Двадцать минут позора

МОИСЕЙ ГОРОДЕЦКИЙ
2006 год
Хайфа

                "Блаженны нищие духом"
                (Где-то в священных книгах)

                Все совпадения персонажей с реальными людьми
                и ситуациями являются случайными.
                Все случилось в Советском Союзе в 1967 году.

                Предупреждение автора

       НЕКОТОРЫЕ ПОЯСНЕНИЯ.

 В 1944 году вождь всех времен и народов решил поднять советскую науку на недосягаемый уровень и установил для кандидатов и докторов всех наук фиксированные оклады, раза в два и более превышающих зарплату неостепененных сограждан.  «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан» - этот лозунг, рожденный самой жизнью, после войны овладел умами многих советских, получивших верхнее образование и прозябавших на нищенской зарплате инженеров, врачей, химиков и учителей. И в науку хлынул поток и ученых, и проходимцев, и пройдох. Все труднее и труднее  становилось пробиться толковым людям, не обладавшим связями и поддержкой сверху; правила, установленные ВАКом(ВАК - Высшая Аттестационная Комиссия),  свели  процесс «остепенения» к преодолению чисто формальных препятствий,  что легко удавалось жуликам и с трудом – добросовестным людям. Но соблазн вечного блаженства находил все новые и новые жертвы, и ряды дерзающих не редели.
   А если человек хочет получить ученое звание, он должен продемонстрировать свою ученость. Иными словами, он должен сочинить диссертацию, а в диссертации должна быть наука! И тут возникает принципиальный вопрос – а что такое наука?
    И вопрос этот не праздный, не схоластический – ВАК требует, чтобы в диссертации была «Научная новизна», при этом диссертация должна иметь «Практическую ценность».
   Построить дом или сконструировать и построить машину для набивки сосисок фаршем - еще не значит выполнить научную работу. Любая работа, в результате которой появляется некий новый предмет, называется проектной или конструкторской (по советской терминологии), но не научной. Академики утверждают, что разработка нового метода решений дифференциальных уравненни 25-го порядка или расчет силы тяжести на Луне является наукой, а проектирование лунной ракеты или создание антигравитатора никаким боком науки не касается. Придуман даже термин – «фундаментальные науки», причем главным признаком такой науки является ее бесполезность. «Может быть, через 20 лет эти уравнения понадобятся для расчета машины времени. А сегодня еще не их время». И действительно – приходит время, и на базе давно забытых фундаментальных идей создается генная инженерия или самоходный синтезатор.
   А что делать тем, кто создает нечто нужное и полезное сегодня?
   На Диком Западе задачу решили просто.  Делаешь нужное и полезное, что продать можно – получаешь много денег. Больше чем тот, кто делает бесполезное, т.е. занимается фундаментальной наукой. Хочешь иметь ученое звание – напиши что-либо, и твой университет без вмешательства ВАК объявит тебя Доктором. Но денег тебе это не добавит!
   Товарищ же Сталин увеличил зарплату только тем ученым, которые приобрели ученое звание, ибо властям всегда нужен формальный признак для сортировки. А как иначе можно отличить ученого от неученого? И кому сколько платить?
   В раньшее время учеными считали математиков, филологов, астрономов. Конструктора, инженеры, химики и медики считались «практиками» и не претендовали на ученость. Как во всем цивилизованном мире, ученым платили немного, практикам – больше.
   После сталинского указа возникла дилемма – если много платить только математикам и астрономам, т.е. Ученым, то практики перстанут делать пушки и станки – стимула не будет! И все бросятся в ученые, начнуть считать звезды. И придумали тогда новый термин – «прикладная наука»! К чему прикладывается эта наука – не уточняется, но предпологается, что ко всему – к изготовлению галош, созданию бомбоубежищ или лифчиков с наддувом. Зато теперь все могут делать науку на своем предприятии. Чем бы оно ни занималось.
   Но так как предприятия всегда должны выполнять план в штуках, метрах или тоннах, пришлось завести новый вид предприятий, выдающих план в рублях – без какого-либо материального эквивалентпа. И появились отраслевые научно-исследовательские институты, НИИ. Специально для производства ПРИКЛАДНОЙ науки.
                *  *  *
  Как Это делается...

