Зов Дизапайта

Господи, я был по ту сторону бытия
и в ничтожестве своем
наслаждался вечным покоем.
Меня исторгли из этого состояния,
чтобы вытолкнуть в странный жизненный карнавал

Поль Валери


Предисловие

Море – удивительное, каждый раз новое зрелище. Дух захватывает от одной мысли о том, что человек ничто перед этой мощью. А как мы сопротивляемся, не желая признавать свою слабость. Человеку, прожившему нелегкую жизнь, порой кажется, что люди научились разговаривать для того, чтобы доказывать, объяснять, предавать и обманывать друг друга. Научились думать, чтобы изобретать оружие, которое помогает добиваться своих целей. Научились чувствовать, чтобы познать, что ощущает человек, когда причиняешь ему боль.
"…Многие из нас мечтают о власти, о превосходстве над другими, и порой стремятся к этому без оглядки на законы, не только человеческие, но и Божеские. Мы приносим свою молодость - лучшие годы жизни, в жертву амбициям и похоти. Мы гонимся за богатством, бездумно повторяя старую поговорку: не в деньгах счастье. Мы рвемся к своим целям, нарушая святые заповеди, а потом замаливаем чудовищные грехи в церквях, мечетях и синагогах. Вот и я, частица этого «мы», наверное, должен быть счастлив, имея многомиллионное состояние, о котором другие только мечтают. Не знаю. Неужели сейчас я должен мучить себя поисками истины. Неужели сейчас…"
Так, сидя в кресле-качалке, укрывшись пледом и вглядываясь в морской горизонт, размышлял седовласый мужчина. В его глазах блестели слезы. Слезы радости? Огорчения? Разочарования? Только Богу известно, и только Бог мог ответить на все его вопросы. Наверное, поэтому изо дня в день, усаживаясь в свое кресло на берегу моря, он вглядывался в горизонт, будто ожидая появления сказочного белого фрегата, который заберет его в последнее путешествие к Тому единственному, кто сможет ответить на все вопросы. Кто согреет его своим теплом и перед кем его титул - «сильный мира сего» - не будет иметь никакого значения…

Глава 1
ПУТЁВКА В ЖИЗНЬ

Теплый октябрь 1989 года помнился ему особенно, хотя и мало чем отличался от предшествующих месяцев, полных перестроечной неразберихи, экономического хаоса, политического прожектерства и всеобщей растерянности перед надвигающимся крахом. Зато год… год в жизни огромной страны выдался не просто заметный - судьбоносный. Еще в феврале, по решению правительства, Советские войска покинули "дружественный" Афганистан, оставив в Кабуле марионеточный режим Наджибуллы и унеся с собой надежды многих жителей этой каменистой горной страны на светлое будущее. А осенью того же года в Европе говорливый и улыбчивый первый (он же и последний) президент СССР совершенно очаровал своими трелями прагматичных немцев, чем немало способствовал падению Берлинской стены и объединению Западной и Восточной Германий.
В то время, как довольные немцы превозносили правителя чужой державы - "харизматичного Горби", его собственная страна стремительно катилась к развалу. Плановая экономика агонизировала, новорожденный бизнес делал робкие спотыкающиеся шаги, а в мутных водах перестройки пытались выловить своих "золотых рыбок" первые коммерсанты, прежде называвшиеся метким словом "спекулянт". Что и говорить, для предприимчивых людей разных мастей время наступило горячее. А для прочих граждан страны этот исторический период остался в памяти временем крушения иллюзий, утраты веры, отсутствия сильной власти и распада государства. Общество разделилось на «наших» и «не наших», на «коммерсантов» и «правильных по жизни», на «Ментов» и «Пацанов». То тут, то там вспыхивали очередные кровавые разборки между "пацанами", но защитники правопорядка предпочитали не встревать, и приезжали, как правило, к шапочному разбору, иногда заранее зная, сколько намечается трупов. Народы, еще совсем недавно считавшиеся братскими, теперь смотрели  друг на друга с неприязнью, а то и вовсе через призмы оптических прицелов. Конфликты на национальной и религиозной почве, казалось изжитые в Советском Союзе, вспыхивали и расползались трескучими огоньками по окраинам дряхлеющей империи. Армия разваливалась, власть бездействовала, а глава государства метался с зажигательными речами по всей стране, будоражил народ лозунгом «гласность — перестройка — ускорение!», словно не замечая, что  огромная держава под названием "СССР" на всех парах несется в самую гущу экономических и политических дебрей, правовой неразберихи и вооруженных столкновений.
Сегодня можно смело присваивать звание Героя тем, кто решил в то время заняться предпринимательством и, заработав капитал, дожил в богатстве до наших дней, оставшись при этом человеком. Среди них и те, кого в буйные 90-е называли «путевыми пацанами» и «бродягами по жизни»; эти люди сумевшие занять ныне достойное положение в обществе,  пробили себе дорогу, благодаря железному характеру и умению брать ответственность на себя. Среди тех, кто не растерялся и повел себя достойно в лихие перестроечные времена, были люди, которых власть называла экстремистами и боевиками за то, что в период повальной «деньгомании», они, плюнув на все прелести новой жизни, уехали на землю своих предков и защищали ее с оружием в руках. Многим из них медалей при жизни так и не вручили…

***
На редкость солнечный  октябрь, удивлял москвичей по-весеннему теплой и ласковой погодой. Среди алой и рыжей листвы, устилавшей газоны, еще цвели поздние астры и бархатцы, тяжелые головы рябин клонились к земле, а в синем небе носились стаи перелетных грачей, оглашавших прозрачный воздух прощальными криками. Над Москвой - над ее чадными магистралями, туманными реками, опустевшими сквозистыми дворами и парками, кружили золотыми монетками последние тополиные листья.
Особенно радовалась затянувшемуся бабьему лету бойкая молодежь, которая как всякая молодежь на свете, мало интересовалась политическими катаклизмами, но зато со страстью отдавалась простым радостям бытия. В теплые деньки на крылечки институтов и техникумов высыпали многочисленные стайки студентов: поболтать, покурить, стрельнуть "чирик" до стипендии, полистать конспекты перед лекциями, да и просто потусоваться, в расчете на новые интересные знакомства.
В то же время их родители, прильнув к экранам телевизоров, наслаждались неведомым прежде явлением иностранной массовой культуры – заграничными "мыльными операми", где жгуче-красивые и темпераментные герои на протяжении трехсот серий любили, ревновали и убивали друг друга с неослабевающим пылом. В рекламных же паузах народ мог лицезреть отечественное "мыло" – с героями не столь презентабельной внешности, но зато с громкими именами, известными всей стране: Горбачёв, Лигачёв, Ельцин Сахаров, Гайдар… Назывался этот сериал "Дебаты в Верховном Совете СССР" и по накалу страстей ничуть не уступал драме рабыни Изауры и трагедии Луиса Альберто.
 Но больше всего повезло старикам, которые кроме дешевого яркого чтива в мятых обложках получали удивительное лечение от всех хворей разом, притом не выходя из дома. Всего-то и надо было поставить банки с водой перед телевизором, и внимательно наблюдать за голубым экраном, где  ловкие руки чудо-целителя с "обличающей" фамилией Чумак превращали обыкновенную мутную водопроводную воду в волшебное зелье.  Особо привередливые пациенты, которым не помогала "заряженная на добро" водичка, могли переключиться на другой канал. Там "чудотворец" Кашпировский тоже давал "установку на добро", но лечил все болезни, от язвы до сифилиса "всухую", одним только тяжелым взглядом из под нависших бровей, от которого доверчивые старики цепенели перед экранами, как кролики перед удавом.
Между тем, в стране полным ходом шла перестройка, затронув все без исключения сферы жизни. На экранах кинотеатров, без грифа "детям до шестнадцати", блистали «Маленькая Вера» и «Интердевочка». Бывшие «цеховики» - владельцы подпольных обувных или шерпотребных фабрик, перекупщики всевозможного барахла, именуемые в народе «фарцовщиками» и «спекулянтами», стали вдруг уважительно называться бизнесменами. А "дела" за которые в советские времена "самый гуманный суд в мире" давал немалые сроки с конфискацией имущества – были признаны легальным бизнесом.

***
Общежитие транспортного института, ничем принципиально не отличалось от прочих студенческих пристанищ Москвы, не считая того, что было построено к Олимпиаде 1980 года по современному, на тот момент, проекту. Находилось оно неподалёку от столичной туристической "Мекки" – Выставки достижений народного хозяйства, посетить которую считали своим долгом все гости столицы. Тринадцатиэтажное здание с просторными комнатами и с огромным актовым залом, где почти каждую неделю проводились дискотеки, давало кров не только студентам, имеющим на то законные права, но и  всевозможным залётным господам, от мелких воришек до средних жуликов. Каждое утро, можно было увидеть толпы выходящих из общежития людей, большая часть которых несомненно отправлялась в институт на учёбу. Но были в той толпе и другие "студенты", постигавшие на улицах Москвы прибыльную "науку" быстрого обогащения: охотники за шапками случайных прохожих, лохотронщики, карманники, обиравшие ротозеев, ловкачи и кидалы всех мастей.
Как-то утром, когда толпа заспанных студиозусов, валивших из распахнутых дверей общежития, уже заметно поредела, на крылечко вышел крепкий темноволосый парень, огляделся и решительно направился  прямо к дороге. С первой попытки остановив машину, он открыл дверь и бросил водителю:
- Улица Образцова, МИИТ.
Водила буркнул цену, парень добродушно кивнул, соглашаясь, взлохматил пятерней густую шевелюру и сел в машину.
Пассажира звали Тигран. Он был армянином, хотя родился в Баку - в столице солнечного Азербайджана. Ничего необычного в этом не было – в тех землях издавна проживало более полумиллиона Тиграновых соплеменников. В дружной семье советских республик все народы считались братскими, что особенно подчеркивалось официальной пропагандой. И многие простые люди этому верили.
Детство его прошло под крылом бабушки с дедушкой, хотя мальчишку одинаково любило и баловало все семейство: дедушка не чаял в нем души, бабушка стояла за внука горой - не дай Бог кто обидит! Мама любила его так сильно, что порой казалось, от ее любви можно сойти с ума. Отец, человек серьезный, имевший ученую степень, наказывал своего первенца очень редко, да если и бывало такое, то доставалось в основном его младшему брату Самвелу.
Аттестат зрелости парень получил  в Карабахе, на родине своего отца, где провел два последних школьных года.  Этого времени оказалось достаточно, чтобы он без памяти влюбился в отчий край, в его горные кручи, и зеленые склоны, в цветущие долины Арцаха и, покрытую седыми космами тумана, вершину горы Дизапайт на горизонте. Однако сердечная привязанность к родным пейзажам не удержала молодого человека на родине, и прямо со школьной парты он с легкостью пересел на студенческую скамью солидного московского вуза, где, глотнув пьянящей свободы, он вскоре стал заметной фигурой - «кавказцем». Ничего удивительного! Симпатичный и неглупый густоволосый брюнет, ладно скроенный и крепко  сшитый по-спортивному образцу, он мог не только постоять за себя, но и поддержать беседу на любые темы. Самые красивые девушки уступали перед его обаянием и песнями, которые он исполнял, подыгрывая себе на гитаре.

