Вороны, или один трудовой день

МОИСЕЙ ГОРОДЕЦКИЙ
2009 год
Хайфа


   До института можно было доехать на автобусе, а можно было дойти пешком - времени уходило одинаково. Дело было в том, что автобус делал большой круг, а пешком можно было идти напрямик - через Москва-реку по железнодорожному мосту и потом вдоль кольцевой железной дороги. Весь путь занимал не более 35-40 минут, и, выйдя из дома в 7.15, Матвей без спешки успевал к началу рабочего дня, к 8-ми часам.
   Наличие сотрудников в институте фиксировалось по наличию их пропусков в специальных ящичках-ячейках, установленных на стенах кабинетика тощей и всегда злой табельщицы Нины Гавриловны, в народе просто Нинки. Туда они попадали из похожих на маленькие гробики табельных ящиков, с раннего утра стоявших в главной проходной. Все приходящие на работу должны были, показав свой пропуск боевому посту ВОХР, опустить его в один из этих ящиков. В восемь ноль-ноль Нинка запирала ящики и добровольные помощники относили их в её кабинетик. Список ученых и неученых сотрудников, не успевших просунуть в ящик свой пропуск, Нинка тут же передавала директору.
   А если опоздавшие, проникнув на рабочее место, и потом не шли отдавать Нинке пропуск, они были уже не опоздавшие, а прогульщики, а это вело к грустным последствиям - например, к удержанию зарплаты за один день или лишению месячной премии (т.е. 10-15р).

    Начальство высоко ценило Нинку - не будь её, к обеденному перерыву по крайней мере треть сотрудниц разбегалась бы - кто за продуктами, кто в химчистку, кто в очередь за новой тряпочкой. Да и сотрудники не все оставались бы на своих местах - мало ли у советского мужика дел, которые можно провернуть только в рабочее время!
    Впрочем, после того, как пропуск оказывался в ящике, дальнейшая судьба научных и ненаучных сотрудников никого не волновала - можно было хоть целый трудовой день спокойно проспать в укромном уголочке. Но в конце-концов спать надоедало, и сотрудники разбредались по рабочим местам - и иногда даже работали!
         Матвей не мог примириться с крепостной зависимостью от Нинки, и в конце концов, через несколько лет работы в институте, он собрался с духом и отправил нижайшее прошение на имя Генерального с просьбой освободить его от надзора Табеля. Все-таки он был не рядовой служивый, а имел Ранг Начальника (хоть и самый низший ранг - 5-й категории). Генеральный снизошел и наложил резолюцию: "Снять с табельного учета!".   
   Так что пройдя вертушку, Матвей гордо прошествовал мимо фискальных ящиков и вышел во двор. Во дворе он присел на скамейку, закурил. Служивые разбежались по рабочим местам, кругом было тихо и благостно... Сигарета выпала из рук, невыспавшийся Матвей задремал...
   
    Проснувшись, Матвей стал свидетелем первого в этот день ЧП.
   Все началось месяц назад, когда Юрий Петрович, начальник одного из институтских отделов, взял себе в секретарши молодую лаборантку Лиду. Поговаривали, что он соблазнился её приятельскими отношениями с секретаршами директора - а кому не нужны такие связи?
   И следует сказать, что своими связями Лида пользовалась на все сто - она редко сидела в отделе, стараясь все рабочее время проводить в главной приемной, сплетничая с хранительницами директорских дверей.
   С этим Юрий Петрович ничего не мог поделать - не мог же он на глазах двух ответственных дам загонять Лиду на её рабочее место! Дамы не простили бы ему обиды, и проход к директору был бы для Юрия Петровича надолго закрыт.   Но смириться с Лидиным отсутствием начальник тоже не мог - должен же быть кто-то, отвечающий на телефонные звонки и печатающий всякие бумаги!       
   И Юрий Петрович бдительно следил за Лидой, сопровождая её даже к туалету - чтобы по дороге не сбежала!
   Но в этот день он потерял бдительность и просмотрел побег Лиды, только-только появившейся за своим столом и сразу исчезнувшей.
 