Вообще говоря, Павел Наумович совсем не собирался лезть в ученые. Ему и так было  хорошо - он занимался интересным делом, вокруг были молодые способные ребята, было много идей и застолий, зарплаты хватало на прибретение польских детективов. И хотя внутри что-то его пилило и царапало - «надо защищаться, надо защищаться, надо защищаться!» - он не поддавался голосам и продолжал свое конструкторское дело. Нутром он понимал, что живя с волками, нужно выть. Но, Боже, как ему не хотелось выть!
   Но, как известно, судьба играет человеком. Любимого Генсека съели, оскорбив его неприличным словом «волюнтаризм», и, обвинив  в чрезмерной любви к кукурузе и к столовым без официанток, бегом побежали вперед, и все к прошлому. Опять расплодили Министерства и Министров, всех закоординировали и повязали. И пришлось Павлу идти в услужение, в некий институт. Чтобы он не очень брыкался, сохранили ему на три года прежнюю зарплату - «как пришедшему из промышленности для подготовки диссертации».
   Но прошло время, диссертации не оказалось, и зарплату уменьшили. А тут еще жена вырывалась вперед на пути к светлому будущему. И понял Павел, что больше тянуть волынку нельзя, надо приобщаться к Секте Кандидатов. 
   Будучи убежденным анархистом, в жизни Павел Наумович придерживался большевистского лозунга: "Надо - сделаем!". И делал, если очень хотел. И хотя в новой ситуации он хотел не очень, но отстать от жены не мог и сел за стол. За годы работы накопился материал, прорезалась даже некая «научная новизна».
   Писал он быстро, переделывал долго, но в конце концов написал. Не было лишь названия работы и введения к ней.
   «Название диссертации должно быть коротким, чтобы оппонент мог его дочитать до конца, в меру непонятным, чтобы вызвать уважение ученого совета, и звучным, чтобы собрать на защиту доброжелательную публику» - так учил своих аспирантов один Великий электротехник. А он был большой знаток бюрократической казуистики!
   Павел обдумывал варианты названий, все не звучало. В конце концов, темной осенней ночью, снизошло вдохновение. Новое название требовало дегустации.
   В его родном отделе когда-то работал большой веселый человек, Александр Исакович, глубоко эрудированный и изобретательный. Он пользовался всеобщей любовью и уважением, и начальник отдела, испугавшись конкуренции, устроил ему возгонку вбок и вверх. В соседнем подразделении конкурент опять стал заместителем начальника, но уже другого. Как и раньше, Александр Исакович никому никогда не отказывал в консультациях.
   Прочитав предлагаемое название темы, Александр Исакович ухмыльнулся.
   - Вроде все правильно, не придерешься, и в то же время ни хрена понять нельзя. Так им и надо! Но дам тебе маленький совет - обязательно добавь «в свете решений такого-то партсъезда». Номер последнего съезда знаешь? Будет убойно!
   - Нет, так будет неприлично. Так я лучше начну предисловие, - сказал автор.
    Попытки автора, а также трех его ближайших друзей, самостоятельно сочинить нужное предисловие, были безуспешными, и тогда Павел Наумович пошел на плагиат - использовал несколько абзацев из статьи «Выполним решения!», напечатанной в «Правде». Во избежание разоблачения, Павел Наумович поменял местами некоторые абзацы, смысл от этого не изменился.

Команда.

