Заводь

Он свернул  с шоссе на какую-то боковую тропку, и сразу же машина села брюхом в лужу. Марк чертыхнулся, открыл дверцу, и пожалел, что не подумал купить резиновых сапог. Вылез, намочил штаны, захлопнул дверцу машину и... замер. Стояла тишина, в которой явственно слышался стрекот кузнечиков, и будто бы июльский зной издавал чуточку зудящий звук. Он вдохнул, поток воздуха прошелся по его изнуренному городским смогом организму, бросил его в хмель, и на губах появилась пьяная улыбка. Ведь ради этого он проехал двести километров – ради чистейшего воздуха, тишины и свободы...

 Марк пошёл по грязной дороге, не глядя на ставшие рыжими ботинки в поисках помощи, но дорога была пустой, разве что стайка гусей перебежала разок, перепрыгнула лягушка, да вылетел кот, сделал дикие глаза и исчез. Так он и шел – высокий, худой, чуточку нелепый в этих своих штанах, висящих на нем, как на пугале, да в длинной, расстёгнутой рубашке. Он только что приехал из столицы, а уже превращался в жителя этих мест. Молодой, едва за тридцать, с глазами сумасшедшего, хотя он, пожалуй, был одним из самых нормальных представителей своей профессии, пишущий  хорошую коммерческую фэнтези  - с супер-героями, драконами, магами и феями. Обычно романы были на 500-600 страниц,  гонорары росли вместе с его популярностью, но последний роман распродавался плохо. Как сказал издатель в дружеской беседе за рюмкой водки, Марк стал «плагиатить» самого себя, что является первым признаком того, что автор исписался, и посоветовал сменить обстановку, чтобы придумать что-нибудь совершенно новое и главное неподражаемое. Слово «неподражаемое» особенно смущало Марка, и потому он решился на кардинальный шаг   - он снял домик в глуши, где решил провести лето и часть осени. Правда, для осуществления проекта пришлось забросить проект по дизайну web-сайтов, который был еще одной статьей его доходов, но в означенной глуши не было интернета, и Марк решил дать себе передышку.

Он не был семейным человеком, хотя собирался им стать в недалеком будущем, и  потому так отчаянно зарабатывал на хлеб насущный. В целом он вполне сходил за писателя с этими его торчащими в разные стороны, особенно по утрам, чёрными волосами, какой-то красивой некрасивостью – неправильные черты лица, кривая усмешка, чересчур бледная кожа, но в сумме выходил привлекательный для многих девушек человек. Отбоя не было. Однако, Марк не разменивался на любовные интрижки, он ухаживал за одной поэтессой, в финансовое будущее которой верил, как в Бога. Она писала в каком-то стиле, для которого лучшего всего подходило слово «андеграунд», частенько использовала все богатства русского языка, а также добавляла английские, одевалась в стиле Эмо, одним словом эпатажа должно было хватить надолго.

Он не был уверен в том, что любит её, да и вообще ему не нравились её черные ногти, покрытые пеплом от вечной сигареты, но уже сейчас ей писали письма поклонники,  приглашали на какое-то ТВ-шоу, где она могла проявить себя во всей красе. В её устах, обильно намазанных черной помадой, имена Есенина и Блока, звучали, как некое кощунство, и все же народ рукоплескал, а что ещё нужно  в нашем мире? Её приняли.

 Но сейчас не хотелось думать о ней, кстати, она взяла себе имя Эстер, а когда-то ее звали просто Юля. Сейчас он шел по грязной дороге, наслаждаясь непривычным покоем, и мысль о том, что он не увидит загазованных улиц столицы еще очень долго, доставляло ему явное удовольствие.

 Солнце слепило глаза, пейзаж становился почти как у Ван-Гога, не хватало лишь подсолнухов, и в этот момент навстречу Марку выехал велосипедист. Вообще было бы логичнее, если бы это был всадник или крестьянин в телеге, но прогресс давно уже пробрался и сюда, и на достаточно удобном двухколесном друге к нему навстречу приближался местный житель, одетый в джинсы и майку. Собственно, чего он ждал? Китайцы, с их дешевым товаром, пробрались даже в эту красоту.
  -  Здравствуйте, я ищу некоего… Куролесова. Машина застряла по дороге, такая вот беда.

 - А-а, в начале дороги? Так мы всех оттуда толкаем.

  - А не проще ли сделать дорогу?

- К нам редко заезжают. Развлечение своего рода. До Куролесова вам всего километр идти   - по этой дороге, потом направо, через березовую рощу и там его домишко будет. Там вам и помощь будет.

 - Спасибо, - махнул рукой Марк, двигаясь дальше по грязи, и уходя  в тишину. Ему даже померещился некий мираж в конце пути – будто бы голая дева пересекла дорогу, тряхнув гривой, как у плакучей ивы. Но не было ни девы, ни ивы, а лишь роща из гибких упрямых зеленокудрых девушек, застывших в июльском зное. Пройдя через рощу, Марк вышел к домишке, оказавшемуся приличной двухэтажной виллой. Здесь и вправду помогут – во дворе виднелось несколько солидных джипов. Вместо таинственного господина Куролесова, Марка приняла его помощница  - миловидная девушка, одетая в белую юбку и короткий топ. Что-то вроде ангела во плоти, с веселыми чертятами в глазах. Она отправила парочку бугаев за машиной Марка, усадила писателя в прохладной гостиной и принесла холодного чаю.

Марк сквозь смеженные веки поглядывал на пышное убранство гостиной, картины в золоченых рамах и красные ковры – все это так не вязалось с деревенской атмосферой, царящей за окном, что ему очень хотелось поскорее уйти. Наконец, девушка принесла его экземпляр договора о найме, подписанный ее боссом, связку ключей и рисунок с картой. До дома у заводи предстояло проехать еще километров пять.
- Вы точно уверены? – озабоченно спросила она, заглядывая в лицо молодого человека. – Вы ведь понимаете, что там нет ни магазинов, ни кафе и нужно иметь достаточно бензина…
- У меня две канистры.
- О, вы запасливы. Но право же, я обязана предупредить. Да и местные почему-то обходят дом стороной, едва загнала работяг из другого села сделать ремонт. Чудные они какие-то эти местные. До сих пор солнцеворот отмечают.
- А вы что отмечаете? – в ленивой манере Дон Жуана протянул Марк.
- О, лишь некоторые памятные дни… - как-то неловко отведя глаза в сторону и, скрыв чертят, ответила девушка. – Но раз вас  всё устраивает, вы можете ехать, машину уже привезли.

Марк поднялся, свернул договор трубочкой, кинул ключи в карман и направился к выходу, оставив карту на столе. Девушка догнала его у машины вместе с картой, но было уже поздно. Марк ехал в новую главу своей жизни без всякого направления, он просто помнил, что нужно найти дом у заводи,  и большего ему знать и не надо было.
***
Он проехал по лесной дороге, достаточно широкой, но все же ощущение было неповторимое – солнечные лучи заглядывали в лобовое стекло, будто разбиваясь об него, и обтекали машину со всех сторон, вползая во все щели, а с ними свежий лесной воздух, запах сосняка, умиротворение и покой. Дорога была длинной, Марк ехал, чуть прикрыв глаза и чувствуя себя так, будто он  - это уличный кот, прикорнувший на теплом капоте машины. Он почему-то был уверен, что ни ямы, ни корни деревьев ему не страшны – надо просто ехать и дорога выведет его туда, где его ждет встреча с новым и непознанным… Для него – это был его новый роман, в котором он раскроет себя иначе, докажет, что он не просто коммерческий автор, а нечто большее. Тот, кто удостоится чести стать классиком и занимать почетные места на книжных полках, тот чьи фразы разорвут на цитаты, и более того – книга его будет до того хорошо, что ни один режиссер не сможет поставить по ней фильм,  -  потому что сделать лучше будет нереально, как в случае с «Мастером и Маргаритой».

Впереди что-то блеснуло. Марк сбавил скорость до минимума, и аккуратно поехал вперед. Когда она развернулась перед ним во всей красе, он невольно нажал на тормоз. Заводь. Невероятная по размерам, почти озеро, но красивой миндалевидной формы, будто глаз красавицы, она блестела в солнечных лучах, как горный алмаз. Песочная тропа сбегала вниз, образуя маленький пляж. А по трем сторонам – гористая местность, но горы невысокие, скорее горки для детей, которые учатся кататься на лыжах…

И вот эта капля влаги  посреди холмов, покрытых травой, хотелось спуститься и напиться воды, моментально пересох рот… Марк, такой практичный и реалистичный мужчина, как завороженный пошел к воде, набрал в ладони этого  холодного и удивительно вкусного напитка, не сравнимого  ни с чем. Ни одно шампанское, ни один коктейль ни сравнится с прохладой воды из таинственной впадины… Возможно, когда-то здесь падал метеорит и оттого она так по-особому хороша, а может быть в ней есть некие горные элементы, кто его знает… Мы не ученые, мы писатели и хороша она, как будущий роман. Добрый знак.

Дом стоял чуть поодаль, прячась под раскидистой сосной. Точнее сказать сосна проросла через крышу, что было особым очарованием этого дома. Она вылезала из него, накрывая черепицу своими лапами и создавая тень. Домик был ладный, одноэтажный, бревенчатый, вот только стекла были цветные, будто в сказке про Гензеля и Гретель. Марк подогнал машину поближе, вытащил ключи и подошел к красивой светло-коричневой двери с ручкой, изготовленной в форме львиного оскала. Дверь открылась легко, без ненужного скрипа, пропуская писателя в его новую жизнь на пару месяцев. Обстановка сразу порадовала простатой, обшивкой из дерева, нескладной дачной мебелью, креслом у камина и волчьей шкурой на полу. Всего было две комнатушки – одна с камином, вторая – спальня, с широкой тахтой, навеивающей мысль о хорошем сне на природе, и кухонька, где было всего два шкафчика и кое-какая нехитрая техника.

Марк сразу решил, что писать будет в комнате с камином – в ней было что-то особое, атмосфера романтики, дачных будней, напоенных скукой, зноем и беседами за чаем…. Вспомнились старые фильмы, «Утомлённые солнцем», Чеховские герои, но здесь всё было чуточку по-другому. Здесь было одиночество, и Марк сразу сравнил себя с Хемингуэем, припоминая у того подобный опыт работы в затворничестве. Не хватало, правда, музы – той, к кому он бы мысленно обращался, по кому бы тосковал в широкой постели, и которая однажды явилась бы к нему во сне ли, наяву ль…
***
Вечер у камина прошел на удивление хорошо и приятно – не беспокоило ни ощущение изоляции, ни скрип деревьев. Марк, надышавшись свежего воздуха, быстро захотел спать, он начал клевать носом уже у камина над бокалом вина, и усилием воли отправился в спальню, где отдал свое тело мягкой тахте, будто погрузился в ласковые морские волны.

