Степанова доля

Лучезарное светило, овладев небосводом,   расплескалось  в лазурном безбрежье и,   властвуя   в короне  золотых  лучей,    не дозволяло  рассмотреть  своего  величия.
Степь затрепетала  знойным маревом, горячий  ветроворот шевельнул  разнотравье,  прижал  к земле,  чудно закрутил и   погнал  его  в бесконечную даль.
Изумрудные волны,  переливаясь  радужно, трепетали   голубыми васильками, желтоглазо моргали ромашками,   подмигивая  огоньками   златоцвета.
Пухлый шмель коснулся ароматного чрева цветка, зарылся мохнатый в пыльцу и раскачивался  на ветру, не замечая    полуденного  солнца.
Полевой аромат  пропитал  тело, проник в душу, и теперь ни дышать,  ни двигаться желания нет, лишь   закрыть глаза,  да и раствориться   в благостном  духе степного простора.



- Эй, молодой, ты жив? Вставай.
Степка открыл глаза и ничего не увидел. Яркое пятно застило  глаза и ослепило неожиданно.
- Никак жив, помог бы сумки  донести, -  женщина протянула руку.
Изящные пальцы засверкали  жемчугами, зеркальные изгибы ногтей ослепили юношу солнцами.
Тонкий аромат неведомых  духов вскружил голову, и  случилось  в теле Степановом  такое томление, хоть в обморок падай.
- Эк, разморило  тебя,- посетовала красавица, -  как бы самого нести не пришлось.
Степан поднялся из травы, ухватил тяжелые сумки и с легкостью двинул за голосом.

- Поселенец, видать?

А Степка и ответить побоялся.
Порыв ветра швырнул пылью навстречу, женщина обернулась и Степка замер от увиденной красоты.
Таких женщин он не встречал никогда, да и когда ему; свой  срок-то он в шестнадцать лет  схлопотал.

-Ну, вот и пришли,-  красивая протянула пачку сигарет, - спасибо, молодой. Я послезавтра этой дорогой  возвращаться буду, встретишь?- и рассмеялась звонко.

Её и не было уже, а он стоял у ворот  заколдованный.


- Где тебя черти носят?

Степка вздрогнул.

- Иди в барак, а то  лейтенант в побегушники  зачислит,- Сутулый хохотнул неприятно, - работу раздаёт, тебя вроде на склад определил. Да беги,беги должность потеряешь!


Начальник в своём кабинете глянул на Степку, как камень метнул.

- Еще исчезнешь хоть на минуту, отправлю в зону  проволоку вязать.

Ненавидели они друг друга. Лейтенант у Степки отрядным был, и как-то сразу тогда «закусил» на него. И столько крови «выпил», что дай  волю, прибил бы он этого упыря. Но звезды сошлись по своему:  перевели лейтенанта на другую должность.
И вот судьба свела их  вновь, и страшно  представить, чем закончится  новое начало…

Утро простучало ржавым рельсом, залетело свежим воздухом в открытые окна дряхлого  барака, брызнуло водой из умывальника и, накормив нехитрым завтраком повело к  старому овощному складу.
Здесь давно ничего не хранили, все  обветшало, покрылось плесенью, рассыпалось трухой и сырость, раскинув влажные щупальцы, неприятно заполнила темное пространство.

- Вычистить, вымести, высушить, – сержант размахивал резиновой дубинкой, как регулировщик на перекрестке.

Ко второму дню уборку закончили. Открыли люки, окна, избавляя подземелье от сырости, а утром третьего дня появилась она…
Степка воздухом подавился: кашель выворачивал наизнанку, душил и разрывал грудь. Слезы заливали глаза, а он никак не мог откашляться.

- Туберкулезник, что ли? – раздался дивный голос.

 Степка  замер и понял: ни оправдаться  перед красавицей, ни объяснить, что  обследован врачами и признан здоровым.
А она  и не узнала  недавнего помощника. Говорят же - все зеки на одно лицо…

Красавица стояла в дверном проеме, тонкий силуэт зыбко колебался в свете голубого неба.
Пять пар оголодавших глаз ослепли от увиденного, зажмурились и не посмели представить   её обнаженной.

