Пряники vs парашют

                «Пряники vs парашют»
  Глава 1.
   Все звали его – «старовер», хотя  он им не был и втихомолку осенялся тремя перстами. Но прилипло и прилипло. Верующих в роте не было,  в расколе никто не смыслил, да и вряд ли знал историю явления. Но  слышимое на гражданке «старовер», где сцепились «старый» и «вера», что очень шло в их понимании человеку верующему, пришлось, как нельзя  кстати для прозвища.
    Сперва, смеялись, рисовали черта и совали под подушку. Ротный шут Черногор,  ничего умнее не придумал, как засунуть спящему между пальцев ног скрученную газету, поджечь и, дождавшись феерического пробуждения, стоя в ногах запеть срывающимся на ржание басом: «Аллилуя, да светится имя твое, иже еси на небеси, аминь!». – больше он ничего не помнил от своей бабки. 
   Однажды ночью старовер  прошел в умывальник, где застал Черногора с приятелями, готовыми поддерживать  того во всех  дурацких  его затеях.
   Как только скрипнула дверь, они как нашкодившие дети разом повернулись к староверу убрав руки за спину. По испуганным глазам видно было, что ожидали увидеть не меньше старшины с кулаком, как детская голова.
- Тьфу тебе! – Черногор облегченно выдохнул. – Чего тут?!
- Я пролил из-за черта этого! Лей мне еще, слышь!
   Черногор  без слов плеснул в алюминиевую кружку плодово-ягодной отравы. После урожайного на яблоки и прочую ягоду минувшего лета,  все Кишиневские  ларьки «Пиво-воды»  забиты  бутылками с блеклыми бумажными этикетками. Порожние бутылки заворачивались  в две портянки и тут же, в умывальнике разбивались черенком швабры – неслышно и осколки в кучке. Битое стекло ссыпалось в  густой бурьян за окном – шито-крыто.
- А может и ты? – позабыв про контры, простодушно протянул Черногор бутылку.
   Старовер  мотнул головой  и  в растерянности  застыл,  не решаясь - справить нужду или вернуться в роту.
  Присаживаясь на корточки поудобней,  лопоухий  солдат закурил прижмурив синий глаз от дыма: - А давайте причастим его! А то не курит даже!  - мотнул с досады головою, словно это было вопиющим проступком, вроде нечищеного автомата у десантника.
   Когда они попытались насильно влить ему в глотку липкого вина, он так бойко отметелил всех четверых,  что больше подобных фокусов не было. Теперь  его сторонились и невзлюбили пуще прежнего.
   И раньше они не понимали толком,  за что тот не нравится  им: то ли за свою крестьянскую хитрость и прижимистость, то ли за  уход от общего времяпрепровождения – курилка, дурачества над молодыми, за отсутствия лихого начала, что особо ценили все в бригаде, щегольства в форме. Да еще и верующий, что было смешно для десантника. Был он как магазинный пельмень – прост, неказист и невкусен без масла, уксуса и лука.
  Он и вправду был таким – ждал окончания службы, ненавидел товарищей,  но старался не выказать этого, был жаден, но утаить этого не мог. Сроду не поделится жирной посылкой. Однажды решив попоститься перед первыми прыжками (хотел угодить господу, дабы упрочить парашютную систему), занял у самого тихого солдата денег на пряники – на  столовском-то, без мяса, не сдюжил бы. Пряники приел, а деньги не вернул. Парашют работал, как часы.
    В бога верил искренне и просил его часто и о многом, особо о каре на головы противных ему до тошноты обидчиков.
    Между тем  пошли чередой марш-броски,  усиленная подготовка к скорым  большим учениям с масштабным десантированием.
   Всякий раз,  загружаясь в самолет, он сильно волновался, даже боялся, но не выказывал  этого. Горячо и обстоятельно молился, не пропуская громких команд.
Глава 2.
   Еще затемно все были на аэродроме в полной готовности. Сидели на полосе почти ровными рядками, как картохи в грядках, откинувшись на парашюты. Досыпали в полглаза. Так и  зарю встретили. Роса пала на холодный бетон, стволы автоматов, карабины парашютной системы. Когда солнце поднялось из-за  синего леска, прозвучала команда:  «П-а-а-дъем!». В две шеренги, громыхая сапогами, друг за другом, с натугой забежали  в гудящий  самолет.
  Впервой предстояло прыгать  из такой-то махины. И высота и прыжок без принудительной вытяжки  заставили  командиров содрать глотки   на занятиях по отработке техники.   Десантники,  как елочные игрушки  болтались на тренажере и орали: - Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три, кольцо! - дергали остервенело невидимое кольцо и дальше вытаращивая глаза. – Пятьсот четыре, пятьсот пять, купол! – тут же воздевали вверх руки и задирали головы, будто дети к солнышку.
