Суровые тридцатые годы
В канун юбилейных событий обком и горком ВКП(б) дали строгую оценку работе редакционной партячейки. Газете рекомендовали усилить внимание к вопросам материально-бытового положения рабочих, а пока, если эти вопросы и ставятся, то без должной политической заострённости, слабо ведётся борьба с зажимщиками критики, контроль за действенностью критических материалов. В то время в «Северный рабочий» и приложение «Ярославская деревня» писали более четырёхсот рабселькоров. Поставлена задача: ни одно письмо рабкора не должно остаться без ответа. А на страницах газеты решено открыть чёрную доску позора отстающих и красные списки передовиков.
В последующие годы газету воспитывали всё более сурово. На бюро обкома и горкома выносилось до 40 – 45 вопросов. И редкое заседание проходило без упоминания «СР». Редактора Коваленко обвиняли в «засорённости аппарата редакции чуждыми элементами»: работает Копьев – бывший штабс-капитан, меньшевик, Двиганцева – дворянка-помещица, Тихвинская – дочь присяжного поверенного, Хабаров – сын попа. Итог обсуждения: редактора Коваленко за слабую воспитательную работу освободить. Через три месяца о новом редакторе Бродском: «Не сделал выводов из указаний».
По всей видимости, для травли газеты поводом становились передовые статьи и корреспонденции «Правды». Кажется, что именно «Северный» она держала под особым прицелом. В 1934 – 1937 годах название ярославской газеты чуть не еженедельно упоминалось при раскрытии очередных «ошибок» и «недоработок», регулярно печатались постановления ЦК ВКП(б), касающиеся области. И ни одного слова поддержки, одобрения. Не случайно так поспешно меняется стиль жизни редакции. На партийных собраниях, а почти все они проходили в закрытом режиме, разоблачаются лица, «не вызывающие политического доверия», всё чаще приводятся факты слабой бдительности, называются имена «троцкистских отщепенцев». Плюс целые страницы занимают отчёты с судебных процессов троцкистско-зиновьевской оппозиции.
Меняются тексты протоколов собраний: раньше было короткое изложение высказанной мысли, сейчас выступающие просто соревнуются в количестве возникших подозрений. Вот пример. Один из самых образованных людей редакции Лосев «почему-то сдаёт в секретариат малограмотные корреспонденции». Горбунов «носит за пазухой контрреволюционные вирши», а для газеты пишет советские стихи. На занятиях литгруппы студент Верховский восхвалял Пастернака, в столе Михно обнаружили книгу Радека. Журналисты охотно признавали свои просчёты: «Ошибку я признал, но не сразу её понял».
Редакторы менялись молниеносно. Но «засорённый аппарат», похоже, ещё не понимал надвигающейся трагедии, рядом с потомками ненадёжных элементов, прибитых к редакции послереволюционной смутой, появились очень видные люди: будущие писатели Лосев, Смирнов, Полторацкий, поэты Горбунов и Лисянский, драматург Анфиногенов... Теперь даже обслуживающий персонал не писал как в 20-х годах в анкетах «высшее-низшее образование». Пришли другие, но ещё такие наивные.
Вот слушается вопрос, почему на второй день работы городского партактива некоторые из журналистов не явились на заседание, хотя были обязаны. Провинившиеся объясняют: готовился к политзанятиям, болел ребёнок, жена потеряла ключ – надо было срочно передать ей свой, ушёл в театр – писать рецензию. На заседании парткома вполне серьёзно обсуждается журналист Духонин, член партии с 1926 года, который, будучи в Большесельском районе, ночью упал в колодец. Партбилет размок.
Сногсшибательны понятия демократии. С весёлым недоумением газета описывает партийное собрание на Рыбинском заводе имени Павлова, продолжавшееся... целый месяц. Обстановка призывает к усилению бдительности в коллективе. На протяжении нескольких собраний обсуждалась ситуация с журналисткой Резниковой, заметной в газете по острым критическим материалам. Было «установлено», что она «имела интимную связь с террористом Лейкиным». Девушка подтвердила это, передала свою переписку парткому и заверила, что они говорили только о личных делах, не касаясь политики. Но коллеги высказывают подозрение, что разговор был более острым, а переданы письма не полностью. Кончилось дело исключением Резниковой из членов партии и увольнением с работы.