   Обнаружив пропажу, начальник объявил операцию «Перехват».
   Он бросил все дела и рысью понесся по коридору, по пути выясняя у встречных женщин, нет ли Лиды в дамском туалете. Её там не было, и начальник побежал в директорскую приемную - но и тут Лиды не было.
   Он уже хотел, отчаявшись, вернуться к себе, как вдруг в конце коридора (а коридоры в институте длиннющие) - промелькнуло знакомое платьице, желтое в черный горошек.
   Юрий Петрович побежал за ним с криком: «Лида, вернись».
   Но Лиды и след простыл.
   Тогда он бегом направился во двор, посреди которого стояли садовые скамейки - для отдыха трудящихся в обеденный перерыв.
   Но и тут Лиды не было !
   Пока он бегал с криком «Лида, Лида!», во дворе собралась толпа. Даже самым ответственным сотрудникам было интересно - почему уважаемый начальник отдела, как мальчик, бегает за какой-то Лидой?
   Наконец, кто-то сжалился над Юрием Петровичем и сообщил, что Лида пошла в проходную.
   Начальник побежал туда в надежде поймать беглянку на улице!
   Весь в мыле, он ворвался в проходную с криком - «Лида проходила?».
  Становой хребет института составляли представители боевой пенсионерской организации под таинственным названием ВОХР. Именно они стояли на страже входной ВЕРТУШКИ (поворачивась, она пропускала по одному сотруднику за раз, и то только после снятия вохровцем блокировки) и без демонстрации пропуска никого не пропускали ни туда, ни оттуда.   
 Вохровец, с уже забытым довоенным значком "Ворошиловский стрелок" на тощей груди, возмущенный нарушением своего спокойствия, намертво заблокировал вертушку и потребовал пропуск. И тут оказалось, что пропуска нет - Юрий Петрович оставил его в кабинете!
   Юрий Петрович начал качать права и все пытался свернуть заблокированную вертушку, крича, что он бежит по делу; вохровец нажал секретную кнопку, и к нему на подмогу явился сам Главный Вохровский Командир. Главный на крик не поддался, и  Юрия Петровича повели в караульное помещение. Впрочем, вскоре, после проверки личности, его отпустили.
   Еще не остывший Юрий Петрович галопом понесся в отдел за пропуском. Выбежав, наконец, на улицу, он с грустью понял, что Лиду уже не поймать - от нее остались лишь следы каблучков на пыльном асфальте...
   Но Юрий Петрович был от природы морально стоек, имел крепкую нервную систему и не впал в депрессию. Некоторые даже утверждали, что на следующий день Юрий Петрович ничего не сказал Лиде! Но усилил бдительность.
   
   Когда представление с Лидой закончилось, Матвей поспешил в лабораторию В последнее время он получал эстетическое удовольствие от своей работы - он сочинял очередную брошюру для министерского издательства, и печатал её на одном из первых персональных компьютеров. Этот компьютер неисповедимыми путями появился в лаборатории, где работала его жена, и Матвея по знакомству пускали на нем работать.
   Компьютер позволял легко исправлять текст, вставлять, изымать и переставлять слова и целые абзацы. Печать на компьютере отличалась от печати на пишущей машинке, и однажды Генеральный, обнаружив служебную записку, отпечатанную на компьютере, наложил запрет на такую печать - по его мнению, компьютеры были предназначены только для вычислений, а не для печати!
   Но на то, что печатал Матвей для себя, запрет не распространялся.
   