Он проснулся среди ночи. Стояла жуткая абсолютная тишина. Луна воровато заглядывало в неплотно закрытые шторы, и леденящее чувство одиночество и бессилия охватило Марка. Никто ведь не придёт на помощь.…  Даже по мобильному сложно объяснить, как сюда доехать. Он и сам с трудом помнил, как оказался у заводи. Так он и лежал, глядя на лунные пальцы, крадущиеся по стене, и борясь с тяжестью в груди. Наконец, он собрался, подумав, что какая, в сущности, ерунда – просто он привык к городской жизни с вечными соседями за стенкой, трамваем под окнами и воем сигнализации под утро…. 

Поднялся, прошел на кухню, налил себе стакан холодной воды, выпил залпом и выглянул в окно. На заводь опустилась луна, утонула в ее водах,  и будто бы алмазная пыль курилась над водой. Марк улыбнулся, пожалел, что его фотокамера вряд ли справится с этой красотой и всё, что от него требуется это перенести увиденное на бумагу. Он еще немного задержал взгляд на водной глади, с колеблющимся диском луны, и почудилась ему, как стайка эльфов играет в чехарду над водой. Конечно, только почудилось… То была лишь игра преломленного света. Он отвернулся, прошёл в комнату с камином, свой кабинет, взял бумагу и набросал пару строк об эльфах, кружащихся над водой и забавляющихся, как и полагается этим воздушным созданиям. Наконец, пришел сон, и Марк прошел к себе в спальню, где сладко проспал до самого утра.

Разбудил его стук в дверь. Было около часу дня. На пороге стояла та девушка, блондинка с чертятами в глазах. На ней было цветастое платье и сандалии.

- Добрый день. Хотела узнать все ли у вас в порядке, всем ли вы довольны, может быть вам что-то нужно?

- Да, вроде нет...  Все устраивает. Разве что хотелось бы узнать, где здесь магазины, надо бы купить продуктов, чтобы приготовить себе лазанью и пригласить вас разделить этот ужин со мной.

Она рассмеялась.

- Ну что же… Магазин  - это в другом селе. У нас ведь и не село даже, так пара домиков, да вы… Поэтому надо выехать на шоссе, а дальше метров через сто поворот на право и въезд в одну деревеньку. Места здесь дикие, так что на лазанью не рассчитывайте. А вот хлеб домашней выпечки – это сто процентов! Если все же хотите купить что-то серьёзное, то надо ехать в город, он в десяти километрах от нас. Для нас это – город. Для вас -  церковь, три магазина и танцы по вечерам.

- Прекрасно… Я съезжу в этот город. В семь вас устроит?

- Я бы не хотела приходить сюда поздно. Давайте, в шесть, чтобы после семи я могла уехать.

  - Я обещаю, что не буду приставать! – он хитро прищурился. Эстер осталась где-то далеко, где-то в пропитанном смогом   городе. Здесь была Она.

- О, я вовсе не боюсь, что вы будете приставать. Просто…. Просто… Места здесь такие. Дикие. – Она помедлила. -  А вам, как было здесь, ночью?

- О, я прекрасно выспался. И буду со свежими силами готовить ужин.

- Тогда до вечера.

Платье колыхнулось, приоткрыв загорелые ноги, шелохнулся красный мак на белом снегу, и она скрылась где-то за деревьями. Тут только Марк сообразил, что не спросил, как её зовут.

День шел лениво, плавно, час дня перешел в два, а после двух Марк решил отобедать тем, что привёз с собой.  Обжарил лук, нарубил колбасу, покидал на сковородку, залил все это яйцом и приготовил кусок ароматного черного хлеба, купленного у дороги. Холодненькое пиво. И со всем этим он выбрался на пляж к заводи. Что нужно человеку для счастья? Оказывается, просто лежать на горячем песке, наполнять рот простым деревенским блюдом, запивая все это светлым пивом, и подставлять лицо солнцу. Покончив с едой, он развалился на пляжике и закрыл глаза.

Однако, долго пролежать он не смог  - жаркое солнце погнало его в заводь – окунаться. Божественное чувство – горящее тело погружается в холодную, да именно холодную воду, и хочется кричать от восторга. Почему вода здесь была холодной, он не знал, обычно в таких водоемах температура держится на уровне парного молока, но здесь она была такой, будто это бассейн при турецкой бане. Сделав круг почета по заводи, он вылез на пляж, отряхнулся и направился к домику  - надо было одеться для поездки в город.
***
Что такое сельский городишко? О, вы жители мегаполисов, знали бы вы, как это здорово, когда выходишь на улицу, здороваешься с каждым встречным, кому успехов в работе пожелаешь, кому вслед чертей уложишь.… Как это удобно, когда добежать до школы – всего пять минут, а от школы до кабинета врача с синяками и битыми коленками всего две минуты… Правда, у врача этого всегда очереди, да еще каждый пациент считает своим  долгом выпить с доктором по кружке чаю, да поточить лясы о своих делах, обсудить соседей, ну вы понимаете.… А какой кайф собраться на рыбалку, во дворе нарыть червей, подняться в четыре утра и с ватагой мальчуганов отправиться на речку – всего полкилометра ходу…. Домой –к завтраку, на обед  - готовая уха… А после обеда, отдохнув и соснув часок, можно идти по друзьям, если, конечно, не надо читать по школьной программе «Войну и мир», хотя редко кто читает… А девушки вечерком по танцам, все красивые, туфли, правда, с собой приносят, ведь бывает, что по нашим дорогам на каблучках-то и не пройдешь, но зато, как это здорово, когда вот она – простая сельчанка – скидывает курточку или платок, надевает туфли на шпильках и проходит по залу, поглядывая на ребят…

Обо всем этом думал Марк пока сидел на ступеньках у магазина,  и ждал, когда хозяин вернется и обслужит клиента. А что же – хозяину стоять у прилавка, коли день, и все отдыхают по домам? Часам к четырем он, конечно, вернулся, сразу спросил Марка откуда тот и надолго ли приехал в город.

- Я, собственно, человек столичный, но город мне ваш уж очень по душе, а остановился в домике у заводи. Снял его на пару месяцев, чтобы поработать над новым романом.
- Писатель, значит… Что же – милое это место – заводь. Только вот люди говорят.… В общем, говорят у нас всякое, языки чесать любят. Чертей видят там, где их никогда и не водилось, но есть в этой заводи что-то особое. Вода там всегда холодная, да и рыба какая-то крупная, хорошая, но не ловится, хоть ты тресни, будто духи воды её предупреждает – там рыбак с крючком.

- А у вас тут в духов верят?


- Эх, молодой человек, во что только не поверишь, живя можно сказать в лесу. Вот как-то у меня самого было. Скотина -  в хлеву. Закрыта на запор, не пробраться. Утром прихожу – овцу волчара порезал. То, что волчара, точно знаю, уж я-то отличу волчьи зубы, сколько сам их перестрелял. А вот вопрос – как волк пробрался в хлев? Есть тут у нас один знахарь. Говорит, обиделись на тебя волки – мстят за своих. Бред, конечно. Да, только про знахаря говорят, что сущность у него волчья.

- Оборотень что ли?

Марк удивленно смотрел на этого полного, потного человека – такого приземлённого в этой своей майке с надписью «I love NY», разве что глаза-бусинки поблескивали какой-то хитринкой.

- Оборотни  - это сказки для городских. Не бывает такого, чтоб прошел мимо пня, да перекинулся. Это вроде как он с волками связан  - через душу свою. Может, это они ему кляузу на меня, а он пошел да пустил волка в хлев, вот думаю, как было. Одним словом будет вам чего написать-то про нас…

-  Я собственно писал про всяческих мифических существ и думал уже начинать писать о чем-то другом. Однако, у вас я стал думать иначе.… Будто бы этот мифический мир не хочет меня отпускать. – Задумчиво протянул Марк.

  - Какой же он мифический? – изумился продавец.  – Он вполне реальный. Я ж говорю вам про волков, а вы мне про мифы. Хотите шкуру той овцы покажу?

- Как-нибудь обязательно гляну, сейчас надо ехать обратно, хочу успеть приготовить ужин.

-  Неужели девушку успели закадрить? – подмигнул продавец.

- О, нет, я просто… рано ужинаю, - смутился Марк, - знаете, после шести есть вредно.

Он умолчал о своих поздних налётах на рестораны после десяти и одиннадцати вечера.
***

Марк пошевелил кочергой, наблюдая за угольками. Он решил испечь картошку, чтобы доказать девушке, что не настолько уж он испорченный горожанин. Потом созрела идея поджарить колбаски на шампурах – одним словом вышел совершеннейший «ужин в угольках». Пиво охлаждалось в холодильнике. Наконец, раздался стук в дверь. Она вошла вместе с сосновой песнью о страсти по ласкам друга ветра, с прохладой только-только спустившейся в горную впадину, с пением пробудившихся вечерних птиц. То же платье с маками, что и днем, только волосы она будто вымыла  - она еще чуточку влажные, а может быть, она обработала их какими-то женскими штучками, но в них было дыхание весны. Ее звали Карина. Она и сама была, как эта чёрная и сладкая ягода, глаза ее сейчас чуточку потемнели,  а губы улыбались так призывно, что Марк увидел в ней ту самую свою Музу…

-  Я работаю у него уже пару лет. Мне нравится. Но я знаю, что не буду работать так всю жизнь, просто потому что ассистентка богатого человека  - обычно молода и хороша собой, а сколько еще мне быть молодой?

- Молодость  - вопрос спорный. Одна женщина шутила, что потеряла паспорт, а чувствует себя на двадцать пять… Никто так и не знал, сколько ей было лет. Молодость была в ее глазах, а глаза – зеркало души…

-  Но он-то знает сколько мне лет, -  с грустью улыбнулась она. -  Я учусь на юриста, возможно, поступлю на работу, если повезет найти такую. Но сейчас мне хорошо и я почти не задумываюсь о будущем, лишь иногда. Лето – вообще тот период, когда все поёт, каждая божья тварь… Мы выезжаем в этот его летний дом, и мне нужно помогать организовывать светские рауты, доставлять гостей, еще всякие мелочи, но в целом я большую часть времени могу свободно гулять или читать. Иногда прихожу сюда с книгой, особенно, когда домик не занят. Устроюсь на пляже, читаю, а порой книгу отложу и просто лежу, наслаждаюсь солнцем. А в плохую погоду забираюсь в кресло у камина…

-  Так ты здесь  хозяйка? Я ворую у тебя твое уютное одиночество?

- В некотором роде.…  Но это не мой домик и не моя заводь… Тебе уже рассказывали местные страшилки? 

-  Да, про волков. Все это смешно  - просто людям тут скучно, вот и выдумывают всякое.

Она прикрыла глаза, отпила пива, и будто ушла в свои мысли. Пора было приступать к более активным действиям. Когда он уже хотел подойти к ней и прикоснуться к волосам, Карина резко встала, взглянула на часы и стала собираться.

- Что так скоро?

-  Уже семь часов… Мне и вправду пора. Я поспешу. Я должна, должна разобраться с бумагами. Пришло письмо на английском, что-то по недвижимости, придётся попотеть. Извини.

