Тени

По-прежнему  не  могу  понять,  что  это…

Чей-то  милосердный  оптический  трюк,  лукавый  мираж,  реальный  призрак  или  же  болезненно-навязчивый  продукт  сплющенного  горем  воображения?
 
А,  может  быть,  это  внезапный  сдвоенный  сон,  в  котором  мы  снимся  друг  другу,  а  пробудившись,  пытаемся  определить,  кто  из  нас  –  это  порхающее,  похожее  на  бабочку    привидение,  а  кто  –  уставший,  согбенный  человек?

Знаю  одно:  ты  была  тем  сказочным  Солнышком,  которое  освещало  меня  тёплым  сиянием,  даря  миру  мою  прозрачную,  по-детски  подвижную,  неприлично  счастливую  тень…  Она  легко  скользила  по  серому  асфальту,  по  зелёному  ковру  газона  в  Мариинском  парке,  по  стенам  нашей  квартиры…  и  при  этом,  словно  стрелка  компаса,  всегда  указывала  на  тебя…  Я  был  твоей  тенью,  а  тень,  как  известно,  существует  для  того,  чтобы  выявлять,  где  находится  источник  света.
 
Порой  мне  кажется,  что  я  продолжаю  оставаться  твоей  тенью,  несмотря  на  твой  внезапный  уход.  Об  этом  в  пасмурную  погоду  сигналят  изумлённые  взгляды  встречных  прохожих,  устремлённые  не  на  меня,  а  на  мой  плоский  тёмный  силуэт,  тяжело  плывущий  по  разноцветной  тротуарной  плитке…

Отвечаю  на  их  удивление,  а  также  на  вульгарный  шёпот  тех  благочинных  обывателей,  которые  считают,  что  тенью  быть  унизительно…,  отвечаю  своим  афоризмом,  где  пафосно  провозглашаю  её  отпечатком  божественной  идеи  на  земле  в  миг  небесного  озарения.  После  чего  не  могу  не  добавить,  что  не  было,  нет  и  не  будет  для  меня  счастья  большего,  чем  то,  которое  так  неповторимо  греет  мою  правую  щеку  нежным  животворящим  светом…

Ты  спрашиваешь,  почему  в  настоящем  времени?  Зачем  ты  спрашиваешь  об  этом?  Ты  ведь  знаешь  ответ…  Ты  просто  ещё  раз  хочешь  услышать…  Ведь  так?

Ты  можешь  его  даже  увидеть.  Для  этого  нам  стоит  всего  лишь  пораньше  проснуться,  выпить  по  чашечке  кофе,  доехать  до  Львовской  площади,  а  оттуда,  не  спеша,  наслаждаясь  каждым  шагом  и  каждым  глотком  воздуха,  выйти  через  дворик  на  Пейзажную  аллею,  сесть  на  нашу  любимую  скамейку  под  твоей  меланхоличной  ивой,  прижаться  друг  к  другу  и  любоваться  великолепной  серебристой  панорамой…  Да,  согласен,  аллея  уже  не  та…  Эти  нехитрые  скульптурные  формы  только  навредили  ей,  пробудив  рефлекторное  любопытство  горожан  и  гостей  столицы…  «Ух  ты,  одни  лишь  писающие  мальчики  чего  стоят!»  (А  может,  любопытство  всё-таки  низменное?)  И  тогда  в  кратчайшие  сроки  восставшие  массы  обрушились  на  аллею,  затоптали  её,  засыпали  мусором…,  а  бедные  фигурки  просто  покалечили…

Однако  привёл  я  тебя  сюда  вовсе  не  для  этого.  Взгляни  на  мою  правую  щеку.  Она  порозовела…   А  теперь  посмотри  на  скамейку  слева  от  меня…  Нет,  надписи  можешь  не  читать…  И  на  жучка  не  обращай  внимание…  Ну,  конечно  же,  это  сутулое  серое  пятно  и  есть  я!  Разве  тебя  не  удивляет,  что  солнце,  раздвинув  кудрявую  облачную  занавеску,  хитренько  смотрит  нам  прямо  в  глаза?  Не  отвечай,  вижу,  что  не  удивляет…

