Победители

Bсем нашим предкам посвящается.

 Ну, вот и всё – конец. Я не вижу смысла жить, мне это не нужно. И не жалею, что ухожу. Единственное, о чём жалею – это о своих родных, близких; я этим принесу им боль и страдания, но я не знаю – куда мне идти, жизнь моя бессмысленна. Они простят меня за это.
 Подумав это, я оттолкнулся от стула, чтобы моё тело повисло на крепкой верёвке. В тот момент, когда она стала стягивать мою шею – появилась вспышка, а потом всё погасло. Стало темно, и ни единого звука не доносилось до моих ушей. «Вот и всё. Значит, так наступает смерть», - подумал я. Но вдруг всё вокруг меня осветилось, и я увидел, что нахожусь в какой-то комнате, посреди неё. Напротив, полукругом в виде буквы «С» стоит массивный, дубовый стол; за ним сидят люди, но кто они – я не мог разглядеть, так как это были силуэты.
- Эй! Где я? – спросил я, глядя на них.
 Но была тишина, и только эти самые силуэты обретали чёткость; контуры их ставились всё резче и отчётливее. Они становились видимыми постепенно, и по очереди: сначала я увидел полностью человека, сидящего слева от меня; по характерной форме головы, по шкурам на нём я определил, что это – неандерталец. Он был коренаст, и всё его тело показывало необычайную физическую силу. Человек сидел за столом, облокотившись на него локтями, и смотрел на меня из-под бровей, сверля взглядом глубоко посаженных глаз. Рядом с ним, на столешнице, лежало короткое копьё.
 Следующим стал отчётливо виден тоже – человек, но внешностью он разительно отличался от первого: худощав, подтянут, идентичен внешности современного человека. «Кроманьонец» - догадался я. Он сидел на стуле, откинувшись на его спинку, и открыто смотрел на меня своими голубого цвета глазами. На нём, как и на неандертальце, тоже были шкуры, но более искусно выделанные и сшитые между собой. Свои крепкие, мускулистые руки он держал перед собой, положив их на стол; в одной из них он держал изогнутую на одном конце палку с жёлобом, в который был вложен примитивный дротик.
 Следующим появился… римский воин. Я был удивлён его красоте снаряжения - всё, так же, как я это видел в учебниках Древнего мира: расшитая золотом красная накидка, блестящие доспех – пластинчатая кольчуга и шлем. Судя по их богатому виду и размерам – это был офицер высокого ранга, может, центурион. Его щит и меч лежали, как и предыдущих воинов, на столе перед ним. Скрестив руки на груди, он сидел с достоинством - сидя на стуле прямо, и надменно смотрел в мою сторону, от чего у меня появилось чувство, что передо мной не офицер римской армии, а сам Император.
 Следующим после римлянина сидел другой воин, по виду – викинг: огромного телосложения, в кольчуге; рыжие волосы и борода его были отдельно заплетены в косы. Он сидел на стуле, чуть подавшись вперёд, и в могучей руке держал неимоверно больших размеров молот, лежащий на столе. Стальной шлем викинга скрывал большую часть его лица, но сквозь большие прорези были видны глаза. Глаза, в которых отражались ярость и грубая, огромная физическая сила, способная разнести в пыль как скалу, так и врага. Разнести, разорвать, расколоть на мелкие куски, и разметать их по земле.
 Слева от викинга сидел следующий воин, похоже - это монгольский лучник. Невысокого роста и узкий разрез глаз. Одет он был в длинный серый халат, подпоясанный ремнём, на котором висел колчан со стрелами; голову его закрывал стальной шлем, с краёв которого свисала до плеч сетка кольчуги. И, хотя лук монгола лежал на столе – воин смотрел на меня таким взглядом, что, казалось – прицеливается. Вспомнив из курса истории о том, какой урон наносили лучники Чингиз-хана противникам – мне стало как-то не по себе: было чувство, что сейчас он молниеносно схватит лук, вложит в его тетиву стрелу, и выстрелит в меня.
 Следующим человеком был тоже – воин, но уже более современный: он тоже был в доспехах – в пластинчатой кольчуге и стальном шлеме, но от предыдущих он отличался наличием ружья. Ружьё, лежащее перед ним на столе, было старинным; наверное – восемнадцатого века, и рядом с ним лежала изогнутая сабля. Он сидел за столом, едва касаясь его края пальцами, и неподвижным, холодным взглядом смотрел мне прямо в глаза. Сложно было смотреть в них, понимая, что их обладатель убил много людей и возможно – отсечёт голову своей острой саблей и мне, ни на миг не задумываясь.