Резко бросилась к двери, задержалась у порога, бросила ему улыбку и скрылась за дверью. Марк остался в недоумении. Пожал плечами, доел картошку, и вышел с пивом к заводи. Было тепло, но вот удивительно – ни одного комара. А ведь время вечернее,  вода рядом, самое, что ни есть идеальное место для комаров. И всё же их не было. Вода даже не нагрелась за день – она осталась такой же адски холодной. Что-то есть во всех этих деревенских россказнях… Марк задумчиво смотрел на гладь воды, размышляя о своих мифологических созданиях, которые так легко рождались в его воображении…   

И будто в ответ на его мысли почудилось ему женское лицо вместо собственного отражения. Он успел рассмотреть летящие брови, широко распахнутые глаза, и этот негодующий взгляд, будто он вмешался в чью-то жизнь… Но видение, как появилось, так и исчезло, и снова Марк залюбовался собой. Нет, надо что-то делать со своим образом, а то всю жизнь он так и будет похож на сбрендившего поэта. Вот уже и девушку спугнул… С другой стороны раньше они за ним так и бегали, и ему казалось, что именно эта его черта привлекала их. Стареем, однако…  И с этими мыслями он отправился к компьютеру, чтобы сделать пару заметок о сегодняшнем дне.
7 июля.
Городок полон слухов о нечисти.  Жители развлекаются разговорами о знахарях и оборотнях. Но в такой атмосфере подобные россказни просто сами вылезают из любого закоулка, смотрят на тебя из лужи, их напевает ветер и передает в людские уста, а молва несется от дома к дому. Сам видел женщину в заводи – мельком и лишь черты лица… Поддался очарованию этого места. Однако, надо определиться с сюжетом для романа. Пока нет идей, но я весь вдохновляюсь с каждым новым глотком воздуха.
***

Ночь застала его у лэптопа. Он спал, откинувшись в кресле, несколько в неудобной позе, продолжая крепко сжимать ноутбук. Где-то в середине ночи Марк широко открыл глаза, ощутил легкое тепло от потухнувшего камина, остывший компьютер в руках и ноющую шею. Он слегка покрутил головой, размял затекшие мышцы, и хотел уже перебраться в кровать, как вдруг взгляд его привлекла заводь…

Окно было распахнуто настежь, хотя ему казалось, что он закрыл его. Над заводью было ясное свечение, будто бы сотни светляков кружили над ней, и в середине этого хоровода он четко увидел женскую фигуру. То была красивая нагая женщина с длинными изумрудными волосами, слегка прикрывающими ее груди, но совершенно не закрывающими треугольник между ног. Брови вразлет, зелёные глаза, какой бывает морская вода, когда на дне стелется тина, а солнце освещает этот небольшой кусочек глади… Она будто парила над заводью, но потом совершенно по-кошачьи оттолкнулась от воды и опустилась на пляж. Только вот ноги ее не оставляли следов, ни брызг… И шла она прямо в сторону Марка, не отводя от него взгляд своих широко распахнутых глаз.

Он так и застыл у окна, даже не зная то ли бояться, то ли восхищаться или все сразу. А таинственная незнакомка достигла его, положила руки на подоконник и улыбнулась ему приветливо, но что-то угрожающее было в ее взгляде и Марк отпрянул.

- Боишься, малец? А ведь и правильно  - бойся меня… Нас боятся надо, особенно, как соберемся все вместе, да закружим, да защекочем.

- Меня не надо щекотать, я боюсь щекотки, - сказал Марк, но на самом деле из горла его вырвался лишь свист.

- А я не буду. Тебя покудова не трону. Ты мне понравился. Я вот думаю, раз ты писатель, ты про меня напишешь?

Марк качнул головой, тупо глядя на то, как она садится на подоконник, но сквозь её бедра просвечивается белизна  оконной краски.

- Как это мило, я знала ты добрый и хороший. А вот я уже не такая, я стала злой за годы, проведённые в заводи и многих на тот свет увела. Тебя пока трогать не буду. Я вижу шибко говорить ты не можешь, я сама тебе все скажу, я ведь знаю о чем спросить хочешь, мысли твои вижу перед глазами. Звать меня Дина. Просто Дина, фамилия моя тебе правда тоже кое-что скажет. Трубецкая. Да, я из дворян… И родилась я большом-большом доме, около пруда. Там были лебеди... Знаешь, это первое, что я помню – лебеди поднимаются на крыло и летят куда-то в поля, далеко-далеко от наших гиблых мест. И правильно ведь делали, что улетали… А я стою в ночной рубашечке, ветер её раздувает, стою и кричу: «Подождите меня!!!!» Это я маленькая была, а уже понимала, что за дом, в котором я родилась, что за люди кругом и почему лебеди улетают… Они возвращались потом, но всего пару раз. Поживут у нас с денек и снова на крыло. Так вот мама моя вышла замуж, как тогда принято было рано и за богатого старого князя. Ему 55, ей 18, а может и того меньше. 

Что может женщина в 18 лет желать? О, конечно, балы, охота, развлечения, а тут я -  через год… Конечно, как водилось в те времена мне сразу же после моего рождения взяли няню, но эта была совсем  не Арина Родионовна  и не няня Джульетты, увы… Дама строгих правил, чопорная, далекая от любви к детям. Вот потому-то тянулась я к маме, такой лёгкой и веселой. Так и вижу ее, вальсирующей с каким-то офицером, и как она  смотрит влево, как положено в танце, а сама кокетливо так улыбается этой восхитительной игривой улыбкой. Но я-то просто выглядывала из-за тяжелых занавесей, и делала это уже после того, как няня уложила меня спать. Я выбиралась, чтобы посмотреть на прекрасных дам и их кавалеров. Мама – была моим, увы, недосягаемым кумиром. Она так и осталась в моей памяти – головка влево, сама в этом белом платье, смеется какой-то шутке… Большего не помню, просто потому что мама ушла от нас… Сбежала с каким-то молодым и богатым повесой, мне тогда была лет восемь не больше.

Отец. Что о нем-то я могу сказать? Думаю, чуточку больше, ведь отец провел со мной около 15-ти лет моей жизни. Старик, сильно сдал после ухода красавицы-жены. Любил её, как ни странно. Свадьба по любви была, да только с его стороны. Он был увлечен наукой, изучал Дарвина, еще каких-то умных людей, пишущих о звёздах, конце света, еще о Боге  и много всего такого. И вот изучая все эти свои талмуды, по недоброму смотрел он на меня. Значит, знал. Знал то, что было неведомо мне. И не говорил. Впрочем, он правильно делал по-своему разумению -  уж лучше мне было не знать то, что я узнала, спустя некоторое время после его смерти. Мы почти не общались, разве что за завтраком, да за ужином. Обедал он где-нибудь в полях, летом – ловя бабочек, зимой – беседуя с крестьянами. Их он считал глубочайшими философами.

Я росла как сорняк. Чопорную няню сменили преподаватели, не намного интереснее, кроме того, что вел естествознание. Да и полюбился мне предмет… А преподаватель знал много – он  и про алхимию, и про звезды говорил, и про четыре Силы, и про многие такие вещи, о которых я и говорить-то не могу, потому что говорил он только мне и для меня. Когда я порезала ногу, он присоветовал мне сорвать два листа – подорожник и кое-какую еще траву и приложить к ранке. Затянулась мигом. Ещё говорил, что если смотреть на портрет человека, а еще лучше дагерротип, можно многое о человеке узнать, потому что на холсте кусочек его души запечатлен. Он мне про отца все рассказал, только глянув на его портрет в холле. Удивительный был человек, небогатый, всегда в одном костюме ходил, со  стопкой книг. Одним словом, наверное, так всегда – истинно умные люди бедны, как церковные крысы. Я рада была, что больше года проучилась  у него предмету, но потом, как сдала экзамен, так он мне сказал: «Я тебе больше не учитель, жди своего Настоящего Учителя». Не знаю, что он хотел этим сказать, но тут и отец мой ушел на тот свет, все так же косясь на меня будто не веря, даже на смертном одре.

И всё наше хозяйство свалилось на меня. А что я, простая девчонка, света не видавшая, людей не знающая, гимназий не закончившая, могла знать о хозяйстве? Когда сено косят, знала, а почём продают -  не знала. Когда кобыла в охоте знала -  а как жеребенка потом продать не знала…  Лучшим для меня, как сказал душеприказчик отца,  было выйти замуж за толкового мужика, причем именно мужика, но зажиточного, чтоб мог и наше имение тянуть. Мне ведь было всего-то 15 лет, и как моей маме мне хотелось чего-то в жизни весёлого, смешного, легкого… Но только не зажиточного мужика и не ведения бухгалтерских книг! И все же девочка я была разумная, я ведь понимала, что такое банкротство, к счастью об этом отец говорил не раз и не два между чтением своих мудрёных книг. Вот я и взялась за счеты, да за цифры, и пошла по хозяйствам – смотреть, что, да как.

 А душе – полета хотелось…  И вовсе не выяснять почем жеребята, а нестись резвым галопом по полям, да по лесам, да чтоб еще по утреней росе… И любви – всей  суматошности любви! Ведь я болтала с крестьянскими девчонками, да и одна бабушка все вспомнила какого-то юного казака, посадившего ее в седло, чтоб украсть и увезти в дальние-дали.. Бабушка убежала от казака, а жалела об этом всю жизнь, и так и вздыхала по чернобровому красавцу. Да еще пара сонетов Шекспира. Вот и все мои познания по этому предмету  - мама ушла слишком рано, отец не удосужился меня просветить, так что появление крови на ногах одним прекрасным утром было для меня шоком. Помнится, целый месяц считала себя больной, пока не дошла до бабки одной, знахарки, которая только надо мной посмеялась.

О, смотри-ка! Месяц уходит, значит и мне пора…

Она соскользнула с подоконника, и там, где она только что сидела, осталась капля росы. Марк как стоял, так остался на месте, наблюдая за тем, как она спускается к заводи, как ее светящееся тело входит в тёмные воды, и на секунду ему представилось, что факел вспыхнул в ночи…
***
На утро он проснулся… или вернее сказать проснулся он днем. Правда, это не помешало ему подумать именно о завтраке, не смотря на обеденное время. И тотчас он вспомнил всё то, что произошло ночью. Марк резко приподнялся в постели, глянул за окно. Пасмурно, на заводе рябь, деревья качаются – никаких следов ночного очарования, ни черта! Может, померещилось или приснилось… Он поспешил в комнату и увидел распахнутое окно, а там и заболела шея. Лэптоп лежал в кресле. Значит, это был не сон. Он захлопнул окно, температура упала до градусов восемнадцати, не больше. И тотчас он решил, что сон это был или нет, но это достойно изложения, ведь это просто начало сюжета, истории о жизни одинокой барышни девятнадцатого столетия… Он лишь выпил стакан воды, и бросился к компьютеру, чтобы записать все, пока оно было в памяти. Правда, пришлось оборвать себя, когда он дошел до ее истории о вынужденном поиске мужа. Да, можно было насочинять. Придумать нашла она мужа или нет, влюбилась или нет, но… Но ведь это была бы выдуманная история, а она рассказывала свою. А ежели дождаться ночи, вдруг ему приснится продолжение сна, ведь такое бывает? И Марк сохранил документ, дав ему незамысловатое название «Жизнь Русалки».