 Для каждого дела нужна команда. Нужна она и в деле получения корочек; ее организация - задача соискателя, от команды зависит многое.
   Начинать следует с выбора Научного Руководителя. Его обязанности многогранны и многотрудны. Он должен любить руководимого, дать ему тему, написать за него диссертацию, выбрать сговорчивых оппонентов, пробить в секторе аспирантуры очередь на защиту, обеспечить кворум Членов Ученого Совета, обезоружить недоброжелателей, обеспечить голосование, протолкнуть в высших инстанциях. Обязательно, хотя сферами не поощряется, и посещение банкета.
   Конечно, все это слишком много для одного человека. Поэтому все потенциальные научные руководители имеют те или другие отдельные недостатки.
   Бывает руководитель-дурак, но с амбицией. Тема и содержание диссертации его не волнует, он убежден, что может руководить и медицинскими, и животноводческими, и космическими работами. Не берется лишь за балет и музыку - говорит, в детстве не учили.
   Принцип его руководства прост: разделив рекомендуемый высшими инстанциями объем диссертации, скажем, 100 листов, на количество дней, проводимых аспирантами в аспирантуре, скажем 900 дней за три года (летний отпуск вычитался), он навсегда определил, что аспирант должен написать 1/9 страницы в день; допускалось округление до 0,1. При этом руководитель раз в месяц должен убедиться, что 3 страницы  написаны; если нет, к аспиранту могут применяться меры физического и материального воздействия..
   Такой руководитель не загружает себя неразрешимыми вопросами науки и бытия, его память свежа и пустынна. «Так над какой темой МЫ работаем?» - интересовался научный руководитель одной знакомой при каждой встрече с ней. Тему он так и не запомнил, но был убежден в том, что трудятся ОНИ вместе. Подобная вера может быть внушена только свыше.
   Дурак с амбицией любим начальством, ибо его неусыпный контроль доводит аспиранта до белого каления и тот со злости дописывает диссертацию в установленный срок, лишь бы избавиться от опеки руководителя. И защищает ее, тем способствуя выполнению плана подготовки научных кадров.
   Дураки без амбиций тоже попадают в научные руководители, но редко; такой дурак не рвется в сферы, довольствуется кандидатской или - тем более! - докторской зарплатой и на руководство смотрит как на приварок, приятный, но не обязательный. Станет его руководимый «ктн» (кандидатом технических наук), или нет - его не волнует, советы он не дает, но и ничего не спрашивает. Приятный человек, для самостоятельного диссертанта просто находка; конечно, при условии, что дурак не злобный. Но таких не любит и начальство.
   Руководители-трудяги полны идей, забот и энергии. Они сами трудятся до седьмого пота, и заставляют так же вкалывать своих подопечных. Трудягам всегда нехватает людей, их идеи требуют новых и новых жертв, новых аспирантов и лаборантов. У такого руководителя есть миллион тем, он раздает их налево и направо, но не дай бог придти к нему со своей задачей - делать не даст, ни за что. Лучше сразу от него бежать.
   КТН, выходящие из-под его крыла, обычно люди забитые, несамостоятельные, идут они работать в институт патентов или в научную информацию - там платят те же деньги, но думать не надо. А они и не умеют, не научились.
   Противоположностью трудяге является руководитель-энциклопедист, который знает ВСЕ. К сожалению, автор знал только одного такого человека, уже умершего. В его честь можно слагать саги, ибо другого такого уже не будет - это был человек из раньшего времени. Спокойный, никогда не отказывающий в помощи, всегда знающий, где найти полный ответ на вопрос, интересующий гостя, он всегда был в курсе всего нового, даже если это и не относилось к его прямой специальности. А новое он ценил и поддерживал! Вечная ему память!
   Еще бывает руководитель, желудочно удовлетворенный. Он уже так всем наелся - и почестями, и конференциями, и черной икрой, и сидением в президиумах, и заседаниями в Малом Совнаркоме, что ничего его уже не волнует - одним бутербродом меньше или больше, какая разница. Аспиранты его не беспокоят, встречается он с ними дважды за три года, но на защите с блеском говорит о достоинствах диссертации и обеспечивает своему подопечному безоговорочный триумф. Подобные руководители очень подходят взрослым людям, которых не надо водить за ручку.
   Кстати, официальные охотники за ученым званием, именуемые аспирантами, не могли перебирать руководителей, как невест - их судьба хранилась в нежных ручках дам из сектора аспирантуры, которые свой сволочной характер выдавали за непререкаемый Глас Божий. Аспиранты смирялись и терпели.
   Павел Наумович не был Аспирантом, он был Соискателем. Стране не были нужны незапланированные герои, и внеплановых соискателей к защите долго не допускали, хотя иногда - бывали проколы! - они прорывались с первого захода..
 
   Со-Искатели.