 А последним в ряду воинов был… мой дед, умерший десять лет назад! Я оторопел, хотел вскочить со стула, но… не смог. Тело моё было таким, будто набито свинцом – тяжёлое, неподвижное.
- Но как…? – в изумлении сказал я. – Как Вы тут оказались? – спросил я своего деда.
 Мой дед, ветеран Великой Отечественной войны, промолчал. Он так делал всегда перед тем, чтобы ответить на вопрос. Потом он засунул руку в карман своего старенького пиджака, и вынул оттуда свою трофейную трубку; из другого кармана он достал початую пачку сигарет без фильтра «Полёт». Выпотрошил табак одной из них в трубку, пустую гильзу смял, и выбросил в серебряную пепельницу, стоявшую на столе рядом с пистолетами «ТТ» и трофейными «Люгером» с «Вальтером». Зажёг спичку и, поднеся её к табаку в трубке – закурил.
 От этих, привычных для меня действий деда, я успокоился. Он был – как живой; да какой там – «как», он и так - живой! Жесты, привычки, взгляд куда-то вдаль – это был мой дед, дедушка!
 Я был преисполнен любопытства и спросил:
- А что же это всё значит, деда?
 Дед мой затянулся, выпустил дым; как обычно – посмотрел снова куда-то вдаль, горделиво держа голову. Потом телом подался вперёд, положил руки на стол, и сказал:
- Что – решил повеситься, да?
 От этого вопроса у меня как будто перевернулось сердце. И сколько не в самом вопросе, а в  голосе, в его интонации звучал укор. Я это ощутил сразу, и мне стало неловко. Может, даже – стыдно.
- Н-н-ну – да, - неуверенно сказал я и, как провинившийся мальчишка, опустил голову; потом взял себя в руки, посмотрел на своего деда, и спросил: - Но как вы ожили, и кто эти люди?
 Задав этот вопрос, я не надеялся услышать ответ: мой дед сам решал – отвечать на чьи-то вопросы или промолчать. И если он промолчал, то было бесполезно ему задавать вопрос ещё раз – он больше не ответит на него никогда. Собственно, я это сейчас тоже предполагал, но дедушка ответил:
- Я не ожил. Все мы, - он едва заметно кивнул в сторону его соседей по столу, - твои предки.
 Я оцепенел от удивления. Мой дед это заметил, но, как ни в чём небывало – продолжил:
- Тут собрались все воины, по линиям твоих родителей. Остальное они скажут сами, каждый о себе, - сказал мой дед и, замолчав, откинулся на спинку стула.
 Первым начал неандерталец; он не стал вставать, а только поднял взгляд на меня, и заговорил:
- Я - Уга. Я был охотником, мне приходилось не только добывать пищу, но и защищать своих соплеменников, своё племя. Защищать от таких же, как и я – грубых, беспощадных и сильных людей, зверей. И только одним я отличался от них – желанием защитить свой род, своих потомков, - его сиплый, но сильный и громогласный голос как будто заполнял всё пространство в комнате, и казалось – он впитывается в меня, в моё тело. - Я не хотел умирать, но своё потомство я ставил выше, чем свою жизнь. Когда на нас нападали – я убивал врагов. Протыкал вот этим, - Уга схватил копьё со стола, и потряс им. – Бил в грудь, в голову, в живот! У меня было одно желание: уничтожить, разорвать, растоптать врага! В  бою я не жалел ни себя, а противника – и подавно! В бою в моём сердце билась одна мысль: «Убить, убить, убить!». Если ломалось моё копьё – я безоружным накидывался на неприятеля, и душил руками, рвал зубами его плоть. Грязную, ненавистную плоть зверя, посмевшего покушаться на меня и мой род! И когда я, окровавленный и раненный, но живой – вижу мёртвого врага, то наступает чувство покоя и… победы. Я – живой, я - победитель, и преград для меня – нет!
 Сказав это, мой предок встал из-за стола, поднял руку с копьём, вскинул голову вверх и, оскалив крупные, белые зубы - издал утробное, короткое, мощное рычание.
