мысленным взором возникла картина:
Лео 1945гю Он двадцатилетний мужчина, вернувшийся с войны, слегка хмельной сидит на лавочке перед родительским домом и играет на гармошке. Во рту смятая папироса, на голове отцовская соломенная шляпа. Настроение благодушное – воскресный выходной день Стайка девчонок – подростков  щебечет в сторонке,  изредка поглядывая в его сторону. Порою вспыхивает молодой задорный смех.  Но вдруг стихает и смех, и девичье щебетанье. Веселый гармонист поднимает голову и видит, как из-за угла выходит Авдотья – старая женщина, живущая на той же улице, что и он. Она с мужем и дочкой  была эвакуирована откуда-то с Донбасса в Минеральные Воды, но война догнала их и здесь. Мужа забрали на фронт, где он и погиб, а дочь с матерью пережили оккупацию в  городе. Об Авдотье ходила худая слава – поговаривали, что у неё плохой глаз и кто-то видел как ночью она шла куда-то в сторону кладбища.
Дочь её Нина, красивая расцветающая девушка, страдала падучей и местные парни сторонились её. Авдотья направлялась явно к Николаю. Одетая в чёрное глухое платье, повязанная  по глаза темным платком, с горящим чёрным взором она действительно напоминала ведьму, хотя, скорее всего после пережитого была немного с сумасшедшинкой.
_ Здравствуй, Коля гармонист!
- И ты не хворай, тетка Авдотья!
- Я вот, что хочу спросить у тебя, парень: ты с Нинкой моей, говорят, погуливаешь? Замуж брать будешь аль нет?
Хмель 
Николая выветрился вмиг.  - На хрена она мне нужна твоя Нинка! Она падает где ни попадя да пену изо рта пускает. Еще чего удумала.
- Ну что же, Коленька, будь по - твоему. Не хочешь и не надо. Только знай – жениться тебе всю жизнь! Слово моё помни. Плюнула и ушла. Николай сграбастал гармонь и ушёл в дом.
  После военной разрухи жизнь в городе постепенно налаживалась. Восстанавливалось порушенное, строилось новое. Николай окончил шоферские курсы и работал на стареньком «Захаре». Через некоторое время встретил первую свою любовь – Зину Рябчикову. Белокожая рыжеватая девушка запала в душу и он встречался с ней каждый вечер. Свадьбу не играли, не принято было это после войны у простых людей. Он просто привёл ее в дом  и поставил родителей перед фактом: - Зина будет жить у нас, она ждёт ребёнка. Вскоре появилась дочка Валентина и, поскольку родители её не были зарегистрированы, была записана Рябчиковой, по фамилии матери.
Профессия шофера – это вечная дорога, командировки, отлучки…
Чтобы заработать, Николай не отказывался от лишних поездок. Дома не бывал сутками. И до него стали доходить слухи о легкомысленном поведении жены. В общем история не новая с тем же не новым продолжением – разошлись. Зинаида уехала куда-то в подмосковье вместе с дочкой. А жизнь мотала Николая по стране. Он в погоне за «длинным» рублём уехал на целину в Казахстан, где сошёлся с женщиной приятной и хозяйственной. Жили они неплохо, но не хватало в их доме связующего звена – детский смех не согревал их жилище. После пяти лет разошлись тихо и грустно. Потом занесла судьба его на Алтай, работал на строительстве рудника и обогатительной фабрики. Перебрался в Барнаул. Пристрастился к рыбалке и в выходные дни пропадал на Оби. Жил на квартире отставного генерала, который  уважал фронтовиков и брал с него чисто символическую плату. Как-то раз на танцах крепко подрался с парнями, что приставали к девушке, которая не хотела танцевать ни с одним из них. Потом в парке  на лавочке они сидели до  полуночи, она вытирала кровь с его лица, а он курил и ругался. Через  пару месяцев они уже жили вместе. Казалось вот она та, которая будет спутницей на всю оставшуюся…
Однако рок распорядился по-своему. Поздно вечером Николай гнал своего ЗИЛа домой, года неожиданно на плохо освещенном перекрестке  выскочил слева новенький «Москвич». От удара грузовик развернуло.  Москвич ударился в  бампер ЗИЛа и отскочил назад ,водителя зажало в салоне. Осколки стекла, бензиновая вонь, доносящийся из салона стон водителя привели Николая в оцепенение.. Затем он выбрался из кабины и побежал к телефону – автомату вызывать скорую помощь. Как назло все они или не работали или трубки были срезаны вандалами. И вдруг на него навалился страх. Неодолимый и холодный. Он вернулся к грузовику   и, оставив пострадавшего, уехал в гараж.
  Что случилось с ним в тот миг, почему он страшно испугался и запаниковал Николай и сам не мог объяснить. Ведь не боялся же он в 1942 г.,   когда шестнадцатилетним пацаном таскал у немцев, стоявших в их доме, банки с консервами. Не боялся и тогда, когда украл, висевший на дереве  «шмайсер»  и потом  не побоялся выйти из строя людей, которых выгнали на улицу и объявили, что расстреляют каждого десятого, если автомат не найдется. По малолетству он отделался жестокой поркой. Толстый рыжий фельдфебель постарался уложить его в постель на две недели. Не было страх у него , когда в семнадцать  ушел добровольцем и разведчиком  53 Кавалерийской  шарил по немецким тылам. Не боялся, когда  заблудившись вьюжной ночью выехал к расположению немцев и, отстреливаясь из короткого кавалерийского карабина, канул в ночь. А здесь при виде искореженного « москвича» и стонущего человека спасовал.