От общежития до Московского института инженеров железнодорожного транспорта (МИИТа), можно было добраться несколькими путями: доехать на трамвае или автобусе, с пересадкой на Рижской, либо на такси, заплатив два-три рубля за проезд. Обычно студенты редко пользовались этим видом транспорта, потому что стоимость поездки  в такси была равна сытному обеду в приличном кафе, но те, кто имел собственные доходы, помимо стипендии и переводов от родителей, могли позволить себе эту роскошь. Тигран тоже мог. К тому же он спешил.
В тот день его группа сдавала экзамен по высшей математике. В изучении этого предмета Тигран, прямо скажем, не особо усердствовал - за весь семестр посетил  только три лекции, и, разумеется, понимал, что на экзамене его ждут отнюдь не с распростертыми объятиями. Нужно было как-то выкручиваться. Подъехав к институту, Тигран отпустил такси и бодрым шагом направился к аудитории, где проходил экзамен. У двери толпились студенты, ожидая приглашения от преподавателя.
- Привет, ребята, - кивнул Тигран сокурсникам.
Приветствие его было встречено добродушными шуточками:
- О, неужели явился! Сколько лет, сколько зим… 
У окна, в стороне от нервно хихикающих студентов,  стоял невысокий жилистый паренек с восточными чертами лица. Сбитые скулы и слегка приплющенный нос, выдавали в нём боксёра. Тигран свойски ткнул его кулаком в бок и ребята по-дружески обнялись.
- Как жизнь, Бек?
- Нормально. Ты где пропал? – обрадовался Бек приятелю.
-Дела, - многозначительно бросил Тигран и, не желая вдаваться в подробности, сменил тему:
- Вот, пришёл как порядочный студент, экзамен сдавать. Спешил, думал все уж над билетами корпят. А вы чего-то здесь под дверями торчите…
- Да Уткин, чудак, по пять человек запускает, по новой системе. Говорит, чтобы не списывали.
- А что, Уткин принимает? – оживился Тигран и в глазах его блеснул хитрый огонек. – Он же бывший боксёр! Слушай, одолжи мне свой значок, а я, как только выйду с экзамена – сразу же верну.
Речь шла о ромбовидном значке с надписью КМС, который носили спортсмены, после присвоения очередного разряда. Значок Бека, так же как его скулы и нос, свидетельствовал о том, что его владелец кандидат в мастера спорта по боксу.
- Да бери, конечно! Жалко, что ли! – Бек быстро открутил крепящую шайбу, снял значок и протянул Тиграну.
Новоиспечённый "боксер-разрядник" тут же пристроил ромбик на лацкане пиджака и пристально посмотрел на Бека:
- Ну, теперь давай, рассказывай о секретах бокса: кто твой тренер, какие бывают удары ну и вообще…
Бек ухмыльнулся – ему нравился напор и сообразительность приятеля, поэтому он охотно принялся посвящать Тиграна в секреты своего любимого спорта. Минут через пятнадцать подготовка новой спортивной звезды подошла к концу. Тут дверь аудитории распахнулась, и в коридор вывалились запаренные студенты, разочарованные физиономии которых яснее слов сообщали о только что пережитом фиаско. Из пяти человек  не сдал никто. Девчонки всхлипывали, размазывая по щекам дефицитную тушь и тени, парни хмурились, как после хорошей взбучки. Заметив Тиграна, кто-то из вышедших предупредил его:
- Ты даже и не думай соваться. Я всего две лекции пропустил, так он меня всё равно завалил. Какой-то злой он сегодня.
- Ничего, прорвемся! – коротко бросил Тигран и первым шагнул в кабинет.
Подойдя к столу, он не глядя, уверенным жестом вытащил первый попавшийся билет и сел прямо напротив преподавателя, гордо выпятив грудь со значком КМС.
Вслед за ним в аудиторию робко вошли ещё четыре жертвы и, проделав тот же путь, расселись на задних рядах. Наступила ватная тишина. Каждый билет содержал рвосемь пунктов, четыре из которых были теоретическими вопросами, а остальные практическими задачами. Теорию Тигран естественно не знал – много ли ухватишь за три лекции… Что же касается практики, то две из четырёх задач он всё же решил, призвав на помощь природную смекалку. Однако это достижение было сущей ерундой в сравнении с тем, что ловкому студенту удалось сначала заинтересовать, а затем и расположить к себе сурового экзаменатора - бывшего боксёра. Возможно, Тигран решил бы и оставшиеся задачи, да и теорию мог бы попытаться списать со шпаргалок, без сомнения припасенных его соучениками, но Уткин своим вопросом не дал ему более сосредоточиться на экзамене.
- Спортсмен? – благодушно спросил преподаватель, кивая на значок, сияющий на груди Тиграна
- Да, боксёр! – без запинки отчеканил парень,  мысленно торжествуя: "Ура! Сработало!" Он уже догадывался, что последует дальше. И не ошибся.
- КМС - это серьёзно! А у кого тренируетесь? – Уткин всерьез заинтересовался.
- У Ивана Николаевича Ладыгина, в спецгруппе. Сборная МИИТа – Тигран знал, что говорит: тренер, фамилию которого он назвал, был близким другом экзаменатора.
- Ну теперь понятно почему я Вас не помню, - с участием в голосе заключил  преподаватель, и вдруг подмигнул заговорщицки:
- Что, совсем Иван загонял? Это он может…
Экзаменатор откинулся на спинку стула и, казалось, забыл, зачем вообще присутствует в этом кабинете. В окно аудитории мягко светило солнце. Из-за двери слышался нервный шелест конспектов и приглушенные голоса студентов, монотонно бубнившие формулы и определения. Четыре пары глаз за Тиграновой спиной с трепетом восхищения и надеждой следили за спектаклем, разворачивавшимся прямо перед ними.
Скромно потупясь, Тигран повествовал о тяжёлых каждодневных тренировках, о победах и об издержках спорта, не скупясь в особо патетических местах на красочные подробности. Он вдохновенно живописал азартные бои и коварные удары соперников, соленый пот, заливающий глаза и стесанные до крови кулаки…
Кандидат математических наук, заместитель заведующего кафедрой высшей математики, доцент Уткин Николай Васильевич внимал. Верил. С увлечением выспрашивал подробности. И прямо на экзамене… пал жертвой своего увлечения, и актерского мастерства студента Геворкяна. Пал почти буквально. Ибо кульминацией импровизированного спектакля стал вопрос Уткина о самом любимом ударе Тиграна, сопровождавшийся наивной просьбой продемонстрировать приём прямо здесь – в аудитории.
Этот "экзамен" Тигран сдал с блеском.
Войдя в роль, он отбросил субординацию, поставив преподавателя в стойку. Затем сымитировал уход от удара и мгновенную контратаку: что есть силы залепил математику по печени. Уткин, едва удержавшись на ногах, довольно крякнул, отечески похлопал Тиграна по плечу и попросил зачётку.
- Ладно, ставлю тебе четверку! Боксер ты что надо, и к тому же  по билету кое-что ответил. Ну, бывай парень! Да не забудь: Ивану от меня - привет! Хороших спортсменов для института растит, молодец!
Под изумлённые взгляды сокурсников, Тигран гордо вышел из аудитории.
- Ну что, сдал? – подскочил к нему взволнованный Бек.
- А ты как думал? Четыре! – Тигран продемонстрировал зачётную книжку Беку и всем желающим, выслушал несколько искрометных "комплиментов", формально адресованных математику Уткину, а на деле маскирующих зависть к его, Тиграна, успеху. Бек был единственным, кто радовался за него искренне.
- Красавчик! Молодец! Поздравляю! – повторял истинный боксёр, хлопая счастливчика по плечу.
- Ладно, братишка, забирай значок, но думаю, не стоит тебе щеголять им сегодня. Он уже сослужил свою службу – предупредил Тигран, возвращая приятелю его регалию.
 Тигран понимал, что Уткин почти наверняка заподозрит ни в чем не повинного Бека в подвохе.
- Да ладно тебе! – беспечно отмахнулся Бек и, нацепив значок на грудь, отправился сдавать экзамен.
Тигран проводил его тревожным взглядом и вздохнул: только что одержанная победа меркла перед ожидавшими его новыми трудностями: ему предстояло сдать ещё два экзамена, опираясь не на знания, полученные в стенах alma mater, а исключительно на свою сообразительность и актерское дарование.
Он медленно пошел по коридору, но, не пройдя и десяти метров, услыхал за спиной возмущенный голос и, обернувшись,  увидел Бека, выходящего из аудитории с понурой головой. Вслед приятелю неслись ядовитые реплики Уткина:

- И немедленно верни значок хозяину, слышишь! Он, видите ли, боксёр! Да ты бы хоть на себя посмотрел, прежде чем врать! Доходяга! Вот тот, у кого ты значок просил - крепкий, шустрый, настоящий боец! В следующий раз явишься на пересдачу, когда одумаешься.
Глядя на убитую горем физиономию приятеля, Тигран силился изобразить сочувствие, но стоило представить себе математика, ошарашенного наглостью "доходяги" Бека, как губы сами собой разъезжались в предательской улыбке. Наконец, оставив притворство, он неудержимо расхохотался, и с облегчением увидел, что Бек беззлобно смеется в ответ.
После такой встряски, все формулы разом вылетели из этих буйных голов, и приятели, обхватив друг друга за плечи, отправились в пивную, неподалеку от института. Успешную сдачу экзамена Тиграном и бурный провал Бека требовалось немедленно отметить.

Дружеские посиделки с возлияниями затянулись, и домой, в общежитие, ребята вернулись поздно вечером, часов в одиннадцать. Зайдя в здание, они постарались придать себе  благопристойный вид, дабы не привлекать внимания строгой вахтерши, прозванной среди студентов «машиной памяти», за феноменальную способность запоминать всё и всех.
Под придирчивым взглядом вахтерши парни беспрепятственно миновали пост, вошли в лифт и лишь когда его двери автоматически сомкнулись, облегченно перевели дух: "Пронесло!"
- А не двинуть ли нам к Федору? - предложил Тигран, нажимая кнопку нужного этажа. – Я не прочь продолжить нашу пирушку…
- Отличная мысль! -  с энтузиазмом поддержал приятеля заметно подвыпивший Бек. – Теплая компания, как раз то, что нам сейчас нужно!

Фёдор, в гости к которому они собирались наведаться, был родом из Тбилиси. В его бедовой голове, полной прибыльных идей и фантастических планов, вечно зрели какие-то проекты, додумать которые Федору бывало то лень, то недосуг. Доводить до конца задуманное Федором нередко приходилось Тиграну, от своевременного вмешательства которого порой зависел успех всего начинания. Таким образом, их дружный тандем осуществил уже немало выгодных дел, казавшихся поначалу чистой воды авантюрами.
Тигран был человеком общительным, с людьми сходился легко, и товарищей у него было множество. Но близких друзей, с которыми он решался делиться сокровенным, было наперечет. Федор был одним из них.
- Слушай… - в хмельном голосе Бека звучало сомнение, - …а может Федя дрыхнет уже? Дело-то к полуночи… А тут мы с тобой ввалимся… Нехорошо.
- Твоя правда, - согласился Тигран. – О! – вдруг воздел он палец. – Если и правда спит, то лучше ему сначала позвонить. Так что пойдем-ка сначала ко мне.

Помещение, в котором Тигран квартировал единолично, по студенческим меркам считалось роскошным. Это была даже не комната, а, можно сказать, целая "квартира".
Общежитие было блочного типа, и каждый блок состоял из двух частей: большой и маленькой. Большая часть была рассчитана на четверых постояльцев, меньшая - на двоих. Но благодаря свойским отношениям с комендантом, Тигран избавился от соседей изящным способом: подселил к себе «мёртвых душ» - студентов, формально прописанных в общежитии, но живших на съёмных квартирах. Таким образом, соседи не обременяли его своим присутствием, и он безраздельно хозяйничал один во всём блоке. Впрочем, простор был не единственным плюсом его жилища. Для полного комфорта Тигран даже умудрился провести в свои апартаменты телефон. И сделал это очень ловко: подсоединился к телефонной линии буфета, который находился на первом этаже общежития. Но обнаружить это подключение было совсем непросто, потому что провода из телефонной коробки, идущие к нему в комнату, тянулись по сети радио, и сам телефонный аппарат Тиграна тоже был включен в радио-розетку. И все. Как говорится, звони – не хочу!
Между прочим, телефон, имевшийся в комнате Федора, тоже был заслугой Тиграна. Чего не сделаешь ради друга! А уж подключить его к телефонной линии ради «очень редких звонков по серьезной надобности», как объяснял Федор – это по-дружески.

- Заходи, боксёр! – хлопнув приятеля по плечу, Тигран словно втолкнул его к себе в комнату и включил свет.
- Хорошо тут у тебя, – оценил Бек, развалившись на диване в большой комнате, служившей Тиграну гостиной.
Хозяин сел рядом с гостем и, удобно пристроив телефонный аппарат на коленках, и снял трубку.
Однако будить друга звонком Тиграну не пришлось, ибо в эту минуту на другом конце провода Федор как раз и совершал "очень редкий звонок по серьезной надобности" – голос его бубнил в трубке.
- О, да он и не спит вовсе! Подождем пока разговор закончит, - решил Тигран и деликатно опустил трубку на рычаг.
Ждать пришлось довольно долго. Фёдор, поглощенный решением деловых вопросов, едва закончив один разговор, сразу принимался набирать другой номер.
В то время студенческое общежитие напоминало биржу. Продавалось и покупалось практически всё, от змеиного яда до красной ртути. К слову, загадочная красная ртуть, она же RM-20/20 – считалась последней военной разработкой СССР,  и якобы отличалась помимо всего прочего фантастической плотностью и радиоактивностью. О том, что никакой красной ртути в природе не существует, покупатели естественно не знали, и ловкие продавцы сбывали им под видом "последней новинки русской военщины", самые разные химикаты, вплоть до смеси обычной ртути с толчёным кирпичом. Для пущей убедительности продавцы шепотом подтверждали, что да, мол, используется эта чудо-ртуть то ли в «детонаторе термоядерной бомбы», то ли в «сверхмощных военных лазерах».
А партии товара были таковы, что, этой красной ртутью можно было бы снабдить атомные бомбы всего мира, а змеиным ядом, отравить всю планету и ещё оставить про запас.

 Среди всего этого фантастического ассортимента существовал один единственный реальный товар, который можно было реально перепродать - компьютеры. На продаже одного компьютера посредник (причём не первые и даже не вторые руки) мог заработать до пяти тысяч американских долларов.
В какой-то момент Тигран тоже  попробовал занялся этим прибыльным бизнесом, но первая же сделка сорвалась: на встречу по продаже компьютера явилось пятнадцать посредников, но ни продавца ни покупателя они так и не дождались. Зато следующая сделка Тиграна оказалась более удачной. Двое знакомых парней предложили посодействовать ему в покупке трёх вагонов американских сигарет, но ошиблись, назвав цену в два раза ниже реальной. Этой ошибкой начинающий коммерсант не преминул воспользоваться. Перед посредниками был разыгран мастерский спектакль, где их обвинили в срыве сделки и в потере денег, то есть на жаргоне девяностых годов – «загрузили по полной». После этой удачной операции Тигран пустился в круговорот перестроечного бизнеса. Начинал как многие: крутил напёрстки и «ломал» деньги, покупая валюту у зевак, а позже переквалифицировался в рэкетиры, «крышуя» несколько коммерческих точек на Рижском рынке. 
Фёдор же, как и большинство других студентов, по стопам Тиграна идти не рискнул, предпочитая искать выгоды там, где поспокойнее. Он остался в посредничестве, и целыми вечерами вел длинные и запутанные телефонные разговоры.

Сообразив, что переговоры могут тянуться до утра, Тигран решил полюбопытствовать, что же такое важное продает его друг на этот раз. Дождавшись, пока Фёдор вновь наберёт какой-то номер, он аккуратно поднял трубку и, прикрыв микрофон ладонью, и навострил уши.
- Добрый вечер! – солидным баском приветствовал Федор невидимого собеседника.
- Добрый, добрый… - оживленно согласилась трубка и забормотала, видимо возобновляя предыдущий разговор. – Знаете, есть интерес к товару, люди берут, только нужно уточнить некоторые детали.
- Какие именно?
- Например, нас интересует способ доставки.
- Своим ходом до Москвы, без проблем!
- Так, хорошо. А теперь окончательная цена и количество.
- Девять штук по два с половиной…
- Предоплата?
- Совершенно верно! Стопроцентная и наличными!
- Марка?
- МИ-24, только без боекомплекта, он за отдельные деньги…
Не понаслышке зная нравы студенческой биржи, Тигране ни на секунду не усомнился в том, что подслушанный им диалог велся, что называется, на полном серьезе. Опустив трубку, он корчился в беззвучном смехе - слезы выступили у него на глазах, диван сотрясался… Потому что торговать боевыми вертолетами, да ещё с боекомплектом «за отдельные деньги» - это просто верх авантюризма! Да что там – верх наглости! Во, дает Федор! До такого здесь еще никто не додумывался!