 Я смотрел на воина, и не в силах был что-то сказать. Несмотря на то, что он был грязный, от него ужасно пахло – я проникся уважением к своему пращуру: он обладал животной силой, и это проявлялось во всём – во взгляде, жестах, рычании и то, как он наслаждался чувством победы, рассказывая мне свою историю. И, хотя тяжесть в моём теле прошла – по непонятной мне причине мне не хотелось вставать со стула, и двигаться вообще.
 Неандерталец продолжал стоять, и слово взял кроманьонец:
- Я и остальные люди моего племени пришли в Европу, из Африки. Мы не желали сидеть на одном месте, а искали что-то новое, хотели изучить это. Был долгий и опасный путь – на нас нападали животные и люди; нам преграждали путь стихийные бедствия и естественные препятствия – стужа, наводнения, зной, реки, леса и горы. Но мы всё равно – преодолевали, и шли дальше, шли вперёд. Мы хотели – жить. И жить там, где захотим это мы, а не природа. Мы много думали, много изобретали, много боролись за право существования. Много тысячелетий прошло, но мы – выжили, и мало того – мы даже сделали жизнь свою лучше, и стали жить в гармонии с природой; заложили основы сельского хозяйства, освоили множество технологий. И теперь, по прошествии неимоверного количества лет – люди до сих пор восхищаются высоким уровнем нашего, кроманьонцев, развития, - вдруг человек встал, достал из-за пазухи две палочки, и я понял – они для добычи огня. – Смотри, - продолжил он, протянув мне их, - этим мы сделали революцию в то время, ведь до нас никто не мог добывать огонь! А этим, - кроманьонец взял в руку дротик и палку с загнутым концом, - мы стали разить врага на расстоянии большем, чем полёт копья! И всё это – малая часть из всего того, что изобрели мы – древние люди! Мы использовали все возможности, чтобы сделать жизнь лучше!
 Сказав речь, кроманьонец, как и Уга – остался стоять.
 Следующим говорил центурион. Он встал сразу – медленно, величественно, глядя мне прямо в глаза тем же надменным взглядом; взял со стола меч и, вложив его в ножны – положил руку на его рукоять; его красная, расшитая золотыми нитями накидка ниспадала каскадом вниз, касаясь отполированных до блеска доспехов; внешность воина была, как будто высеченой из камня: резкие, угловатые черты лица и выдающийся вперёд волевой подбородок; выделялся его классический «римский» профиль головы – широкий, покатый лоб на одной линии с переносицей; и венчала голова мускулистое тело, напоминающее тело льва – казалось, что оно состоит из одних тренированных мышц, и ничего лишнего.  Хотя роста римлянин был примерно моего – метр-семьдесят один, но он выглядел настолько величественно и полным собственного достоинства – что казался намного выше всех присутствующих в комнате: прямой стан, гордо поднятая голова и взгляд его был такой, каким с балкона своего величественного дворца смотрит император на сотни тысяч своих подданных, собравшихся у его ног. Поистине – офицер священной Римской империи, центурион.
- Я не буду рассказывать о борьбе за Империю, это всем известно. Я расскажу только о себе… - центурион сделал паузу, медленно повернул голову вправо и влево, как бы глядя на толпу подданных, и казалось – он наслаждается своим голосом, неслышимым эхом разнёсшегося по комнате. – В момент моего рождения миру выпала честь это знать. Я с молоком матери впитал своё высокое предназначение – жить в славе, почёте, и роскоши. С временем я понял, что последнее – не самое главное, главное – реализовать себя, жить согласно своему предназначению, а Богами назначен я стать – воином. Да, я воевал за свою Империю, но в первую очередь я – воевал для себя, видел в этом свою миссию. Разить врага и побеждать – вот истинное мое назначение, это – моя кампания на этой земле. Я любил свою Родину – Священную Римскую империю, и эта любовь вкупе с моей миссией в этой жизни дали свои плоды – я стал лучшим воином своего времени. Благодаря мне пали сильные города и страны; предо мной преклоняли колени лучшие люди моего времени – военачальники, повелители государств. Повелители тех государств, народы которых молили меня о пощаде, и только я мог решать – миловать их или отдать на разграбление своему войску. Эти народы, в любом случае подчинялись, и мне достаточно одного взмаха руки, чтобы отправить их на очередное сражение, и выиграть его. И пусть говорят про захватнические войны моей Империи – всегда найдутся шакалы, готовые судить победителя.