 Уже в самом слове присуствует некое уничижительное начало, намек на несамостоятельность, подчиненность - не сам, мол, а «со»: со-товарищами, со-бутыльниками...
   Но зато свобода - выбирай руководителя, какого хошь.
   Павел Наумович выбрал руководителя из категории удовлетворенных. Отобранный  только выяснил, а удобно ли ему, человеку с электронным мышлением, руководить диссертацией с электро-механо-физическим содержанием. Павел успокоил потенциального руководителя, объяснив, что диссертация прозрачна, как родниковая вода, и вполне доступна его руководству. На том и порешили, читать диссертацию научный руководитель отказался, сославшись на недостаток времени.
   На следующем этапе формирования команды следовало выбрать «передовое предприятие» и оппонентов.
   Для ускорения и улучшения, а также для укрепления связи науки с производством, предписывалось выбрать одно предприятие, обязательно передовое, и получить у него отзыв, как у оппонента. Так как определение уровня «передовизны» дано не было, каждый выбирал себе то предприятие, где его или вообще не знали, или знали и любили. Павла любили на Клинокаляевском машиностроительном заводе, и было договорено, что завод внесут в графу «Передовое предприятие».
   С оппонентами было посложнее. Учитывая тяжесть сдвоенных пятых пунктов Павла и его научного руководителя, оппоненты должны были относиться к другой нац-поло-возрастной группе, чтобы в ВАКе не говорили, что «Эти опять своих тянут». Найти таких оппонентов было трудно, так как было желательно, чтобы они хоть немного разбирались в теме, выступали  за дружбу народов, были порядочными и имели авторитет в кругах. Найти соответствующую двойку долго не удавалось. Уважаемых специалистов вообще немного, а порядочных и того меньше. Перебрав с десяток фамилий, Павел остановился на том знаменитом профессоре-докторе, который давал прекрасные советы по диссертационным названиям. Помимо эрудиции, известности и порядочности, доктор-профессор обладал еще и прекрасно поставленным голосом и великими артистическими способностями; Павел был уверен, что если профессор с присущим ему пафосом продекламирует положительный отзыв, все жюри присяжных, простите, Ученый Совет, грудью станет на защиту диссертанта.
    Доктор-профессор согласился, три четверти дела было сделано. Выбор второго, вспомогательного, оппонента, был проще, КТН всех национальностей были в избытке. Подходящий кандидат был найден в соседней лаборатории, договориться с ним не составило труда.
    Следует сказать, что в советских научных кругах существовал некий благородный принцип - если уж взялся оппонировать, не пиши отрицательный отзыв и не утверждай, что «не достоин». Лучше откажись сразу, ежели тебе что-то не нравится, не то подмочишь репутацию и в следующий раз к тебе никто не обратится, а быть оппонентом не только почетно, но и денежно...
   Так что принципиальная договоренность с оппонентами почти автоматически гарантировала их положительные отзывы.
    Воспользовавшись временным отсуствием Председателя Ученого Совета (он же Генеральный Директор, он же Сам и противник малых народов), научный руководитель  сумел утвердить оппонентов и передовое предприятие на ближайшем Ученом Совете. По случаю, довольно быстро удалось пробиться и в очередь на защиту - в нужный момент не оказалось ни одного готового аспиранта, что грозило невыполнением плана заседаний Ученого Совета, и скрепя сердце Ученый Секретарь перенес Павла с листа ожидания в список очередников. Был назначен день защиты.
   Итак, все было «ОК» - диссертация написана, напечатана и сдана, оппоненты и передовое подобраны и согласованы. Осталось .... Оставалось сделать еще много чего.
Проблемы, проблемы ... Между прочим выяснилось, что соискательские штаны-брюки просвечивают в интимных местах и их надо менять. При ближайшем рассмотрении подкачал и пиджак, ибо рукава несколько потерлись, а локти блестели. Занятый наукой соискатель не очень следил за своим внешним видом, его жена тоже была научница и не уступала мужу в гонке за корочками. На семейном совете решили к защите - бывает раз в жизни! А потом еще и банкет! - завести новый костюм, и не покупать готовый, а заказать в ателье, чтобы сидел.... Соискатель противился, но дуэт жены и тещи победил. Павел Наумович с видом загнанного зверя пошел в ателье, сопровождаемый верной подругой. Костюм решили шить парадный, двубортный, черный.

   Пока Павел ходил на бесконечные примерки, знакомый художник рисовал плакаты к докладу. Техника в те годы была хилая, проекционная аппаратура была плохая, да и ВАК требовал, чтобы ученым глазам были доступны все картинки сразу. Количество плакатов было регламентировано - от 10 до 20-ти. Если меньше - работа считалась слабой, если больше - несерьезной и многословной. Как и в тексте, на плакатах не должно было быть помарок и исправлений. Чтобы не запутаться в ходе доклада, к плакатам прикреплялись номера в требуемой последовательности.
    Павел определил, что ему понадобится 15 плакатов, и изготовление этого множества стоило дороже, чем черный парадный костюм. Но к расходам были готовы, поднакопили деньжат.

Судный день.