Одел тонкий свитер, джинсы и вышел к заводи. Сейчас он задумался, что можно делать в такую погоду. У него не было хозяйства, за которым нужно был бы следить, у него был начат роман, но не было продолжения – можно было часами сидеть у заводи  и ждать, когда она родит продолжение романа, но это был не выход. Можно было читать Кафку, но настроение было совершенно не философское, а кроме Кафки была еще парочка романов Лукьяненко – собратьев по перу читать надо, чтобы знать, чем они берут читателя, но после вчерашней ночи не хотелось окунаться в миры, где одинокий герой сражается то с хакерами, то еще бог его знает с какими злодеями, и в конечном итоге побеждает… Нет, не было у него нужной, стоящей книги, которую хотелось раскрыть, чтобы почерпнуть нечто очень нужное ему сейчас. И тогда Марк решил отправиться в город, ведь было что-то во всей этой местности такое, что вызвало этот его сон.

Он остановился на центральной площади, по которой гуляла парочка гусей, а в центре сидел старик в лохмотьях с огромной белой собакой у его ног. Волосы у нищего были длинные белые и закрывали всю спину, а лицо загорелое, отчего он походил на некоего индейца из старых вестернов. Марк сразу решил, что человек просит милостыню, и чтобы показать свою дружественность к этому месту, он протянул ему мятую купюру, однако, старик оттолкнул его с явным презрением.

- Гроза будет. К вечеру. Зальёт все, если не успеешь во время уехать, попадёшь в самый разгар и ночь проведешь в луже. Забуксует твоя машина. Два часа у тебя есть, а теперь иди и не забудь купить мяса моей собаке.

Кавказец поднял морду и грозно зыркнул на Марка. Тот отшатнулся, пробормотал Спасибо и отошел от странного нищего.

В городке помимо церквушки нашлось еще пара примечательных мест. Например, существовал магазин-библиотека, т.е. книги можно было взять почитать, а можно было  и выкупить, но, как и положено в 21 веке здесь также были DVD, CD и прочие современные носители, которые также можно было взять напрокат, что очевидно, было крайне выгодным бизнесом, ввиду полного отсутствия интернета в этом местечке. Марк прошелся по магазину в поисках пищи для ума, наткнулся на томик Лермонтова, полистал, и взгляд его зацепило следующее стихотворение.

   РУСАЛКА

Русалка плыла по реке голубой,
    Озаряема полной луной;
И старалась она доплеснуть до луны
    Серебристую пену волны.

И шумя, и крутясь, колебала река
    Отраженные в ней облака;
И пела русалка - и звук ее слов
    Долетал до крутых берегов.

И пела русалка: «На дне у меня
    Играет мерцание дня;
Там рыбок златые гуляют стада;
    Там хрустальные есть города;

И там на подушке из ярких песков
    Под тенью густых тростников
Спит витязь, добыча ревнивой волны,
    Спит витязь чужой стороны.

Расчёсывать кольца шелковых кудрей
    Мы любим во мраке ночей,
И в чело и в уста мы в полуденный час
    Целовали красавца не раз.

Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,
    Остается он хладен и нем;
Он спит - и, склонившись на перси ко мне,
    Он не дышит, не шепчет во сне!..."

Так пела русалка над синей рекой,
    Полна непонятной тоской;
И шумно катясь, колебала река
    Отражённые в ней облака.

1832
Это навело на мысль о том, что собственно за почти двести  лет мало что изменилось. Разве что городов стало больше, но, кто его знает, где среди бетонных коробок скрываются духи этой Земли… Или все они собираются в таких вот непонятных местечках, вроде этого городка с названием, которое успешно выпало из его памяти. Пока Марк перебирал подшивку журналов за последние пятьдесят лет, к нему тихо подкрался человечек небольшого росточка, больше похожий на гнома, особенно с этими его маленькими и толстенькими пальчиками, ловко листающими страницы книг.

- Что-то интересует?

- Да, пожалуй… Вот, скажите, Трубецкие здесь жили?

Человечек чуть поправил очки, потер крохотный подбородок, медля с ответом.

- Как вам сказать… Я, конечно, местный, и знаю все слухи, но знаете слухи – это слухи, а как там оно было, кто ж его разберёт…

- И всё же?

-  Ну, уж до 1917 года они точно жили… Должны были, а куда б они делись… Земли их были довольно просторны, посреди земель было такое местечко, как заводь. Вот из-за этой заводи все слухи и поползли. Вроде как место заколдованное и было таким уже при Трубецких. Ну, потом советская власть, большевики, особняк с землей сравняли, коней всех в армию увели, скотину – крестьянам, одним словом ничего и не осталось, кроме слухов. Вот разве, что вон в той кипе журналов есть номер за 1915-ый год. Тогда еще существовало имение, и есть там фотография. Вот, вот этот самый номер.

Человечек нашел его с потрясающей легкостью, будто только и ждал, что кто-то зайдёт и спросит про Трубецких. Марк аккуратно взял в руки ветхое издание, открыл, с интересом изучил заманчивую рекламу столетней давности, среди которой попалась даже объявление одинокой дамы, желающий найти спутника жизни и через пару страниц на него будто полыхнуло огнем    - он увидел два снимка, поразивших его глубины души. На одном из них была представлена усадьба в античном стиле  - с колоннами, фонтаном на переднем плане, лужайкой, но правда, в статье говорилось, что так усадьба выглядела около двадцати лет назад, однако, после некоторых событий она пришла в такой вид, о котором даже писать не хотелось бы – все быльём поросло, и непонятно, как вообще можно в ней существовать с текущей крышей и неимением рабочей силы…

Автор также представил фотографию владелицы усадьбы, но, к сожалению, не был указан год, когда был сделан снимок. На фото стояла девушка в белом платье с довольно фривольным декольте. У нее были кучерявые волосы, спускающиеся по груди и закрывающие загорелое тело (что сразу удивило Марка, ведь дамы тех лет считали загар чем-то вульгарным), а глаза сияли, как у девочки, увидавшей своего принца. Брови, вразлёт… И это детскость в лице… Она. Она, но много лет спустя приходила к нему -  и это было настолько же невозможно, насколько совершенно реально. Она изменилась за эти полтора века, она стала другой и все же это была та самая юная девочка только что увидевшая принца и вспыхнувшая к нему чувством. Так должна смотреть влюблённая женщина, так может смотреть девочка, влюбленная в Жизнь… Одному Богу известно, что вызвало эту эмоцию на снимке. И фон… Ее засняли на поле, посреди цветов, казалось вот-вот и она побежит навстречу своему будущему, такому заманчивому в эти шестнадцать лет. Хотя кто знает, сколько ей было тогда…

- Кхе, можно сделать копию, если хотите…

-  Что? Да, конечно, это мне очень пригодится, - отозвался Марк, открывая взгляд от пожелтевшего листка.
***
Когда он покинул город, как раз поднялся ветер, взметнувший песок, закрутивший деревья в свистопляске и швырнувший первые капли дождя на лобовое стекло, а потом где-то далеко в небесах сверкнула молния, чёткая и ясная она встала буквой Зет посреди серых туч, покрасовалась с секунду и ушла, чтобы дать место грому. Марк гнал машину, радуясь, что кинул мяса тому псу, и, передёргиваясь при мысли о том, как зубы пса в момент разорвали этот кусок. Самое интересное, что старика уже не было – на площади сидел один пес и смотрел в небо, будто ждал, что вот-вот его позовут. Он едва успел доехать до заводи, и только он выключил зажигание, как разверзлись хляби небесные и полило от души, так как возможно не лило все это лето, так будто кто-то там наверху устал от зноя, собрал всю влагу воедино и гаркнул, да будет потоп!

Марк нашёл в машине старую газету, прикрыл ей голову и сделал рывок в сторону дома  - пока он совершал свои прыжки, боковое зрение его заприметило, как над заводью переливается голубыми и зелеными цветами огромная капля, слегка вибрируя и к шуму дождя добавляя какую-то неясную мелодию. Марк захлопнул за собой дверь, осознал, что промок до нитки и начал скидывать с себя одежду, одновременно пытаясь развести огонь. Вечер застал его у камина с рюмкой и лэптопом. Тихо играла музыка, какой-то блюз, но что-то было не то в этом блюзе, рождённом за океаном, как-то не сочетался он с музыкой капель, бегущих по крыше. Марк поискал в папке с музыкой песню про коня, и, слушая историю о человеке, идущем по полю  с конем, ощутил, наконец, некую душевную гармонию. И  в тот момент, когда Расторгуев признался в любви к России, стукнула рама. Марк подскочил, чтобы встретиться глазами с женщиной в подвенечном платье. Глаза ее были закрыты фатой, но даже сквозь этот тонкий материал, видно было их свечение… Таких глаз не бывает у смертных. Такие глаза могут быть только у существ, стоящих на грани миров.

- Я вышла замуж. Это мой подвенечный наряд. Такая я была – красивая, элегантная. Платье шил питерский портной, а за кольцами ездили в Москву. Жених-то решил, что раз невеста его так богата, да еще и с именем, то можно устроить пир на весь мир. Я была против. Я не хотела огней большого города, это чуждый мне мир. Мой мир – поля и леса – о, как, я скучала по нему в эти два долгих месяца, которые мы ездили по столицам, знакомились с какими-то скучными людьми, договаривались о поставках тех или иных нужных в хозяйстве вещей. Правда, один раз мне повезло. Жених мой вывез меня на бал. Платье пришлось покупать, оно не шло мне, да и с кем мне было танцевать, коли жених, Коля, и танцевать-то не умел? Он все пил и пил шампанское вместе с каким-то купцом, а я сидела на софе, одна и смотрела на девушек и их кавалеров, и чувствовала себя забытой и брошенной, отделенной от своего мира и вынужденной жить в том мире, где яркий свет – искусственен, а кавалеры галантны лишь в манерах, но не в душе.

И так бы я и печалилась, пока один молодой человек в военной форме не пригласил меня на танец. Мне повезло – это был венский вальс, единственный танец, который танцевал со мной отец, когда я была еще ребенком. Он, конечно, короткий, этот танец. Всего пара минут. На за эти краткие мгновения я прожила целую жизнь! Прекрасную, головокружительную, лёгкую, чуток с оттенком печали, но полную любви, такой, что грудь распирало от эмоций, и я улыбалась, улыбалась  и смеялась, и смех мой рассыпался по залу россыпью звенящих хрусталиков. Я едва помню его лицо – бледное, строгое, аристократичное, с пронзительным взглядом и только… Как часто я потом дорисовывала черты его лица, но каждый раз получалось неверно, возможно, потому что вихря эмоций уже не было, остались лишь воспоминания с легким привкусом горечи.

