Моя история СССР. 16. Заботы партии

15.ЗАБОТЫ ПАРТИИ.

    Вообще на центральных улицах Москвы, конечно, автомобилей было как минимум на порядок меньше, чем сейчас и грузовики даже в центр пропускали, зато тротуары были заполнены народом даже в разгар рабочего дня – и все с сумками, авоськами, пакетами – а вдруг по дороге что-нибудь появится?!(упаковок к продуктам не существовало). Хорошую хозяйственную сумку берегли, красивыми иностранными или прибалтийскими полиэтиленовыми пакетами с картинками щеголяли (они только начали появляться) – в них можно было носить не больше трёх-пяти килограммов, а превышение веса грозило разрывом ручек.… Я предпочитал старую добрую авоську, то бишь сетку из крепких капроновых нитей, едва ли не со сталинских времён сохранившуюся: в неё можно было уместить столько, сколько в любую сумку, а в нерабочем состоянии она легко помещалась в кармане куртки.  Практически никто, кроме легкоумной молодёжи и алкоголиков, не выходил на улицу без сумки: советский человек в то время был существом сумчатым, как австралийский кенгуру, - а вдруг где-нибудь что-нибудь  да «выбросят» и тогда стремительно образовывалась очередь. Некоторые сразу занимали в ней место, а только потом спрашивали: «А за чем стоим-то?». Одежда была однообразной, хоть и ткань была неплохая (без всякой синтетики до моды на чудовищные влагонепронцаемые нейлоновые рубашки, за которую сразу ухватилась наша промышленность), но покрой грубый, ужасный, тона преобладали тёмные, серые (« экономия должна, быть экономной!» как сказал нам наш Л.И. Брежнев), хотя в спецмагазинах и на фабриках работающих на экспорт всё, конечно, было как надо от шапочек до туфелек, а обычный народ походил на толпу беженцев, идущую с гуманитарного склада, кому удалось перехватить – то косынку симпатичную, то куртку, то шарф, перчатки, то зимние итальянские сапоги, то дублёнку(счастливчики!)… Полный комплект качественной одежды на людях встречался редко и отмечал людей причастных к власти или распределению «народного» добра: номенклатура, директора, начхозы всякие… 
      Особенно от отсутствия приличных платьев  страдали молодые женщины: они делали выкройки, доставали находили подходящую ткань, шили у знакомых портних и что-то получалось, но несравнимое с нынешним ярким, ставшим вполне привычным разнообразием и гармоничностью нынешних москвичек. Ужасной советской магазинной продукцией пользовались дамы, совсем махнувшие на свою личную жизнь рукой...
        В толпе, среди прохожих постоянно встречалась и далеко не по разу в день, военная офицерская форма, будто странна готовилась к войне (да так по сути и было – 6 миллионная армия в мирное время!). Нет,  эстетического удовлетворения цвет хаки не вызывал, несмотря на цельность формы.
        Не буду врать, что не заботились наши правители о народе. И проблему лёгкой промышленности пытались решать. Закупали в странах так называемого «социалистического лагеря» - в Польше, Венгрии, Чехословакии. Там одежда, обувь была  качественнее, несмотря на то что данные страны в нашем ранжире ещё не достигли того уровня социализма при котором нам жить посчастливилось (оставались мелкие частники, не всех коллективизировали крестьян и другие мелкие грешки капитализма оставались, которые позволяли сносно жить) и их носить было не стыдно. Но и тут проблема - сделают завоз огромной партии хороших рубашек, к примеру, покупаешь, радуешься, а когда идёшь по городу, то едва ли не каждый третий в такой же рубашке – тот же рисунок на ткани – лошадки, к примеру розовые или треугольники, ковбойки» в клетку…  От этого немного не по себе становилось и в первый момент такой встречи невольно поёживаешься, будто эту рубашку с тебя стянули. Ну а о продукции из стран капитализма с их красотой и качеством можно было только мечтать. Попадала она случайно, сбывали с рук или те счастливчики, которые имели «купоны", на которые можно было покупать заветный качественный товар в магазинах «берёзка».
     И социальная программа существовала, продолжали строить жилые многоквартирные дома, правда уже не с тем размахом, как при Никите, такие же безликие, прямоугольные. Вместо пятиэтажек тут и там стали возникать девятиэтажки с одним подъездом, прозванные в народе «башнями», дома строились панельные, реже кирпичные (кооперативные, для богатеньких), зато планировка квартир улучшилась. – появились большие прихожие, от идеи смежных комнат отказались и теперь каждая имела собственный выход в коридор (ещё одна уступка индивидуализму!). Но и всё более явно отмечалось расслоение –  раз в месяц коробки дефицитных продуктов  «заказы» на «оборонные» заводы, с сервелатом и прочими чудесами, лучшие партноменклатуре, членам прфсоюза, творческих союзов писателей и т.д.