Давясь хохотом, Тигран пересказал Беку подслушанный разговор, и парни загоготали вместе. Так, в развеселом настроении, и решили отправиться к Федору – банкет, начавшийся днем в пивной, требовал продолжения.
Этажом выше ребята, все еще хихикая, постучали в знакомую дверь. Фёдор  - невысокий кудрявый брюнет, с глазами навыкате - открыл сразу. Он был мешковат, ходил немного вразвалочку; смуглое лицо и крупный нос с характерной горбинкой с первого взгляда выдавали его тбилисское происхождение.
Хозяин не успел еще раскрыть дружеских объятий, как гости с порога ошарашили его выгодным предложением:
- Слышь, срочное дело! Есть ледокол «Ленин» почти что даром! И своим ходом придет, куда скажешь! 
- Хорош прикалываться-то! – беззлобно осадил шутников Федор. - Я, в отличие от некоторых, работаю!
И облапив друзей, он радушно потащил их в комнату, говоря на ходу:
- Вот смеётесь, а я заработаю миллион долларов, тогда и поговорим!
Тигран, усаживаясь за самодельный журнальный столик, хлопнул своего друга по плечу:
- Дай Бог тебе заработать сто миллионов! Ну а пока наливай что-нибудь и выпьем! Я сегодня «вышку» сдал!
- О, поздравляю! Это конечно надо отметить! У меня как раз и бутылка есть. – Фёдор вытащил из гардероба бутылку «Пшеничной» и поставил её на стол. – Вот только с закуской беда…
- Подумаешь, трудность! – беспечно откликнулся Тигран, любовно глядя на "беленькую". - Сейчас по этажам пробежимся, глядишь, чего-нибудь и найдем. Пошли Бек, поохотимся! – хохотнул он. Хозяин комнаты за компанию тоже отправился с ними.
Суть охоты состояла в том, чтобы стащить что-нибудь съестное, оставленное без присмотра в кухне голодным студентом, решившим подзакусить на ночь глядя. Общие кухни, а точнее комнаты с большими нержавеющими столами и газовыми плитами, располагались на каждом этаже тринадцатиэтажного здания, начиная с третьего. Так что существовало множество шансов чего-нибудь раздобыть. Охотникам повезло - поиск был недолгим. Двумя этажами ниже они обнаружили сковороду, в которой жарился лучший ужин на свете: картошка с колбасой.
Не долго думая, Фёдор схватил эту великолепную закуску и три счастливых студента опрометью понеслись прочь во избежание встречи с хозяином сковороды. Заскочив в комнату, Фёдор первым делом включил электроплиту, чтобы довести блюдо до готовности, Тигран и Бек тем временем решили пройтись по знакомым в поисках хлеба.
Обычно, когда такая необходимость возникала, Тигран заглядывал к Илье Альтшуллеру, парню, жившему на девятом этаже. У того частенько можно было разжиться хлебом, солью или сахаром – он всегда готов был выручить приятелей. Домовитость его отчасти объяснялась тем, что жил  Илья не один, а вместе со своей девушкой в подсобном помещении, вдали от общей студенческой суеты.
Вот и сегодня "охотники" сразу отправились к нему и тихонько постучали в дверь, думая, что пара мирно спит. Но вопреки ожиданиям, хозяин - высокий, худой и сутулый парень - открыл сразу. Вытянутый затылок и редкие зубы выдавали в нём представителя библейской национальности. Этот молодой человек был одним из немногих, кто не скрывал своего еврейского происхождения в советские времена, тем самым, вызывая уважение к себе.
- Привет, Илья. Извини, что так поздно, – начал Тигран.
- Да ничего, я не сплю. Чего нужно? – глаза у Ильи были печальными, словно грустили за весь еврейский народ, сожалея о тяжких испытаниях, выпавших на его долю. Правда, в нынешний вечер у Ильи имелся и более свежий повод для огорчений.
- Слушай, у тебя хлеба не найдется? Буквально пару кусочков, а? – просительно сказал Тигран. А Бек поддержал просьбу, для убедительности выставив два пальца.
Альтшуллер кивнул и скрылся в комнате. Через минуту он вынес целых два румяных батона и протянул их Тиграну со словами:
- На вот, держи! Всё равно какие-то козлы у меня ужин сперли.
Тигран смущенно взял хлеб, и, сглотнув комок, мгновенно образовавшийся в горле, выдавил из себя:
- Ну, мы там кое-что приготовили. Правда, немного, но если хочешь, пойдём к нам.
- Спасибо, ребята, - благодарно улыбнулся Илья. – Но поздно уже, я кефира попью и спать.

На обратном пути Тигран чесал в затылке, а Бек, все еще пребывавший в приятном настроении, хихикал. Веселость друга вскоре смыла мутный осадок с души Тиграна, и, уже на лестнице парни разразились дружным хохотом, представляя себе унылую физиономию Ильи, обнаружившего пропажу сковороды с картошкой. Они бегом взлетели наверх в комнату Федора, где тот уже сидел за накрытым столом в ожидании друзей.
- Ну что, орлы, добыли хлеба насущного?
"Орлы", веселясь, выложили добычу на стол и в красочных подробностях поведали  о несчастье, постигшем доброго Альтшуллера. Тем временем хозяин разлил водку.
- Давайте выпьем за здоровье Ильи! – предложил Тигран. Друзья чокнулись. Холодная водка обожгла гортань и теплом растеклась внутри. Красота! Молодой организм убедительно призывал добавить дозу. И ему конечно не отказали.
- Ну что, студент, с успешной сдачей "вышки" тебя! – поднял следующий тост Федор. – А помнишь, небось, как в 85-м из института вылетел?
Как было не помнить. История-то была, как говорится, в духе времени.
В институте у них в расписании появится новый предмет: история КПСС. На первой же лекции преподавательница сразу выделила в группе нескольких "лиц кавказской национальности" и не скрывая неприязни заявила, что таким как они в институте вообще не место. Парни, донельзя удивленные этим выпадом, не сразу нашлись с ответом. Первым опомнился Тигран:
- Почему это? – с вызовом спросил он.
- Потому! – отрубила преподавательница. – Думаете, раз ваши отцы на базаре торгуют, то диплом купите…
Тигран был юн и горяч, он не стал выслушивать этих инсинуаций… и был отчислен, так и не сдав годовой экзамен на знание истории коммунистической партии Советского Союза.
Вскоре его забрали в армию. О том чтобы "закосить" даже мысли не было. Недостойно мужчины! Служил он в Удмуртии, был на хорошем счету у командиров, научился держать оружие, возмужал.
После дембеля снова пришел в институт, восстанавливаться… Историю КПСС к тому времени уже отменили, как предмет, утративший актуальность в связи с новыми политическими веяниями. Времена настали бурные, перестроечные, деловые и фартовые. Каждый как мог, стремился к наживе… Так Тигран снова оказался в водовороте студенческой жизни, и сопутствующих ей теперь бандитско-коммерческих приключений.

Фёдор разливал уже по третьей, когда по экрану включенного телевизора, на который пирующие почти не обращали внимания, понеслись кадры из Карабаха.
Тигран жестом прервал застольную болтовню, и добавил звук. Комнату заполнил голос телеведущего Александра Невзорова, который в своей передаче «600 секунд» со свойственным ему напором повествовал о жестокости армянских боевиков и  потерях азербайджанского народа.
- Чего ж вы злые такие? – с сарказмом прокомментировал Фёдор, разливая водку по рюмкам.
- Значит так надо! – резко ответил Тигран. Веселость его, будто смыло.
- Да ладно, не заводись. Я этому козлу вообще не верю, – примирительно заметил Фёдор, махнув вилкой в сторону телеведущего – Вот вчера во «Взгляде» Листьев и Полятковский  совсем другое говорили…
Тигран, хоть и бывший уже в изрядном подпитии, заинтересовался всерьез. Водка не заглушила, а напротив, обострила его чувства.
- И что они там говорили?
- Что армяне борются за независимость, что Карабах с помощью Сталина и Нариманова у Армении отняли и Азербайджану передали. Что в Карабахе референдум законный провели, а азербайджанцы в ответ резню в Сумгаите устроили! Да много чего ещё…
Молчавший всё время Бек, вдруг добавил:
- Я тоже вчера смотрел. Они ещё говорили, что убийц в Сумгаите не наказали, и скоро такая резня по всему СССР начнётся.
Под говорильню Невзорова ребята молча махнули еще по рюмке. Затем, неторопливо и смачно закурив «Яву», Фёдор, видя нешуточные переживания Тиграна, добавил:
- Там ещё показывали митинг у армянской церкви в Москве, съезди туда, новостей наберёшь.
- Поеду. К воскресению дела доделаю и поеду. Что-то совсем от новостей отстал, – с сожалением заметил он.
На душе у парня, как говорится, заскребли кошки, вонзая острые коготки в беспечную юную совесть. Было от чего расстроиться. Люди, не имевшие никакого отношения к его любимому Карабаху, знали о насущных проблемах его соплеменников и Родины больше, чем он сам.
Веселье за столом угасло, никто больше не пытался шутить. Допив водку и плотно поужинав, Тигран и Бек разошлись по комнатам, оставив Фёдора в пьяном одиночестве.
В тот вечер, Тигран твердо решил съездить в армянскую церковь. Он и представить себе не мог, как эта поездка перевернёт его судьбу…   

***
- Не проходите мимо! Последний раз с гастролями в Москве! Кручу, верчу, обмануть хочу! Выбирай - не прогадаешь, в двух пусто - в одном капуста!
С этих криков базарных зазывал начиналось каждое утро на Рижском рынке. В начале девяностых об этом бойком и шумном месте ходила дурная слава. Она и привлекала сюда любителей легкой наживы, да и просто зевак, желавших пощекотать себе нервы и испытать свою удачливость.
Трудно представить, что люди верили, будто могут отгадать, под каким именно напёрстком находится маленький поролоновый шарик, который незаметно для игроков искусно прятал между пальцами аферист. На рынке одновременно работало несколько бригад напёрсточников. Кроме них, среди толп ротозеев, бродили карманники, цепкими взглядами ощупывая сумки и оттопыренные карманы публики. Здесь же поджидали доверчивых клиентов  и «ломщики» денег.  Наметанным взглядом они сходу могли определить, кто зачем пожаловал на рынок и умело брали в оборот простодушных искателей быстрой выгоды.
Эти многочисленные жулики были хорошо прикрыты на все случаи жизни. Между ними и правоохранительными органами существовал своеобразный "пакт о ненападении" - договорённость по недопущению беспорядков. Милиция, как обычно, больше радела о внешнем благополучии и красоте милицейских отчетов, предоставляя пестрой базарной публике самостоятельно урегулировать мелкие дрязги: подумаешь, вытянули кошелек или ограбили в темном углу, пригрозив хищным жалом финки – радуйся, дорогой, что цел остался! Раскрутили  на проигрыш всей получки в напёрстки? – сам виноват! Нечего было ввязываться в азартные игры! А вот кровавая поножовщина или перестрелка между "деловыми людьми" – дело серьезное. Тут уж людям в погонах приходилось суетиться: делать непроницаемые лица, устраивать рейды, размахивая табельным оружием, грозить карой зачинщикам беспорядков и… тайком предупреждать прикормивших их бандитов о намечающихся облавах…

Разбудил Тиграна звонок. За окном хмурилось раннее осеннее утро, над городом висела легкая дымка – то ли туман, то ли смог… Возле подушки надрывался телефон. Кого это черт несет в такую рань, недовольно проворчал Тигран и снял трубку.
Звонил Сергей, с Рижского рынка, хозяин нескольких точек, торговавший разным барахлом и исправно плативший дань Тиграну и его друзьям.
- Тигран, помогите пожалуйста! – дрожащим голосом взывал он. – Тут какие-то ребята наезжают, денег требуют…
- Понял, - буркнул Тигран. – Скоро буду. Жди.
Лезть на рожон в одиночку он конечно не собирался и, быстро  позвонив друзьям, предупредил их о назревающей разборке, после чего заторопился к месту событий.
Выскочив из такси, он привычно ввинтился в густую толпу посетителей барахолки и, прокладывая себе путь локтями, направился в центр рынка, к небольшому кафе, где договорился встретиться с подельником по имени Альберт.
Кафе, помимо очевидных благ имело еще и стратегическое преимущество: отсюда хорошо просматривалась площадь перед торговыми павильонами, и Тигран сразу увидел толпу незнакомых парней, плотно обступивших палатку Сергея.

