Смысловая апатия

Эх, не знаю о чем писать. Как начать, с чего, а главное, зачем и для чего? Впереди несколько свободных часов буднего дня, тишина и покой. Кое-какие идеи накопились, вроде не безынтересные, а вот дать первую строку – проблема. Исписался что ли? Начал капать глубже и понял, что перестаю видеть смысл во всем этом. И сразу же понял, что вот с этого и надо начинать. Так и надо писать – мол, не знаю о чем писать. Собирался ведь давно, думал вот разгребу, дети в садик пойдут, и сиди медитируй, кайфуй в слоге. Ан нет. И время есть и обстановка и выспался в бодрость, а мысли уже мигрируют в сторону реки или озера. Хорошо тут облом – все удочки отдал другу на время. Кстати, на счет идей, давно хотелось порассуждать о феномене дружбы. Пойдем потихоньку, может и разгонюсь…
Пришлось какое-то время побродить по комнате, поваляться на диванчике, ну да ладно.
Вопрос о том, что есть дружба, можно рассматривать с разных точек зрения. Сначала стоит обозначить проблему. И сразу ступор. Почему? Потому что все размыто, неясно. Друзья, приятели, знакомые, товарищи. Что это все значит? Нельзя дать однозначного определения понятию «дружба», так же, как  и прочим экзистенциалам (судьба, жизнь, дом) по причине двойственной противоречивости их природы – объектное и личное. Экзистенциал, как мы говорили раньше, не может быть до конца определен через более элементарные понятия, т.к. он сам элементарнен и не делим для жизни любого человека. Экзистенциалы – атомы бытия. Именно поэтому вариативность дружбы может дивергировать от виртуального приятельства до самых близких и доверительных отношений и даже до ницшеанского понимания друга как лучшего врага. Чисто с биологической точки зрения друг – это симбионт. Тут, кстати, следует остерегаться распространенного заблуждения о том, что симбиоз – это взаимовыгодное существование организмов. Буквально симбиоз – просто сосуществование. А уж потом оно может быть выгодным или нет. Если говорить о простом телесном выживании, мы действительно можем ограничиться биологией. Схема может быть очень проста – один добывает одно (мясо), другой другое (пусть хлеб). Конечно в реальной жизни социальные отношения сложнее и по крайней мере на начальном этапе, когда биология превалировала, дружбой можно называть такие отношения, когда эффективность взаимопомощи, через дифференцированность социума по разным специальностям, превосходила внутрисоциальную конкуренцию. Последняя, по-видимому, должна приводить к обособленности и изоляции индивидуумов. Действительно мы помним много историй описанных в литературе о проблеме сохранения дружбы в условиях конкуренции за (не хочется писать «самку») любовь или при материальном расслоении, неравенстве. Кое-как описанный нами ранее скачек от биолого-материальной эволюции к духовно-виртуальной, переводит вопрос о дружбе в социально-психологическую плоскость. Мы уже говорили о дружбе как о психо-социальном симбиозе. Действительно, в современном мире нас не интересует друг как «помощник телесного выживания», для этого есть другие формы взаимоотношений, регламентированные финансовыми и юридическими институтами. Друг в первую очередь – это интересный собеседник. И не стоит думать, что под беседой подразумевается диалог. Молчаливый слушатель – тоже собеседник. В конечном итоге, речь идет о психологической дополняемости. Вопрос в том, какой глубины достигает эта дополняемость. Как кажется, именно неясность уровня интенсивности информационного обмена приводит к путанице на счет таких понятий, как «друг», «приятель», «знакомый», «кореш» и пр. Со всей полнотой этим грешат социальные сети. Более того, в друзья записываются родственники (жены, мужья, дети, родители), преподаватели, начальники (подчиненные), вплоть до виртуалов (поп-звезды). Коль скоро бытие трансформируется в виртуальное Интернет пространство, не далек тот день, когда в соцсетях будут представлены все социальные группы, даже «враги». Мы просто наблюдаем «детство», незрелость виртуального бытия.