       Но полный запрет товарно-денежных отношений, на который имело право лишь государство, превращал жизнь в цепочку мелких отравляющих бытовых неприятностей и испытаний. Обычная поломка крана  выключала хозяек из равновесия на неделю-две. Вызвать слесаря было делом непростым, будь ты хоть жена профессора. Телефон ЖЭКа чаще не отвечал и приходилось идти. В Жэке записывали на очередь (а что вы хотите - слесарь один на весь район!). В назначенный день хозяйка брала на работе отгул, т.к.время прихода слесаря не определялось точно. Слесарь мог вообще не прийти. Жена профессора снова бежала в ЖЭК ругаться. Там её «ставили на место» (хамили так, что она немела от потрясения), попутно объясняя, что слесарь был занят или запил, и вообще он один на район, а предупреждать явиться он или нет – не их забота, им за это деньги не платят и вы дамочка слишком о себе не думайте высоко - у нас все равны, а людей как вы полный коридор!
       Назначали новое число и снова томительное ожидание – придёт или не придёт!?. Как первое свидание… Наконец, слесарь приходил: надменный, пахнущий водкой, которого совершенно не устраивала мизерная государственная зарплата, лез под раковину и объявлял, что какой-то нужной детальки у него нет и он придёт в другой раз, когда эти детали завезут.. А когда – да чёрт же его знает!. Женщина умоляла, едва ли не на коленях, купить её на свои деньги и деталь как по волшебству появлялась из чемоданчика сантехника. В конце работы слесарю полагалось «дать» «на водку», хотя бы три рубля, иначе он вообще мог больше никогда не посетить вашу квартиру, хоть библейский потоп и хозяйке надо было изловчиться сунуть деньги ему в карман, чувствуя себя уже настоящей преступницей, разрушительницей основ социализма. Один наш знакомый слесарь не раз с гордостью заявлял: «Я вам не профессор какой-нибудь, я – богатый!». В общем, когда поломка была устранена, а слесарь оказывался за дверью хозяйка испытывала нечто вроде катарзиса… Так же было и при поломке телефона, при нарушении электропроводки, при  нарушении телевизора и т.д. и т.д. и т.д. Все мастера ) электрики, телефонисты, штукатуры и т.д.) были недовольны низкими государственными зарплатами и отыгрывались на клиентах «по полной», в особенности если это была интеллигенция. Государство интеллигенцию не любило, придав ей оскорбительный титул не класса, не социальной группы, а «прослойки» – что-то вроде прокладки. Интеллигенция чудилась пролетариям недобитой буржуазией, хотя врачи, учителя, инженеры и зарабатывали подчас гораздо меньше обычных водителей общественного транспорта и рабочих, просто ходили в чистых костюмах, читали книги и не сквернословили на каждом шагу. Государство на эту неприязнь пролетариата к интеллигенции смотрело благосклонно.
     Загадочные списки с очередями на новые квартиры существовали, но их никто из наших знакомых не видел. Мы давно уже должны были получить новую, трёхкомнатную, и мама отправилась на приём в горком. «Покажите список очереди!» – «Не можем!» - «Список на стол! – рявкнула мама, ударив по письменному столу кулаком, - Я с Брежневым на малой Земле воевала!» Список как по волшебству появился. После нашей фамилии стояло около сорока вычеркнутых фамилий счастливчиков, квартиру уже получивших, очевидно людей или более «нужных» или внёсших взятку. На следующий же день квартира была предоставлена для осмотра. В блочном доме, трёхкомнатная с большим холлом и лоджией, и каждая комната имела свой отдельный выход в холл… За всю мою жизнь это была самая моя любимая квартира, хотя прожили мы в ней относительно недолго, лет 20. К тому же большую часть недели я жил в Москве у жены и сына и наезжал на выходные…
     - Мам, как-то спросил я, - но ты же с Брежневым на Малой Земле не воевала…
        Мама, смеясь, только отмахнулась – А пусть проверяют…
      С дворниками было не лучше – во дворах грязь, битые бутылки и окурки убирались от случая к случаю, и сделать с этим ничего невозможно было т.к. дворник пил. Когда я работал в местной поликлинике наш дворник, щуплый и синий от водки татарин заваливался под окном участкового врача, которое было на первом этаже и вопил: «Константин-на! Константин-на! Пиши мне бюлятень – я заболел!» И доктор, вздыхая, выписывала. А как иначе – вообще убирать перестанет, а уволить с работы в стране победившего пролетариата практически было невозможно (отсутсвие безработицы считалось важным признаком победившего социализма), разве вследсвие уголовного преступления, да и поди найди на такую работу кого, а если и найдёшь, то будет не лучше обидится – и не придёт, а весь коллектив подведёшь!
         Сейчас это трудно представить в чистенькой Москве за счёт таджикских и узбекских гастробайтеров. Пашут на совесть и случайные люди к ним не попадут: места рабочие свои передают по наследству – от отца к сыну или ещё какому-нибудь родственнику, как  дворянский титул.
