Научи меня выжить. Часть 2

Глава 1. "За гранью"

Маша во все глаза смотрела на пожилого человека в белом халате и белой шапочке – хирурга Ашота Гурьевича Аробян и силилась прочесть по напряжённому выражению его лица свой приговор.
После четырёх операций на коленном и тазобедренном суставах, после мучительной реабилитации, которая состояла из иезуитской гимнастики и попыток заново научиться ходить, левая нога всё равно оставалась короче правой на полтора сантиметра.

Она смотрела на видавшего виды доктора, если не как на бога, то как на мага, способного творить чудеса.
Ашот Гурьевич скрупулёзно рассматривал на свет последний рентгеновский снимок её коленного сустава, и Маша с замиранием сердца заметила  мимолётный проблеск удовлетворения в его глазах, будто изучаемая им картинка подтвердила ожидаемый, прогнозируемый им результат.

Наконец хирург посмотрел на неё, и резкая складка между его бровей предварила суровый вердикт:
- Как я вас и предупреждал – хромота неизбежна. На данном этапе сделано всё, что можно. – Заметив крайнее разочарование в глазах пациентки, он жёстко закончил: - Что же вы хотите? Ножку из осколков собирали! ВТЭК, по всей вероятности, присвоит вам II группу, - и, посчитав разговор исчерпанным, повернулся к ней спиной и занялся другой больной.

Саша, всё это время стоявшая в стороне, всхлипнула. Маша перехватила её исполненный ужаса и сострадания взгляд и в бессилии прикрыла глаза.
Неведомая раньше беспроглядная  опустошённость выела все чувства. Глухое невыразимое безразличие, страшнее боли, страшнее отчаяния, овладело ею.
Как странно устроена психика человека. Ещё месяц назад она боролась за жизнь, а сейчас из-за пустяковой хромоты не хочет жить…

Тот день начинался, как все остальные.
Тётя Катя с утра ушла на рынок. Саша включила телевизор и под бразильский сериал делала письменные уроки.
Примеры по алгебре были ерундовые, на повторение. Александра расправилась с ними быстро и взялась за химию.
Страсти на экране «оттягивали» на себя внимание. Нахальный и самовлюблённый сын хозяйки пытался соблазнить молоденькую неопытную горничную.

- Во грузит, урод! – вслух обругала его  Саша,  в третий раз пробуя сосредоточиться на упражнении по химии.
Девушка на экране наивно внимала хитрым и обольстительным речам коварного Леонардо.
На самом интересном месте, когда соблазнитель заманил жертву в свою комнату и закрыл на ключ дверь, серия закончилась.
- Вот, всегда так, - Саша разочарованно потянулась, ощущая истому в сильном  теле, посмотрела ещё сумбурную рекламу, нашла её «прикольной» и выключила телевизор.

По лестнице она поднялась на второй этаж и заглянула в комнату Артёма. Он сидел у секретера спиной к двери и что-то писал. Александра на цыпочках подкралась к нему и заглянула через плечо.
Мелким торопливым почерком были выведены столбиком какие-то слова. Стихи, что ли?
- Ага! – Как будто застукала Артёма на месте преступления, воскликнула Саша. – Ты что пишешь?

Тот резко обернулся и одновременно захлопнул тетрадь.
- Что надо, то и пишу! – довольно грубо ответил он. – Не фиг подглядывать!
- Очень надо! – фыркнула  Саша. – Просто мне скучно. И вообще, задачка по химии не получается.
- Ладно, - смягчился старший брат. – Давай вместе разберёмся.
Саша стала диктовать условие.
- Ну, это же элементарно! – Он написал на листке формулу. – Смотри…
Саша слушала вполуха. Её распирало от любопытства. Что так увлечённо писал Тёма в тетрадке, и почему так смутился, когда она застала его за этим занятием?

Толстая тетрадь вишнёвого цвета лежала на краю стола. Она интриговала больше, чем каверзная задача. Саша незаметно переместилась поближе к таинственной тетрадке.
- Теперь ясно? – Спросил Артём, закончив объяснение.
- Не-а.
- Ну что тут сложного? – начал «заводиться» консультант. – Сядь, не вертись. Смотри сюда, - но только он углубился в свои расчеты, как Саша цапнула вишнёвую тетрадь и бросилась прочь.

- Дай сюда! – Разозлился Артём. Он в два прыжка был у двери, но Саша оказалась шустрее и уже, смеясь, скакала через ступеньку по лестнице на первый этаж.
Она шмыгнула в свою комнату, но закрыться не успела, Артём  влетел следом. Саша с разбегу запрыгнула на диван и раскрыла тетрадь наугад.
- Отдай по-хорошему! – В этой угрозе явно послышались панические нотки,  он хотел выхватить тетрадь, но Саша увернулась и звонко прочитала:
                Неужели глаза чисто-синие
                обманули моё доверие?
                Если эта лазурь лживая,
                То кому же тогда мне верить?..