   Половина дня прошла в напряженной трудовой деятельности, подошло время обеденного перерыва. Матвей, как всегда, направился в институтский буфет, в котором обычно собирались дружеские компании. Он вышел во двор, где невольно стал очевидцем второго ЧП. 
   Уже в первый год жизни института заботами Замдиректора, старого умного еврея Мицена, во дворе, со всех сторон окруженном корпусами, был создан зеленый оазис. Ко времени прихода Матвея в институт робкие когда-то кустики пышно разрослись и образовали длинную тенистую аллейку. На аллейке стояли садовые скамейки, на которых собирались друзья и знакомые - тут, под зеленой защитой, можно было поговорить вволю, не глядя на часы и не боясь Нинки.
   С наружных сторон аллейку окаймляли высокие деревья; одно из таких деревьев несколько лет назад облюбовала семья ворон. Семейка была дружная - на верхних ветвях они построили прочное персональное гнездо, из которого вечерами пугали местных кошек громким карканьем. Много лет подряд, весной, ворона откладывала яйца и под охраной верного супруга  высиживала шумливых черных воронят.
   Все было тихо-спокойно, пока ВОХРовскому Командиру не увиделся непорядок - кто дал право воронам, не спрашивая у него, Командира, разрешения, свободно летать на подвластной ему территории?
   И приказал он порушить гнездо!
   Ломать - не строить. И в отсутствии родителей гнездо быстро сбросили с дерева. Воронят еще не было, но яйца были уже отложены и все, конечно, разбились.
   Вороны прилетели только к концу экзекуции, и им ничего не оставалось, как с громким сердитым карканьем кружиться над головами трудолюбивых охранников, которые подбирали остатки разбитых яиц и прутики гнезда.
   Когда остатки гнезда и яиц были убраны, птицы улетели.
   Казалось, все кончилось победой славного ВОХРа!
   
   По пути в буфет, Матвей увидел, что из своего кабинета во двор вышел ВОХРовский Командир, который по застарелой военной привычке всегда прикрывал лысину форменной фуражкой.
   И тут, откуда-то из засады, прилетели две вороны. Увидев и узнав ВОХРовскую фуражку, они с истошным карканьем набросились на нее и на то, что было под ней. Пролетая бреющим полетом над Командиром, они в полете изо всех сил долбили его по голове; потом пикировали сверху, и снова били клювами... Сначала бил ворон, потом клевала ворона, потом опять и опять, нападая с разных сторон.
   Командир пытался отбиться, но после нескольких «клевков« полилась кровь, и заслуженный вохровец перестал защищаться; спрятав, как мог, голову, он галопом помчался под защиту институтских стен.
   Нельзя сказать, что случайные зрители, ставшие свидетелями вороньей атаки, пожалели вохровца... 
    Вскоре выяснилось, что вороны оказались злопамятны и долго помнят своих обидчиков - ВОХРОВЦЫ в своих форменных фуражках еще долго не могли выйти во двор!
   С воронами ничего нельзя было поделать - на стрельбу по птицам ВОХР не имел разрешения, да и все равно старые подслеповатые охранники в летяших ворон не попали бы - их тренировали только в стрельбе по неподвижным мишеням.
   