Вероятно  в жизни каждого человека бывают минуты постыдной слабости и к нему они пришли в тот самый  роковой  момент.
 Грустная  присказка сидельцев гласит:  « В тюрьме трудно первые семь лет, затем привыкаешь».
Семь лет – вот цена его испуга и малодушия.
К жестокой лагерной жизни со своими законами и понятиями Николай привыкал трудно. Профессия водителя здесь была не нужна, жесткий распорядок и осознание того, что до воли еще  далеко угнетало. Единственной отдушиной была работа. Блатные держались своим особым кланом, а мужики, к которым по лагерной иерархии относился  и Николай, пахали на промзоне и только после вечерней поверки попадали в бараки. Заключенного Горохова определили в бригаду строителей, и он постепенно осваивал новые для себя профессии – каменщика, маляра-штукатура, кровельщика.
 Работы было много, строили новые корпуса и подсобные помещения, производили текущий ремонт зданий. Через четыре года его отправили на вольное поселение.
Здесь он познакомился с Леонидом. Работали они на прокладке канализации, он каменщиком - клал колодцы, а Леонид был у него подсобником, подносил кирпич, раствор, подчищал ямы.
Как то раз мимо проходили двое глухо-немых и, жестикулируя что0то сообщали друг другу на своем особом языке жестов. Леонид, внимательно наблюдавший эту сцену вдруг подошел к ним и вступил в «беседу».
Удивленный Николай даже бросил работу. Когда напарник вернулся к колодцу, еще не пришедший от удивления в себя Горохов спросил: « Ты где это… Ну, по - ихнему научился?»
- Э-э, Коля! Давняя это история. Если хочешь, расскажу. Давай-ка перекурим, чифиру сварим, я тебе и поведаю, где языку немых выучился».
Отец мой, Тимофей Силыч, в тридцатые годы был колхозным активистом и комсомольцем.
Цвела весна и приближалась Пасха. Родители Тимохи, так звали его товарищи, ушли в церковь еще с вечера и стояли всенощную .А отец с утра поспешил в клуб, где в красном уголке комсомольцы собирались на трудовой субботник перед 1 мая. Шумная молодежь делилась новостями, девчата в красных косынках шептались о чем-то своём, парни курили , шутливо толкались. Слышался смех. Затем разговор зашел о Пасхе и кто-то спросил Тимофея: «Твои родители верующие чай в церкви теперь? А ты что не с ними? Помолился бы, лбом об пол постучал.» - «А что мне церковь, - хмыкнул Тимоха – У меня свои иконы, на них я и помолюсь  И он кивнул на портреты Ленина и Сталина, висящие на видном месте….» Вот за эти-то слова и уехал батька мой в края колымские. Через шесть лет вернулся глухим  и почти немым. Потом работал в сапожной артели глухо-немых, вот у него я и научился немой азбуке.
  Домой Николай возвращался без особой радости. Ирина , та девушка за которую он вступился на танцах, его не дождалась  и уехала в Прибалтику с бравым капитаном дальнего плавания. Постаревшие родители болели. Предстояло вновь налаживать жизнь, быт, устраиваться на работу. Полгода обивал он пороги всевозможных организаций пока, наконец, не устроился по своей прежней специальности  водителем на междугородний автобус. Завел голубей и все свободное время отдавал им.
 Потом была еще одна неудачная попытка жить семьей.
Полногрудую чернявую женщину по имени Мария он заприметил в столовой , где она работала. А он в обеденный перерыв приходил обедать. Женщина была разведена и растила сына Сашку. Одинокие души их потянулись навстречу друг другу и Николай перевез новую семью в Минеральные воды из Побегайловки. Жизнь стала наполняться смыслом, заботой, теплотой отношений, но судьба продолжала наказывать его. После двух лет  совместной жизни Мария серьезно заболела и умерла от онкологии. Сашку забрала к себе её сестра, и Николай вновь остался престарелым бобылем. Долгими зимними вечерами, лежа на диване, он все перебирал в памяти события своей жизни, которые сделали его существование каким-то не цельным, кособоким и ущербным. И в один из таких тоскливых вечеров вспомнились ему слова Авдотьи:
«Жениться будешь всю жизнь. Помни моё слово.»
-Неужели наколдовала!? Порчу напустила  карга старая. Мысль эта не выходила у него из головы.
Требовался совет человека, которому мог он открыться. С кем поделиться? У кого спросить подсказку? Конечно у самого родного человека- у матери.

Разговор с матерью был долгий и нелегкий. В первый раз взрослый, повоевавший , побывавший в тюрьме мужчина откровенно, со слезами на глазах исповедовался маме. А она принимала его боль, как свою и тоже плакала.
Сынок, ты ведь крещеный, а в церковь ни ногой! Сходил бы , причастился, исповедовался. Потом вместе пойдем в « Красный узел». Там на кладбище часовенка есть с мощами Феодосия. Поклонимся им с молитвою да попросим счастья тебе , сынок.
 С тех пор, как в первый раз посетил  Николай часовню на сельском кладбище, минуло три года. Не часто, но бывал он и в храме, принимая причастие и исповедуясь.
Теперь же радостно ожидал жену Раису со своим долгожданным сыном.