танго втроем

Что такое любовь?
Это когда сорокалетнюю женщину называешь «моя малышка» (с)


Возраст - штука неоднозначная. Если ответственно относиться к собственному телу, то в сорок лет оно еще не предаст. У меня замечательный возраст – я весь такой загадочный для юнцов, вполне себе очень даже для ровесников, и возможные партнеры постарше лет на десять тоже еще не вошли в фазу «спать с закрытой форточкой».

Но я не о том... Сорок лет – это значит, что я родился, взрослел и влюблялся в стране, в которой не было секса. Природе оказалось глубоко плевать на окружающую идеологию.  Что-то мама не то съела в период вынашивания меня, и результатом оказался мальчик, несколько отличающийся в предпочтениях от сверстников. Это я сейчас знаю, как меня называть прилично, а в своей юности я даже плохо понимал значение слова «педераст». Какая-то информация, конечно, проскальзывала и вызывала непонятное томление, но этого было ой как недостаточно.

Сейчас много шума вокруг пропаганды гомосексуализма. Я с нежностью думаю о тех мальчиках и девочках, которых природа подставила, как и меня, но им повезло, и у них эта пропаганда имеется. Их не бросили в одиночестве разбираться в себе. Они понимают свою сущность – мне в такой роскоши было отказано.

Опять же, есть интернет, отвечающий на любой вопрос. А в моем детстве книги являлись дефицитом. Порно для меня были «Над пропастью во ржи», «Супружеская жизнь» и «Милый друг». Однажды в школу принесли распечатку «Бани» – я испытал культурный шок. Позже в руки попал старина Зигмунд, кто-то дал почитать, и я просто зажилил книгу, не смог расстаться.

Я много интересовался, как это было с другими в то время. Забивал в поисковике что-то типа «исповедь гея» или «детство гея». В основном говорят про то, как «я обожал смотреть на мальчиков в душе» или «мне было интересно с девочками в куклы играть». Ну, все индивидуально. Я не рассматривал члены в душе и в куклы с девочками не играл. Носился с пацанами по крышам, дрался, как и все нормальные сверстники, дразнил девчонок и обсуждал красоток. Но особенность была – слишком сильно дружил. Выбрав себе жертву, прилипал намертво и очень переживал, находясь не рядом со своим «другом». Если мой «друг» общался с кем-то помимо меня, я дико ревновал и рыдал дома от собственной ненужности. Мама растроганно утешала, умиляясь моей ранимости и преданности. Позже научился скрывать свою зависимость от «дружбы», поскольку дураком не был и отлично понимал всю ненормальность своего поведения.

Первый сексуальный опыт был лет в двенадцать. Хотя и опытом это назвать нельзя. Просто я начал понимать – что-то неправильно со мной. После уроков вывалились шумной стайкой, и радуясь такому редкому снегу в курортном городке, катались с горки. Одноклассник подбил меня и мы съехали по крутому склону вместе. Наверное, ничего особенного не произошло, но я упал ему на руки, а он крепко держал меня подмышками, сцепив кисти на груди. Финишировав, мы несколько секунд сидели не шевелясь. После в тот день мы еще несколько раз «случайно» так же скатились. В дальнейшем с тем мальчиком я не общался – мы шарахались друг от друга. Наверное, он был такой же, как я. Неправильный. Ему тоже было страшно. У меня же и сейчас кожа мурашками покрывается, когда я вспоминаю его руки поверх куртки.

Переезд в другой город я переживал тяжело. С высоты прожитого, самокопаясь, могу сказать, что причиной был, наверное, тот мальчик: мне нравилось приходить в школу и знать, что он сидит за четвертой партой; со своей последней я мог иногда скользить взглядом по светлым вьющимся волосам на его затылке. Я просто хотел с ним дружить. Надеюсь, вы понимаете? Секса в моей стране не было, но была крепкая мужская дружба, о которой я и мечтал с ним.

Чужой большой город подавил меня. Я замкнулся. На контакт не шел ни с кем, ни с мальчиками, ни с девочками. Ощущение, что со мной что-то не так, иногда не давало спать. Я искал проблему и нашел ее – я болен и, скорее всего, умру. Жалел родителей.