   Буфет, в который направился Матвей, был построен по проекту того же Замдиректора. Буфет размещался в отдельном одноэтажном здании, расположенном между двумя институтскими корпусами. Он был большой, и хотя треть всей площади занимала стойка буфетчицы, в нем помещалась еще и дюжина столиков. Буфет был оснащен самой современной кулинарной техникой - тут был и итальянский аппарат для варки кофе Эспрессо, и регулируемая электрическая плита, и морозильный прилавок, и еще  куча других устройств.
   Интерьер был оформлен художниками-профессионалами - на стенах висели яркие многоцветные панно, выполненные в оригинальной технике - будто на плоскость вылили много разных красок, потом воздухом снизу краски вспучили, так что поверхность пошла разноцветными пузырями, и в таком виде все затвердело. Было непонятно, но красиво.
    Днем буфет был полон света - вся боковая стенка, выходящая во двор, от пола до потолка была стеклянной; вечером под потолком загорались многочисленные лампы. В общем, обстановка располагала к долгим дружеским застольям.
    Правда, меню было скудноватое - сосиски, винегрет с селедкой, консервированные бычки в томате и колбаса за два двадцать.
    Впрочем, скудость меню не мешала Наде, энергичной буфетчице, которая знала всех завсегдатаев, брать с них фиксированные - и приличные! - суммы независимо от того, что покупал обедающий. Она твердо знала, с кого сколько денег можно взять - например, Матвея она считала богатым и с него всегда брала по высшему разряду - не менее 90 копеек. Надя была хорошим психологом и знала, кто будет проверять ее подсчеты, а кто заплатит, не торгуясь; она была уверена, что Матвей скандалить не будет  и платить будет покорно...
   С началом перестройки продолжительность обеденного перерыва была установлена в 41 минуту - эту нелепую цифру придумал все тот же Мицен, чтобы сохранить 8-ми часовый рабочий день, обойтись без широко распространенных «черных» суббот и при этом выдержать официальную продолжительность рабочей недели.
   Впрочем, официальная продолжительность перерыва мало кого волновала - если не появлялся какой-нибудь начальник или в поисках очередной жертвы не забегала вездесущая Нинка, в буфете сидели долго, расходились не торопясь.
   Компании в буфете были постоянными, хотя и переменной численности; если все не умещались за одним столиком, придвигался второй, а иногда и третий. Хотя обеденные перерывы в разных отделах официально начинались в разное время, это не мешало их представителям собираться вместе, за одним столиком и в одно время.
   В компании Матвея (он всегда удивлялся - почему?) собирались преимущественно евреи, которых в институте было множество - прежний директор принимал их на работу даже в годы борьбы с космополитизмом. А новый директор однажды признался, что выгнал бы всех - но ведь тогда некому будет двигать науку, и не только вперед, но хотя бы и рядом... И мирился с неизбежным.
   Сегодня за столом собралось много народа, из разных корпусов и отделов. Все живо обсуждали сегодняшние ЧП; Матвей отметил, что никто не сочувствует ни Юрию Петровичу (хотя все единодушно осуждали эту девку Лиду), ни вохровсому командиру. Вообще в компании господствовал некий диссидентский дух, который, впрочем, не выходил за рамки института. Так, пару дней назад осудили директора, который перевел одного старшего научного сотрудника в младшие - и только за то, что он обвинил свою завлабиху в краже идей из его будущей диссертации! Правда, по этому поводу мнения разошлись – многие утверждали, что, во-первых, завлабиха честная дама, и что, во-вторых, у нее и своих идей хватает... Сегодня обсудили поведение директора на последнем ученом совете, который, в ответ на слова докладчика - «а емкость запоминающего устройства мала и составляет всего 50 килобайт», осклабился по-крокодильи и заявил: «Перестаньте выражаться на птичьем языке! Какие еще байты, килобайты... Говорите по-русски!».
   Техническая неграмотность Генерального была категорически осуждена - термины «бит», «байт» и даже страшное слово «интерфейс»  уже давно были знакомы присутствующим;  многие из них сами писали программы для ЭВМ.
   
   Когда были съедены сосиски, а банка бычков в томате была прикончена Григорием и Сашей (это было их постоянное меню), подошла очередь кофе. Обычно вкусное кофе Эспрессо сегодня  было заменено «бочковым» - техника подвела, и Надя заваривала кофе в большом котле; все ругались, но пили. А что делать? Не пить же чай, отдающий ... Нет, язык не поворачивается...
   В конце вонцов, все было съедено и выпито, темы для обсуждения иссякли; вздыхая и жалея самих себя, все разошлись.
   
     Но бог троицу любит, и в конце дня произошло третье ЧП.
   Перед дальнейшей загрузкой памяти РС своими трудами Матвей решил её почистить, т.е. стереть макулатуру - старые служебные записки, старые письма, и т.п. Перед стиранием он - на всякий случай! - попросил распечатать текст его последней брошюры; так как Матвей сам это делать не умел, операцию «принт» провел молодой сотрудник Матвея Володя. После этого Матвей попросил, чтобы Володя написал на бумажке все команды, которые нужны для стирания; стирать можно было как отдельные «файлы», т.е. документы, так и всю память одним махом. Различие было только в одной букве; Матвей эту букву пропустил - всё бывает! - и вся память оказалось стертой!
   Но Матвей был оптимистом - он заявил, что все, что случается - всегда к лучшему!
   И в хорошем настроении пошел домой. Трудовой день закончился.