И всё. На моей свадьбе не было вальса. Нас обвенчали в церкви, было много гостей со всей округи, и я стояла в этой фате и смотрела в лицо человека, с которым проведу остаток жизни, лишь потому, что он такой хозяйственный и хорошо разбирается в скотине и в зерне. Какой он был? Деревенский мужик, крепко сбитый, взгляд с хитрецой, грубые от работы руки, обветренное лицо, даже странно было видеть его во фраке, такого важного от этой одежды и от того, что  он женится на мне.

Что ещё… Пир на весь мир и моя первая брачная ночь. Её не было. Он напился, пошел с друзьями смотреть имение и, похоже, заснул в конюшне. Я в ту ночь долго лежала в новенькой ночной рубашке с широко открытыми от страха глазами.

Какая могла быть у нас жизнь? Он работал, я работала, конечно, мне доставалась лёгкая работа, но она была и вставала я с петухами, и частенько засыпала днем на веранде, обессилев. Поначалу приходилось непросто. Я как-то даже доила корову, потому что не хватило денег взять еще кого-то в подмогу, но все наладилось и к следующему лету мне уже не приходилось заниматься не приличествующей мне работой.

Я воспринимала все, как должное. Работа, хозяйство, муж…   И все же было что-то, что выбивало меня из привычной колеи. Хотя бы то воспоминание о бале. Я часто задавалась вопросом, почему там было все так красиво, так завораживало и так стучало сердце и почему этого больше нет? Как будто, что-то неправильно в моей жизни. И вот спустя год я проснулась часа в четыре утра. Выглянула в окно – близился рассвет, сад окутывал туманный кисель…  Скоро ты сам всё увидишь. Сегодня обязательно будет именно такое утро. И я вышла в сад, погрузившись в молочный кисель и ощущая босыми стопами расу на траве…

Она прервала себя, откинула фату, и перед Марком предстало лицо русалки, но не юной девушки, стоящей у алтаря. Глаза её горели нехорошим светом, но при этом она улыбалась дружелюбно и даже чуточку зовуще. А потом исчезло платье, и она, укрытая волосами, прошла сквозь дверь, вошла в туман и ступила на траву. Оглянулась, улыбнулась ему вновь и прошествовала к своей заводи. Стоило ей войти в воду, как она будто слилась с туманом и   лишь нечеткий силуэт, фосфоресцирующий в серости, говорил, что она ещё не ушла в свое царство.
***
Днём не было ни тумана, ни следов дождя – шпарило солнце, да так, что песок раскалился и невозможно было ступать по нему. Марк смежил веки, вспоминая ночной визит. То ли нервы расшалились, то ли писательское воображение играет  с ним такие штуки, что ночами он беседует со своей героиней, однако же надо записать всё, пока оно как живое. Он напился воды и перебрался в свой кабинет к лэптопу. При ярком освещение не было той магии, что царила здесь ночью – обычная комната в коттедже, ничего более. Даже шкура на полу стала просто шкурой, и не волком, навеки застывшем с раскрытой пастью дикого зверя. Марк быстро записывал всё слово в слово, и через пару часов перед ним уже было начало истории. Конечно, можно было и самому дописать ее, но он уже не мог без этих ночных визитов Музы. Такого  с ним не было никогда, да и было ли с кем-то  - очень большой вопрос…   Да, вот один напивался до ручки, потом писал про чертей, а другой ел грибы и записывал всё, что видел, но …  чтобы ночами встречаться с вдохновением лицом к лицу – такое словами не передать.

Когда все было окончено, и Марк собрался приготовить обед,  в дверь постучали. Карина была в купальнике с пакетиком в руках.

- Я пришла с ответным визитом, что-то вроде обеда в обмен на ужин. Прекрасная холодная говядина, салатики, вино…  Хотела устроиться у заводи, но там так жарко, может посидим в лесу?

-  Какие идеи вас посещают, девушка!!! Мне как раз не хватало собеседника! И обед будет кстати, мне крайне лень готовить.

Она вывела его на тенистую полянку, кинула прихваченный плед около папоротников и стала выкладывать продукты. Марк наблюдал за тем, как волосы то открывают спину, то снова закрывают, но не было в этой девушке той магии, что была в его ночной визитерше. Она была просто привлекательной девушкой, мало определившейся в жизни, можно сказать стоящей в самом начале пути. Кто его знает, кем она будет спустя пять-шесть лет… Возможно, никем примечательным. Пока в ней есть очарование молодости, привкус летнего зноя  и только…  А в его Дине, в порождении его фантазии или все же в реальной Дине есть то, что он не видел раньше в женщинах.  Взгляд, взгляд не юной прелестницы, а взгляд той, что видела многое и видит больше, чем дано другим… Карина болтала что-то свое, он особо не вслушивался  и только, когда она заговорила о легенде, Марк навострил уши.

  - Прости, я прослушал, что ты говорила?

  - По легенде хозяйка виллы Трубецких была не то ведьмой, не то, каким-то ещё существом. Недаром, от имения ничего не осталось -  его прокляли.

- А кто проклял?

- То ли муж её, то ли другая ведьма. Здесь места такие особые, разных тварей хватало во все времена… Сам-то заметил?
- Заметил.

-  Вот говорят, есть такие места на Земле, где собираются сгустки энергии и порождают собой разные чудные вещи. Это – одно из таких мест.

Солнце пришло на полянку, тень уже не спасала, и Карина с Марком решили выкупаться  в заводи. Они пошли другой дорогой, Карина щебетала, что хочет что-то показать. Сначала эта была просто берёзовая роща, но потом впереди раскинулась мраморная арка, увитая плющом. Зрелище было бесподобное – сквозь арку просматривалась сверкающая в солнечных лучах заводь, а сама арка походила на реликт, на кусочек из прошлого, будто оно вдруг вылезло из недр Земли, раскинув здесь своего лазутчика, но тот лазутчик до того увлекся красотой природы, что так и остался жить, стареть и разрушаться вместе со временем.

- Что это?

- Кусочек беседки, я думаю. Говорят, Трубецкая построила ее для себя лично. Она проводила здесь много времени, и это единственное, что напоминает о тех временах. Пойдём?

Она просто хотела показать ему арку, как экскурсовод туристам, без содрогания души и благоговения перед тем, что показывала. Марк же, затаив дыхание, прошел под зелёной листвой, вдыхая аромат зноя, зелени и еще будто бы духов… Возможно, это был шлейф, тянущейся за Кариной, но ему хотелось думать, что это был запах, пришедший из глубины веков, когда Дина сидела здесь, в своей беседке, в раздумьях и мечтаньях.

Он вошел в воду поплыл, Карина замешкалась на берегу, пытаясь очистить стопы от сосновых игл. Когда же он обернулся, чтобы посмотреть, где его дневная подруга, то увидел, как девушка, словно парализованная ужасом, смотрит в воду и будто бы видит что-то такое, отчего в глазах ее отразилась сама Смерть. Марк окликнул ее, но она не сдвинулась  с места. Тогда он, понимая, что с ней явно что-то не в порядке, поплыл в ее сторону. К тому же больше находится в заводи было невозможно. В тот момент, когда его тело зашло на часть заводи, на которую смотрели глаза Карины, она закричала не своим голосом, и продолжала кричать, пока он не обнял ее мокрыми и холодными руками, и не отнёс в дом. Лишь очутившись на диване, она замолкла и тихо-тихо заплакала, так будто умер родной для нее человек, а сил биться в истерике уже нет, осталось лишь горе.

-  Что с тобой? Воды или чего-то?

- Ты не понимаешь, не понимаешь… Она показала мне… показала мне… последний день. Это уже скоро, очень скоро. Если я не поспешу, или даже, если я поспешу, он всё равно настанет. Мне надо бежать, я должна бежать.

-  Куда и зачем? Что за последний день?

- Мой… мой последний день. Это будет здесь, недалеко. Я слышала про перекрёстки Судьбы, здесь о них говорят. Надо бежать по другой дороге, тогда я возможно еще спасусь.

- А кто… это она?

- Та, что живет в заводи… Всё, Марк, прощай, если что  - звони хозяину напрямую, а меня забудь.

И с этими словами девушка спрыгнула с кровати и исчезла. Больше он её не видел, и не слышал о ней.
***
Она пришла чуточку другой. На ней была длинная рубаха до пят, волосы, всегда служившие её главным украшением, теперь были заплетены в косы, и была она так красива своей испорченностью, проявившейся на юном ещё лице. Сейчас она была той восемнадцатилетней девушкой, что, когда-то выбежала из дому, завидев туман по утру. Он решил начать разговор. Впервые за время их общения.

- Что ты нашла там, в саду?

- Нашла ли…  потеряла ли…  Я шла по зелёной траве, покрытой утренней росой и подол моей рубахи намок. А  я шла и шла, пока не минула конюшни, двор, пока не вышла за калитку и не оказалась где-то там, где ты был с этой девчонкой, что пришла тебя соблазнить. Да, она выбрала верное место для того, что хотела сделать, но ведь она не подозревала о том, что я не хочу допускать её до тебя. А я не хочу, потому что пока ты пишешь – ты мой. Так вот в том месте, где позднее я выстроила беседку, я столкнулась с девами, нагими и прекрасными. Они кружили по  траве в каком-то странном ритме, напевая что-то похожее на церковное, я, кажется, разобрала слово аминь. И лишь, увидев меня, они все остановились, одна за другой, образовав круг. Я видела, как они переглянулись, и та, что была постарше, сказала фразу, определившую мою дальнейшую жизнь и в некотором роде и мое нынешнее существование.

- Во время ритуала ни одна живая душа не приближается к нам, мир замирает вокруг нас,  а эта пришла сама. Видели вы, ведьмы, как она шла – шла, будто мы ее позвали…  Кто-то из вас звал её? Нет, так, значит, сама нас нашла. Ну, коли, нашла – так приходи в наш шабаш.

Я помню, что было мне и боязно и в то же время не могла я не восхищаться этими созданиями, свободными, прекрасными созданиями, вокруг которых мир замер на вдохе… И я, не сказав не слова, сделала шаг навстречу. Та, что была их старшей,  с волосами цвета спелой ржи, и с этим сильным взглядом водянисто-зеленых  глаз показала мне на центр круга. Я вошла, и вмиг вокруг меня замкнулось кольцо из золотистых лучиков. Я помню, что кружилась голова, и что я едва не потеряла сознание, и старшая поддерживала меня под руку… А потом, я опустилась на траву и девушки сели кто как. Они стали похожи на обычных девушек и так же болтали, выспрашивали меня кто я, кто мой муж, а кто любимый.

- Так ты.. не любишь никого? – разочарованно протянула чернобровая красавица, по имени Лилит. -  Но так не может быть! Ты должна пройти через любовь и завоевать сердце любимого… Хотя бы, чтобы доказать себе свои собственные силы.