Сквозь бритые затылки и плотно сомкнувшиеся спины, обтянутые одинаковой черной кожей трудно было разглядеть, что творилось внутри. Одно было несомненно: у коммерсанта действительно проблемы.  Сергей вот уже с полгода был "свой", то есть исправно платил дань Тиграну и его друзьям, и следовательно мог рассчитывать на их покровительство и защиту. Вмешаться требовалось немедленно, поскольку со страху коммерсант мог наговорить или пообещать много лишнего, и окончательно запутать ситуацию.
Подмога должна была вот-вот подоспеть, а пока Тигран решительно направился к ларьку, на ходу оценивая обстановку. Через маленькое оконце ларька он разглядел силуэт Сергея, которого кто-то энергично тряс, взяв за грудки. Дело принимало скверный оборот, и Тигран поспешил на выручку. Для начала следовало завязать разговор с пришлецами. Он шагнул к плотно сбившейся куче у входа в ларек и обратился к кожаным спинам:
- Здорово, бродяги!
Несколько голов разом повернулось к нему. Короткие стрижки, называемые в народе "на одну драку", почти сплошь славянские лица… - разглядеть их Тигран не успел. Из ларька, вальяжной походкой хозяина жизни, держа руки в карманах брюк, вышел парень лет двадцати пяти – видимо главный. Он-то и ответил на Тиграново приветствие:
- Ну здорово, если не шутишь! Куда путь держишь, браток?
- Да вот, проходил мимо, хотел в магазинчик заглянуть, прикупить чего-нибудь, а тут вы. Обступили так, что не пробьёшься. – Тигран окинул взглядом толпу и продолжил, – Что это вы тут с утра пораньше?
Парень нахмурился  и подошел ближе:
- Что за интерес нездоровый? Ты кто? Не «мент» случайно?
Тигран, бывавший в разных переделках, не дрогнул. Пристально глядя в глаза конкуренту и давя его самоуверенностью и каменным спокойствием, проговорил:
- Ты кого в «менты»-то записываешь? Случаем не попутал? Знакомиться давай.
Пристальный взгляд и деловой тон остудили пыл «залётной бригады». Тигран протянул руку для пожатия и, представился:
- Тигран, с «Котом» работаю, слышал, может?
Парень в ответ, крепко стиснул ему пятерню:
- Про «Кота» слышал, про тебя не приходилось. Я Лёша-Чугун, «Ореховские» мы, с «Бородой» крутимся.
- И что же привело Сашиных пацанов, к нам в гости? – Тигран улыбнулся, намекая, на то, что территория, на которой происходил разговор, не имеет никакого отношения к «Ореховским». Имя их старшего, по кличке «Борода», было произнесено специально, дабы продемонстрировать свою осведомлённость.
-  Да вот «комерц» один нам бабла должен, приехали получить.
Тигран, указав на Сергея, который появился в окне с пятнами оплеух на серой физиономии, уточнил:
-  Этот, что ли?
Лёша кивнул:
- Этот.
- Ну а что же вы так не по понятиям вопрос решаете? «Комерц» этот с нами работает. Он что, не говорил разве?
Лёша на миг опустил глаза. Потом, подняв голову, с вызовом заявил:
- Хорош лечить! Говорил, не говорил - какая разница! Он нам лавэ должен и мы получим. А если он тебе нужен, за него отдай.
Свита "Чугуна", поначалу слушавшая разговор в отдалении, теперь как по команде молча обступила Тиграна.
 «Чугун» ткнул пальцем в телефонную будку, стоящую неподалеку:
- Давай, звони, чтобы через час, двадцать косарей были здесь, не то со своим кентом у нас в багажнике поедешь!
... Взбешенный этим хамским выпадом, Тигран вспыхнул, подался вперед, и,  прищурившись, будто смотрел в прицел автомата, зашипел в лицо обидчику такое, от чего тот невольно попятился:
- Смотри не споткнись, а то идёшь по дороге и вдруг что-то круглое и длинное под ногами. Может бревно, может столб, а может ещё что-то…
"Чугун", однако, тоже был стреляный воробей, и не зря получил свое прозвище. Словами его чугунную голову было не прошибить.
- Да ты чё, в натуре, на кого прёшь! - опомнившись, выкрикнул он и оглянулся на ...
- Да ты чё, в натуре, на кого прёшь! – опомнившись, выкрикнул он и оглянулся на своих подельников, в поисках поддержки. Подельники же, чувствуя, что Тигран на своей территории и, следовательно, в своем праве, помалкивали.
- Ты давай не быкуй, парень! Полегче! А то, как бы этот телефон тебе самому не понадобился… – Тигран не договорил.  Бесцеремонно раздвинув кожаные спины непрошенных гостей, в толпу, обступившую Тиграна, ворвался подоспевший на помощь Альберт.
- Что за шум, а драки нет? – залихватски выкрикнул он.
С ним было человек десять здоровых отморозков с поломанными ушами. Альбертовы борцы плотно обступили залётную бригаду, как говорится, взяв ситуацию под свой контроль.
- Да уже всё нормально, – тоном ниже произнёс Тигран, не сводя давящего взгляда с поскучневшего разом "Чугуна". – Договоримся, я думаю… - добавил он. – Уладим наше маленькое недоразумение.
Альберт строго посмотрел на «Чугуна» и приступил к нему с расспросами:
- Кто такие? Чего надо здесь?
- «Ореховские» мы… - умерив гонор, нехотя пояснил тот. – Я уж говорил твоему братку… эээ… Тиграну, - вежливо поправился "Чугун", - вон тот коммерсант (выразительный кивок в сторону потрепанного Сергея) бабки нам должен.
- За что должен? – продолжал допрашивать Альберт. - Что брал в долг, деньги?
- Не… - замотал башкой "Чугун", - он у нашего «комерца» товар взял на двадцать дней, на эту… как ее… черт… реализацию. Так третий месяц уже пошёл, а бабок нет, -   с заметной тревогой в голосе пояснил он.
- Во Бычара! – усмехнулся Тигран, обращаясь к Альберту, и, переведя взгляд на перетрусившего "Чугуна", заговорил увещевательно:
- Говорил же я тебе, что этот «комерц» с нами работает. А ты что заладил? Может, тебя самого в багажнике покатать?
"Чугун" растерянно заморгал, бормоча какие-то оправдания. И это было худшее, что он мог сделать.
- Ладно, пацаны, давай решим вопрос, свои же все… - мямлил он.
Альберт с Тиграном переглянулись. Дело было сделано.
Злополучный "Чугун", которого послали получить долг, наделал глупостей, за которые в то время жестоко наказывали.
Ошибки "Чугуна" состояли в том, что трясти долг с чужого коммерсанта он не имел права. Следовало предложить Сергею позвать тех, с кем он «работает», и решать спорный вопрос уже не с ним, а с его «крышей».
И конечно весьма опрометчиво со стороны "Чугуна" было хамить незнакомцу  так, как он позволил себе это по отношению к Тиграну.
Что ж, оставалось только хорошенько проучить горе-бандита за дурь и самоуверенность.
Альберт, согнув в локте правую руку с растопыренными пальцами, и заговорил нарочито растягивая слова:
- Ты что, в натуре, дурака включаешь? Свои дома чай пьют или на киче маются. Давай дёргай отсюда пока очко целое, а лавэ со своего балбеса получи, понял? – и, повергнувшись к Тиграну, добавил. – Надо бы с «Бородой» пересечься, спросить, что за дураки им прикрываются!
«Чугун» пристыжено опустил голову и медленно побрел с рынка, впереди своей бригады, шедшей за ним, как овчарки за бараном.
Проводив взглядом «ореховских» братков, Альберт взял Тиграна за плечо и сказал извиняющимся тоном:
- Водила объездной дорогой поехал, вот мы и припозднились. Ну что, братуха, всё нормально?
- Нормально, только в следующий раз дороги покороче выбирайте, а то буду, как тореадор, с быками один разбираться, – ответил Тигран и, посмотрев на незадачливого Сергея, из-за которого и разгорелся весь сыр бор, добавил:
- А ты хоть предупреждай, у кого и что берёшь! Долг свой приготовь, в следующий раз нормальная братва за бабками приедет, тогда если должен, то отдавать придётся.
- Да я им предлагал, но я всего пять тысяч брал в долг, а они говорят, давай двадцать и всё! Проценты, говорят, накапали… – принялся быстро и с облегчением рассказывать Сергей, радуясь тому, что гроза уже позади.
Альберт выслушал его и хмыкнул себе под нос:
- Вот бычьё в натуре, за процентами приехали, а понятия по дороге растеряли.  Надо было этого «Чугуна» самого...
Тигран усмехнулся, понимая, как повезло его недавнему противнику. В то время люди жившие "по понятиям" крайне редко совершали глупости, подобные тем, что наделал бестолковый Лёша-"Чугун".  Этому задире следовало благодарить Бога, за то, что Альберт и Тигран решили не заводить конфликт с довольно влиятельной и дружественной группировкой "Бороды".
Напоследок Тигран еще раз напомнил Сергею:
- Пять штук держи наготове. И как только позвоним тебе, сразу привезёшь и отдашь. О процентах не беспокойся это наше дело. Смотри, если с нами свяжутся, а у тебя бабла не окажется, тебе хана!
Сергей понимающе кивал, не сводя с благодетеля благодарного взгляда. Получив необходимые инструкции, он предложил своим спасителям поехать в армянский ресторанчик, который находился неподалёку, чтобы отметить удачное, а главное, мирное завершение очередной стычки. Предложение было с готовностью принято, и братва в приподнятом настроении, дружно двинулась к машинам.

Заведение находилось в двух шагах от театра Советской армии, на Октябрьской улице. Хозяин ресторана проявил незаурядный вкус в оформлении зала и создал достойный антураж для посиделок "в национальном стиле". В результате  получилось довольно-таки уютное местечко, где можно было мысленно перенестись в предгорья Араратской долины. Стены были разрисованы горными пейзажами, которые плавно переходили в имитацию травы и деревьев в самом зале. Столы и стулья напоминали кавказскую деревенскую мебель, которая усиливала общий колорит. Администратор по имени Аракел, увидев непростых гостей, поспешил представиться и предложить помощь в выборе блюд. Пока ребята рассаживались за стол, Альберт задал вопрос Аракелу, указав на портрет с изображением мужчины в мундире офицера царской армии, висевший в центре зала.
- Кто этот мужик?
- Это наш национальный герой, Андраник, – почтительно ответил администратор
- А почему он в таком мундире? – не унимался любознательный Альберт.
- Потому что Озанян Андраник – генерал, служивший  русскому царю. После Октябрьской Революции он собрал армянских ополченцев и повёл их сражаться с турецкими войсками. Он не только наш, он ещё и Болгарский герой.
- Ого! – уважительно хмыкнул Альберт, глядя  на Аракела снизу вверх:
- Так ты ещё и историк?
- Нет, - скромно пожал плечами администратор. – Просто, я считаю, надо знать историю своего народа. Пригодится в борьбе с нашими врагами, - серьезно добавил он.
Ишь, ты! - Альберт улыбнулся и, покровительственно хлопнул парня по плечу:
- С вашими врагами сейчас другие в Карабахе разбираются, а ты ступай чего-нибудь поесть принеси.
Тигран слышал весь разговор, и от последней фразы Альберта противные мурашки пробежали по его широкой спине. Сидя за столом, он пристально смотрел на портрет генерала, забыв, зачем пришёл в ресторан.
- Ты что загрустил, братуха? – Альберт сел рядом с другом, отвлекая его от мрачных раздумий.
Тигран указал взглядом на портрет и сказал, сдерживая странную дрожь в голосе:
- Его портрет на стене висит. Он герой. Его помнят и уважают, а мои портреты в ментовских шкафчиках под замком.
- Тебе что, славы захотелось? Ну так давай кого-нибудь разведём на пару лимонов и я первый твой портрет у себя дома над кроватью повешу, да ещё всю братву настропалю то же самое сделать. Молиться на тебя буду пять раз в день, хочешь? – Альберт говорил нарочито громко, привлекая внимание остальных и явно стараясь отвлечь Тиграна от набежавшей грусти.
Тигран оценил старания друга, и попытался ответить ему в тон:
- Значит, признание пару лимонов стоит, а?
- Э, хорош, в натуре, чего завёлся! – Альберт решил не углубляться в скользкую тему. – Мы тут с братвой живём по понятиям, и сейчас отдыхать приехали. Что ты здесь торчишь, если мысли такие прут? Езжай воевать, а мы тут без тебя бабки раздербаним. Нам больше останется. Эх, брат, давай-ка лучше расслабимся, выпьем, а потом уж по поводу портретов поговорим.
Альберт отвернулся, тем самым недвусмысленно давая понять, что разговор закончен, и принялся разливать водку по рюмкам, торопя Аракела, который раскладывал по тарелкам гостей еду, принесённую официантами. Но для Тиграна вечер был испорчен. Странные мысли лезли ему в голову после резких, но в общем-то справедливых слов Альберта.

В последние дни он все чаще задумывался о том, для чего живет. Врачи, возможно, нашли бы его настроениям простое физиологическое объяснение – какой-нибудь банальный авитаминоз. Психологи, вероятно, констатировали бы возрастной кризис. Но сам Тигран чувствовал: это мается его душа - каждый раз, промотав деньги, полученные от всевозможных афер в ресторанах или казино, он не находил себе места,  слушая на следующий день по телевизору все новые и новые сводки о гибели своих земляков. Раньше, читая исторические романы, Тигран всем сердцем восхищался подвигами армянских героев.  Себя же он теперь чувствовал предателем, таким же, как некий персонаж исторической повести «Самвел» - алчность и жажда власти заставили его встать во главе чужеземного войска и повести солдат на свой народ, так он надеялся заслужить престол, обещанный персидским шахом. Он не мог делиться такими мыслями с братвой, и уж конечно не мог рассчитывать на их понимание. Скорее наоборот, дождался бы от своих дружков обвинений в национализме, который отнюдь не приветствовался в этих кругах. Какая-нибудь азербайджанская группировка могла спокойно обращаться за помощью к армянскому вору в законе. Никаких национальностей - только понятия.

Веселье в ресторане продолжалось допоздна.  Но теплая компания и не думала расходиться. Было уже далеко за полночь, когда изрядно подвыпившие ребята, покинув питейное заведение, немножко постреляли в воздух у дверей ресторана из «ТТ» и «Макаровых», потом расселись по машинам и двинулись в казино. Тигран уехал последним. Простившись с Альбертом, он еще потоптался возле дверей ресторана: вдруг подъедет милиция, слышавшая полночную пальбу - тогда  придется дать им денег, чтоб стражи порядка закрыли глаза на шумный отъезд братков. Но в тот раз доблестные милиционеры, должно быть, ловили настоящих хулиганов, и им не было дела до пустых выстрелов в небо.
Тигран, махнув на прощанье рукой Аракелу, сел за руль.  Ехать в казино он не собирался. Ему надо было домой, хотелось поспать, чтобы иметь ясную голову, перед тем, как окажется со своими мыслями в церкви…

Армянское кладбище в Пресненском районе Москвы – место необыкновенное. С тех пор, как старейшина армянской общины Минас Лазарев основал его в 1805 году - вот уже почти двести лет, тихое и уединенное это кладбище является своеобразным местом встреч для членов диаспоры. В середине кладбища высится старинная церковь Воскресения Христова, построенная все тем же меценатом Лазаревым, спустя десять лет после открытия кладбища. Возле ее кирпичных стен по воскресениям собираются люди. Здесь ищут единомышленников и решают политические вопросы, общаются, заводят новые знакомства, разыскивают давно потерянных друзей или родственников. В это воскресенье было особенно многолюдно. Какой-то политический деятель на своеобразном митинге, угрожая властям, раздавал обещания собравшимся вокруг него людям.
Тигран подъехал, когда сборище было в самом разгаре, но слушать очередного краснобая не стал и, зайдя на территорию кладбища, замер у стендов, развешанных вдоль стен храма. Длинный ряд деревянных щитов был сплошь заклеен жуткими в своей документальности фотографиями – хрониками Сумгаитской и Бакинской резни: горящие дома, выбитые окна и двери, тела убитых и раненых на улицах среди кирпичных и стеклянных осколков…  Эти черно-белые кусочки картона, казалось, сочились болью его соплеменников, и беззвучно взывали к нему.
  Тигран всматривался в фотографии жертв, читал описания их смерти, как вдруг у парня что-то екнуло в груди: между фотографиями он увидел сводки столкновений в Карабахе. Надругавшись над его земляками, враг покушался и на его честь.
А он? Какие поступки совершает он в своих московских похождениях? Какой след оставит после себя? О чем будет рассказывать своим детям?  О том, как "крышевал" спекулянтов на базаре? Тьфу!..