Моя мрачная молчаливость и отстраненность в новой школе вызвала неожиданную реакцию. За две недели я оказался самым популярным учеником. Восьмиклассник, на которого десятиклассники смотрят с интересом. Чем больше был напор, тем сильнее я закрывался. Через полгода отказался говорить. Устные ответы писал на доске. Дома еще боролся и старался отвечать родителям, но скоро и там замолчал. Меня начали лечить. Двадцать один день психиатрической клиники, потом еще несколько месяцев горстями таблетки заставляли есть. То время я помню смутно, кажется, что я все время спал. Круглый отличник в прошлом, восьмой класс окончил без единой тройки, пятерок, правда, тоже не было. От экзаменов меня освободили.

А потом было лето. Я, велосипед, масса свободного времени и чужой город. Тогда я и встретил ее. Учил кататься на велосипеде, что-то играл на гитаре и говорил, говорил, говорил. Мы встречались рано утром и расставались поздно вечером. Я оттаял – выздоровел, и скорая смерть больше не пугала. Родители, врачи и учителя молились на мою девочку. Я тоже молился. Популярность в школе быстро пошла на убыль.

Нам было по шестнадцать, когда мы с ней теряли девственность. Вместе. Неделю мучились – увы, с этой информацией в моей стране тоже было так себе. Мы тщательно подготовились к этому шагу. На базаре с рук были куплены презервативы (понятия не имею, почему я их там покупал, может, боялся в аптеку идти, тетеньки там меня и сейчас заставляют поеживаться). Упс... Кто же знал, что они бывают разного размера? Как себя в них нужно чувствовать? То, что мне больно и тесно – может, так и должно быть? У кого спросить?

Украл у мамы журнал «Семья и школа», в котором был описан способ предохранения по женскому календарю. Выучили статью наизусть, но тряслись каждый месяц в ожидании залета. Про прерванный половой акт узнал гораздо позднее.

Поступали учиться в разные институты, и это было невыносимо нам обоим. Мы с трудом расставались даже на минуту, хотя вместе были уже два года. Она физик, математик и вообще «от Бога» во всем, за что бралась, решила стать программистом. Я хотел рисовать. Поскольку армия с сомнительным диагнозом из психушки мне почти не угрожала, родители были не против моего выбора.

В колхозе перед первым курсом я познакомился с ним. Он оказался моим одногруппником и отличным парнем. Я забыл, что мне нельзя дружить... Мы сдружились, и я намертво к нему прилип. Но его это не смущало, он был рад моему обществу и ничуть не находил его навязчивым.  Мы стали неразлучной троицей. После универа бежали с ним за моей девочкой и целыми днями были вместе. Поначалу довольная всем, моя подружка стала напрягаться, ей не хватало общения со мной наедине. А у меня внутри шевельнулось давно забытое беспокойство. Что-то снова было не так.

Мы стали прятаться от нее, чтобы побыть вдвоем с ним. Ненадолго, на час, на два. Я начал лгать. О чем лгать-то? О том, что был с другом? Но что-то было неправильно, она ревновала и злилась на себя за ревность к моему другу, я упрямо настаивал на дальнейшем общении втроем. Я просто не мог без него обходиться. Мы встречались рано утром и расставались поздно вечером.

Иногда она спрашивала, в чем причина перемены моего отношения. Другая женщина? И сама смеялась подозрениям – я был у нее на ладони, не было другой женщины... Я же ласково целовал обиженный нос и ничуть не врал, говоря, что люблю ее.

Его родители были круто упакованы, у него был видик, двухкассетный SHARP и телевизор той же марки с дистанционным (!) управлением. Мы часто проводили время у него дома. Смотрели родительскую порнуху, валяясь втроем на диване. Иногда мы с любимой скромно зажимались, а мой друг тактично посмеивался над нами.

Родители увезли ее на море в Крым. Я писал длинные нежные письма и получал такие же в ответ.