   Тихий солдат сидел рядом. Самолет набрал высоту и скоро вышел в  район десантирования.  Когда все с грохотом, разом поднялись и самолет опустил рампу, он не выдержал: - Старовер, ты когда деньги отдашь? Полгода уже.
   Старовер едва шевелил губами, глядя разинутыми  глазами в медленно скользящие  внизу поля, леса залитые солнцем. Туда нужно было прыгнуть! Загрузившиеся  последними, уже  посыпались, как горох в пропасть за срезом плывущей в невесомости рампы. Он удивился, что в фюзеляже не хозяйничает ветер, не воет, лишь слышен грохот сапог бегущих на месте - чтобы сразу взять разгон и сигануть прочь.
- Не отдал! Так вот, не раскроется парашют! Бог тебя…- кричал ему в ухо шлемофона тихий солдат, но старовер уже не слышал, он бежал.
  «Бог накажет! - закончил он сам, толкнувшись от рампы. – За что?! Мама!».
   Он падал в такой голубой и пустой вышине, что казалось сил удержать его там, нет! Ужас обнял его крепче любимой и так прижался ледяным телом, что заклацали зубы. Дернув что есть силы за кольцо он не почувствовал привычного рывка, лишь хлопнуло за спиной и слегка дернуло.
   Скорость не замедлилась, он  летел, догоняя самолет, земля медленно приближалась. Когда опомнился и взглянул вверх – то не испугался, а удивился. Над ним билась веревочная авоська ручками вниз, в которой трепыхалось белое.
   Когда он понял, что купол запеленало - за секунду взмок. «Господи, это сон!» – он зажмурился и открыл глаза. Спутанный парашют затормозил  горизонтальное движение и теперь старовер  камнем падал вниз.
   Ужас сковал его. Земля на удивление медленно приближалась. Его прорвало: - Господи, боженька! Родимец, отец родненький! - от страха он позабыл все велеречивые обращения – «вседержитель», «творец». – Есть же ты на небеси, да светится имя твое, да придет царствие твое! Спаи и сохрани! И…и…и. - заикался он заливаясь слезами, но вспомнить более ничего не мог. – Прости меня  скота не разумного, гниду заушную за все! Спаси и сохрани! Прости все грехи мои земные!- тут пошел скороговоркой. – Пирожки пизженные, у бабки деньги, у деда кисет…- он глянул вниз и завизжал все подряд. – Училке кнопки, Сеньке насрал в ранец, отцовы штаны, маме цветы, соседям нассано, другим плевано, книжки порчены, по ночам теребил, Машку за косы, кошку пинками, двойки, табак, мелочь по карманам, в магазине булки, пиво у отца, брагу через трубочку, куда потом не помню, сто грамм, Нинка под балконом, дырка в бане, бабы голые, за прянички, вот те крест отдам! Все!!! – земля неслась навстречу, спеша принять на жирную, распаханную грудь.
   Тут господь схватил его за шкирку и так тряхнул, что старовер пустил в штаны. Он не спеша, плавно, как замершая птица шел под пологим углом к земле. Завизжав от радости, взглянул вверх – белоснежный церковный купол  парил над ним. «Господи, спаси! Люблю тебя, господи!»
   Позабыв от счастья сгруппироваться, как лягушка в болото он шлепнулся в пашню.   Запасной парашют опустился медленно и заколыхался  плавно и широко, как осьминог под тихой волной.
  Затаившись, он полежал на прохладной земле, послушал ее и себя, поднялся и не веря происходящему принялся как учили собирать парашют. Ошалелыми глазами воровато огляделся, словно опасаясь, чтоб не увидел кто чудесного спасения.   По пашне бежал к нему тот самый тихий солдат.
 - А-а-а, прянички... – ласково обозвал он его, продолжая подбирать стропы. - Прянички... Должок за мной, да.
  Тут он в сердцах кинул стропы и широко перекрестясь, выкрикнул с надрывом: - Хосподи, спасибо тебе! 
  Утер глаза и продолжил с парашютом. Солдатик был уже рядом, слышно было, как бухали сапоги по пашне.
- Спасибо, Господи! Уберег. – бубнил он себе под нос, вылупливая глаза. – Только как же с пряниками-то… Не того…Пряники ел? Ел. Должок…
  Было видно, что в нем идет нешуточная борьба.
- Господи, ты пойми.  – слезливо объяснял он. - Это как посмотреть… С чего вдруг отдать… Спас. Да парашют-то запасной был! Был запасной! Это я со страху позабыл колечко…Господи прости… Автоматика сработала, господи.
    Он в сердцах отбросил стропы,  поднял к небу залитые слезами мученические глаза: - На все воля божья, но парашют запасной был! Автоматика открыла! С чего ж за пряники-то!  Я уж до следующих учений повременю. Тогда посмотрю…