Тогда-то я и рассказала им о единственном понравившемся мне мужчине на том балу… Они переглянулись, потом заставили меня нарисовать его по памяти прямо на песке. Кстати,  к этому моменту мы находились у заводи, там, как оказалось, шабаш встречался в определенные дни месяца или когда кому-то нужна была помощь.

- Рисуешь ты хорошо… Молодец, - хвалила меня старшая, разглядывая мой набросок. -  Будет он проездом в наших краях перед полнолунием. А пока…

И она рассказала мне вещи, которые я уже не могу рассказывать, ведь ты не из моего шабаша, ты просто писатель, которому совсем не нужно знать, как я это делала. У меня было всего две недели, но я сделала по памяти все, что велено было. Я выходила из дому к Луне, я скрывалась в лесах, но никто ничего не знал, а муж мой продолжал считать меня романтической дурой. Однако, знахарка одна, проходя мимо меня, вдруг кинула на меня оценивающий взгляд. Будто бы сказала, что я на что-то гожусь. И вот наступило полнолуние. Первый его день.

- Как думаешь, что было потом? – она прервала свой рассказ этим коротким вопросом, глядя уже Марку в глаза, и Марк почувствовал легкое головокружение от этого пристального немигающего взгляда. Ему подумалось, что, наверняка, этот ее романтический герой приехал в город и воспользовался ситуацией, как сделал бы любой на его месте и…

- А ты все-таки неправ. Ты ещё не понял, да? Не понял, кем я стала и какими силами обладаю. Смотри. Вот видишь – камин. Огонь не горит. Дрова сырые. Вряд ли загорится. Смотри…

И Марк уставился на легкий огонёк побежавший по сырому полену, полыхнувший так, что должно быть выскочил из трубы и тотчас погасший.

- Как ты это делаешь?

- Не знаю. Просто делаю. Я не спрашиваю, не задаю вопросов – ответы приходят тогда, когда они нужны. Вот это современная штука, на которой ты пишешь мою историю… Хочешь она сейчас перестанет показывать картинки, которые сейчас на ней мелькают?

- О, нет, это, пожалуй, не стоит.. А то вдруг…

- Ничего не будет. Гляди.

Марк изумленно смотрел на монитор, на котором только что одна фотография сменяла другую. Теперь на ней прочно были глаза Дины или вернее сказать русалки, ведьмы, Бог его знает, кем она была… Они смотрели на Марка оттуда, из мониторы секунд тридцать, а потом он увидел, как к нему из монитора приближается заводь, заполняет собой уже всю комнату, дыхание его перехватило от холода, ледяного холода, он хотел вздохнуть, но в легкие полилась вода – он был совершенно уверен в этом! Только в следующий момент на мониторе опять появилась знакомая фотография с пантерой, а в комнате не было никакой русалки. И огонь давно потух, не оставив и крохи пепла, будто и не горел вовсе.
***

На следующее утро Марк уже точно знал, что вечером у него снова будет гостья. Также он знал, что девушка похожая на ягоду Карина больше не придёт к нему… Надо было чем-то убить время до вечера, и он решил съездить в город – в этих краях в любом уголке было что-то манящее, даже город, построенный человек, был насыщен чем-то особым нежели просто слухи, сплетни и разговоры горожан. На этот раз он решил заговорить со стариком, похожим на индейца, и, как и рассчитывал, нашел его на площади, вместе с его псом. Старик будто спал с открытыми глазами. Но собака была на чеку, и стоило Марку приблизиться, как пес уставился на него, приподняв верхнюю губу и демонстрируя прекрасный оскал.

-  Я пришел, чтобы поговорить с хозяином, - объяснил псу Марк.

- Говори.

- Хотел спросить… Да, вообще не знаю, что именно, но… правда места здесь особые…

- Зубы не заговаривай. Ты про неё хотел узнать?

- Да…  - Марк замялся.

- Она была сильной и могучей когда-то, одной из сильнейших в этих краях. Почти тридцать лет… Да, столько было ее царство. Пока она не допустила ошибку. Русалка – это низший дух, так её наказали, там… наверху. Но на этом история её не закончена, ведь, ни одна форма не бывает вечной. Форма меняется, и пройдёт время,  и она вновь будет другой. В это ты можешь смело поверить…. Все мы не вечны  в том состояние, в котором находимся сейчас. Вот и ты… У тебя волосок поседел за то время, что ты ехал сюда… Один волосок, но он уже поменял свою суть, приблизив тебя к … старости, но лишь приблизив, ведь ты… а впрочем иди теперь, иди  и принеси нам с псом пожрать.

Марк пошел к магазину, потеряв самого себя  - его больше не существовало. Он был околдован, осознанием того, что попал в место, которое каждый день, каждую секунду дарит новизну, силу и еще то, что поселилось в уголке его сердца. Он не мог определить, что это было, но оно присутствовало там, вызывая волны эмоций непонятных, но невероятно приятных. В магазине за прилавком стоял молодой парнишка с затравленным взглядом. Он отпустил товар, сложил все в мешок и как-то сдавленно спросил.

-  Нравится здесь?

- Нравится… а что?

-  Бежать отсюда надо. Я здесь два дня, но я уеду, хоть сейчас готов уехать. Иначе, боюсь, боюсь, плохо будет мне. Здесь что-то творится такое, что простым смертным тут не место.

Марк не стал отвечать. Однако, страх парнишки передался и ему, заронив сомнение в том, что происходящее так уж замечательно, как ему казалось. Он, второй, после Карины, кто готов бежать отсюда…
***
Писатель  мерил шагами комнату в ожидании её, вышагивал как тигр, и иногда, как простой влюблённый…  Ведь он ждал её, как ждут свидания. Но разве можно Музу пригласить на свидание? Музу нельзя, но она и не Муза. Она вполне реальна, она существует, и она должна прийти. Он подошел к окну, глянул на заводь и увидел, как красный закат отразился в зеркале воды, сделав все кровавым, и предчувствие поразило его… Предчувствие, но не беды, а скорее того о чем говорил ему старик.

Как только луна взошла на небо, его охватила дрожь. Он подошел к самой кромке воды, чтобы видеть. Но она не дала ему этого. Просто его коснулся кто-то со спины, он обернулся и увидел её, но теперь уже другую. На ней было роскошное черное платье с вырезом, отороченным золотом. Волосы забраны в высокую прическу, лицо с макияжем…

- Такой я была в вечер его приезда. Тогда в городе устроили летний бал. Площадка, фонари, оркестр. Муж не знал, что я уехала туда, я усыпила его бдительность. Я вышла на площадку и пошла между танцующими, ловя на себя людские взгляды, я шла, ожидая увидеть его. Была такая же полная луна, и я знала, что он будет здесь, знала вплоть до секунды… И вправду – стоило свету фонаря упасть на мое лицо, как этот сноп света выхватил и лицо человека, стоящего напротив меня. Оно было бледное, с этими офицерскими усиками, глаза цвета осеннего неба, короткая стрижка… То лицо, которое я видела перед собой все это время и даже этот шрам около уха, он почему-то особенно выделялся в моих видениях.

- Валентин. Рада вас снова видеть.

- Дина. Но вальс сейчас не играют. Сейчас что-то из Моцарта, это надо слушать.

- Понимаю, но, если мы поедем куда-нибудь подальше отсюда, мы сможем услышать лунный вальс. Вы его слушали когда-нибудь?

-  Лишь в одиночку…

- Тогда нам всенепременно надо поехать!
Он усадил меня на своего вороного, я села на бок, позади него и обхватила его за талию. Мы поскакали по тёмной дороге, мне ни чуточку не было страшно, хотя я раньше я опасалась ночью выезжать на лошади,  а этот вороной будто видел все ямы, перемахивал через овраги, перескакивал через поваленные деревья, пока не вывез нас на ту самую поляну, где когда-то был шабаш. Полная луна освещала траву, вороной стоял у дерева, будто охранял нас, а мы слушая звуки музыки, кружились по этой поляне… И больше не было ни меня, ни его, была музыка, напоенная любовью, страстью и еще немного чем-то таким, от чего  у любого мурашки по коже побегут. Такой была наша встреча, растянувшаяся не на один год.

Что тебе сказать? Муж мой, Коля, заболел от чего-то, но мать его обеспокоилась и забрала сына домой. И я снова стала свободной хозяйкой имения. Коля прожил долго после нашего расставания. Только покинул эти края. Я же была единовластной в своем доме, который иногда разделял мой Валентин. Иногда, но не всегда. Он был на службе у царя, и часто бывал в разъездах по заграницам, иногда по году…. То был самый счастливый период в моей жизни… Ко мне обращались люди, и я помогала им. Кроме того, я сделала из имения небольшой конезавод  - от вороного пошла прекрасная порода, крепкая, статная, годная для военных…. Потом она была забыта, к несчастью. И почти тридцать лет я была самой сильной в этих краях. Даже, когда началась война и когда большевики пришли к власти, мы всё равно были сильны. Даже, когда город стал таким, какой он сейчас – снесли много зданий, разрушили мое имение, и я жила в лесу, у заводи, там, где живешь сейчас ты, скрываясь от красных… И мой Валентин, моя вторая половинка, всегда был рядом, особенно в последние годы, когда я предсказала ему смерть, если он не покинет службу. И все было хорошо, и текло по своему руслу, но судьба послала мне испытание… 

Она прервала себя, прошлась вдоль заводи, уйдя в свои мысли, воспоминания… Марк наблюдал за ней молча, стараясь не мешать ее думам. Потом она развернулась, и подошла к нему, сделала книксен, и Марк протянул руку, приглашая на танец. Странное было это чувство – танцевать с духом… И все же это было так реально, он будто ощущал складки платья, нежную кожу её ладоней, левую лопатку под своей рукой, но должно быть она слишком хорошо танцевала и только потому была так легка, так бесплотна …  И музыка звучала о которой она говорила, это был какой-то совершенно особый вальс, сплетённый из ветра, света луны, голосов ночных птиц и его прерывистого сбитого дыхания…  А потом Марк приостановился, и она повернулась лицом к нему, оплела руками его шею и в глазах ее были уже не воспоминания о чувствах, в них жили чувства, чувства, которые зажглись сейчас  - этой волшебной ночью. Марк потянулся к её губам, но встретил пустоту и шёпот, её шёпот -  так не бывает, так не бывает, когда соприкасаются разные миры…   

- Но… разве невозможно?

Она странно как-то скосила взгляд на заводь, будто знала что-то такое, о чём не хотела говорить.
-  Нет ничего невозможного, но есть не самые удачные решения проблемы. Решения, которые не принесут блага… Поэтому не стоит об этом больше говорить.

- А если я больше не хочу видеть простых смертных женщин, если для меня есть только ты? Если я больше не хочу мира людей, жующих свою пиццу, смотрящих «ящик» и решающих проблемы, которые сами и создают, ради того, чтобы коптить небо и думать, что коптишь его не впустую?