 В любом сражении, будь это в детстве тренировочный поединок с одним противником или в дальнейшем бой с врагом, насчитывающим десятки тысяч воинов – я всегда знал, что я – победитель. Либо – смерть. Я любил жизнь, и всегда благодарил богов за этот ценный подарок. И хотя для меня поражение было равносильно смерти, но желание жить – перевешивало всё, поэтому мне ничего не оставалось, как жить победителем. В любой схватке, в любом бою я всегда желал остаться живым победителем, поэтому – побеждал. Другого пути – нет, и не может быть.
 Центурион замолчал. Я ждал – когда он продолжит, но ничего не происходило – римлянин стоял неподвижно, как скала, и смотрел куда-то вдаль: казалось, будто он увидел построение в боевые порядки противника, и уже готов отдать приказ своему войску ринуться в бой, и победить.
 Паузу нарушил викинг:
- Меня зовут Рыжий Бьёрн. На протяжении веков мы, викинги, наводили ужас на всю Северную Европу. Мы были движимы жаждой приключений, были отличными воинами и мореходами: открывали для себя новые земли, подчиняли целые народы. Мы никого не боялись - зато боялись нас, и уважали. Это мы заслужили кровью. Кровью своей, и своих товарищей. Те, кто издали видели наши драккары – в ужасе убегали и прятались, но мы их находили и либо убивали, либо продавали в рабство. Мы заставили считаться с нами правителей сильнейших государств нашего времени: нам платили дань и откупались, чтобы мы их не убивали. Короли нас нанимали в свои армии, и для них это считалось престижно, потому что викингу нет равных в бою. В бою как на море, так и на суше. С нами было выгодно дружить, а не воевать, - потом мой предок встал и зычным голосом, подобным удару молота, сказал: - Мы делали всё, чтобы победить! И мы – побеждали!
 Викинг стоял, и смотрел на меня, но в его взгляде не было угрозы. Его взор был подобен статуе, если стоять напротив неё, и пытаться смотреть ей в глаза.
 После варяга речь держал монгольский лучник:
- Зовут меня – Церен. Я был лучником в армии Чингиз-хана, и являлся совершенной машиной для убийства. Для убийства неприятеля. Меня учили этому, и я впитывал опыт своих предков с раннего детства; предков, живущих в моё время и тех, кто давно покинул этот мир. Самый лучший опыт передался мне, я его дополнил своим, и передал дальше – своим потомкам, - с этими словами мой предок встал, и показал на меня пальцем. - Я, и мои товарищи понимали, что от каждого из нас зависит успех, зависит победа. Мы жили войной, потому что мы – воины. Нашу тактику лучников на многие века переняли другие народы, ведь она - являлась совершенной, а совершенной она была потому – что в нас жила жажда победы, мы желали побеждать, и мы – побеждали!
 Монгол замолчал. Я стал ещё больше проникаться словами своих предков, как бы переживая те события, в которых они участвовали: с Уга я разрывал тех, что покусился на наше племя; с кроманьонцем я, одетый в шкуры, шёл по заснеженным горам, терпя холод и убивая нападавших на нас хищников и людей; с центурионом отдавал приказы манипулам, когортам и центуриям, ведя их в бой; будучи викингом шёл с даккара на абордаж вражеского судна, и рубил противника боевым топором, а в армии Чингиз-хана вместе с моим предком-лучником - обрушивал град стрел на неприятеля.
 Всё это проносилось в моём сознании, и гордость за своих пращуров переполняла меня; я чувствовал родство с ними, и порой казалось, что каждый из них – это перевоплотившийся я сам.
 Потом заговорил воин со старинным ружьём:
- Имя моё – Кенже. Жил я в сложные для казахского народа времена: мы присоединялись к Российской империи, но многие этого не хотели, поэтому было много войн. Но, несмотря на это – мы одержали победу и сказали своё «Я». Многие хотели завоевать нас – казахский народ, - киргизы, китайцы, джунгары, но никто никогда не смог это сделать. И даже в тяжёлые периоды, когда джузы и роды враждовали между собой – враг не мог нас сломить, и этому один ответ: свобода, мир, победа – для потомков. Эти слова были у меня, как талисман, как заповедь. И с этим я всегда шёл в бой, с этим разил врага, с этим побеждал, с этим жил. А когда я умирал, достигнув глубокой старости – это были мои последние слова.
 Мой предок замолчал, наступила тишина. Но в моей голове проносились мысли, образы, звуки. Всё это смешалось, но в то же время я отчётливо понимал – где и что это такое, что оно значит. В то же время мне было тяжело всё это осознавать; осознавать то, что это – все мои предки, из глубин веков и тысячелетий пришедшие ко мне. Но зачем? На этот вопрос я пока ответить не мог.