-Ну,  мальчики, договоримся сразу. Я здесь хозяйка, вы  помощники. С любовью не приставать,  дурацких  предложений не делать. Вы слушаетесь меня, я вас не обижаю. Зовут меня Елена Ивановна.

-Лен Ванна, значит, - хохотнул Дохлый.

- Вот это да,-  рассуждал Сутулый, - редкой красоты девка, в натуре, и в такой дыре.  И-э-эх, мне бы денег бумажных с пол ляма, и я при ней, она при мне, и помутненье в голове…

- Ты в зеркало на себя глянь, красава,- хохотнул Дохлый,- она с тобой и за три лимона рядом не встанет. Слышал, как отбрила: «Без дурацких предложений». Баба знает себе цену, без суеты с нами разобралась.

-А  перстенек на ней приметный? Знатная печатка, не простая,- вдруг пробубнил Барсук.

- Ну, ты старый и глазастый, мы  по телу её пробежались, а ты на рыжьё глаз положил.

"А не золотой он,  платина, штучная работа" - молвил про себя старый.


- Эх, присмотрел я тут повариху, завалюсь видать к ней, кину лейтенанту штуки три, думаю отпустит, халупа её рядом,  мне, по ходу, западло в этом курятнике жить, - Сутулый кивнул на помещение и потянулся сладостно, будто из под перины вылез.

- А как же Людка, ты  жениться ей обещал по воле? - усмехнулся Дохлый.

-До воли дожить нужно, Да и как в деревне  без бабы? Неправильно это.


Под навесом двадцать человек  на «одно лицо», не торопясь  поглощали деревенское варево.
Не зря они сюда «свалились». Еда приличная, не разносолы понятно, но мясо в шлемке три раза на день, хлеб пышный, деревенский, всегда сегодняшний и даже с утра.

Сутулый прижимался  к поварихе, разминая  её сдобную ягодицу, что-то шептал на ухо,  как зашуганный мерин перебирал ногами и косился на дверной проем.
Девка вдруг зашлась тихим хохотом, круглый живот запрыгал судорожно,  поселенец припал лицом к её пышностям и замер, словно  гвоздем прибили.
Она оттолкнула его нехотя. 

- К ночи приходи, дома ждать буду…


Кузнечики стрекотали наперебой, от травы веяло свежестью и деревенскими ароматами. Хотелось выспаться сразу за  все пять лет тревожных зоновских ночей. Вот так, закрыть глаза до конца срока и  открыть очи на воле, и что бы рядом Елена Ивановна…
Приятно-томное чувство шевельнулось больно, тоскливо ущипнуло сердце, и  побежало оно суетливо, сбиваясь с ритма.

Через дорогу послышались знакомые голоса. Степка привстал на колени.
У старого амбара, заросшего кустарником, их лейтенант беседовал с Еленой. Не церемонясь, он вдруг приобнял её и тут же звонкая пощечина алой отметиной засияла не щеке офицера.
Милая улыбка дамы в мгновение сменилась презрением, отчего женщина стала еще краше.
Щеки полыхнули  румянцем, глаза сузились, и  ставшие   тонкими пухлые губы, произнесли что-то, коротко, жестко, обидно.

Степка присел от неожиданности в траву и не заметил, как лейтенант приблизился к нему, закурил, злобно затягиваясь, и отбросил в ярости сигарету.

- С-с-сука! - процедил  начальник.


Сутулый суетился третий день, бестолково задаваясь одним вопросом: «Где взять денег?».
Он с удовольствием расписывал поварихины хоромы, мягкую  постель с  ароматными  подушками, и  готов  был свалить к ней  и без воли лейтенанта.

- В бане буду мыться кажен день, сперва один, потом с поварихой, развратная девка, люблю таких! - скороговорил он, нервно тряс ногой и стучал  пальцами по табурету.