Да, свой первый экзамен «перестройщики» провалили с треском. Три дня в небольшом азербайджанском городе Сумгаите грабили и зверски убивали людей только за то, что они армяне. Местные власти стыдливо называли  творившийся у них на глазах и с их попустительства разбой - "беспорядками на этнической почве",  "беспорядками", в которых только по официальным данным погибло около тридцати его соплеменников… А сколько их погибло на самом деле? Сотни?.. А сколько осталось без крова? Сколько вышвырнуто на улицу, лишено средств к жизни, изувечено… И все это под гробовое молчание Кремля, который будто мстит за стремление карабахских армян восстановить историческую справедливость и получить свободу мирным путём.
Свободу! Как же!
Именно тогда, после Сумгаитской трагедии, стало понятно, что разговоры о праве каждого народа на самоопределение – не более чем безответственная политическая болтовня! А воля граждан – пустой звук в лучшем случае. В худшем – лишний повод властям для расправы над непокорными.

  Когда же убийства и грабежи перенеслись в столицу Азербайджана – Баку - центральные власти не на шутку перепугались, ведь советский режим первым мог рухнуть именно там. Бойцы народного фронта Азербайджана, а точнее насильники и убийцы тысяч ни в чём неповинных людей, помимо расправы над армянами, действительно покушались на захват власти. И тогда в Баку были введены войска. Но не для спасения армян, не для защиты прав и свобод граждан - а исключительно с целью поддержания советской власти.
Противостоять регулярной армии, хорошо обученной и до зубов вооруженной, мятежники были не в силах. Хотя у народного фронта Азербайджана было и время для подготовки к обороне, и немало захваченного ранее оружия и чуть ли не все транспортные средства города. Однако, несмотря на баррикады из КрАЗов, КамАЗов и бензовозов с подвешенными к ним бутылками с зажигательной смесью, перед лицом советской военщины, «бойцы народного фронта» быстро утратили свой боевой пыл. Ведь одно дело громить беззащитных людей, и совсем другое – сражаться с правительственными войсками… Словом, этим головорезам нечего было противопоставить десантникам, танкам и самолетам. Поэтому, перестреляв два десятка «героев», войска заняли Баку, подтвердив известную формулу: воздушно-десантные войска плюс военно-транспортная авиация ровняется советская власть в Закавказье. Под прикрытием десантников остававшиеся в городе армяне покинули Баку навсегда. Полумиллионная армянская община Азербайджана прекратила свое существование. После этого стало ясно, что доказать свою правоту и отстоять честь можно только с помощью оружия. Другого языка для общения с погромщиками попросту не существовало, а надежда на справедливую власть умерла вместе с тысячами погибших в Азербайджане  - убитыми, изнасилованными и сожжёнными заживо людьми.

Но и после этих трагедий Судьба не благоволила к армянам - она все еще не насытилась их страданиями. Страшное землетрясение в Спитаке в декабре 1988 года полностью разрушило город и десятки окрестных сел, унесло множество жизней.  Но в то время, когда весь мир собирал гуманитарную помощь для пострадавших, когда у всех нормальных людей текли слёзы сочувствия, в Азербайджане был праздник. Сотни тысяч жителей этой Советской республики высыпали на улицы своих городов и радовались чужому горю. В те дни из Азербайджана в Армению шли поезда с полными вагонами… нет, не медикаментов, и провизии… а чудовищных в своем злорадстве и низости  "поздравлений"…

Дорога из церкви домой, показалась Тиграну гораздо длиннее. Весь обратный путь перед его глазами проносились кадры фотохроники: плачущие женщины, избитые мужчины, изувеченные тела детей и стариков.
Подъехав к общежитию, он вышел из своей любимой БМВушки и остановился неподалеку от крыльца. На ступеньках толклись двое молодых парней, явно не из числа здешних обитателей. Они критически оглядывали заходивших в здание юных студенток, и заговаривали с самыми симпатичными девчонками, очевидно в расчете на более тесное знакомство.
Тигран знал обоих. Светловолосого, коренастого крепыша звали Магой. По национальности он был ингушем, а по роду занятий - «паханом» группировки, группировки, которая «держала» многочисленные торговые точки, расположенные всё на том же Рижском рынке. Второй – повыше и потемнее - был Мурат, по кличке «Муха». Внешность его яснее слов говорила о том, что этот молодой человек - истинное «лицо кавказской национальности». Его чёрная кожаная куртка и широкие коричневые брюки «слаксы», по моде того времени, подчёркивали принадлежность к «крутой» иерархии.
Среди приятелей Муха слыл человеком отзывчивым и легко заводил новые знакомства, а то, что он занимался рэкетом, а порой не гнушался и грабежом, отнюдь не портило его репутации среди друзей. И тот и другой были детьми своего жестокого времени. Увидев Тиграна, Муха широко улыбнулся и пошёл навстречу, протягивая руку: 
- Привет братуха!
- Здорово бродяги! Вы что тут делаете? – Тигран поприветствовал приятелей, по очереди обнявшись с каждым.
Мага, положив руку на плечо Тиграна, заговорщицки подмигнул:
- Да вот, знаешь ли, мы тут одно дельце провернули и решили тебя пригласить отпраздновать с нами. Так что давай, собирайся!
Такой поворот событий никак не входил в планы Тиграна. Он все ещё находился под впечатлением от увиденного на стендах у армянской церкви. Парень неловко улыбнулся, не желая огорчать друзей отказом, но все же ответил:
- Нет, пацаны, не в обиду вам сказано, но… не хочу. Не то настроение. Поезжайте сами…
- Да мы бы уже поехали, – пожал плечами Муха, – но, понимаешь, нас там ждут три обалденные «курицы» - прямо девочки с обложки! А нас всего двое. Пока… Сечешь? Э, да ладно, что тебе стоит! Это ж недалеко, в Останкино. Посидим, поболтаем, потом по номерам рассосёмся. Ну, решай…
Предложение было очень заманчивым, но какое-то новое строгое чувство уже завладело душой Тиграна, и легко взяло верх над похотью. Он машинально огляделся по сторонам и, заметив идущего по улице знакомого, предложил:
-  Вон, Толика возьмите, он точно не откажется, а я не хочу, - и с рассеянной улыбкой Тигран медленно пошел прочь.

Толик учился на третьем курсе института. В Москву он приехал из Ростова-на-Дону, поступил в институт и сосредоточился на учебе, не отвлекаясь ни на какие соблазны. У него рано умер отец, а мама болела тяжёлой,  неизлечимой болезнью и Толик справедливо считал, что не имеет право рисковать,   засовывая голову в какие-нибудь опасные дела. Тем не менее, вся разношёрстная братва, квартировавшая в общежитии, любила его за компанейский  нрав и общительность.
- Куда вы меня пригласить собираетесь? – спросил парень, широко улыбнувшись, в ответ на  приветствие.
- Поехали с нами в ресторан! – позвал его Мага. - Муха трёх тёлок зацепил, они там ждут. Посидим хорошо, пообщаемся, выпьем, отдохнём, а то ты что-то заучился совсем, так и помрёшь с учебником, – добродушно пошутил он.
Для простого студента предложение было очень соблазнительным, тем более, что день этот был свободным от учёбы, так что Толику даже не нужно было выбирать между лекциями и дружеской пирушкой. И конечно он с радостью согласился, заранее предвкушая встречу с описанными красавицами.
- Тигран! – крикнул Муха вслед удаляющемуся другу, - А может все-таки и ты с нами? За компанию, а?
- Нет, ребята, - не оборачиваясь, отмахнулся Тигран, - поезжайте без меня…
 Не медля дольше, Муха и Мага прихватили покладистого Толика и отбыли восвояси.
Тигран проводил приятелей долгим взглядом, улыбнулся, вспомнив счастливую Толикову физиономию, пошёл в общежитие.
 
У себя в комнате он первым делом включил телевизор и отыскал канал, на котором шли новости. Первый же сюжет, что называется, сыпанул соли на его свежие душевные раны. Словно в дополнение к фотохронике, виденной Тиграном на кладбище, диктор первого канала с озабоченным видом стал рассказывать о проверках паспортного режима в армянских сёлах Эркедж, Бузлух и Манашид и том, как армянские экстремисты сопротивляются этой процедуре.
О том, как на самом деле проходят эти "проверки", Тигран мог бы рассказать гораздо правдивее, чем холеный ведущий официальных новостей. Там, возле армянской церкви, парень узнал от своих соплеменников много такого, чего в новостях не рассказывали. Например, о том, как села окружали солдаты советской армии, как рыскали по домам в поисках молодых парней и мужчин, способных держать оружие, как под любым надуманным предлогом фабриковались обвинения в пособничестве боевикам… А потом под прикрытием советских автоматов в деревни врывался азербайджанский ОМОН, безжалостно расправляясь с их беззащитными обитателями и творя чудеса вандализма на глазах солдат срочной службы.
Политическая подоплека этой фактически узаконенной резни была слишком очевидна: пока у власти в Азербайджане находится лидер – коммунист, ему следовало оказывать всяческую поддержку в обмен на лояльность к советскому режиму, и, следовательно, выгодно было выставлять армян врагами и экстремистами.

От таких новостей предательски запершило в горле.  Тигран вынул из шкафа запрятанную бутылку водки, открыл её и налил себе половину гранёного стакана.
- Береги нас Бог! – он и сам толком не понял, как и почему вырвались из него эти слова, потому что никогда прежде Тигран не он обращался к Богу с просьбами и мольбами. Но видно настал в жизни его народа тот горький час, когда обращаться за помощью было больше не к кому…
Выговорив эти, столь непривычные для себя слова, он залпом осушил налитое и покинул комнату.
Решения он принимал спонтанно. Потому что привык прислушиваться не только к доводам рассудка, но и к тому, что подсказывало ему сердце, поэтому решения принятые интуитивно, часто оказывались вернее тех, что принимались расчетливо. Вот и сейчас он ясно ощущал, что сердце дает ему мудрый совет. И решение в нем незаметно созрело само собой.
Тигран не думал о том, что меняет веселую и небедную московскую жизнь, на стезю полную смертельных опасностей, не разводил философию и уж тем более не произносил пафосных речей. Единственное, что на самом деле заботило его сейчас, так это проблема: где раздобыть билет на самолёт до Еревана в период острейшего дефицита.
Тигран был хоть и молодым, но уже достаточно опытным человеком, и знал, что в принципе в Москве все можно купить, были бы деньги! Или связи. У Тиграна было и то и другое,  следовательно, его шансы значительно увеличивались.
Не раздумывая больше, он начал действовать. Для начала обзвонил всех знакомых, имевших хоть какое-то влияние, с просьбой помочь ему купить билет. Но и после этого не уселся в ожидании, сложа руки. Напротив, засуетился ещё больше. Земля словно горела у него под ногами, подталкивая к немедленным действиям. Он решил ехать на аэровокзал и попытаться купить билет самостоятельно. Задумано – сделано.
На аэровокзале царила привычная суета. Сновали пассажиры с баулами, речистые таксисты зазывали клиентов, пробегали мимо озабоченные служащие в униформе, перед кассами толпились очереди…
Внимательно оглядевшись, Тигран выбрал кассу, за прозрачным окошком которой сидела миловидная девушка лет двадцати пяти и, широко улыбаясь, подошел к ней. Признаться, он рассчитывал не только на деньги, но и на свое неотразимое мужское обаяние, потому что по опыту знал:  этот козырь оказывается порой сильнее денег.
Он положил перед кассиршей сумму в три раза превышавшую стоимость билета и записку: «Билет до Еревана на ближайшее время и ваш телефончик», и, наклонившись к окошечку, чуть слышно сказал:
- Глядя на вас, я все больше убеждаюсь в том, что природа способна творить чудеса. Хотелось бы найти вас такой же красавицей, когда я вернусь обратно!
- Спасибо, - смущённо улыбнулась девушка. – А на счет билета… извините, и рада бы помочь, да никак! - и она протянула деньги обратно.
Отказ несколько обескуражил Тиграна. В то время существовала неофициальная такса, по которой, за двойную стоимость можно было купить билет на любое, даже самое дефицитное направление. А уж за тройную…
Глядя на кассиршу умоляющим взглядом, Тигран сделал еще одну попытку:
- Красавица, прошу, помоги, пожалуйста, очень надо!
Такая настойчивость вкупе с обаянием галантного молодого человека наконец возымела действие. Девушка пристально взглянула на Тиграна, потом бегло огляделась по сторонам – никто не обращал на них внимания. Тогда она, написав что-то на клочке бумаги, вполголоса произнесла:
- Вот, возьмите. Это телефон моего двоюродного брата -  Кирилла. Он  пилот, и послезавтра летит в Ереван. Позвоните ему - он поможет.
Тигран схватил заветную бумажку, горячо поблагодарил девушку и выскочил на улицу в поисках телефонной будки. Искать пришлось недолго, благо этого добра в Москве всегда хватало. Одна из будок находилась неподалеку от аэровокзала. Скормив автомату двушку, он, дрожащими от нетерпения руками, набрал номер, данный симпатичной кассиршей.
Пилот откликнулся сразу, и вопрос с перелетом решился: Кирилл предложил ему лететь в Ереван послезавтра, заплатив стоимость билета. Но лететь не в салоне, а в багажном отделении. Тигран, слегка удивленный молниеносным решением вопроса, согласился, понимая, что другого варианта может и не быть.
- Тогда слушайте внимательно, - сказал пилот и подробно объяснил Тиграну, как осуществить этот нелегальный план. – Ждите в условленном месте, - закончил он. - К вам подойдёт милиционер, обеспечивающий порядок на территории аэропорта, и проведёт прямо к самолёту по взлётной полосе.
Ну что ж… во времена перестройки многое стало возможным.
Довольный тем, как складываются события, Тигран заторопился в общежитие. До отлета у него оставалось еще одно очень важное дело.