 Мои раздумья прервал звук загоревшейся спички. Я поднял голову, и увидел – это прикуривал мой дед. Заметив мою растерянность, он после паузы сказал:
- Про себя и Великую Отечественную войну я не буду рассказывать – ты и так об этом много знаешь, но расскажу тебе то, что я не рассказывал никому, - мой дед посмотрел на трофейные пистолеты, взял один из них – «Вальтер». – Вот его, - продолжил он, покачивая оружие в руке, - я забрал у фрица, когда у меня к «Тэтэ» кончились все патроны в одном тяжёлом бою, - при этом дедушка взял в другую руку свой табельный пистолет. – Я тогда взялся за его ствол и, как молотком, в рукопашном бою уложил двух фашистов – солдата и офицера. Офицер не успел выстрелить – я оказался быстрее и сильнее его. Так у меня оказался этот «Вальтер», а «Люгер» у меня появился, когда на нашу медицинскую колонну напал взвод автоматчиков. Много наших тогда погибло, - при этих словах мой дед поник, опустил голову, но вскоре снова посмотрел на меня, и продолжил: - И сам я тогда получил осколок в ногу, я тебе рассказывал – он до сих пор в моей ноге сидит, но мы фрицев всех до единого уложили. Вот так я и подобрал у убитого нами фашистского лейтенантика этот «Люгер».
- А кто эти люди - предки мои? – спросил я, но - зная, что они старше даже моего деда, поправил: - То есть – наши предки…
- Это наши предки не в том смысле, что они просто жили до нас, а в том, что они – все твои прямые родственники. Просто очень далёкие.
- О, а как это? – крайне удивившись, спросил я.
- Ты же знаешь, что такое – миграция людей, смешение культур и браки между представителями разных народов, а учитывая – сколько в тебе кровей разных национальностей – в тебе смешано очень многое. Мы все, твои собеседники - победители, поэтому остались живы и оставили после себя потомство. Вот так и получилось, что в твоём ДНК – гены всех нас, а точнее – гены воинов-победителей.
- Но почему тогда я – не победитель, почему я – расписался в своих жизненных неудачах, и покончил с жизнью?
- А ты просто не знал, что в тебе – гены победителя. Вот сейчас, после разговора с нами – что чувствуешь, есть изменения?
 Я помолчал недолго, прислушиваясь к своим ощущениям.
- Какой-то подъём внутри, знаете. Чувство такое, что я всю вашу силу впитываю, но и изнутри какая-то сила во мне растёт. Так, будто она и раньше была, но вот сейчас – проснулась, и ищет выхода. Жаль только, что я умер, и не могу воспользоваться ею…
- Вот видишь: сила в каждом человеке есть, надо только её разбудить. И ты, кстати, жив. Просто тебе, как и всем пытающимся покончить с жизнью, даётся последний шанс – одуматься. Поэтому бывают чудодейственные спасения, когда люди пытаются свести счёты с жизнью, но непонятным образом остаются живы, и переходят на новый виток своей жизни, но знай – в другой раз такого шанса у тебя не будет.
 Мне стало радостно оттого, что я – жив, и захотелось вернуться снова назад, начать новую жизнь! Но мои мысли прервал голос дедушки:
- А чтобы ты лучше понял всё то, что произошло с тобой, я вот что скажу… - мой дед встал, опёршись о стол; ноги его давно уже были слабы, но он встал. - Вот смотри: все мы, кто рассказал сейчас свою историю тебе - воевали. Мы терпели лишения, рисковали жизнью, бросались бесстрашно на врага, и мы – победили. Победили обстоятельства; каждый из нас – правил своей жизнью, был её хозяином. Я уже не говорю о тех твоих предках, кто были в этой цепи не воинами, но они жили для того - чтобы, в конце концов, появился ты. Ты, который совсем недавно решил так просто прервать эту цепь - цепь победителей. Цепь тех людей, кто боролся за жизнь свою, и своих потомков. А вот теперь ответь на мой простой вопрос – тебе не стыдно?
 Мой дедушка сказал это просто, без интонаций укора и злобы, но от этого мне стало ещё более совестно. На вопрос я ничего не ответил, зная – дед и без этого понял моё состояние. Выждав паузу, он продолжил:
- Но не вини себя, это не удел победителя. Что бы ты ни делал – правильно или нет, - это твои поступки, опыт – цени и делай выводы, а потом – действуй, - спокойно, уверенно сказал мой дед – ветеран Великой Отечественной войны.