- Девка-то при деньгах, да не в масть мне с неё бабки брать за свой же постой. И украсть здесь не у кого и продать негде, во деревня, во шалман! Беднота, бляха-муха.  Довели народ, стырить нечего!!

Сутулый «заводился» с каждой фразой и от того,  острый нос его  удлинялся, а  тонкие губы нервно дрожали.

- А ты в долг у лейтенанта отпросись, - хохотнул  Дохлый.

-Ты чё, в натуре, фильтруй базар, я чё, фуфлыжник какой, и что бы с ментом в долг, да никогда!- и вдруг встрепенулся, как воробей с испуга.
 В дверях возникла некрасивая,  толстая деваха в дорогом платье с громадными клетчатыми сумками.

-Ленчи-и-ик, - пискляво завопила девка, бросила сумки, и сгребла тщедушное тело Сутулого в охапку.

-Ой-ё-ёо, - взвопил тот,  от боли или  неожиданности. Глаза  округлились, Сутулый покраснел, и что-то в нем хрустнуло громко,- Лю-ю-дка,- только и простонал.

А она ухватила ртом его губы и ни вздохнуть парню, ни выдохнуть.
Пышное тело  заграбастало худую сущность мужика, и кроме лысой головы уж и не видно её  хозяина.

Мужики поспешили удалиться деликатно, а зеленые  глаза ловеласа заметались суетливо, как мыши загнанные в угол...

Компания отдалилась от барака, и все же в полуденной деревенской тишине нельзя было не расслышать шороха суетливых движений, гортанных «охов» и всяких  других, нежных выражений любящих сердец.


Барсук оставался на ночь в подвале, так, для порядка, выдуманным лейтенантом.
Пустое помещение охало  ночной тишиной и редко булькало   крупными  каплями.
А у старого мысли вокруг хозяйкиного перстня крутились.
Знал он его и от того не понятно, как перстень на пальце красавицы оказался.
Этим утром не выдержал,  решил расспросить хозяйку.
Мудрец он был еще тот. И понимая деликатность  разговора, «зашел» издалека, без глупых расспросов  и откровенных предположений.
 А хозяйку   такой расклад насторожил. И подивился немолодой сиделец, как умно она беседу повела.

Вошедшие, оторопели от увиденного.
 Лен Ванна мило держала ладонь старого бродяги  в своей руке и с улыбкой слушала тихую речь Барсука.

- Во, в натуре, они чё, всю ночь здесь барахтались? – удивился Сутулый.

-Нет, тебя ждали, ща, начнут,- хохотнул Дохлый.

А у Степки сердце замерло и резануло ревностью до слез, и будто жизнь остановилась…

- Ты чего замер, красавчик,- теплая  женская рука  ласково шебуршила Степкину лысину: приятно, нежно, как мамка в детстве.
Степкино сердце подпрыгнуло,  и забилось, затрепетало часто.
Её уж не было, а он ощущал  нежное прикосновение …

- Ну, чё старый, как она, - Сутулый нервно шевелил пальцами, притоптывал дырявым сандалем, глаза светились наглым вожделением и завистью,-  чё тама?

- Это не тама, это тута,- Барсук постучал кулаком по лбу Сутулого, - ты мне  не намекай больше, про «тама», - пальцем проткну!

- А чё, я-то,- откровенно возмутился Ленчик,- сам же, тока за руку её лапал.

И не успел рта закрыть, как взбрыкнул ногами в воздухе и больно шлепнулся на спину.

- Ты чё, Барсук, я же пошутил,- испуганно пролепетал Сутулый.

- Ты за Машку свою шути, борзОта, -  прошипел  старый.

-Ну, понял, понял,- потирая челюсть,- "закапризничал" Ленчик.


К обеду примчалось начальство.
Полковник построил поселенцев, отматерил как следует, затем поблагодарил слегка и поставил новые задачи.
 Привезли кой-какие материалы. Застучали молотки, завизжали пилы, работа колыхнулась и,  к вечеру, довольный полковник умчался восвояси.
 А на вечерней проверке пьяный лейтенант, как с цепи сорвался.
Припомнив каждому сидельцу  все, что  за две недели приметить смог.