В тот день мы с ним в н-цатый раз смотрели «Земные девушки доступны» и боролись за пульт. Я спрятал ДУшку на груди и прикрывал всем телом от агрессора, хохоча, сопротивлялся. Он щекотал меня и требовал вернуть символ власти. Потом выйдя из себя, заломал, властно подмял и, сунув ладони между мной и кроватью, ощупывал ребра в поисках пульта. Я дернулся как от удара. Всплыли детские воспоминания, горка, снег и обнимающие меня руки одноклассника. Не контролируя себя, прогнулся и застонал, протяжно, призывно.

Через секунду осознав, что творю недопустимое, резко вырвался и, отбежав, отвернулся к окну.

К своим восемнадцати я несколько разобрался в себе, да и информационный занавес к тому времени был уже не столь плотным.  Я понял, что это было. Я хотел его.
– Лёш, ты что? Я сделал больно? – он подошел ко мне и положил руку на плечо. Меня колотило.
Он развернул меня к себе, а я просто сомкнул мокрые ресницы, боясь выражения его лица. Потом его губы. С тех пор я немало целовал губ, и мужских, и женских, но таких, как у него, больше не было. 

Сейчас любая девочка с фикбука знает в мельчайших деталях, как подготовить пассива к сексу. Тогда мы только знали, куда. Он рвал меня на части и умолял остановить его. Он не хотел делать мне больно. Я же готов был принадлежать ему любой ценой и просил просто закрыть мне рот ладонью, чтобы не пугать соседей.  Мне повезло, что наш секс был очень нерегулярным, я успевал восстановиться.

Он не дал мне с ней порвать. Он боялся нашей правды и настаивал на тайне встреч. Мы продолжали гулять втроем. Иногда, когда она была особенно романтична и льнула ко мне, я чувствовал его руку, тайком напоминающую, кто в доме хозяин. Секс с ней, и так нечастый, стал редким. Хвала небесам, нам было негде. Мне же перед каждым гетеросексуальным актом нужно было сурово сосредоточится и ни на секунду не оставлять контроль над своей ролью в нем. Я полностью разобрался с определением «супружеский долг» – это бешеное чувство вины перед любящим тебя человеком.

Наша троица была навиду. Мы казались идеальными окружающим. Надо мной и другом посмеивались, а ее жуть как уважали – отхватила двоих роскошных (ладно... одного роскошного, второй чуть хуже, мелок, но умен и остроумен) самцов и обоим пудрит мозг. В нашей троице и эмоции были тройсвенны. Любовь, ревность, вина. Все закольцовывала моя ложь.

А потом он женился. Нет, не сразу, конечно. Сначала к нашей компании прибилась девочка. Мы даже не поняли, к кому конкретно она питала чувства.  Она просто поставила нас перед фактом, и мы согласились с ее присутствием. Спустя месяц она стала жить у него дома. Ходить в халатике его мамы, а он мне говорил, что это ничего не значит... Потом их свадьба, и я - лучший друг, свидетель... Нет, я не ревновал, но у него больше не осталось времени для меня. Я ее причесывал к их торжеству, я хотел, чтобы рядом с ним она была прекрасна.

Потом я выдохнул и стал учиться жить без него.  Заниматься в универе с ним в одной группе, пересекаться на переменах, курить в одной компании и улыбаться шуткам. Его жена, маленькая и хрупкая рядом с ним, со смешным круглым животиком. И я - «лучший друг» с установкой не сметь даже посмотреть на него, не то чтобы прикоснуться.

Смог бы сам? Не знаю. География и хронология моей жизни не располагали к этому. Но рядом со мной была моя девочка все это время. Эгоистичный сукин сын, я понятия не имею, что она в тот момент думала и про что понимала. Но ее руки обнимали и защищали, пока я в них восстанавливался...

Я часто возвращаюсь в то время, брожу по пыльным жарким улицам и ищу ответы на свои незаданные вопросы. Возможно, в той стране без секса было место для меня, а я его пропустил. Брожу и радуюсь тому, что мне не восемнадцать...