Кстати, на счет детства. Феномен дружбы необходимо рассмотреть с онтогенетической стороны. Человек растет, развивается, меняется, «ищет себя». Соответственно этому процессу личностного становления меняется его окружение, следовательно, и друзья. В редких случаях можно было бы найти что-то общее с теми сейчас, с кем дружили в детском саду тридцать лет назад. Поэтому все эти одноклассникиру в общем не перспективны. Однако крайне важны случаи именно длительной, непрерывающейся дружбы с детства, со школы. И вот почему. Несмотря на личностную изменчивость и все жизненные перипетии, длительная дружба с детства сохраняет самые глубокие связи. Уже не онтогенетические, а онтологические. В любом случае личность, это капсула, социальная оболочка Dasain, которая всегда остается прозрачной для того, с кем ты вместе рос, минуя проекции всяких родовых архетипов (мать конечно, ближе всего знает и понимает сына, но как своего ребенка, не равного). Здесь дружба ценна именно равенством не социальным, а онтологическим. Она превосходит биологические и психологические рамки, являя феномен друга, как другого. Друг здесь – это «не я». Бесконечная альтернатива, может даже инобытие, анти-Dasain. Поскольку во всех остальных случаях мы имеем дело с проекцией картины мира вовне, где люди - персонажи, если не просто функционалы, социального бытия. Действительно любой другой человек важен лишь как кто-то. Этот прохожий, этот рабочий, этот виртуал из Интернета, этот коллега, этот знакомый, этот приятель по рыбалке, этот сокурсник и т.д.
Эти выкладки совсем не значат того, что настоящий друг может быть только один, с кем прожил и формировался большую часть сознательной жизни, пуд соли съел. Тут главное понять, что опыт общения с одним человеком с детства до старости, минуя, или как бы параллельно наблюдая внешнюю трансформацию личности его и своей относительно стабильного dasain, позволяет видеть в людях потенциально других, лишенных личностных проекций. Кстати, пару слов о личностных проекциях. Они-то как раз не особо личностные – это внедренные в подсознание социокультурные персонажи, подгруженные еще с детства через сказки, мультфильмы, а потом сериалы и прочее. Отсюда наука, нет, труд дружбы – это постоянное смывание, стирание псевдообразов с «другого». Нужно докопаться до такого же Dasain (очень прошу прощение за эту хайдеггеровский конструкт, но он просто крайне удобен и не имеет более точных аналогов в русском языке) в другом человеке, но и обнаружить себя лишенным проекций. Кстати, меня почти всегда при знакомстве рисуют законченным «ботаном», но после первой попойки еще и контакты попросят. Проблема часто состоит в том, что человек сам не просто не может, но и не хочет и даже боится докопаться до своего Dasain. Одна беседа чуть не привела к катастрофе, когда я принялся прорывать целую груду оболочек (словно луковица или кочан капусты), применяя экзистенциально-лингвистический метод. Суть его заключалась в том, чтобы при разговоре постоянно прерывать собеседника, говорящего о себе, напоминая, что «ты есть. Но в тебе есть не ты - это – человек» или «ты есть. Но в тебе есть не ты - это гражданин» или «ты есть. Но в тебе есть не ты - это профессионал» и т.д. Надежда была на то, что собеседник дойдет до своего внутреннего предела, осознав который, мучавшие его проблемы разлетятся в пух и прах. Однако получилось так, что сознание его было так крепко сцеплено с образом, персоной, что разрыв мог повлечь серьезный внутренний разлад. После этого я навсегда оставил этот сомнительный метод. Может я в чем-то не прав и лучше моделировать художественные тексты, чем рисковать жизнями людей. Но я почему-то уверен в этой формуле – есть персонаж, обязательно есть проблема. Персонаж и образ всегда страдают своей соотнесенностью с другими персонажами и образами. Это социальная зависимость. А при таких формах отношений процветают известная форма симбиоза – паразитизм. Человек, испытавший глубокие и тяжелые испытания в жизни, всегда уязвим перед фантазиями, однозначно связывающих любую неудачу с личной судьбой. Обязательно найдется социопсихопаразит, который охотно будет самоутверждаться за счет первого, искренне считая себя его лучшим другом. Такие персонажи любят объяснять устройство мира, как правильно действовать, навязывать мнимые ценности, учить жизни и определять место. По глубинной сути социопсихопаразит таким образом психологически защищается от чувства собственной неполноценности, которое вытеснено под жестким прессом социума с его архетипическими моделями. Последнее словосочетание выдумал сам, размышляя о природе Юнговских архетипов. Мне кажется, что можно говорить не только о базовых образах, но и о целых архетипических конструктах, т.е. совокупностях образов, которые связаны очень четкими, даже жесткими, функциональными связями. По всей видимости, архетипический конструкт – продукт определенных социальных групп и представляет собой различные вариации еще более архаичных социо-конструктов, унаследованных нами из животного мира. Но это другая тема. Хотя добавлю, что задача Человека – преодоление этого всего.