Ухватившись за пуговицу провинившегося, он крутил её, притягивал к себе и,  упершись козырьком фуражки  в лоб "виновного", объяснял, кто он есть "на самом деле".
А лишь дошла очередь Степана, лейтенант с «катушек и съехал». Выхватил из кармана пистолет, уперся дулом в Степкин лоб, и орал, брызгая слюной.
Тем и кончилась проверка.
Злые сидельцы заходили в барак, предполагая грандиозную пьянку  охранников.
И действительно, в другом бараке, заиграла музыка, послышались пьяные возгласы,  звон  бутылок и стаканов.


Удивительный этот народ, отбывающий срок за дела свои  скорбные. Казалось бы, нет в них ничего святого и праведного, люди преступившие закон: жестокие и злые, кровожадные и беспредельные, мстительные и глумливые, не знающие доброты,  и сострадания не ведающие.
И вроде, плевать им на всё и всех, и нет у них за душой ничего, и будто мысль  одна   и гложет: как «ноги сделать» из–за колючки.
А они живут своей жизнью особой и, считая дни к «звонку», ежедневно о воле и мечтают, и не всякий в побег двинет, и не потому, что страшно, а от того, что человек он.
И хоть далеко до свободы, но после срока, именно  по-человечески и пожить  хочется.


Душный вечер сменился свежестью , в ночи сверчки застрекотали, а заплутавшая птица низко шелеснув крыльями, разогнала мошку и бабочек у одноглазого фонаря.
Старый плафон скрипнул натужно, и шлепнулся на землю пистолетным выстрелом.
Степан вздрогнул и не знамо как, вмиг у знакомого дома оказался.

Две тени за занавеской замерли, как нарисованные.
Вдруг шторка встрепенулась, хлопок раздался..
Степан влетел в незапертую дверь, наткнулся на лейтенанта, а тот   уперся   ему пистолетом  в грудь.
Не ведая себя, ударил Степан лбом в переносицу начальнику и, подхватив оседающее тело,  насаживал  его  на колено, покуда  не обмякло оно, и не свалилось  тяжело на пол.
  Ткнул  пистолетом  в затылок, нажал было на спуск, да  вдруг, ощутил на плече нежность вчерашнюю, и замер, как в лёд превратился.
Дверь хлопнула, и тут же Барсук оружие  у Степана вывернул из руки.

- Проворонил я его, проворонил,  козел старый! -
- Ты как?! – обратился к хозяйке.

- Больно, здесь,-  приложила она руку к сердцу.

Рванул Барсук рубашку, а там  лиловое пятно грудь залило.

- Не боевой пистолетик значит, ну эт  для него всё равно, - и хладнокровно  ткнул ножом, где сердце у лейтенанта быть должно.

Желтая луна любопытно заглянула в окно, и тут же пропала за наплывшем облаком.

- Ты, пацан двигай в барак по-тихому, придумай отмазку. И забудь, что здесь случилось,- Барсук вытер пистолет, вложил  в руку лейтенанта.

- Перо не трож, пусть торчит. Ну, всё. Прощевайте, - прошептал старый и растворился в ночи.

Из открытой двери раздался стрекот недовольной сороки, синеокая луна, освободившись от тучного заключения осветила порог.
Красавица перстень протянула Степану.

- Спасибо красавчик, ты не обижайся,  найдешь ты себе любимую – вся жизнь впереди.А я для тебя старая, да и не для тебя вовсе, ты помни меня, а полюби другую.


К утру, как полагается, менты налетели, прискакал «хозяин», поселенцев пресанули и к вечеру свезли их всех  в колонию.
А Степан так и не понял, почему Барсук лейтенанта убил, хотя, он же  сам  его и угрохать хотел.

Через год, когда освободился, видел он Елену с мужиком, как две капли на Барсука похожего, лишь моложе.
 И понял Степка бывшей  душой арестантской, какой масти человек этот есть, и кем он  Барсуку приходится.

1999г.