 Наконец, наступил решающий день - день Защиты, или Судный день, день Страшного Суда.
   Тут, как в каждом суде, для процесса имеется свыше утвержденный процесуальный кодекс. В кодексе предусмотрены все мелочи и варианты; любые отклонения считаются побегом и соответственно наказываются.
   Судью играет Председатель Ученого Совета, в просторечьи «Сам»; подсудимым является соискатель. Защита государством не обеспечивается, соискатель должен уметь сам постоять за себя. За длинным столом спиной к залу сидят присяжные, они же Ученые Члены Ученого Совета. Вердикт выносят простым большинством голосов, единогласие не требуется.
   Публика в зале неоднородная. Обычно большинству присуствующих все до лампочки, что в переводе означает, что им безразличен и соискатель, и тема его работы, в которой они ничего не понимают. Присутствуют они в основном в надежде на внезапный или запланированный скандальчик, тон в котором чаще всего задает Сам. Зная свою безнаказанность, Сам любит хамить и изничтожать как подсудимого, так и свидетелей.
   Кроме серого большинства, в зале всегда имеется несколько заинтересованных субъектов - это недруги диссертанта, выжидающие, куда пойдет процесс - в сторону оправдания или осуждения. Если предвидится оправдание, они могут и промолчать, не желая портить отношения с Самим; в случае ожидаемого осуждения они оживляются и начинают задавать множество вопросов с подковыркой. Они знакомы с диссертантом, но мало понимают в его работе, и потому, не желая прослыть круглыми идиотами, жалят по мелкому.
   Есть и группа поддержки - друзья ответчика: те, которые должны задавать нужные вопросы, и те, которые возьмут слово в случае приближающейся гибели диссертанта.
   Кроме трех постоянно действующих группировок, в зале наличествует и четвертая группа, состоящая из мелких полуученых, желающих продемонстрировать свою активность, показать себя и напомнить начальству о своем существовании. Им все равно, о чем и что говорить; так, один из них каждое выступление начинал со слов «Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но мне кажется, что ...». Дальше следовали невразумительное фразы, которые мало кто понимал, но в дирекции, читая протокол Совета, отмечали «Молодец Сидоров, активный».
   Ученые Члены Ученого Совета чаще всего относятся к первой группе слушателей; исключения бывают редко и всегда вызваны личными переживаниями - например, если вчера Член Х проваливал диссертанта Члена Н, то сегодня Член Н будет проваливать диссертанта Члена Х. Впрочем, так бывает не часто, так как Члены в драку лезут редко. Хотя и бывает. Драка всегда увлекает зрителей, публика любила стычки титанов.
   Сегодня таковых не предвиделось, ибо научный руководитель Павла был великий дипломат и без особой надобности ни с кем не ссорился..
   Тем не менее, заседание суда начинается с маленького скандальчика. Появление соискателя с чужой фамилией ведет к тому, что Председатель звереет и начинает ко всему цепляться.
   - А где второй оппонент? - сердито спрашивает он. - Борис Григорьевич, почему нет оппонента?  - обращается Председатель к Ученому Секретарю.
    Так как Ученый секретарь обычно Ученый только с большой буквы, потерять свою синекуру ему не хочется и он начинает лебезить и перекладывать вину: «Я ему пять раз говорил, Владимир Степанович, и сегодня утром напоминал, Владимир Степанович. Я могу сбегать за ним, Владимир Степанович. А вообще-то его отзыв есть в деле, Владимир Степанович, я могу его зачитать..»   
   - Что Вы чепуху городите, разве не знаете, что отзыв обязательно должен зачитывать сам оппонент? - сердито выговаривает Председатель. Впрочем, ему не хочется растрачивать  запал на мелкие скандальчики, и он начинает процесс.
   - Ладно, начнем заседание, оппонент появится, - Председатель знает,  что оппонент работает под его началом, и ему дешевле появиться в зале, чем потом стоять «на ковре».
   В зале легкий шум, на сцену выталкивают соискателя.
   Соискатель, стоя навытяжку - обязательно, не дай бог держать руки в карманах, слушает Ученого секретаря, который достает досье и зачитывает «объективку». С данными объективки все в порядке, придраться трудно - соискатель даже не скрыл, что он урожденный еврей.
   Сам долго думает, ищет слабое место и, наконец, находит.
   - А какое у нас передовое предприятие ?- с ленивой улыбкой спрашивает он.