-  Это просто… порыв. Влияние этого места. Напишешь свой роман и забудешь обо мне. Так всегда у писателей. Они как закончат описывать свой объект страсти, так и теряют к нему интерес. Для них каждый человек интересен ровно столько, сколько они его изучают…

- Ты не права. Или скорее сказать близка к правде, но не в этом случае.. Не в этом.

Луна вдруг ушла, стало темно, глаза Дины сверкнули зелёным светом, и она исчезла, оставив после себя лишь мокрую траву…
***

В ту ночь Марк больше не сомкнул глаз. Он сидел у разведённого камина, перебирая свою жизнь, вспоминая, чего он добился и что такого будет жаль бросить. Творчество… Да, были неопубликованные опусы, которые хранились у него дома,  а также в столах редакций… Тогда он пробовал себя в разных жанрах, пытался найти что-то отличающее его от остальных, то, за что признают гением…  Но всё не находил. А денег не было, работать в офисе или на стройке не хотелось, не царское это дело. И Марк сочинил первую классическую фэнтези -  главный супер-герой, возлюбленная секс-бомба, расхаживающая в шкурах и высоких сапогах, колдуны, монстры, ну и как всегда герой всех победил, в финальной сцене сообщил красавице, что перед нами ещё много зла, которое будет повержено, одним словом, оставил себе возможность использовать этого героя еще в паре «продолжений». Дрянь, ни на что не годная писанина, 200 страниц пустоты и надо же -  отозвались  сразу две редакции, так что Марк выбрал более высокий гонорар, заключил кабальный договор и начал строчить все в том же духе… 

Личная жизнь. Детей нет, любимой тоже. Родственники ушли на тот свет один за одним, а  те, что ещё живы передрались из-за наследства.

Друзья. Когда тебе уже поболе, чем 20 лет, начинаешь понимать, что величина это не постоянная, зачастую обремененная корыстью и завистью. Собутыльники, знакомые, одноклассники -  вся эта шушера не стоит того, чтобы ради них возвращаться к старой жизни.

Но есть и другие ценности. Неплохая квартира, в перспективе даже дом. Один вопрос – кого туда привести? Кому, кроме него самого будет нужен этот дом и что еще более важно – его личность? Дети когда-то родятся, чтобы вырасти и разбежаться…  И снова одиночество, собака, цветочные горшки,  а потом кучка пепла.

Кто вспомнит его спустя двадцать, десять лет, даже спустя пять? Уже сейчас падает популярность его романчиков, уже сейчас он менее интересен, и даже в бесплатных библиотеках ему отдают меньше предпочтения, чем пару лет назад…

Марк пил и пил, пока, наконец, к утру алкоголь не избавил его от самоедства. Только тогда он с трудом дошел до кровати и рухнул в чем был.
***
День прошел в тщетной попытке привести мысли и чувства в норму, что достигалось при помощи сидения у заводи и распивания пива, позже – это была старая добрая комедия «В джазе только девушки», а потом  - немного Marillion. Но последнее лишь вернуло Марка в состояние, когда руки тянутся к веревке с мылом, особенно когда певец выкрикивал He's  got  experience, he's got  experience, he knows, you know
But he's got problems, problems, problems. (He Knows You Know, Script for a Jester's Tear , Marillion)

Проблемы, да бывает от того, что знаешь слишком много случаются проблемы… Вот если бы не знал… Если бы не знал, что был такой Брэдбери, разве переживал бы? Ну, соревновался бы по популярности с Лукьяненко, кто раньше испишется, кто кого переплюнет… Правда, пока впереди шел Лукьяненко, по его книгам Бекмамбетов успел наснимать кучу клипообразных фильмов, и хотя сложно было судить, что именно было отстоем  - фильмы или книги – однако же был спрос, а спрос рождает предложение…  Интересно, что думает сам Лукьяненко о собственном творчестве? Сидит ли он перед книжной полкой, пытаясь найти среди своих книг ТУ САМУЮ, которая останется с людьми навеки…  Марк закрыл глаза, представив себе корешки своих книг, он шерстил по ним, но даже названия, даже они не представляли из себя ничего такого, что можно было бы произнести вслух так, чтобы любой сказал, а дай мне почитать! Вот, как тогда, когда Марк услышал про «Вино из одуванчиков», как он бегал по всем магазинам в поисках этой книги, абсолютно не имея понятия о чём она… Просто потому что вино из одуванчиков  - это что-то бесподобное, отдающее теплыми летними днями, зелёной травой и чем-то ещё, чем-то отчего он бегал и бегал, пока не нашел эту книгу…  Бегают ли читатели за его «Разрушителем 2»? Как он в этом сомневался…

 И тогда он, сомневаясь между верёвкой с мылом и лэптопом, он открыл тот свой роман, который писал каждый день с её слов…  Перечеркнул банальное название «Жизнь Русалки», написал одно слово «Заводь….» Написал издателю смс-ку следующего содержания «Живу в домике, адрес у тебя есть, пишу роман «Заводь». Это что-то такое, чего в моей жизни не было. Думаю, что скоро закончу, приезжай в гости – почитать.» И выключил телефон. Больше он его не включал.
А она пришла в этот раз, принеся с собой запахи свежескошенной травы, ароматы сорванных цветов, и благоухание цветущих роз… От этого кружилась голова, и сама она была покрыта цветами, только все эти цветы были розами и тело её было расцарапано в кровь…

- Любовь странная штука… Бывает ломится в твою жизнь, когда её не зовут. Что мне было нужно в моей налаженной жизни с Валентином? Разве не любила я его? О, да, не было той головокружительности, того сердцебиения, но нам было уютно и покойно вместе… Мы столько сделали, мы были так счастливы, почти идеальная пара… Разве что бездетная. Я так и не нашла того момента, когда нужно было рожать. Меня все что-то отвлекало, но я-то знала о силах своих и раз не родила, значит, так надо было. Так вот, как-то  в наш город заехал некий человек. Он был вроде афериста, я-то сразу поняла. Правда, ты-то знаешь, в городе нашем люди непростые, и ему мало, что удалось. Уговаривал тогдашнюю власть построить свиноферму и кормить свиней каким-то особым хлебом, которым он и торговал. Свиньи от хлеба жирели и мясо получалось очень нежное. Такой обаятельный, так умел убеждать, так шутил с девушками, что полагаю ни одну ночь он не провел в одиночестве. Не был он красавцем, но как улыбнется, как устремит на тебя взгляд этих сверкающих глаз, так и забываешь, что он прост и сер. И надо же мне было столкнуться с ним, когда он бродил по полю, вымеряя шагами место для свинофермы.

- А вас-то гражданочка, я и не видел не разу… Где же вы скрываетесь?

- Я  не живу в городе, как вас простите?

- Альфред. А вас простите, как зовут милейшая?

- Дина. Просто Дина.

-  Как это красиво звучит… Дина… Динамит в  честь вас назвали?

Я засмеялась,  а он смотрел на меня этими искрящимися глазами и продолжал рассказывать мне историю о девушке по имени Дина, которая собственно первая придумали такую важную вещь, как взрывчатка и увековечила её собственным именем, добавив имя парня – Митя.
-  Не верите?

- Нет, совершенно не верю, ни одному слову! – смеялась я, понимая, что с каждым всплеском эмоций я попадаюсь, и на шею мою уже будто накинули цепочку. Это даже не я предложила ему показать наши места, это он дернул за цепочку….  Он вёл меня, а не я его. Да, так не бывает, или вернее сказать, это не должно было случиться. Я ведь сразу поняла, что он Демон. Только Демон мог покорить ведьму и накинуть ей на шею цепочку, да так, что она была полностью в его власти. Такова была моя первая ошибка. Я позволила это сделать, зная с кем говорю. Мы шли по полям, по лесу, пока не добрались до одного укромного уголка, там росли три березы и их кроны соединялись в шалаш. Мы встали посреди этих трех красавиц, и он поцеловал меня с силой страсти демона. Его руки были такими ненасытными, жадными и порой жестокими, будто он хотел разорвать меня на части, и я откликалась на каждый его порыв, как если б часть меня спала до встречи с ним….

Мы провели остаток дня под зелёным покровом, а ночью нашли приют в стогу сена. Я думаю, что  мой Валентин всё понял. Ведь только демон мог увести у него меня…  А дальше всё полетело с разрушительной силой, ведь лишь сила Зла может нестись с такой безумной скоростью… Я даже не помню, как все это было, сколько я жила вместе с ним у некоего слепого старика, сдававшего комнату, и, когда именно он пришел ко мне такой несчастный и рассказал, что у него проблемы, и что его посадят за его аферную деятельность. Он точно знал, что за ним придут этой ночью, и что он не успеет сбежать из города. Он так смотрел на меня, чуть заискивающе. Будто даже и не смел просить, но ведь просил же, а разве я могла отказать? И ведь знала, что меня ждёт. И он знал. Он просил, глядя так любяще, так, как он один умел. Во мне было много сил, о очень много, как раз достаточно для того, чтобы помочь ему. Я была в состояние транса, когда вышла на балкон. Стояла, качаясь и наблюдая за тем, как он быстро идет по дороге прочь от меня, от города, оставляя меня в руках строгих судей. Я дождалась того момента, когда он ушёл достаточно далеко, и обратилась к силам Стихий. И грянул гром, и ливанул такой дождь, что ни одна машина не смогла бы проехать и добраться до наших краев. Я развернула их, отправила в другие края, дала любимому сбежать, сама же вышла на площадь,  мокрая насквозь  в ожидании, когда свершится моя Судьба.

Нельзя было ему помогать, и за это меня должны были наказать. Молния раскроила небо пополам, ударив в меня, пройдясь по бренному телу моему и испепелив его до тла…  Было очень темно, будто я в чёрной дыре и несусь по недрам мёртвой звезды, пока меня не вытолкали в воду. И тогда я поняла, что они решили превратить меня в русалку. Справедливо…  Что еще могло быть за помощь Злу, лишь вечное существование в одиночестве в заводи, пока мир не перестанет быть тем, что он есть сейчас и все мы не станем бесплотными духами, витающими по Вселенной до следующего Большого Взрыва, до следующего начала…  Прошло много лет с той поры… Валентин покинул наши края, сюда он больше не вернулся, возможно, нашел другую ведьму, возможно, все еще горюет об утрате, ведь и ему я причинила боль. И тут ты, писатель, единственный, кто может рассказать все, как есть. Вряд ли люди поверят, но может быть, они хотя бы поймут, что помощь Злу всегда оборачивается против тебя самой. Хотя бы это, как думаешь?

- Я… честно говоря в своих книгах я особенно не задумывался на философские темы. Понимаешь, нужен был сюжет, красивые и сильные герои… Но, когда я читал великих авторов, я помню, что нужная книга всегда попадала ко мне в нужный момент. Сейчас даже не вспомню, но вот как-то переживал из-за вечных проблем с головными болями, обращался к врачам, но никто не мог помочь, и тут прочел у Веллера, что пока молодой врач не уложит своими пациентами кладбище, он не станет врачом. Посмеялся, стало легче жить, правда, заделался циником в отношении врачей. Это было недавно, когда я читал современников. До того… Прочитал Орвелла, понял, что у великих есть дар предвидения. Это я про его «1984-ый». И так было всегда. Если то, что я пишу сейчас, будет достойно стоять на полках людей, то я уверен, что каждый из них во время достанет эту книгу, прочтёт, что-то, что важно для него.