 Он взял трубку, с ещё тлеющим в ней табаком; затянулся, и сказал:
- Теперь встань, и посмотри на нас. Xорошенько смотри, запоминай. А что запоминать – это подскажет тебе сердце.
 Я встал, и стал внимательно разглядывать своих предков. И даже не просто смотрел – было такое чувство, что я впитывал силу, исходящую от них. Ничего другого, только – силу. Предки стояли передо мной, казалось - каменной стеной, и каждый из них смотрел на меня. Но ни у кого из во взгляде не было на до мной превосходства, даже – у центуриона. Они смотрели на меня, как на равного, и мне казалось – с каждым из них я бился плечом к плечу против врагов.
 Вот он, мой первый предок – неандерталец Уга: страшный, лохматый, с примитивным копьём в руке. Его спокойный, из-под бровей, взгляд выражал звериную, первобытную несокрушимую силу. Он стоял ссутулившись, с копьём в руке, и весь его решительный вид говорил о том, что при малейшей опасности он готов броситься бой и победить.
 Кроманьонец стоял прямо, держа в руках палочки для добычи огня и дротик с катапультой для него. Умный взгляд его голубых глаз как будто говорил мне: «Ты – всё можешь!».
 Вот стоит центурион: величественный, в сверкающем обмундировании. Кисть его правой руки покоится на рукояти меча, а левой он держит щит. Своим величием он затмевал даже огромного роста викинга, и весь его вид, олицетворяющий Священную Римскую империю - гордо поднятая голова, величественная осанка, - говорили о неизбежности победы над любым противником, вне зависимости от его численности и боевого опыта.
 Скалой над столом возвышался норманн. В руке, как бамбуковую трость, он с лёгкостью держал боевой топор, способный раскрошить череп не только человека, но и слона. Воин стоял, излучая несокрушимую силу, способную снести всё на своём пути и, глядя на него – легко верилось и в собственные возможности.
 Самого низкого роста - монгольский лучник, но и в нём чувствуется мощная, разрушающая энергия, которая с лёгкостью натягивает тетиву, и выпущенной стрелой поражает врага на любом расстоянии. Воин стоит, глядя на меня через щели почти сомкнутых век, и настолько чувствовалось моё с ним родство, что казалось – это я смотрю сам на себя.
 Рядом с монголом стоит Кенже – воин, защитивший свободу своего народа. Высокий, статный; с усами, и короткой бородкой – настоящий батыр внешне, но главное, батыр – по своим поступкам. Это звание он заслужил в боях против тех, кто пытался поработить казахов. Настоящий герой, сын своего народа, заслуживший его признание не словами, а боевыми подвигами.
 И завершает парад победителей мой дед, он ветеран Великой Отечественной войны - и этим всё сказано. И таких людей – целая армия. Армия советских воинов-победителей. Тех людей, кто отдал жизни, здоровье, и годы ради Победы, мира, и ради всех живущих людей на Земле.

 Я открыл глаза. Горло болело от кратковременно сдавившей его верёвки, но дышал я нормально. Лёжа на полу, я увидел, как петля свисает с потолка прямо над моим лицом. С силой я вскочил на ноги, поставил рядом опрокинутый стул; залез на него и стал с остервенением развязывать узел! Он не поддавался – затянулся он крепко. Тогда я прыгнул на пол, взял со стола нож; одной рукой схватился за верёвку, и ножом в другой - со всей силы провёл по узлу, разрезав его! Он порвался, и я оказался стоящим на полу; выбросил в мусорное ведро верёвку, но потом недолго подумал, и вытащил её оттуда. Пошёл в гараж, облил её из канистры бензином, и поджёг. Присев на корточки перед огнём, я смотрел на то, как горит верёвка, и в этот момент было такое чувство, что сгорает нечто старое, ненужное и начинается что-то новое – чистое и светлое.
 Когда всё прогорело, я посмотрел на небо – оно было безоблачным. Мне казалось, что оттуда, сверху – на меня смотрят мои предки-победители, что они – со мной, как ангелы-хранители и наставники. Подставив лучам Солнца своё лицо – закрыл глаза. Я чувствовал внутри себя огромную силу, лёгкость в душе, и сказал вслух:
- Я – Победитель!

Астана, 06/09/2014
Музыка: Paul Haslinger