- Убью! – Артём схватил Сашу за руку, пытаясь вырвать тетрадь, но та упиралась.
Завязалась борьба.
- Наш «профессор» стишки пишет? – подначивала Сашка, перебрасывая тетрадь из руки в руку, дразня брата.
Рассердившись окончательно, Артём тоже вспрыгнул на раскрытый диван, тот покачнулся под новым весом, и они вместе, не удержав равновесие, повалились на пол.

- Ай! – Саша больно ударилась коленкой, однако тетрадку не выронила, хотела вскочить, но Тёма навалился на неё, пытаясь дотянуться до предмета раздора.  Саша извивалась, не отдавая тетрадь, дразнила:
- Я ещё хочу почитать… У поэта должны быть свои почитатели.., - она  вдруг почувствовала, что Тёмка как-то странно сопит, уткнувшись носом в её  плечо. Он прижался всем телом к её боку, дрожа от возбуждения, и что-то жёсткое давило ей в бедро, обжигая через тонкую ткань сбившегося платья.

Смех мгновенно  сменился  стыдом и испугом. Саша рванулась, отбросив тетрадь далеко в сторону, и сильно толкнула брата.
- Дурак! – Она вскочила и, почти плача, выбежала из комнаты, оставив на полу ошалевшего, красного, шумно дышащего Тёму.

За обедом Саша боялась поднять глаза на Артёма, да и он ел молча, глядя в тарелку.
- Вы что?.. Никак поссорились? – подозрительно спросила тётя Катя. – То водой не разольёшь, то нахохлились, как ёжики.
- А пусть не суёт нос, куда не надо,  – сердито пробубнил Тёма.
- А чё он руки крутит? – выдвинула свои претензии Саша, окуная блинчик в сметану.
- Всё одно – малые дети, - покачала головой тётя Катя и взяла трубку телефона, резкий звонок которого прервал «разборки» за обеденным столом.

- Здравствуй, здравствуй, Олечка! – приветливо проворковала она и тут же осеклась: - Что?.. Когда это случилось?.. Ой, горе-то!
Саша и Тёма бросили есть и насторожились.
- Ай - я - я… А сейчас?.. О Господи!.. – причитала тётка всё сильнее, и Саша догадалась, что случилось что-то с Машей. Она приблизилась к тёте Кате и напряжённо ждала, что та передаст ей трубку, но тётка быстро уверила Ольгу:
- Мы приедем… Завтра же выезжаем, Оля. Ох, беда, беда.., - она в растерянности положила трубку и со слезами бросилась обнимать Сашу:
- Маша попала в аварию! В реанимации… в тяжёлом состоянии…

«Скорая» привезла Машу в ближайшую районную больницу. Травмы были серьёзные: сотрясение головного мозга, множество переломов. Особенно сильно пострадала левая нога: накол шейки бедра и закрытый оскольчатый перелом коленного сустава. Кроме того, выбито ребро, сломаны правая рука, средний и безымянный пальцы на ней.
Тётя Катя и Саша приехали на третий день после аварии. Маша ещё не вышла из комы. Переговорив с главврачом и хирургом, который оперировал  племянницу, тётка принялась хлопотать, чтобы Машу перевезли в областную клинику.

Саша почти неотлучно находилась возле сестры. Первая реакция с истерикой и паникой прошла, и Александра то сидела молча, отрешённо раскачиваясь взад-вперёд, углубляясь в какие-то свои тяжёлые мысли, то шёпотом принималась уговаривать Машу не умирать.
И тогда слёзы сбегали у неё по лицу, как у чудотворной иконы, которая внезапно стала источать священную влагу.

- Маша, мы больше никогда не будем ссориться, - клятвенно говорила Саша. – Всё будет так, как ты хотела. Мы вырастем и сами всего добьёмся в жизни. Ты только открой глаза. Посмотри на меня. Я тебя очень люблю. И мне страшно. Не бросай меня… Ну, пожалуйста…
- Ты – хитрая, - упрекала она сестру в другой раз. – Заснула и не хочешь смотреть, как мне плохо. Ты пойми, Маша, я не смогу жить без тебя. Я тоже умру… Лучше пусть я умру, а ты будешь жить, потому что ты – самая хорошая, ты умнее и честнее меня.