 Знаешь, есть игра такая  - когда не знаешь ответа на вопрос, просто открываешь книгу, загадав страницу, и строчку и читаешь ответ на свой вопрос. Обычно этой книгой бывает Библия, но на самом деле нет разницы. Я держу Жванецкого под рукой. Мне близка его сатира над самим собой, только вот до сих пор не понимаю, как он с этим живет. Я ответил на твой вопрос?

- Да, очень полно, спасибо. Теперь ты знаешь финал истории, вот ты.. можешь идти писать…

- Постой, не исчезай!

- Я нужна тебе еще?

Марк смотрел на нее, такую несчастную, всю в струйках крови от шипов роз и такую благоуханную и желанную….

- Дина, я не вернусь к прежней жизни. Я останусь с тобой. Лишь  у тебя я научился вечному. Я даже сейчас не могу выразить словами, но есть в этой жизни что-то настоящее. С тобой все настоящее. Деревья, цветы и заводь. А там, в той жизни я опять буду этим безликим существом, запертым в серый блок рядом с женщиной, которая произносит имена великих и опошляет их только тем, что решается назвать их вслух. Ты понимаешь меня? Я напишу этот роман, но больше мне не дано написать ничего, хотя бы потому что ничего настоящего в моей жизни не было, никогда не было… Я не был на войне, я не любил, я не жил…  И вот ко мне пришло, наконец, настоящее и я по-твоему брошу всё так? Нет, скажи мне тот способ, с помощью которого я могу быть с тобой, скажи,  и я останусь и мне плевать любишь ли ты меня… Я уверен, что вместе мы будем жить, понимаешь жить. Мы будем…

- Это не жизнь, Марк. Когда ты узнаешь способ, ты поймешь…. Послушай меня, у тебя есть день, чтобы закончить роман. Следующей ночью мы пойдем к тому старику, у которого я последний раз остановилась в образе ведьмы. Он многое знает, и он скажет нам, как сделать всё, чтобы  быть вместе. Но только тебе надо будет принять это решение, не мне.…  На сей раз ты будешь решать. Потому что это твоя жизнь, Марк. А пока… пока пиши, пиши до рассвета, пиши целый день, чтобы каждое слово твое несло людям знание, свет и добро, ведь именно  в этом задача писателя, в этом была и моя задача… Я помогала людям, но я помогла и тёмной стороне, и оттого была так жестоко наказана.

Она повернулась спиной, по которой текла кровь от шипов этих коварных цветов, склонила голову, будто сдалась на волю судьбы и пошла прочь, оставляя за собой воду и роняя лепестки роз, которые тотчас превращались в розовое масло.

Марк исполнил ее волю. Он работал как сумасшедший, он никогда еще не писал так…  Слова шли от сердца, из самых глубин его души, из тех недр, о которых он и не подозревал… Сбылась его мечта и Музе, как жаль, что это было лишь раз в жизни, всего раз… Но ведь нельзя видеть Музу живой и знать все о ее жизни, так не бывает, нельзя писать о ней, это все совершенно неправильно. Музы вдохновляют, возможно, им посвящаются некоторые главки романа, абзацы, но никто не пишет О НИХ. А он написал. Целый роман, исписав за неделю почти двести страниц. Он ясно видел, как она жила до замужества, чем дышала, как бегала по полям  и лесам, и как тяжко ей было замужем за этим крестьянином, не видящим её Души… И как потом она пробудилась, стала целительницей, стала той мудрой женщиной, которая могла помочь любому, дать совет или обратиться к высшим силам… Но не смогла помочь себе сама.

И  где был её Валентин, хотя… Где-то днем, когда он пил кофе, он вдруг подумал, нет даже не подумал, а скорее ощутил, что это может быть так. И ведь вправду, ему было за тридцать. Она прожила здесь несколько больше. Могло ли ЭТО быть правдой? Ведь случайностей не бывает, Судьба порой своей мощной рукой так направит человека, что остается лишь покориться ей. Плыть против течения, да, так тоже можно, но рано или поздно река швырнет тебя туда, где тебе полагается быть…

К вечеру он почувствовал, как открывается второе дыхание, хотелось сказать что-то ещё, но он поставил точку в своем романе, однако, что-то будто было не досказано, и это что-то было ее явление сегодняшним вечером – он это знал. И потому ждал расслабленно, будто всё и так было ясно. Он прикрыл глаза, слушая музыку из сериала «Твин-Пикс». О чем же был сериал.... Убийство Лоры Палмер, но было что-то еще, связанное с потусторонним миром и оттого такое притягательное. Всего лишь один шаг, один шаг... Она сделала его. Она пришла капелькой воды, увлажнила его лицо, заставив проснуться, и предстала перед ним в своем русалочьем облике. Зеленоглазая, укутанная волосами, босая и теперь такая притягательная и желанная, а вовсе не пугающая, как  ту первую ночь... Дина поманила его, и Марк пошел за ней следом, не беспокоясь от того, что шли они  в ночь и уходили в лес... Она освещала ему путь своим белым телом, слегка фосфоресцирующим во тьме, и он ни разу не споткнулся о сук. В лесу было чуточку прохладно, но не ещё не холодно, и Марк шел, не задумываясь о простудах и прочих прежних вещах...

Они пересекли лес, и вышли к огню костра. Тот костер полыхал у подножия горы, и поддерживал огонь тот старик из города, похожий на индейца,  а собака его подняла голову, но не зарычала.
Старик смотрел на них ясным взором слепого, но видел он больше зрячего.

- Пришли... Оба. Это ж надо как  - нашли-таки друг друга. Но Дина очень ошиблась тогда, очень. Так нельзя делать и таковы правила. Она о них знала, и нарушила осознанно. Вот результат. Теперь она русалка... А ты не можешь без неё, как и она без тебя ведь вы две части целого. Что же с вами делать... Но ты ведь знаешь, писатель, что разорвешь всё, что связывало тебя с прежней жизнью, абсолютно всё. Твоим домом будет заводь, твоей женой – Дина, и так до следующего цикла, когда Вселенная родится снова. Но вы будете вместе, это я тебе обещаю, до скончания времен. Я   могу сделать из тебя Водяного, тогда ты станешь частью её мира, но опустишься на ступеньку ниже. Подумай, ведь сила у тебя ведьмака, приняв решение, ты лишишься их. Решай, писатель, решай...

Старик больше не смотрел на Марка, его взгляд утонул в огне, а собака положила голову на лапы. Слышны были лишь голоса каких-то птах, да потрескиванье угольков… Дина опустила глаза, будто не хотела влиять на его решение. Он должен был решить сам. Вся жизнь его уже перевернулась, возврата не было… Можно было сесть за руль, и въехать  в прежнюю жизнь, но она отмерла, превратилась в шелуху и облетела, подобно сброшенная змеей чешуя. Он стоял на пороге нового рождения, и даже, если решение его будет остаться тем, кем он был, того, что было раньше уже не будет никогда. Не будет посиделок с друзьями, эпатажной подруги жизни, дешёвой прозы. Будет вечное томление по той, что живет в заводи. Марк встретился взглядом со стариком и не сказал ни слова, а будто выразил этим взглядом намного больше ненужных слов. И старик достал пригоршню порошка и швырнул её в костер. Пламя взметнулась к самому небу, лизнуло звезды, рассыпалось на горящие хвосты комет, которые, падая, превращались в разноцветный дождь. И капли эти, стекая по Марку, делали его чуточку другим. Он не чувствовал перемен – до того прекрасно было это зрелище, и лишь, когда последняя комета упала на его голову, он увидел себя в её глазах. Он был обнажен, зеленые волосы его кудлатились, как и борода, взгляд был даже чуточку страшен, как и полагается хозяину заводи, а она смотрела на него невероятно влюблённым и таким знакомым взглядом, который он знал сотни и сотни своих воплощений…

***
Безумие, как можно было забраться в такую глушь! Эрик ругался благим матом, пока ехал по лесу в поисках коттеджа, где жил его автор. Нет, конечно, он сам ему посоветовал уехать, но чтоб уехать к чёрту на рога! И потом эта смс-ка, а затем выключенный телефон… Эрик решил, что съездит сам  лично, а уж потом будет подключать полицию. Следов Куролесова он не нашел, все что у него было  - это адрес, нацарапанный Марком на клочке бумаги около месяца назад с путанными объяснениями. Ключевым словом было – заводь… Надо было искать что-то вроде пруда или озера… Эрик долго блуждал по лесу, в конце концов выехал к домику и замер. Что-то было в этом месте такого, что он не мог объяснить словами, разве что на уровне шестого чувства. Заводь… Красиво, но почему-то не хотелось подходить, как говорится в тихом омуте… Домик не заперт –  Эрик свободно прошел внутрь и без труда нашел лэптоп Марка. Узнал его сразу по раздолбанной клавиатуре. Легко нашел нужный файл – ни паролей, ничего такого, будто его здесь ждали. Эрик реквизировал компьютер, телефон, нашел ключи от машины и кое-какие документы и с этим решил ехать в местную милицию. В городке он нашел нечто наподобие участка, где вялый страж порядка заметил, что да, был такой человек, но куда-то исчез и посоветовал съездить по месту прописки пропавшего. Вот примерно так и закончились розыски Марка. Больше информации о нем не было, и полицейские не нашли ничего. Как в воду канул. С чистой совестью Эрик решил опубликовать роман «Заводь», разлетевшийся с некоторой долей невероятной, почти мистической скорости. Забытых авторов или тех, в ком стали разочаровываться так не покупают.

Потом были восторженные отзывы, требовали ещё, хотели продолжения, экранизации, одним словом успех и даже кто-то попытался написать это самое продолжение, но не вышло.

С той поры прошло какое-то время, два или три года, уж точно не помню. Я помню этот роман, помню, как была удивлена выходке коллеги по перу и как-то встретила одну даму, назвавшую себя ведьмой. Мы разговорились, она рассказывала о любовных заговорах, астральных путешествиях и многих других вещах, которые были интересны, но не проверены наукой. Я вспомнила эту книгу, и спросила, правда ли это с её точки зрения. Вы будете удивлены, но она заверила меня в том, что в прошлом своем воплощении входила в тот самый шабаш, лично знала Дину и вместе с ней мы сложили этот рассказ по кусочкам. Мы даже съездили в тот город, но так и не нашли таинственного старика. Ведьма предполагает, что он был инкубом  и шаманом к тому же, но почему он исчез, она и сама не знает, вроде как исполнил свое предназначение… Собственно, даже ведьмы не всё знают, что уж говорить о нас, простых смертных…

вторник, 13 апреля 2010 г.