Вернемся к дружбе. Выше я говорил о друге, как о другом, о «не я». Это факт принятия параллельного Dasain совершенно равного своему. Это отказ от всех проекций. В таком случае можно указать на диалектический поворот, по принципу тождества связывающий dasainы в единое Dasain, с центром не в личности, а скорее в данном пространстве. По сути, это уход от субъект-объектного дуализма. Теперь все материальное и психическое становится общим. Если при паразитизме одному плохо, а другому хорошо, то при дружбе одному плохо – другому тоже, но кто-то, взяв часть боли на себя, сможет заставить перешагнуть темную полосу и развеселиться, превратив проблему в проблемку и глупую шутку. Ибо человеку свойственно стремление к благу. Отсюда важное свойство настоящей дружбы – разделение, но не личностное, а личного. Такая ситуация возможна при наличии общего дела. В этом случае смысл дружбы в дополняемости – кому-то удается один аспект бытия лучше, чем другой, другому наоборот. Как ту не вспомнить Дон-Кихота и Санчо-Панса или Шерлока-Холмса и доктора Ватсона, хотя вряд ли можно в этих случаях говорить об онтологичности. И если, например, доктор Ватсон женился, создал семью, то возможно два варианта развития дальнейших событий – либо дружба утрачивает силу и сходит на нет (перераспределение силовых узлов – очевидно, что доктору теперь есть чего терять, ибо семья важнее), либо Ватсон должен помочь другу перестать кокаинить и строить дедуктивные цепочки и тоже создавать свою семью. Тогда весы уравновесятся, но уже на новом уровне.
Тут, к слову, возможна другая ситуация, когда семьи начинают как бы дружить, но с подачи женской дружбы. Т.е. подруги являются инициаторами семейных посиделок, когда мужики молча пьют, а женщины трещат о детях, шмотках и покупках, периодически толкая своих мужей, дабы те не усугубляли. Ясень пень, что незнакомые мужики стараются захмелеть, чтобы дойти до своего нулевого меридиана, обнаружить общность Dasain-ов – побрататься и осознать взаимоуважаемость. Это чисто подкаблучная и очень распространенная ситуация, приводящая к «дружескому» алкоголизму психологически совершенно несовместимых людей.
Полагая, что основное о феномене дружбы я выразил. Однако в связи с некоторыми аспектами социальной жизни хочется поговорить немного о товариществе. Научившись дружить и стремясь стать полноценной личностью, создавая семью, очаг, растя детей, человек осознает свой социальный долг. Он не изолирован от общества, он готов быть другом и товарищем для ближних. Товарищество – чисто деловые взаимоотношения внутри социума, однако основанные не на товарно-денежном обмене, а бескорыстно. Если дружба онтологична и в этом смысле уникальна и неповторима, то товарищество – это смоделированный конструкт дружбы, ограничивающийся исключительно решением некой задачи. Человек должен и обязан помочь другому, потому что другой мог бы быть ему другом, если бы они росли вместе. Я бы не хотел, чтобы у читателя возникли социалистические коннотации. Идеологии тут пока ноль. Однако если мы говорим о целостном социуме и товариществе как необходимом факторе его функционирования, волей не волей всплывает вопрос о тех силах, которые необходимы для связывания людей в единый социум. Изначально это национальные традиции и смысловой базис (религия). Западный вариант – права человека и закон. Наш исконный вариант – вера в светлое будущее (рай, коммунизм). Западный вариант с его социал-дарвинистскими законами и гедонизмом противен русской душе, но и вера в вечный кайф нежизнеспособна, т.к. все сводится к почти что рабовладельческому строю. Об этом уже много писано. Каков же должен быть конструкт, позволяющий сочетать и национальные особенности, и потребность в свободе и самостоятельности? Мы снова возвращаемся к проблеме национальной идеи и сущности России. Если Россия империя, она вынуждена расти. Запад, похоже, сдает позиции. Какова альтернатива западному миру? Духовность? Что это? Вопрос наисложнейший, но, коль скоро нам удалось показать приоритет онтологии над биологией и социальной психологией, возможно ли говорить об онтологичности народа? Об истории как развертывания мировой судьбы? Очевидно это вопрос ценностей и смысла. Как кажется идеи о духовности России, связаны с особым восприятием жизни. Запад тоже ставит человеческую жизнь как высшую ценность, однако повсюду мы видим деградацию этой ценности. Почему-то приоритет материального приводит к тупиковому пресыщению и существованию личности в режиме «как бы». Но с личностью, я поторопился, поскольку для их мира она оценивается исключительно в денежном эквиваленте. Боже упаси мне говорить обо всех людях, я имею в виду архетипические конструкты. Очень много в культуре и искусстве запада, отражающего противоречие между живой личностью и требованиями социума. Но тогда откуда представления о духовности русских, и не является ли это просто идеологической ширмой, за которой происходит жестокое раздирание плоти ресурсов между кланами управляющих миром?