У входа в общежитие толпилось человек двадцать. Тигран еще издали разглядел множество знакомых лиц и среди них Рената, родного брата Мухи, уехавшего кутить в ресторан. Он стоял посреди толпы и плакал навзрыд, привалившись к плечу своего друга Ромы. Тигран быстро пробрался к нему, тронул за локоть:
- Что случилось, братишка?
Ренат, повернув к нему заплаканное лицо, пролепетал:
- Муху убили… - и уткнулся лбом в грудь Тиграну, ища утешения.
Это был настоящий шок.
Тиграна растерянно переводил взгляд с одного знакомого лица на другое и не знал что говорить, и что делать. Толпа вокруг подавленно молчала.
- Как убили? Я же часа четыре назад с ним разговаривал, они меня в ресторан приглашали, - все еще не до конца веря в серьезность происходящего, тупо спросил он.
Эту фразу услышал подоспевший родственник Рената, седой мужчина, лет пятидесяти. Он увел плачущего парня, на ходу бросив Тиграну:
- Барана зарежь, земляк, Богу жертву принеси. Ты сегодня второй раз родился.
Тигран с недоумением посмотрел на Рому, и тот с присущим бакинским армянам красноречием, принялся рассказывать о происшедшем в Останкино:   
- Ребята подъехали к ресторану и как только вышли из машины, откуда-то появилась шестёрка без номеров. Оттуда выскочили трое с автоматами и всех завалили. Не спешили суки, даже контрольки в голову сделать успели. Тёлки из окна всё видели. Прикинь, братан, вместо Толика ты мог быть! Ведь Муха с Магой за тобой приезжали. Сейчас к авторитету поедем. Может, тот наводку даст, кто бы это мог быть…
Последних слов Тигран уже не слышал. Сознание случившегося оглушило его. Перейдя кому-то дорогу в дикие девяностые, Муха и Мага были приговорены. Толик же просто подвернулся под горячую руку.
Тигран подумал о стечении обстоятельств, спасших ему жизнь.  Ведь не растревожь его так увиденная на кладбище фотохроника, он вполне мог бы оказаться на месте Толика, поехав отметить удачно завершённое Мухой и Магой дело.

Оказавшись в своей комнате, Тигран бросился к холодильнику и, вытащив оттуда недопитую бутылку водки, несколько раз хлебнул прямо из горлышка. Потом  рухнул на диван и закрыл глаза. В голове был сумбур, в ушах стоял свист, а в горле комок:
- Бедный Толик… - вырвалось у него. - Спасибо тебе за то, что ты занял моё место. Простите ребята, но не до ресторана мне тогда было! И вот оно как обернулось… Он закрыл лицо ладонями, из под пальцев по щекам медленно потекли горячие соленые капли - первые слёзы мужчины. И далеко не последние в его жизни…
Снова и снова он думал о том, что люди, взяв в руки оружие, защищают свой дом, свою семью и свою честь, а что защищает он, участвуя в бандитских разборках? Останется здесь – так и сгинет когда-нибудь от пуль противоборствующей группировки, а то и просто случайно подвернется под выстрел, как это произошло с Толиком. От этих мыслей мурашки пробежали по телу, словно его окатили холодной водой.
 Сидеть в прострации долго он не мог. Во-первых, ему не хотелось ни одной лишней минуты оставаться в общежитии, где он в любой момент мог понадобиться своим дружкам. Во-вторых, его ждало важное дело, которое непременно нужно было выполнить до отлета. Ему предстояло повидаться с родителями, жившими в Калуге – ведь кто знает, чем может обернуться его поездка в Армению. В запасе у него оставался еще целый день.
Он заставил себя подняться, достал из шкафа большую дорожную сумку и стал укладывать в неё свои вещи, приговаривая:
- Если суждено не дожить до старости, так лучше уйти со смыслом. После буду книжки про героев читать, а сейчас – Родина мать зовёт! Сборы были недолги.

На крыльце все еще стояла молчаливая толпа, но Тигран обошел ее стороной, сел в свою машину и рванул с места. Скорость не то чтобы успокаивала его, но заставляла сосредоточиться, не оставляя места для тяжелых мыслей.
До "колыбели советской космонавтики", как ещё называли Калугу, было около двух  часов езды. Вроде бы и недалеко, но Тигран очень редко ездил в этот город. Ему совсем не нравилась спокойная и размеренная жизнь провинциалов. Вялое течение дней нагоняло на него тоску и скуку. А он напротив любил  напряжение и противоборство, позволявшее ему острее чувствовать жизнь.
Трасса оказалась свободной не только от машин, но и от гаишников, обычно кишащих на постах и прячущихся в кустах с радарами. После первых тридцати минут дороги все отрицательные эмоции отступили, он настроился на предстоящую встречу с родителями и перед его мысленным взором стали проноситься эпизоды с участием отца и матери.
Тигран усмехнулся, представив, как по приезде ему опять будет предложена традиционная «свежая курочка с рисом». И даже если эта курица эта умерла своей смертью год назад, всё равно придется поверить в её свежесть, потому что так сказала мама.
Иногда Тигран шутливо выражал сомнения по поводу некоторых материнских высказываний, на что неизменно слышал в ответ: «Я права, потому что я твоя мать!».  На это возразить было нечего. Приходилось считаться. А отец непременно разбудит его утром, ткнув пальцем в бок, и не обращая внимания на возмущенные возгласы, наставительно скажет:
- Встань и сделай зарядку. Некоторые в твоём возрасте уже полками командовали, а ты всё спишь!
А мама, оберегая своего любимца, как будто он все еще дитя, крикнет отцу свое обычное: - «Оставь ребёнка в покое!», - и отец уйдёт в спальную писать очередную научную статью, но по дороге обязательно помянет тихим незлым словом родителей своей жены.
 
Два часа дороги пролетели незаметно. И вот уже перед глазами, как визитная карточка Калуги, возникло искусственное море с ракетой «Восток» на заднем плане. Именно на такой ракете Гагарин совершил свой первый в истории человечества полёт, и немногие в этом городе соглашались признать, что это макет, а не настоящий корабль.
 Миновав мост, Тигран свернул на набережную и, проехав по ней вдоль Оки, взлетел по крутому подъёму прямо к дому, где жили теперь его родители. Путь был закончен. Осталось только припарковаться и посигналить пару раз, извещая о своем прибытии родных, чтобы они успели обрадоваться заранее. В окне второго этажа тут же появилось сияющее лицо матери.
Её ликованию не было предела,  даже стены панельной хрущевки не заглушали счастливых возгласов женщины, в суете кричащей отцу, чтобы тот скорее открыл сыну дверь.
- Токанэт утэм! Тигран здравствуй! – отец протянул руку и прижал было сына к груди, как вдруг мама вклинилась между ними, вырвала Тиграна из отцовских объятий и принялась его целовать:
- Здравствуй матаханим. Как долго тебя не было. Как у тебя дела, Тигранчик?
- Хорошо, мама, хорошо. Вы-то как? – терпеливо снося материнскую ласку, отвечал Тигран.
Наконец ему позволили снять и обувь и пройти в дом.  На тут на пороге комнаты перед ним выросла фигура младшего брата.
- Привет, братишка! – обрадовался Тигран, обнимая Самвела.
- Здорово, Мапута, – ответил тот, называя Тиграна старым домашним прозвищем, неизвестным никому, кроме узкого семейного круга. Мапута был вождём какого-то африканского племени, и Самвел, случалось, подбирал для любимого брата подобные ласкательные имена.
Он был младше Тиграна на пять лет, но разница в возрасте уже не бросалась в глаза.
Если Тигран, уже порядочное время не друживший со спортом, возмужал, пройдя армейскую закалку, то его младший брат упорно занимался если не всеми, то многими силовыми единоборствами. Сначала это была борьба, причём разных направлений, потом тяжёлая атлетика и, наконец, бокс. В комнате брата вместо люстры красовалась боксёрская груша, которую подарил ему Тигран на день рождения, и которая торчала посреди его комнаты, порядком раздражая родителей.
Особенно негодовал отец. При первой же встрече с Тиграном, он высказал ему свое возмущение этим подарком, мешавшим ему сосредоточиться во время работы над очередными научными трудами. Как раз перед приездом Тиграна, Самвел был занят тренировкой и вышел встречать брата в боксёрских перчатках.
- Ты ничего не привёз? Может штангу какую-нибудь? – сарказм отца был понятен, но Самвелу шутка не понравилась.
- Грузовик следом едет, комплект везёт: несколько коней и пару штанг с гирями, – подмигнул брату Тигран,. И тот, обрадованный поддержкой с увлечением принялся развивать тему.
- Супер! Мам, давай зал освобождать, а то ко мне в комнату всё это не влезет!
Женщина посмотрела на своих детей, глазами полными ужаса и запричитала:
- Да что же это такое, конюшня, что ли какая-то! Это же квартира, в конце концов!
 Братья рассмеялись, обняли доверчивую маму и принялись наперебой её успокаивать. Затем младший, слегка долбанул себя перчатками по голове, исполнил следующий номер семейной программы:
 и:
- Я всегда был изгоем, - патетически воскликнул он. - Всё только для старшего! Я не нужен никому! – и, не дожидаясь второй серии материнской паники, прошептал, - Будана! – это было ещё одно ласкательное выражение по отношению к матери, перевода которого не знал никто.
Отец, посмеиваясь, наблюдал за происходящим. Потом, толкнув жену в бок и пробурчал:
- Ладно, иди на стол накрой.
Мать посмотрела на Тиграна и произнесла давно ожидаемую им фразу, заставившую невольно улыбнуться  обоих братьев:
- Тигранчик, у меня курочка с рисом есть, очень свежая!
Отец, не дожидаясь ответа Тиграна, выразил желание отведать свежую курятину, и мужчины направились в зал, готовить стол к наплыву тарелок.
Курица исчезла очень быстро, не успев остыть, а затем началась подготовка к редкому семейному чаепитию. Тигран тем временем ломал голову над тем, как объяснить родителям свое предстоящее отсутствие. В конце концов, его осенила подходящая  идея. И подсказана она была с голубого экрана. По телевизору шла передача, посвященная развитию Сибири. Голос за кадром с подъемом повествовал о многочисленных студентах, приезжающих поднимать экономику этого сурового края, и продолжающих славные традиции строительных отрядов. Разумеется, все это было чепухой. В стране не то что стройотрядовское движение, а даже распределение после учёбы в институте кануло в лету, но Тигран сейчас рад был любой зацепке.
Поэтому, улучив момент, когда отец раскладывал по блюдечкам варенье, почтительный сын бросил как бы невзначай, кивая на телевизор:
- Вот и нас туда отправляют, говорят, денег заработаем.
Отец, услышав сказанное, мигом забыл о варенье и возмутился:
- Что ты такое говоришь? Куда отправляют? Учиться надо. Какие деньги? Образование надо получить.
Мама, услышав этот разговор с кухни, прибежала в зал и заплакала:
- Какая ещё Сибирь! Ты бы хоть о родителях подумал! Хочешь в гроб нас загнать! Там в этой Сибири заразы полно!
Тигран молча переждал бурю родительского возмущения. Возражать сразу не имело смысла – все равно не услышат. И лишь после того как все аргументы против были исчерпаны и наступило некоторое затишье, он нарочито спокойным, чуть ли не беспечным тоном принялся обосновывать свою,  на ходу сочиненную поездку.
- Я эту сессию провалил, но ничего страшного, - беззаботно улыбнулся он, - ведь в армии я уже был. Теперь вот оформил академический отпуск на год, а пока, поеду поработать. Да не переживайте вы так!  Нас туда целая группа едет, всё будет нормально!
Спокойная речь Тиграна произвела умиротворяющее впечатление на  родителей. Мама, попричитав еще немного для порядка, уселась перед телевизором,  то и дело задавая вопросы Тиграну о том, с кем он едет, на сколько и в какой населённый пункт.

Отец, утомленный чрезмерной материнской заботливостью, подвёл итог:
 - Ничего ужасного в предстоящей поездке в Сибирь нет. Тигран уже вполне взрослый человек и вправе сам принимать решения, - закончил он. И помедлив, добавил фразу, которую слышат от любящих родителей все дети:
- Ты только звони почаще! мы ведь все равно будем о тебе беспокоиться.
Тигран усердно закивал головой, попутно пытаясь сообразить, как же он ухитрится звонить родителям оттуда, куда на самом деле едет…
Он смотрел в телевизор остановившимся взглядом. Ему вдруг представилась  жуткая картина его похорон, рыдания матери и слёзы отца. Тигран мотнул головой, стараясь отделаться от навязчивых мыслей. Вскоре родители отправились спать, а старший брат пошел в комнату к младшему.
Парни долго разговаривали на разные темы, но как не хотелось Тиграну признаться Самвелу в том, что он задумал, он все же нашел в себе силы удержать язык за зубами. Ночь миновала. Родители еще спали, когда Тигран засобирался в обратный путь. Братишка вышел проводить его. Прощаясь, Тигран хлопнул брата по плечу и со значением:
- Береги родителей, если что…
- В каком смысле "если что"? – недоуменно спросил Самвел.
Но Тигран уже садился в машину и, приоткрыв окно, протянул растопыренную пятерню:
- Прощай, братишка! Все будет хорошо!
Отъезжая, Тигран смотрел в зеркало заднего вида, и видел брата, идущего к подъезду и маму, машущую руками из окна. Сердце у него щемило, но решение было твердым, отступать он не собирался, и единственное, чего хотел, это остаться в живых, чтобы не причинить боль родителям…

***               
Следуя договорённости с пилотом, Тигран явился в аэропорт «Внуково» к десяти часам утра. Зал ожидания был полон. Люди дремали на жестких пластмассовых сидениях, тут же ели и пили, разгадывали кроссворды. Дети капризничали, взрослые стерегли сумки и чемоданы. Время от времени гул толпы перекрывался равнодушным женским голосом, объявлявшим по радио о прибытии и отправке самолетов. Регистрация на тот Ереванский рейс шла полным ходом.
Не обращая особого внимания на вокзальную суету, Тигран прошёл через весь зал и остановился у неприметной серой двери с надписью «Посторонним вход запрещён». Перед ней на всякий случай был установлен ориентир – мусорное ведро. В качестве опознавательного знака он сжимал в руке свёрнутую в трубочку «Комсомольскую правду», которую купил при входе в аэропорт. Газета, как и аккуратная чёрная кепка на голове у Тиграна нужны были для встречи с проводником.