      Но главным для меня недостатком было отсутствие реальной информации происходящего в нашей стране и мире – живешь, будто в бутылочку закупоренный – только горлышко для воздуха, чтобы не сдох… На счастье интеллигенции рижский завод довольно массово стал выпускать переносные радиоприёмники – вэф спидола., которые брали короткие волны, по которым вещали разные голоса на русском: голос Америки», «БИБИСИ», канадские, французские радиостанции. Только из их новостных блоков зачастую и можно было узнать, что происходит в нашей стране. Но их в крупных городах глушили целой электронной системой и потому они были слышны лишь кое-где. Но и по ним поступала, подхваченная «сарафанным радио» какая-то информация. В наших СМИ» или ничего не сообщалось или сообщалось так, что нормальному человеку было невозможно понять о том, что в действительности происходило: например об Афганской войне наши газеты, радио и телевидение помалкивало, а люди видели на местном кладбище всё новые и новые плиты погибшим в Афганистане нашим ребятам. Вроде и была, по слухам, война и не было её…
     Были лицемерные слова про «ограниченный контингент войск в Афганистане – 40 тыс.» Вообще уже сама эта цифра мне показалось довольно большой для слова «ограниченный» (после 91 года откроется, что около 100 тысяч!), про какой-то туманный «интернациональный долг», а молодые ребята гибли и год за годом на подольском кладбище прибавлялись плиты с которых смотрели их юные лица.
     Вера в преимущества социализма к окончанию школы таяла как сугроб весной. Пусть преподаватели нам продолжали неохотно талдычить, что идёт мирное соревнование между социалистической и капиталистической экономиками, в результате которой неизбежно победит социалистическая. Но всё передовое, живое ,красивое, заманчивое и интересное приходило с Запада  и музыка, и моды, и научные открытия... С генетики была снята сталинская опала, но мы сильно отставали и структуру ДНК открыли англичане Уотсон и Крик… То же и с кибернетикой… Приходилось лихорадочно догонять…
 
       Да и наше главное первенство, первенство в Космосе оглушительно рухнуло после высадки Американцев на Луну - о нём в двух трёх строчках сообщили газеты на второй или третьей страницах, а в новостях пробормотали за секунды. Весь мир наблюдал кадры как Нил Армстронг ступил на Луну, а мы были лишены такого удовольствия. Ответ был чисто коммунистическим: не качеством, так количеством: выслали на орбиту сразу три космических корабля и орали об этом как о величайшей победе, отвлекая внимание от лунной одиссеи американцев. А о том, что американцы ещё пять раз высаживались на Луну, у нас просто не сообщалось. Я узнал об этом из украденной книжки об американской цивилизации. На международной книжной выставке КГБ осуществляло строгий контроль и чекисты отбирали все выносимые книги, проверяли сумки, пакеты. Западники же смотрели сквозь пальцы на то что та или иная книжка пропадала со стендов – я вынес эту книжку, спрятав за пояс, закрыв курткой.
     Вместе с тем было необходимо сохранять ритуал - каждый советский человек обязан вести какую-то общественную работу от детсадовского до глубоко стариковского возраста: конспектировать работы Ленина даже на пороге смерти в доме престарелых, вести политинформации на работе, устраивать утренники с барабанным боем и красными знамёнами в детских садах и школах, и, конечно, участвовать в политических праздниках, ходить на демонстрации и минуя трибуны мавзолея, на которых угадывались издалека серые грибки шляп наших полубогов вопить «Уря!» в ответ на мантры из мегафона: «Да здравствует самый передовой в мире рабочий класс!», «Да здравствует коммунистическая партия Советского Союза – авангард мирового прогресса и борьбы за мир!» и т.д. и т.д. А праздников таких было двА - юбилей «Великой Октябрьской революции» и «Первомай»…  Из парткома приходила в рабочий коллектив на предприятие или больницу разнарядка – сколько человек надо выделить на демонстрацию и отвертеться было невозможно - вышибут из института, а на работе коллеги обидятся, которые соблюдали очередь (кто ходил на 1 мая мог не идти на 7 ноября и т.д. с различными вариациями). Когда я проходил мимо трибун, я губ не размыкал, чувство какой-то униженности давило. Однако многим эти праздники нравились – всё-таки лишний нерабочий день, повод тяпнуть водочки и они орали «Уря» даже с воодушевлением. Собственно все праздники были политическими, кроме Нового Года да дней рожденья… Лишь праздник 9 мая был хоть и политическим но воспринимался и как семейный – практически в каждой семье были люди, которых обожгла война.
      Партком имел полное право сунуть свою скотскую рожу в твою личную жизнь, опозорить на весь коллектив на открытом партсобрании: за развод  выговор по партийной линии - публичное судилище на радость сплетникам, которым ты и руки не подал бы, журить, к примеру, за пьянку, неподобающее семейное поведение и т.д. Партком блюл коммунистическую нравственность.