   Секретарь Совета долго роется в бумагах, что-то бормочет себе под нос, вынимает листик из стопки, потом вкладывает его обратно, вынимает другой, третий и наконец со вздохом облегчения докладывает:: «Клинокаляевский механический завод.»
   - А что, ничего приличнее не нашли? - возмущено спрашивает Председатель у научного руководителя.
   - Что Вы, Владимир Степанович, это один из самых передовых заводов отрасли, мало что он расположен в глубинке! - выпаливает научный руководитель; как никак, а принято считать, что он несет моральную ответственность за «тип-топ» процесса.
   По залу, переполненному ожиданием скандальчика, пронесся легкий шумок. Но Председатель, взглянув на представителя Клинокаляевска товарища Бейзбулатова, решил, что с таким представителем лучше не связываться - восточный человек может сказать чорт-те что.... Посему он улыбнулся общеизвестной крокодильей улыбкой и небрежно кивнул головой соискателю - давай, мол, начинай!
   Поднаторевший в публичных выступлениях соискатель лихо пробежал по плакатам и громко и внятно произнес отрепетированную речь установленной продолжительности (от 15 до 20 минут).   «Молодец, хорошо дает, не отступил от текста!» - не удержался соискательский приятель, который следил за выступлением по бумажке.
   По сценарию после доклада следовало задавать вопросы соискателю. На вопросы можно было отвечать сразу, можно было все записать и потом отвечать. Форму выбирал Совет. Проголосовали за «сразу».
   По неофициальному кодексу считалось, что прения должны проходить в деловой обстановке, мягко и доброжелательно, как полагается при научной дискуссии. Так как для такой дискуссии необходимо знание предмета, то ее обычно начинают друзья соискателя, которым соискатель готовит умные и глубокие вопросы. Чтобы позволить соискателю продемонстрировать эрудицию, реакцию и сообразительность.
   К сожалению, кроме приятелей, вопросы могли задавать и прочие. Часто руки тянут и недоброжелатели, и те самые, выпендривающиеся; редко, но бывает, что кто-то и по делу заинтересуется.
   Последним всегда включается Председатель.
   Но сегодня даже друзья не торопились тянуть руки. Все чувствовали напряжение, ситуация была предгрозовая, никто не хотел нарываться, все ожидали действий Самого.
   Наконец он, внимательно изучив плакаты, поднялся на ровны ноги, ткнул в плакат номер 13 и спросил с ехидцей в голосе: «А откуда Вы взяли формулу, так красиво здесь нарисованную?».
   «Слава богу, хоть отметил качество работы!» - подумал Павел, и сказал: «Это известная формула, для удобства дальнейших выкладок я несколько изменил ее написание».
   И грянул бой.
   Председатель впился в формулу, требовал разъяснений по каждой букве, громил и форму, и содержание тринадцатого плаката, и весь плакат в целом, не выбирая дипломатических выражений (следует сказать, что у следующего подсудимого тринадцатого плаката уже не было). Соискатель не понимал, к чему прицепился Председатель и что он говорил, и отвечал, не слушая вопрошающего. Спор разгорался не на шутку, «дискуссия» принимала острый характер. Диссертант не отступал, Сам не прекращал атаку. Каждый все повышал и повышал голос, зал заседаний становился похож на одесский Привоз. В руках у соискателя был микрофон, и у слушателей создалось впечатление, что вот-вот он полетит в голову Председателя.
   Положение спасло Второе должностное лицо, он же Первый Заместитель Директора. Без преувеличений, то был один из самых умных людей в институте, порядочный и спокойный. Не ожидая приглашения, он подошел к 13-му плакату и тихим голосом объяснил, что обе стороны не поняли друг друга и предмета для обсуждения и спора просто нет.
   Председатель вынужденно остыл, сел и натянул на физиономию добрую улыбку крокодила. Соискатель вернул микрофон в часовой карман пиджака и тоже умолк.
    Зал, предвкушавший Зрелище, разочаровано вздохнул. Теперь все гадали - сколько дополнительных черных шаров положат сторонники Директора? Конечно, давно уже не голосовали шарами, но где-то в глубине души было приятно ощущать своё единение со старой интеллигенцией, шарами выбиравшей уездного предводителя дворянства.
    - У кого еще есть вопросы - спросил Председатель, продолжая улыбаться.
    - Скажите, а почему у Вас нет 3-го плаката? - выпалил один из выпендривающихся, давно ерзавший на стуле. - Вы намеренно его пропустили?