Но Маша не двигалась. Саша даже не знала, слышит её сестра или нет.
- Ты что, забыла, что у меня, кроме тебя никого нет? – горестно всхлипывала она снова. – Ну, ты подумай: что я буду делать одна? – Саша вдруг явственно вспомнила, как хоронили маму, и представила, что Машу тоже опустят в глубокую чёрную яму, и не детская, звериная тоска сдавила её. Саша сжалась в комочек и кусала пальцы, стиснутые в кулак, чтобы не завыть в голос.
Никто не знал, как Маша оказалась на машине за городом.

Как сказал сержант ГАИ, в момент столкновения Маша двигалась на дозволенной скорости. Вся вина за ДТП приходится на водителя Уазика, который на большой скорости выехал на встречную полосу. И он, и его беременная жена погибли.
Трагическая нелепая случайность.
- Это чудо, что ваша девчонка осталась жива. В рубашке родилась, - сказал гаишник тёте Кате.

Тётке удалось договориться о переводе Маши в больницу по месту жительства, и на следующий день, после того как к племяннице вернулось сознание, перевезти её в травматологическое отделение областной клиники.
Маша лежала в палате на два человека на специально оборудованной кровати на вытяжке.

Болело всё. Ни малейшего движения не удавалось сделать без боли.
Она знала: рентгеновские снимки показали, что операция хирургом из глубинки проведена правильно, в той ситуации он сделал всё, что мог. Теперь суставы на её левой ноге скреплены не то шпильками, не то спицами из металла, а сама конечность непристойно задрана вверх каким-то адским сооружением. Грудная клетка стянута специальным каркасом, рука закована в гипс, на сломанные пальцы наложены шинки.

К вечеру первого дня пребывания Маши на новом месте, у неё подскочила температура. Её то знобило, то будто  бросало в раскалённое жерло.
Круглая, как мяч, лампа под высоким белым потолком то приближалась, и тогда казалось, что именно от неё  исходит этот нестерпимый жар, то отдалялась, расплываясь в неясные радужные блики, то вдруг начинала раскачиваться, как белоснежный парусник на волнах, до ряби и рези в глазах, и никто не догадывался выключить, заслонить чем-нибудь этот ненавистный светильник.

Маша пыталась повернуть в сторону голову, но та была, как чугунная, старалась смежить веки, но и тогда яркое пятно беспрестанно вспыхивало из темноты то тут, то там перед её померкшим взором.
Иногда она видела воспалённые с мокрыми ресницами глаза Саши или слышала озабоченный голос тёти Кати, но это не успокаивало её, а действовало на сознание, как досадная помеха. Над болью, к которой Маша почти притерпелась, над всеми чувствами преобладало одно: желание покоя.

Помутнённый рассудок девушки со слабой радостью воспринимал лишь женщину в белом, которая изредка склонялась над больной. Маше казалось, что это ангел с лицом мамы, сошедший с небес. После его появления на какое-то время приходило облегчение, и она проваливалась в плотный и глухой, как морская пучина, сон.

Горячечное марево тянулось трое суток. Наутро четвёртого дня Маша проснулась с ясной головой и сразу захотела есть. За изголовьем она услышала взволнованный шёпот тёти Кати:
 - Нет, ей ни в коем случае нельзя говорить об этом. Она слишком слаба…
- Может, тогда Сашу отпустите попрощаться? – также шёпотом спросила молодая женщина, и Маша по голосу узнала в ней Ольгу.
 - Не знаю, стоит ли… Саша такая впечатлительная. Она никак не придёт в себя от несчастья с Машенькой. Плачет и плачет… А к бабушке она, сама знаешь, не очень привязана.
 - Да, это так, - с огорчением ответила Ольга.
 
 - Как это случилось? – после небольшой паузы поинтересовалась тётя Катя.
 - Мы не хотели бабушке говорить об аварии. У неё и так было очень высокое давление. А Наденька слышала разговор взрослых, что Маша разбилась и выболтала ей. Бабушка бросилась звонить в травматологию, и тут же с ней случился удар.
 - Оля! – подала голос Маша. – Что с бабушкой?
Обе женщины испуганно переглянулись, и тётя Катя быстро, так, чтобы Маша не заметила этот жест, приложила палец к губам.
 
 - Машенька, ты проснулась! – радостно обернулась к ней Ольга. – Как ты себя чувствуешь?
 - Что с бабушкой? – настойчиво переспросила Маша.
 - А что? Ничего. Почему ты спрашиваешь?  - растеряно пробормотала старшая сестра, беспомощно оглядываясь на Екатерину Ивановну.
- Она умерла? Я всё слышала.
Ольга кивнула и заплакала. Маша подняла глаза на светильник, который теперь равнодушным  бельмом взирал с потолка, и прикрыла веки.
 