В протоколах собраний часто упоминался редактор Коган: «Был сух и грубоват, не создавал условий для здоровой работы, не чуток и высказывал необъективные обвинения». Затем всё громче говорят об ошибках Когана. Сообщают, что его жена была исключена из партии за приверженность к троцкистской оппозиции. Коган оправдывается за свои «ошибки», допущенные в 1921 году за «неправильное понимание демократического централизма» и одновременно призывает «к жестокой расправе над злейшими врагами рабочего класса». Коллеги вспоминают, что Коган принимал участие в преподнесении подарка – книги произведений А. С. Пушкина первому секретарю горкома, впоследствии репрессированному. Пока ещё нет обвинения в троцкизме и двурушничестве, но налицо «притупление бдительности».
26 августа 1936 года в «Правде» был напечатан обзор «Плоды безответственности», где жестоко критиковался редактор Коган, а 31 августа по решению бюро ЦК ВКП(б) по Ярославской области он был снят с поста редактора как «не справившийся с работой и не изживший до конца своё троцкистское прошлое». Через несколько дней он бросился под поезд.
А газета отражала настроения и факты действительной жизни. Кажется, что выспренностью слов и цифр журналисты пытались заглушить собственные страхи. «Наступает радостный, счастливый 1937 год», – торжественно писалось в передовицах. На эти дни выпало много исторически важных событий: Конституция, выборы в Верховный Совет, подвиги полярников и лётчиков Чкалова, Байдукова, Белякова...
Что ни номер – сообщение о трудовых рекордах. Цифры внушительные. Формовщик шинного завода стахановец Сизов выполнил норму на 150 процентов, котельщик Волков – на 495. Промышленность Ярославля дала в 1936 году на 37,2 процента продукции больше, чем в предыдущем. Даниловский машинист Лукьянов обязался «увеличить межпромывочный период работы паровоза» с 4,5 тысячи км до 10 тысяч. На первых полосах появилась «Доска почёта» с крупными фотографиями передовиков: рабочих, бригадиров, механизаторов, льноводов...
Под рубрикой «В руководство пришли новые люди» регулярно печатаются материалы о вновь избранных секретарях партячеек, райкомов и горкомов партии, об инженерах и председателях колхозов.
Конечно, наигранный пафос и слишком возвышенный язык тех публикаций сегодня неприятно режут слух. Но делали эти материалы журналисты, уставшие от постоянного повторения слов «двурушники», «троцкистско-зиновьевские фашисты», «реставраторы капитализма». Кто возьмётся их сегодня за это осуждать?
Целыми полосами выходят специальные выпуски. Страница «Волга-матушка река» рассказывает о перспективах главной водной артерии страны в связи с вводом в строй Московско-Балтийского канала, «Будущее моего края» – коллективный рассказ об образованной по постановлению ВЦИК Ярославской области – её природных богатствах, исторических центрах, населяющих её людях, о будущем, похожем на сказку. Страница о недавнем прошлом «Рассказы старых людей»: сравнения, что было, что стало с приходом колхозного строя. И даже «подвал» с отрывком поэмы «Витязь в тигровой шкуре» – по случаю юбилея Шота Руставели – вплетался в волну трудового энтузиазма.
До начала Великой Отечественной войны оставалось три с половиной года. И тогда уйдут на фронт те, чья покорность обстановке, неспособность ей противостоять может вызвать у нас, благополучных, незнакомых с подобными условиями, досаду, а порой и жалость. Уйдут на фронт журналисты-северяне, и многие погибнут – теперь их имена на мемориальной доске, висящей в редакции. Других сбережёт судьба, даст путёвку в большую литературу и искусство, в центральные газеты. А те, кто в военные годы заменил ушедших на фронт товарищей, навсегда сохранят чувство: выстояли, не потеряли себя.
Северный край, 17 октября 2008 г.
Свидетельство о публикации №214090600662
А газету "Северный рабочий" я хорошо помню - главную газету Ярославского края. Среди тех, чьи имена упоминаются в этой статье, мне знакомо имя студента Верховского. Я думаю, это он потом был профессором Ярославского педагогического института и преподавал там русскую литературу, а также вёл кружок поэзии, на заседании которого я однажды присутствовала. "Однажды" - это потому, что я вскоре переехала в другой город, но и сам Верховский, и это заседание произвели на меня тогда неизгладимое впечатление.
Приятно и то, что газета не обошла вниманием юбилей Руставели.
Спасибо за интересную публикацию! С уважением, Ваша Е.И.
Ивановна Елена 14.10.2014 23:08 Заявить о нарушении
Спасибо за внимание, мне дороги все отклики моих читателей.
Ваша Инна
Инна Коротаева 17.10.2014 13:22 Заявить о нарушении