    Павел Наумович удивленно оглядел плакатную стойку. Действительно, между вторым и четвертым плакатом не было третьего, это место занимал плакат без номера. Поискав глазами, Павел Наумович обнаружил на полу в углу сцены белый квадратик. Он поднял его, на нем была цифра три. Весь зал с напряжением следил за манипуляциями соискателя. Перегнув квадратик пополам, Павел повесил его на третий плакат; всем стала видна нижняя пузатая половинка цифры 3.
    - Теперь все в порядке? - без улыбки спросил он.
    - Да, да, благодарю Вас ! - обрадовался вопрошавший.
    Следующим, расхрабрившись, вылез приятель Павла Наумовича, задавший очень тонкий технический вопрос. Павел Наумович взял указку и снова пошел вдоль плакатов, объясняя непонятное.
    - Достаточно, - не выдержал Председатель. - Надеюсь, Вам понятно? - с видом голодного аллигатора обратился он к осмелевшему приятелю. Тот забормотал что-то перепуганное, Павел Наумович прекратил объяснения.
    После вмешательства Председателя вопросы кончились, еле начавшись. Никто не рисковал своей шкурой, никто не решался проявить интерес к предмету. И, хотя отсутствие хотя бы десятка вопросов рассматривалось кодексом как «некритическое отношение Членов Совета к обсуждаемому вопросу», Члены тоже молчали, молчал даже известный противник лиц некоренной национальности, который всегда задавал ехидные вопросы, а потом зубодробительно критиковал и голосовал против. В те дни, когда он участвовал в заседании, любому русскоговорящему один черный шар был обеспечен.
   Ввиду отсутствия вопросов, Председатель предоставил слово научному руководителю и оппонентам, Главному и второму, Вспомогательному. Научный руководитель проявил недюжинную эрудицию и, ни разу не перелистав диссертацию, кратко изложил ее содержание, отметил большой вклад диссертанта и пообещал дальнейшее развитие работ в том же направлении. Конечно, автор «Достоин, без сомнений».
    Главный оппонент на этот раз ничем не поразил слушателей, он прочитал отзыв по бумажке без всякого выражения. Замечания отмечали перепутанные номера формул, отсутствие полного списка обозначений, и было даже одно замечание криминального характера - при нумерации были пропущены три страницы, так что на самом деле в диссертации не 101 страница, а 104. Резюме было: «Оправдать».
     Второй оппонент, задержавшийся в буфете и еще не переваривший фирменное блюдо буфетчицы Лизы - «кильки в томате», чувствовал себя неважно, долго искал в карманах отзыв и прочел его, не отметив недостатков - он не успел узнать их у диссертанта. Впрочем, читал он так тихо, что никто ничего не услышал и все прошло гладко; отзыв он рассчитывал дописать потом.
   Слово предоставили представителю передового предприятия.
   Обычно отзыв предприятия зачитывается быстро и малопонятно, как и все прочие отзывы, интонациями выделяются только конъюктурные фразы вроде «Но есть отдельные замечания...».
   На тот раз представитель Клинокаляевского завода, обиженный недоверием к родному заводу, начал нетрадиционно, обратившись непосредственно к аудитории:
   - Уважаемые коллеги! - сказал он.
   Зал мгновенно прореагировал - бодрствующие загалдели, спящие проснулись.
   Председатель постучал карандашом о графин с водой, звук был тусклый и негромкий, но тишина восстановилась.
   - Забудьте, что Вы присуствуете на защите диссертации на звание кандидата технических наук, и представьте себе, что находитесь на нашем заводском техническом совете, посвященном новому методу...
   Тут товарищ Бейзбулатов произнес мудреную фразу, которая фигурировала в названии диссертации после слов: «Разработка и исследование ...». Не будем ее повторять, ни к чему.
    - Так вот, должен Вам сказать, что у нас никто не верил, что эта штука будет работать. Уж больно много приезжало народа из разных институтов, из Вашего тоже, привозили разные электронные игрушки, а через два часа после включения все останавливалось, начиналась замена элементов, потом наладка, потом опять все ломалось,  и авторы уезжали. Вот мы и подумали - и на этот раз так будет, и даже не пошли на прибор смотреть, оставили одного слесаря - делать ему было нечего, пусть, подумали, посидит, побездельничает, все равно скоро все остановится. Дело было утром, только смена началась. А в обед смотрим- нет нашего парня. Оглянулись - а Павла Наумыча тоже нет, не пришел на обед. Пошли в лабораторию, смотрим - все вертится, прибор работает, а Павел Наумыч со слесарем детали меряет, проверяет, значит, точность прибора. Удивились мы, да не стали отрывать их от дела. Уже столовая закрывалась, как пришли они. Ну, как, спрашиваем, уже сломалось? Нет, говорят, выключили, пообедать пришли. Сейчас опять пустим.
