Актер

Единственный в городе драматический театр был знаком с детства. В памяти - скрип мягких кожаных кресел, тяжелый потертый бархат на сцене и таинственное, недоступное для зрителей закулисье (фантазия всегда рисовала совершенно иных людей за этим занавесом, живущих особой, одухотворенной жизнью!)

Недавно был назначен новый художественный руководитель, и сразу стали писать о том, что старый театр с его классическими постановками себя изжил, что требуется - то - ли свежий поток воздуха, то - ли глоток чего-то другого... О прежнем режиссере не было сказано ни слова, как-будто, с уходящим от нас прошлым из сознания поколений безжалостно вычеркивалась память о нем!

Висела афиша с ни о чем не говорящим названием спектакля, с ни о чем не говорящей фамилией современного автора. Местная пресса печатала хвалебные статьи о новаторском прочтении, о грядущих спектаклях в лучших традициях современной пьесы, ну и все - в этом духе…

Возле касс было пусто. Уборщица, натиравшая и без того чистые полы, бросила на меня сердитый взгляд. Сообразив, что мешаю, я неуверенно затопталась у двери. В этот момент откуда-то сбоку вышел высокий крупный мужчина. Лицо обрамляла курчавая седая борода. Облик его очень напоминал старика Сатира с врубелевской картины «Пан». Сразу бросилось в глаза, что он был изрядно под шофе.

- Finita la komedia, Егоровна! Фуршет закончен, погасли свечи, занавес повис! - продекламировал он низким голосом, обращаясь к уборщице.
Суховатая маленькая Егоровна в платке, сбившемся набок, заулыбалась:
- Все разошлись, Арнольд Львович?
Не дожидаясь ответа, она подхватила ведро и засеменила в боковую дверь.

- А вы, к кому? – покачиваясь, спросил меня этот самый Арнольд,  - Ах, да, касса... Вы - что, серьезно, в кассу?! Вы собираетесь смотреть это ... это..,  -  Он махнул неопределенно рукой,  - Здесь теперь нет даже старой сцены! Можете себе представить?!

Мужчина стал шарить по карманам, пытаясь найти, вероятно, платок, так как глаза его предательски заблестели.
- Вот, - Арнольд Львович почти что кричал, держа в одной руке что-то красивое и шуршащее, а второй рукой подталкивая меня к диванчику в фойе, и насильно усаживая, - вот, видите этот подарок от нового руководства?!

Присев, пытаюсь разглядеть то, что он извлекает из блестящего свертка. Маленькая деревяшка, перевязанная белой атласной ленточкой.
Арнольд – для краткости назову так – развязал ленточку и стал крутить деревяшку в руках, наконец, повернув ее вверх стороной с каким-то печатным символом...

Деревяшка, как оказалось, кусочек старой сцены, которую беспощадно разрушили. Сейчас сооружали новую сцену - объемную, помпезную, технически усовершенствованную и совсем непохожую на ту, прежнюю, знакомую до каждой щербинки, на подмостки которой с трепетом когда-то поднимался юный и безусый Арнольд Львович.
Я переводила взгляд с его портрета на стене - копна пышных каштановых волос, безмятежная улыбка, сияющий взгляд - на сидящего передо мной человека: седого, усталого, с дрожащими от невыразимой душевной боли руками.

- А понимаете - ли вы, собираясь идти на спектакли, - вопрошал, обращаясь ко мне, старый актер - что новый Театр с его пошлым репертуаром топчется на костях уходящего в небытие настоящего искусства?! Сломать сцену – это не беда, любой плотник соорудит новую! А вот разрушить классический Театр,  – Арнольд замер, прислушиваясь к тишине в фойе, – это убить душу Театра, без которой останется вертеп!

Он бережно поднес к глазам шершавый, неровно отпиленный квадратик доски с облупившейся коричневой краской, и погладил его. Потом, увидев синеющий оттиск печати на этом кусочке,горько произнес:
- Какая изощренная насмешка! Вручить артистам торжествующий победный символ эмблемы нового театра на поверженных обломках, уходящих в небытие... А что делать старому актеру?! Похоронить прошлое, смириться и служить в вертепе...  У меня, знаете - ли, семья...

Арнольд Львович стал поглядывать на часы:
- Простите, что вас задержал...

У дверей он внезапно оглянулся и произнес:
- Ради бога, воспитывайте детей на Чехове и Толстом, и не ходите в наш театральный вертеп! Хотя, что я говорю... 
Арнольд грустно улыбнулся и вышел на улицу. Видно было -  как он размашисто шагал прочь от своего театра, зачесывая пятерней назад рассыпающиеся волосы, взмахивая головой, и по-видимому, продолжая отвечать на какие-то свои мысли.

Билеты на новый спектакль я не купила. Ночью мне снилась деревяшка с облупленной краской, и тени таинственного закулисья с особыми людьми, запахами, и красками...