Придется опираться на собственный опыт. Больше доверять нечему – отовсюду полная смысловая неразбериха, следовательно, апатия смысла. Представить нашу духовность невозможно без русских гениев – Пушкина, Толстого, Достоевского и др. Все они пишут очень ярко, детально, вычурно. Тонкость слога позволяет пережить все до мелочей. Это весьма трепетное отношение к жизни, наполненное красочными чувственными мазками. Особо выделю Достоевского, как очень жизненного писателя, максимально, по-моему, отдаленного от бытия «как бы». Заряд всего его творчества был связан с особой восприимчивостью. Факт переживания экзистенциального шока перед расстрелом (дело Петрашевцев) определил весь его дальнейший творческий путь. Врожденный страх, ужас перед Ничто трансформировался в идею о бессмертии души, а страдания стали необходимы для глубокого понимания ценности жизни самого маленького и ничтожного человека. Духовность вытекает из страданий. Только на их фоне можно приблизиться к пониманию истинного счастья. А оно очень просто – сама жизнь. Но что это за жизнь? Если бы Достоевский увидел, как через сто с лишним лет люди просиживают годами у мониторов, занимаются перекладыванием бумаг и шопингами, обдолбанных танцующих человечков и прочий изврат, разве бы не изумился? Какая тут на фиг душа? Не дай Бог такого бессмертия. Очень удобно и благородно из ямы тянуться к свету, но когда все в пестрых лучах – не потянет ли обратно в яму? Не получается ли так, что вся духовность это просто возведенная в абсолют фантазия на счет хорошей жизни? В этой связи, конечно Россия источник духовности. И согласно этому конструкту, она будет стремиться сохранять свой приоритет в этом вопросе, подавляя любые тенденции к росту благосостояния. Вот так от традиционализма к либерализму – снова замкнутый круг. А мы ведь хотели найти что-то третье, альтернативное. Не западное и не восточное. Давайте, хотя бы остановимся на этой важной (кстати, с т.з. биологии необходимой для выживания) способности русской души – восприимчивости. Что значит уметь тонко дифференцированно воспринимать? Это не просто уметь отличать г..но от конфетки, это умение отличать вкусную конфетку от очень вкусной и не очень. Это вопрос дифференцированности вкуса. А вот его воспитать – целое дело. Вопрос образования и воспитания (понятно почему объектом совкового геноцида стала интеллигенция - уничтожали тех кто понимал, что истина, что ложь). Разумеется, я не говорю только о материальном аспекте вкуса. Речь обо всех проявлениях бытия. «Красота спасет мир» - говорил Достоевский. Именно это, я думаю, он и имел в виду. Душа тянется к прекрасному. Похоже, это сильнее, чем вечный кайф. Развивать вкус – длительный труд всей жизни. Целые толпы незрелой молодежи являются отличным субстратом для внедрения псевдоценностей, основанных не на «нравится - не нравится» или «хорошо – плохо», а на модно. Круто, клево. Вот вам и быдло. Как тонко отметил Пелевин – клиенту сначала надо объяснить, чего он хочет, а потом это продать. Так вот, похоже дело в том, что для исконной русской души эстетические ценности ближе, чем материальные. Деградация запада связана с преобладающим действием психовируса денег, как главной ценности. Да, на деньги можно купить любую красоту, но если ваше восприятие изначально заточено на приоритет ценности денег, то как вы оцените эту продаваемую красоту? Отсюда единственно возможная альтернатива деланию денег – делание красоты, т.е. творчество. Поэтому если и может быть какой-то иной путь у России, то это путь творцов, художников в самом широком смысле этого слова. Приоритет всестороннего образования в воспитании элиты (а не ОБЖ, физкультура и основы православия). Не третий Рим, а вторая Эллада. Раз уж мы ушли в эти глубины, то сразу определим источником красоты природу. Для греков на первом месте был человек в телесном отношении - антропоцентричная цивилизация, и природа была наполнена антропоморфными богами. А почему бы не рассматривать природу саму по себе? Реки, моря, леса, поля, озера, горы. Ландшафтноцентричная цивилизация? Разве Россия не богата всем этим? Надо лишь сохранить эту красоту, всегда помня, что человек часть природы. Неотъемлемая. Если хотите вот моя национальная идея – жизнь на прекрасной земле. Никаких других смыслов не вижу.