Должно быть, со стороны, Тигран походил на персонаж фильма «Место встречи изменить нельзя», он так же горбился и в ожидании прогуливался перед заветной дверью походкой, напоминающей Шараповскую, время от времени нервно поглядывая на часы. До отлёта оставалось чуть больше часа. Волнение его нарастало с каждой минутой, особенно после того, как по радио объявили об окончании регистрации на рейс до Еревана. Но тут дверь наконец открылась и в проёме появился полный, невысокого роста мужчина в милицейской форме. Посмотрев на парня в черной кепке и с газетой в руке, он спросил:
- Ты Тигран?
- Он самый, – с улыбкой облегчения откликнулся парень, и подхватил с пола  свою сумку.
Милиционер быстро огляделся по сторонам и кивнул на дверь:
- Давай за мной, только шустро!
Тигран кивнул и последовал за блюстителем порядка, невольно ловя себя на мысли, что если бы не поездка в Армению, то он никогда бы не оказался в этих недоступных обычным пассажирам коридорах. Шли торопливо. И вскоре оказались в небольшом холле с двумя дверьми.
Милиционер остановился и, указывая поочерёдно на двери, не то пошутил, не то напророчил:
- Пойдёшь налево счастье встретишь, направо в сказку улетишь.
Тигран на секунду закрыл глаза, будто выбирая, затем, глядя на своего поводыря, сказал:
-  Две двери, а конец один, так что и выбирать нечего. Милиционера явно удивил такой ответ:
- Ты не в первый раз, что ли?
- Да нет, в первый. А что? – поинтересовался Тигран.
Милиционер достал из кармана ключ и, открыв одну из дверей, пробормотал:
- Ты прямо ясновидец! Эти два коридора на самом деле в один сходятся.
- От судьбы не уйдёшь, - улыбнулся Тигран, и добавил:
- Счастье в сказке, так же как и сказка в счастье!
Еще несколько шагов, и они очутились в холле с множеством выходов.
Милиционер посмотрел на часы, и кивнул: пора! Открыв одну из дверей, он вышел на лётное поле, ведя за собой Тиграна.
Лавируя между самолетами, и едва не оглохнув от гула работающих турбин, мужчины подошли к лайнеру, на борту которого большими буквами было написано «Аэрофлот». Парень в форме лётчика, стоявший у трапа, нервно потирал руки.
Тигран приблизился.
- Кирилл? – на всякий случай уточнил он, доставая из кармана пакет, с ранее оговорённой суммой.
- Да! Да! Давай деньги, а то опаздываем уже! – пилот явно нервничал, потому что вылет задерживался.
Взяв пакет, Кирилл проводил Тиграна к входу в багажное отделение. Тесное  помещение было заставлено стеллажами, забитыми чемоданами, баулами и сумками. Слева от лестницы была небольшая свободная площадка, предназначенная скорее всего для разгрузки багажа. Здесь, на "диванах" составленных из собственной клади, сидело человек десять, видно таких же «чемоданов», как и Тигран.
Все они, как по команде, посмотрели на вновь прибывшего оценивающим взглядом. Затем один из пассажиров, державший в руке рюмку, добродушно пригласил Тиграна к импровизированному столу, составленному из сложенных друг на друга чемоданов.
Пригласивший, как выяснилось, отмечал свой день рождения и летел в Ереван к родителям. Тигран охотно принял приглашение, присел на корточки напротив именинника и тоже оглядел своих попутчиков.
По виду присутствующих, нетрудно было определить, кто они и чем занимаются: врачи, коммерсанты, чернорабочие, был даже один артист театра и кино. Наметанный глаз Тиграна подмечал разные мелочи в одежде, манере говорить, и вскоре он уже чувствовал себя своим в этой случайной разношерстной компании.
Застолье было уже в разгаре, когда трап медленно втянулся внутрь, и турбины самолёта загудели сильнее. Тигран облокотился плечом о вибрирующий борт самолёта и прикрыл глаза. Гул турбин всё нарастал, создавая неприятное  напряжение, которое только усилилось при отрыве лайнера от земли. Назвать такую поездку приятной, язык не поворачивался. Конечно, перекатываться с чемодана на чемодан в помещении без должной шумоизоляции, это не то, что сидеть в удобном кресле пассажирского салона и видеть улыбающиеся лица стюардесс. Но сегодня Тигран был рад и такой возможности попасть в Ереван, и потому готов был пренебречь трудностями этого путешествия.
 Наконец самолёт набрал нужную высоту, что стало заметно по уровню водки в рюмках, и нелегальные пассажиры вернулись за "пиршественный стол". После нескольких выпитых бутылок, атмосфера в багажном отсеке значительно потеплела. Можно было подумать, что все присутствующие уже давно знают друг друга. Горячие споры о политике и жизненных приоритетах, вспыхивавшие "за столом" лишь подтверждали на практике  тезис о разобщённости армянского общества.
  Бурный кавказский темперамент давал о себе знать даже здесь, в случайной компании. И слушая обычные суетные разговоры этих вполне благополучных людей,  трудно было вообразить, что направляются они в истерзанную блокадой и добитую землетрясением Республику.
Но неожиданно в самый разгар споров, парень по имени Норик, сидевший по левую руку от Тиграна, поднял рюмку и произнёс:
-  Давайте выпьем за всех наших соплеменников, которые ушли из этой жизни. За карабахцев, за ленинаканцев, за наш многострадальный народ. Пусть земля им будет пухом!

После такого тоста все споры за столом сами собой утихли – общая трагедия, к которой каждый из них чувствовал себя причастным, помогла забыть мелкие разногласия и почувствовать свою общность – ведь все они были детьми страдающего сейчас армянского народа.
Как и многие другие народы, перед лицом смертельной опасности армяне  умели сплотиться в один кулак, давая отпор врагу. В этом была их сила. В мирное же время это был народ, приносящий больше пользы другим государствам, чем своей Родине. В этом была их слабость. Но, как известно, родину любят не за  достоинства и недостатки, а просто потому, что она – Родина.
Все присутствующие осушили свои рюмки и с этого момента каждая новая тема, так или иначе была связана с историей Армении и с её трагедиями. Говорили о Сумгаитской резне, о Карабахе и о бездарной политике кремлёвских правителей, столкнувших народы в кровавом противоборстве.
Врач, сидевший рядом с Тиграном, упомянул, что несколько раз ему доводилось бывать в Карабахе для оказания помощи раненым мирным жителям и бойцам самообороны. Звали его Георгий, на вид ему было около тридцати, но, судя по его рассказам, повидать он успел немало. Тигран с огромным интересом слушал его истории, которые помогали более точно оценить ситуацию там, куда он собирался отправиться. Когда доктор умолк, Тигран полушёпотом, чтобы не привлекать внимания попутчиков, поинтересовался:
- А как можно туда попасть?
Георгий посмотрел на Тиграна широко раскрытыми от удивления глазами, потом так же, тихо, уточнил:
- Официально или быстро?
- А в чем разница? – спросил Тигран.
Доктор хлопнул парня по плечу и пояснил:
- Официально – долго, быстро – опасно.
Такой ответ не обескуражил настойчивого молодого человека - он явно не собирался отступать.
- Расскажи про оба пути, - попросил он.
Георгий понял, что перед ним не просто любопытный, и что этот малый не остановится перед трудностями, чтобы попасть в заблокированный со всех сторон мятежный край. С минуту доктор, не стесняясь, оценивающе смотрел на Тиграна, будто вычисляя, можно ли доверить постороннему человеку некоторые секреты. Он был, как говорится, тертым калачом. Но напор Тиграна и повышенный интерес к Карабахской проблеме побудили врача вдумчиво расспросить этого парня о том, зачем он летит в Армению. Тигран без утайки рассказал о своём решении добраться до Карабаха, чтобы защищать отчий край с оружием в руках, и Георгий решился помочь ему советом.
- Официально – это если ты прописан в Нагорно-Карабахской автономной области и направляешься домой, - стал подробно разъяснять он.  Для этого нужно получить разрешение в комендатуре внутренних войск. Но процедура занимает довольно много времени. Быстро же – значит, нелегально, минуя регистрацию. В этом случае, ты будешь считаться экстремистом, боевиком и станешь мишенью для советских войск и азербайджанского ОМОНа.
- Насчет официального пути все ясно, - заключил Тигран. - Мне это не подходит. Я в Москве прописан. А как туда можно попасть неофициально? К кому обратиться? – настойчиво спросил он, хотя и видел, что вопрос этот явно тяготит Георгия.
- Приезжаешь в комитет "Карабах", регистрируешься и ждёшь, пока отправят, –со вздохом ответил врач и после небольшой паузы добавил, – можно напрямую к вербовщикам обратиться, так получится ещё быстрее.
Тигран заинтересовался объяснениями доктора. Он даже потёр руки, словно в предвкушении  крупной сделки, и приступил к Георгию с новыми вопросами:
- Ты ведь знаешь к кому мне лучше обратиться… - прямо сказал он. - Направь меня, пожалуйста, к надежным людям, буду очень тебе благодарен.
Георгий сделал вид, что задумался, будто вспоминая что-то, хотя со стороны было заметно, что он все еще колеблется. Врача нетрудно было понять. С одной стороны, он боялся подставить вербовщиков, которые преследовались "Кремлём" за организацию и поддержку сепаратизма, называя их имена первому встречному, с другой - Тигран своим напором, искренностью и рвением внушал ему симпатию доверие. Наконец врач решился:
- Когда войдёшь в здание аэропорта, походи по залу прилёта, присмотрись к людям. Если будешь внимателен, то заметишь там двух бородатых парней. У одного из них особенная примета, толстый шрам от уха до подбородка. Подойдёшь к ним и скажешь, что от Михаила. Думаю, они тебе помогут.
Тигран воспрянул духом. Теперь он знал надежный путь, по которому можно было прийти к намеченной цели.
 Время пролетело незаметно.  Вскоре пассажирам стало закладывать уши, из чего они сделали вывод, что самолёт пошёл на снижение. Тигран закрыл глаза, вновь и вновь проверяя себя,  правильное ли решение он принял, и хватит ли у него духу, не выбирать в дальнейшем между смертью и предательством.
За этими размышлениями, он и посадки не заметил. Самолет приземлился на удивление мягко, и, не считая нескольких покатившихся во время торможения лайнера «чемоданов»,  обошлось без происшествий.
Через несколько минут в багажный отсек заглянул всё тот же Кирилл. Он поздравил всех с удачным приземлением и попросил быстро следовать за ним. Ереван встречал тёплой, безветренной погодой. Тигран жадно вдыхал воздух: то ли  хотел ощутить запах Родины, то ли прочистить лёгкие от багажной пыли – первое было приятным, второе – нелишним. Проведя безбилетников по лётному полю, между ревущими самолётными турбинами  до здания аэропорта, Кирилл завёл их внутрь и, быстро попрощавшись, скрылся в густой вокзальной толпе.
 Столпотворение в Ереванском аэропорту, отчасти объяснялось наполовину блокадным бытом столицы Армении. Дефицит продуктов питания породил многочисленных «челноков», возивших из Москвы в республику шоколадные конфеты, сырокопченые колбасы и иные деликатесы. Зал ожидания был похож на огромную оптовую базу при грузовом терминале.
Пройдя сквозь многочисленные ряды коробок и ящиков, Тигран увидел двух мужчин с пышными бородами. Один из них точно соответствовал приметам, которые описал Георгий.  Шрам, исказивший лицо мужчины, был виден издалека, и даже густая чёрная борода не могла его скрыть.  Одеты они были как все и в глаза особо не бросались, хотя какой-то неуловимый нюанс в их внешности отличал бородачей от обычных посетителей аэропорта. Они стояли у большой урны и мирно курили, наблюдая за суетой. Тигран подошел к ним и, подняв правую руку, сказал по-русски:
- Здорово, мужики!
Бородачи с подозрением оглядели парня, и один из них ответил:
- Ты откуда такой некультурный? Что, здороваться не умеешь?
Тигран понял намёк и, протянул руку:
- Умею, конечно, просто вы такие важные, что я даже засомневался, стоит ли вообще подходить, или нет.
Бородачи пожали Тиграну руку и один из них, первым вступивший в разговор, продолжил:
- Что тебя принесло сюда и откуда сам будешь?
- Из Москвы я. Зовут Тиграном. Приехал, потому что сердце меня сюда позвало, говорит, я здесь нужен.
Собеседник, еле заметным кивком выразил удовлетворение таким ответом, а затем  представил себя и друга:
- Я Гарник, из Ростова, а это Гнэл, он из Марселя, по-русски вообще не понимает, он к брату в гости приехал. Так что там насчёт твоего сердца? –настороженно переспросил он. Его подозрительность была оправданной. По аэропорту то и дело прохаживались советские солдаты с буквами «ВВ» на погонах. В их задачу входил отлов наиболее ретивых армян, устремлявшихся отсюда в "горячую точку" – на помощь своим землякам. Таким образом, советское правительство надеялось справиться с наплывом добровольцев в Карабах, помогая тем самым дружественному Азербайджанскому режиму проводить очистку территории от армянского населения.
- Мне нужно в Карабах, - без обиняков твердо сказал Тигран, и добавил "пароль" данный ему доктором, - я от Михаила.
Гарник не спеша перевёл Гнэлу весь разговор с Тиграном. Затем кивнул на окружающую их суету:
- Что ты там потерял?  Посмотри на них, мечутся как белки в колесе, что-то продают, что-то покупают. Да если бы они все по автомату взяли, можно было до Стамбула маршем пройтись. Тебе что, больше всех надо?
Тигран пристально посмотрел на Гарника, затем на Гнэла и сказал на чистом армянском языке:
- У меня нет времени болтать с вами. Я приехал сюда воевать за Родину и не за кого, кроме себя не отвечаю. Могут торговать в такой момент - пусть торгуют. Бог им судья. А до Стамбула и без них доберёмся!
Убежденность, звучавшая в голосе Тиграна, и его твердый взгляд произвели должное впечатление. Бородачи понимающе переглянулись, затем Гарник положил руку на плечо Тиграну и спросил:
- А родственники у тебя в Карабахе есть?
- Есть, только никто из них не знает о моём решении, да и не надо им знать. Я хочу туда, где больше всего нужны люди.
- Понимаю, - кивнул Гарник. -  Я так же сюда прорывался – и он дружелюбно улыбнулся. Ему явно пришелся по душе этот парень, и то обстоятельство, что он не искал легких путей, не втягивал в свое решение родню и рвался туда, где верней всего мог пригодиться.
- Утром нас перебрасывает в Карабах вертолёт, с нами полетишь, - пообещал ему Гарник. - Я тебя к Гамлету отвезу, ему нужны такие как ты. Но сразу предупреждаю, там очень жарко. Ты готов?
Тигран улыбнулся, понимая, что наконец-то нашёл путь, и ответил:
- Да ладно, мне и в Москве потеть приходилось. Справлюсь.
- Только смотри, постарайся не попасться на глаза ВВ-шникам, они прямо на взлётной полосе могут быть, – предупредил его Гарник, подразумевая солдат внутренних войск, патрулирующих аэропорт.
Тигран выслушал наставление бородача и поинтересовался:
- А чего их остерегаться, что они сделают?
Гарник приблизился к Тиграну почти вплотную: 
- Не дай Бог, узнаешь! – прошептал он. Мы-то с братом якобы на сороковины едем. Дядя умер, траур у нас и бороды поэтому. А у тебя прописка, я так понимаю, московская! Тебе что там надо?
Тигран не долго думая, отрезал:
- Да ладно, денег дам и всё! Что я буду им сказки рассказывать.
- Ну, если что, на месте сообразим, – заключил Гарник, и, махнув рукой в глубь аэровокзала, предложил:
- Пойдем, в  кафе посидим. Есть тут одно местечко…
 