   И что Вы думаете? Проработал прибор с остановками на ночь всю неделю, ни разу не сбился. Зауважали мы Павла Наумыча, попросили доклад на техсовете сделать - рассказать, что и как. И потом вынесли решение - работу Павла Наумовича поддержать и, ежели попросит, дать ему хороший отзыв.
   - А прибор, небось, давно выбросили? -с надеждой в голосе спросил Сам.
   - Я бы не приехал сюда, если бы было так. Прибор работает, мы им во всю пользуемся А теперь позвольте зачитать наш официальный отзыв.
   Сергей Харитонович бархатным голосом монотонно прочитал текст, из которого следовало, что достоин, и даже очень. Замечаний не было.
   Затем Ученый секретарь стал зачитывать отзывы на реферат; отзывов было много, секретарь сообщал, откуда пришла бумага, и добавлял «Достоин. Замечаний нет» или «Достоин, но с замечаниями ...». Замечания зачитывались, все они были мелкими, в основном по форме.
   От ответов на замечания соискатель отказадся. Устал он, разнервничался, и решил не дразнить гусей - еще скажет что-нибудь не так, лучше со всем согласиться, хватит с него дружеской полемики с Председателем. Он сидел у всех на виду, ему было жарко, он расстегнул новый черный пиджак и распустил галстук. Из зала друзья строили ужасные рожи и требовали все вернуть в исходное состояние, но он никого не видел и ничего не слышал - баталия вокруг 13-го плаката не прошла даром. Все видели, что он заведен и даже похвалы Бейзбулатова не вернули его в норму.
Достоин! Начались прения сторон. Молчащее жюри присяжных оживилось, начался тихий обмен мнениями. Все ждали Самого, скандальчик мог вспыхнуть с новой силой.
   Но - не вспыхнул. То ли Сам потерял кураж, то ли просто устал, но слова он себе не дал, и выступления потекли обычным порядком - немножко за здравие, немножко за упокой, но в общем все были «за». Ученые Члены Ученого Совета отмалчивались, они понимали, что открытое выступление «за» может обернуться административными последствиями, а выступление «против» грозило потерей авторитета в народе - народ всегда против власти и на стороне обиженного, а сегодня обиженным был соискатель с несчастным тринадцатым плакатом.
   Последний акт представления был откровенно издевательский - требовалось предложить проект решения жюри. В воздухе висело - «Присвоить», но никто не решался произнести это слово, все ждали реакции председателя. Когда молчание затянулось, Председатель оценил ситуацию - а мужик он был все-таки неглупый - и сам произнес ожидаемое.   
   Все пошли проветриться, Члены приступили к голосованию, заработала счетная комиссия. Приятели соискателя оценивали шансы, гадая, кто проголосует против. Сегодня на заседании не было постоянно действующего борца за чистоту русского народа, поэтому многие предполагали, что против будет только один голос - голос Самого. Второй голос был возможен, но его автор уверенно не просчитывался.
   Вообще же, в соответствии с традициями ВАКа, считалось, что получить один-два черных шара даже полезно, так как это подчеркивает демократический характер обсуждения.
   Сообщение счетной комиссии не обмануло ожиданий - два голоса «против» погоды не делали, справедивость торжествовала.
   Соискателя поздравляли, жали руки, даже дарили цветы. Кто-то всунул ему в рот сигарету, кто-то снял плакаты, кто-то всех приглашал на банкет. Наконец соискателя увели, зал опустел. До следующего охотника за Вечным Блаженством.

Следствия и последствия.

Вечерний банкет, обязательно завершающий Судный день, оказался большим испытанием для Павла Наумовича. Он пил и чокался со всеми присуствующими, а их было человек 60, с кем-то целовался, с кем-то танцевал, кому-то говорил комплименты, кому-то - глупости. Наконец, верный друг расплатился, верная жена увезла домой.
   Все? Отнюдь нет. Еще три месяца ВАК проверял соответствие нормативам и решал, посылать ли диссертацию на дополнителный отзыв «черному», т.е. тайному безымяному Эксперту. Слава богу, не послал. И еще пять месяцев уже одобренному и утвержденному КТН платили инженерную зарплату, в ожидании, когда наконец каллиграфы ВАКа красивым почерком заполнят две графы долгожданной корочки. ВАК так и не отступил от традиций Пыточного приказа - там приговоры тоже писали только от руки.
   Но кончаются и большие ожидания, и в конце концов Павел Наумович добился того, чего хотел - получил допуск в страну Вечного Блаженства. Только денег попрежнему нехватало...