Бабушка! Всё детство Маши прошло без её тепла, без ласки. И вот теперь, когда Мария узнала её ближе, поняла и полюбила её, Анна Георгиевна ушла. И никогда больше Маше не услышать её голоса, не дотронуться до её маленькой, в голубоватых прожилках, руки, не увидеть заботу и нежность в её карих глазах. Даже горсть земли на крышку гроба не сможет бросить она на её могиле. 
От жгучей горечи стало жарко векам, запершило в горле.
 
 - Маша! Тебе нельзя волноваться! – встревожено наклонилась над племянницей Екатерина Ивановна.. – Что теперь поделаешь? Бабушка немало пожила. Такая жизнь… Старики умирают. Плохо когда молодые гибнут. А бабушка, что ж… Пусть земля ей будет пухом!
 - Да, ничего не изменишь, - прерывисто вздохнув, согласилась Ольга. – Ты-то как, Маша? Мы уже подняли на ноги всех специалистов города. Тебя возьмёт лечить наш светило в травматологии – Ашот Гурьевич Аробян. Он даже спортсменов возвращал к жизни. В большой спорт, понимаешь?

Маша открыла глаза, увидела свою подвешенную ногу, похожую на шлагбаум.
- Ничего, - продолжала Ольга. – У тебя кости молодые, срастутся быстро. Настраивай себя, что всё будет хорошо. Держись. Мы тебя не оставим. Сейчас тебе, главное, хорошо питаться. Я вот тебе куриный бульон принесла. Тёплый ещё. Будешь?
Маша почувствовала, что голод скручивает её желудок в бараний рог, и слабо улыбнулась:
- Буду.

- Девушка, девушка, вы куда? – бежала за Викторией по коридору дежурная медсестра. – У нас хирургическое отделение, а не проходной двор! Вы к кому? У вас пропуск есть?
- Я к Струковой. Вот вам пропуск, - Вика опустила в карман подсиненного до голубизны халата медсестры «шелестящее удостоверение».
- Ну, ладно, - обнаружила наличие чуткости блюстительница порядка. – Недолго, пожалуйста. У нас тихий час.
- Непременно... Пять минут.

Вика приоткрыла дверь в палату. Маша повела  в её сторону глазами. Голова у неё была забинтована, правая рука в гипсе, нога на вытяжке, к вене на левой руке подведена капельница.
Виктория застопорилась у порога. Несмотря на откровения Саши, что Мария сильно пострадала, она всё же не ожидала увидеть подругу в таком растерзанном виде.

- Нелло, дорогая! – воскликнула она, тем не менее, приободряясь. – Вот это канкан! – Вика придвинула стул к постели больной, села. – Не буду спрашивать, как поживаешь, сама вижу, что хреново.
- Могло быть и хуже, - отозвалась Екатерина Ивановна. Она, наблюдая за племянницей, тихо коротала время за вязанием, и Виктория вначале её не заметила.
- Это точно. В любой ситуации надо находить что-то положительное.
- Вряд ли в моём случае можно найти что-нибудь положительное, - невесело усмехнулась Маша.

- Напрасно… Например… Э-ээ… Сэкономишь на обуви! Босоножки, по крайней мере, покупать не придётся.
- Ну, спасибо. Успокоила.
- Ладно-ладно. Прости за глупую шутку. Что взять с беременной женщины! На дворе жара – мозги плавятся…
Маша заинтересованно окинула Вику взглядом:
- Что, правда?
- Ей богу, пекло - под сорок!
- Да нет!.. Что ребёнок?
- А-а! Ну конечно! Ты ж ещё не знаешь! Сказали: пол ещё не определяется, а так – сто пудов!

- Здорово, - улыбнулась Маша. – Молодец.
- Да что там! Дело пустяковое: приятное и не затратное.
- Ты ничуть не изменилась…
- Ну да! Скажешь… В талии четыре сантиметра прибавилось… Так что, подруга, выздоравливай скорей, будешь крёстной. Вот витамины, - Вика достала пакет с фруктами.
- Долго ждать придётся.
- Да брось! Какие наши годы! Не успеешь отлежаться-отоспаться, всё стянется и не вспомянется! Мы ещё с тобой забацаем ламбаду! Кстати, Глеб интересовался, почему ты на кастинг не пришла. Я пообещала, что в следующий раз.

Маша отвернулась.
- Ну… Машуль… - Вика осторожно дотронулась до её плеча. – Не тужи! Всё будет хорошо. Главное, верить… Да?
- Да. Я постараюсь. Ты только роди мне крестника. Чтоб пацан был… что надо!
- Ага… Как скажешь… Пацан, так пацан.., - Она не плакала, даже, кажется, улыбалась. Это глупое сердце обливалось слезами. Просто прежде, чем идти в палату, Вика поговорила с лечащим врачом, и тот сказал, что Маша будет ходить с трудом, а уж танцевать не будет никогда.