Впрочем,  я  хорошо  помню  и  совсем  другое…  Зимнее,  холодное,  арктическое…  Словно  северное  сияние  исходило  тогда  от  тебя,  а  моя  тень,  безвольно  шатаясь,  брела  за  гробом,  отчаянно  бросалась  грудью  на  острые  наконечники  оград,  устало  скользила  по  чёрному  граниту  памятников,  в  истерике  падала  на  дно  ямы…,  в  которую  тебя  деловито  опускали  полупьяные  небритые  могильщики…   А  на  щеке  лежал  лёд…  Она  была  заморожена…  Будто  не  моя…  Чужая…  Как  десна  после  обезболивающего  укола  дантиста…

А  потом  долгое  время  не  было  ничего.  Только  колючая  пустота,  которая  постепенно  стала  наполняться  призраками  всех  тех,  кого  я  любил.  «Душа  моя,  Элизиум  теней,  теней  безмолвных,  светлых  и  прекрасных…»  Тебя  среди  них  не  оказалась,  но  я  знал,  что  где-то  в  моих  подвалах,  в  моих  многослойных  лабиринтах  есть  твоё  пространство…  Оно  ждёт,  и  мне  нужно  найти  его,  открыть  бронированную  дверь  и  впустить  тебя…  Я  знал,  что  ты  обязательно  придёшь.

Справлюсь  ли  я?  Кто  поможет  мне?  Уж  не  старик  ли  Юнг?

Спускаюсь  вниз,  в  темноту…,  почему-то  босым,  наверное,  для  того,  чтобы  обожжённые  раскалённым  каракумским  песком  ступни  вынудили  меня  поскорее  прыгнуть  в  мутный  Мургаб  и  плыть  по  нему  прямо  в  пекло…   Туда,  где  вместе  со  сковородками  и  злобными  чертями  плавятся  все  людские  пороки  и  грехи,  превращаясь  в  угрожающий  матовый  пар…  Плыву,  чтобы  испариться  и  очиститься…,  чтобы  однажды  выпасть  ночным  солёным  дождём  и  насквозь  промочить  свою  солидную,  важную,  вечно  надутую  подушку.

И  худеньким  ручейком  просочиться  дальше,  в  детство,  в  нашу  дачную  беседку,  куда  мама  по  утрам  приносила  мне  яичницу  «по-гречески»  и  бордовый,  только  что  с  грядки  помидор…  Это  крайне  важно,  это  необходимо,  ибо,  не  вспомнив  тот  неповторимый  вкус,  мамину  улыбку  и  запах  июльского  утра,  мне  никак  не  добраться  до  умытой  ливнем  Контрактовой  площади  и  не  встретить  там  тебя,  промокшую  и  весёлую…  Не  ехать  с  тобой,  спустя  полчаса,  в  дребезжащем  трамвае  сначала  по  унылой  промзоне,  а  затем  –  по  сверкающему  лесу,  при  этом,  влажными  ладонями  черпая  в  проруби  вагонного  окна  сине-зелёный,  с  массой  мажорных  оттенков  ветер…   Не  бродить  по  берегу  озера  в  Пуще  Водице,  где  я  и  почувствовал,  что  становлюсь  твоей  вечной  преданной  тенью…

Так  я  и  перемещался  по  узким  зигзагообразным  коридорам  подсознания  от  погребка  к  погребку,  подбирая  ключи  из  огромной  бряцавшей  связки  и  открывая  нужные  и  ненужные  двери…  Сумасшедший,  одержимый  навязчивой  идеей…  Параноик,  уверенный  в  том,  что  рано  или  поздно  он  откроет  ту  заветную  бронированную  дверь,  за  которой…  За  которой  он  из  озабоченного  параноика  превратится  в обыкновенного  счастливого  помешанного  с  блаженной  улыбкой  и  тихим  нравом…  Потому  что,  там  он  найдёт  тебя,  точнее,  твою  «светлую  и  прекрасную»  тень,  и  наш  безмолвный  диалог  возобновится  и  продлится  бесконечно  долго…

Я  нашёл  эту  дверь  всего  через  тысячу  лет.  И  вот  мы  снова  вместе.  На  этой  самой  лавочке.  Под  постаревшей  меланхоличной  ивой.  Ты  сидишь  справа  от  меня,  а  на  кривых  буквах,  нацарапанных  чьей-то  бессовестной  рукой,  смирно  лежит  моя  счастливая  тень...