Кафе оказалось дешевым вокзальным заведеньицем с шаткими круглыми столиками, накрытыми дешёвой красной клеёнкой. Стульев в кафешке не хватало, поэтому некоторые посетители сидели за столами на чемоданах. Но для Тиграна и его новых знакомцев стулья нашлись. Заспанная продавщица в мятой белой наколке, выдала им триста граммов водки в стеклянном графинчике, три тусклых стакана и сняла с витрины несколько подсохших бутербродов с сыром.
Мужчины заняли угловой столик. С этого места отлично просматривалось все помещение аэровокзала. Расслабляться, даже за выпивкой, было нельзя, потому что потеря бдительности грозила обернуться потерей свободы.
Разлив тепловатую водку по гранёным стаканчикам, Гарник предложил тост:
- За знакомство! – он выразительно посмотрел на Тиграна и поднял стакан. – За знакомство! – повторил он по-армянски для своего марсельского друга, и залпом выпил содержимое.
Гнэл и Тигран последовали его примеру.
И потекла оживленная беседа. Первым заговорил Гарник. История его жизни оказалась драматичной, и произвела на Тиграна сильное впечатление.
Живя в Ростове, Гарник работал в научно-исследовательском институте старшим научным сотрудником. По специальности он был физик и имел степень кандидата наук. С началом перестройки советская наука, заслуженно гордившаяся своими успехами, вдруг оказалась на положении бедной родственницы. Ни сами ученые, ни их знания стали не нужны стране, поскольку не могли давать немедленной прибыли. Ученым перестали выделять средства на новые исследования, да что там… даже грошовые зарплаты, и те стали задерживать месяцами.
Чтобы как-то прокормить семью, Гарник после работы в институте, отправлялся на железнодорожную товарную станцию, где он подрабатывал грузчиком, иногда до утра разгружая вагоны.
Однажды, вернувшись домой в неурочное время, он застал свою жену в объятиях холеного мужчины. Любовники были в постели и так увлеклись процессом, что не заметили вошедшего физика. Гарник молча прошел в  кухню, хлебнул водки и, закусив губу, вслушивался в страстные стоны жены. Вскоре они прекратились. Любовник, вероятно измученный жаждой, в поисках воды зашёл в кухню в чём мать родила.  Увидев Гарника, он даже не особенно смутился и сразу предложил делово:
- Говори, сколько бабла тебе отстегнуть -  и мы в расчёте…
От такой наглости у Гарника помутилось в глазах. Он схватил со стола кухонный нож, и полоснул по ещё не остывшему орудию негодяя, со словами:
- Вот теперь, мы в расчёте! – и под душераздирающие вопли жены и её  оскопленного любовника, вышел прочь из квартиры.
Не раздумывая, он пошел на автобусную станцию и сел в автобус, идущий во Владикавказ. Откуда - улетел в Ереван. Позднее, уже будучи в Карабахе, Гарник узнал, что любовник жены, с которым он так жестоко рассчитался за свое попранное достоинство, никто иной, как известный Ростовский авторитет, по имени Малхаз, поклявшийся отомстить своему обидчику, где бы тот не находился.
 История Гарника вызвала у мужчин сочувствие, а судьба авторитета – едкую насмешку. 
Следующей была очередь Гнэла. Он оказался сыном французского медиамагната, армянского происхождения. Мать Гнэл потерял рано, и почти не помнил ее. Беспокойный характер его проявился с детства, он был непослушным ребенком, и годам к пятнадцати превратился в буйного подростка, одержимого идеей мщения за обиды, нанесенные его народу. Еще в школе он узнал о геноциде армян в Османской империи и воспылал ненавистью. Мстить исконным врагам Армян – туркам Гнэл собирался не в одиночку. У него имелись единомышленники – такие же горячие юнцы, как он сам. Вскоре парни создали тайное общество под названием «Армянские мстители Марселя» и от кровавых планов перешли к конкретным делам: побили двух студентов турков и подожгли школу, в которой преподавался турецкий язык.
Французская полиция довольно быстро напала на след злоумышленников. И если бы не заступничество отца Гнэла и его широкие связи, неизвестно чем закончилась бы эпопея малолетних мстителей.
После взбучки, полученной от отца, сын взялся, как говориться, за ум и стал понемногу помогать отцу, вникая в тонкости бизнеса. Со временем Гнэл научился смирять свои бурные порывы, жизнь вошла в нормальное русло. Ему было уже под тридцать, когда отец открыл огромный супермаркет в Марселе и поставил сына управлять им. Бизнес не мешал патриотическим наклонностям Гнэла, но направлял их в здоровое русло. И все шло гладко; но вот однажды отец пришёл домой и, бросив на стол стопку газет,  сказал:
- Война в Карабахе началась, туда добровольцы едут. У нас пункт записи открыли.
Старый миллионер и предположить не мог, что его сын с этой минуты потеряет покой и сон. Через три дня Гнэл сообщил отцу, что записался добровольцем в Карабах, смиренно ожидая родительского гнева. Но отец, со слезами на глазах обняв сына, сказал совсем другое:
- Я горжусь тобой! Этот поступок достоин уважения!
Прежде отец  не посвящал сына в политику, считая его слишком незрелым для серьезных тем. Но теперь все переменилось. Весь вечер отец, беседовал с Гнэлом как с другом, делился с ним секретами: рассказал, что создал фонд помощи Карабаху и что организовывает и спонсирует нелегальные поставки оружия для нужд сопротивления. Гнэл тоже стал гордиться своим отцом. Особенно после того как узнал, что чуть ли каждый третий грузовой самолёт, прилетавший в Армению из Франции, это отправленный его родителем  груз, который помогает Карабахцам в борьбе за независимость.
Патриотические устремления Гнэла вызвали уважение Тиграна. И теперь, когда настал его черед рассказывать о себе, он стремился произвести на новых знакомых само лучшее впечатление. Повествование о московских похождениях получилось красочным и увлекло не только слушателей, но и самого рассказчика.  На какое то время бородачи забыли обо всех тяготах войны, да и сам Тигран старался отвлечь их от вечной озабоченности и мрачных мыслей.
Этот обмен жизненными историями сблизил мужчин, дал им почувствовать не только национальную, но и душевную общность.
За разговорами время пролетело незаметно. Они просидели за скудным вокзальным ужином остаток вечера и всю ночь.
С рассветом галдеж и суета в аэропорту, стихнувшая было в ночное время, опять заполнила зал Ереванского аэропорта. Снова забегали «челноки» с огромными клетчатыми сумками, замелькали фигуры военных, милиционеров и зацокали каблучки стюардесс.
Покинув кафе, трое не до конца протрезвевших молодых людей, вышли на улицу. Прохладный утренний воздух вскоре освежил их и парни, миновав ограждения, направились через пустое летное поле к вертолёту, одиноко стоящему вдалеке от аэробусов.
Они отправлялись в "горячую точку", но со стороны картина их отбытия выглядела столь обыденной и мирной, что Тиграну отчего-то вспомнился фильм «Мимино». Казалось, сейчас возле вертолета должен появиться усатый герой, напомнив кому-нибудь про недосчитанного барана.
До вертушки, оставалось каких-то двадцать метров, когда на горизонте запылила машина. Она несясь прямо по взлетному полю, и приближалась  с угрожающей быстротой. Вскоре они смогли разглядеть военный УАЗ и солдат, сидящих внутри. Гнэл и Гарник, как по команде остановились и посмотрели на своего спутника.
Тигран, хоть и видел машину, но не понимал грозящей опасности. Он просто шёл за бородачами, на ходу массируя гудевший от бессонной ночи и выпитой водки затылок. Гарник схватил Тиграна за руку и быстро сказал:
- Запоминай: ты едешь с нами на похороны, жить будешь у тёти! Всё понял?
- Что случилось? – запоздало удивился Тигран.  Пока он хлопал глазами и осмысливал слова Гарника, УАЗ резко затормозил прямо перед ними. Оттуда выскочили четверо вооружённых автоматами советских солдат и мгновенно окружили вертолёт, предварительно оттеснив от него находящихся рядом пассажиров.
Вслед за солдатами,  из автомобиля не спеша выбрался капитан внутренних войск. Если б не погоны на плечах, его можно было бы принять за нацистского офицера из фильма про Великую Отечественную войну: сбитая наверх фуражка,  солнечные очки и засученные рукава его полевой формы – все это никак не соответствовало Уставу вооружённых сил СССР. Подойдя к столпившимся пассажирам, он по хозяйски заложил руки за спину и бесцеремонно приказал:
- А ну, быстро, мать вашу, приготовить всем паспорта и открыть страницы с пропиской для проверки! И чтоб никаких провокаций, не то стреляем без предупреждения!
Испуганные пассажиры – в основном робкие женщины с детьми, стали торопливо подавать документы капитану. Гнэл и Гарник тоже достали паспорта. Тиграну же предъявлять было нечего. Он как заворожённый смотрел на солдат, крепко сжав губы. В глазах его полыхала ненависть. Офицер перехватил этот переполненный злобой взгляд и, подойдя к Тиграну, заорал ему в лицо: 
- А тебе, сученыш, особое приглашение надо? Где ксива?
Тигран, не отводя глаз, молча, достал из кармана брюк военный билет и протянул проверяющему. Капитан, увидев что это не паспорт, отшвырнул документ, в сторону:
- Ты что, ублюдок, на нервах поиграть решил? Паспорт где? Повоевать приехал? Я сейчас твою задницу азерам в аренду сдам и …
Закончить свой монолог он не успел.
Тигран с размаху саданул ему в челюсть, и капитан плашмя рухнул на бетонные плиты взлетки. Подскочившие солдаты тут же принялись избивать Тиграна, мстя за своего командира.
Досталось и Гарнику с Гнэлом, которые тщетно старались остановить это побоище. Тигран даже не пытался сопротивляться, зная, что это бесполезно. Он крепко закрыл руками голову и стиснул зубы.
 Когда-то в армянских деревнях, русских солдат встречали как освободителей от турков. А теперь советский офицер и его подчинённые сами вели себя как бандиты, унижая его соплеменников и отбивая непокорным внутренности сапогами и прикладами. Это были не те русские солдаты, которые шли на смерть за Бога, царя и отечество. Это были потомки тех, кто уничтожил сначала царя, потом веру, а потом забыл и про отечество.
Вскоре ощущение реальности окончательно покинуло Тиграна. Исчезли злые голоса, забрызганная его кровью взлетка, отступила боль…

Очнулся Тигран вечером следующего дня в госпитале министерства внутренних дел Армении, в общей палате.
Часто, оказавшись на больничной койке, человек, повинуясь  инстинкту самосохранения, перестаёт думать о чём-либо еще, кроме своего здоровья. Так было и с Тиграном. Сознание вернулось к нему вместе с болью, и в первое время все его чувства и желания сводились к тому, чтоб если и не уменьшить ее, то хоть как-то притерпеться. Но постепенно силы стали возвращаться к нему. С каждым днём, проведённым в больнице, самочувствие его мало помалу улучшалось. И наконец настал момент, когда сильная физическая боль уступила место острой душевной тревоге.
Больше всего Тиграна угнетало неведение. Он не знал, как и почему оказался в этом госпитале. И особенно беспокоился о последствиях своей стычки с советскими военными. Каждый день, проведенный лежа на больничной койке, казался ему вечностью. Не имея сил встать, он с тревогой прислушивался к голосам и шагам в коридоре, каждую минуту ожидая услышать топот форменных сапог, явившихся за ним и готовых тащить его неизвестно куда для дальнейшей расправы. Он не боялся ответственности за свой поступок, но мысль о том, что он не сможет осуществить свой план, задуманный еще в Москве, угнетала его.
На третий день пребывания в больнице, мысли его стали более отчетливыми, а шум в голове начал понемногу рассеиваться.  Тигран хорошенько обдумал свое положение, и в первый же день, как только смог подняться, он тщательно исследовал этаж, на котором находилась его палата и составил в уме план побега в экстренной ситуации. Теперь, он чувствовал себя увереннее. Услышав шаги в коридоре, он приоткрывал дверь, чтобы посмотреть, кто идёт, и мысленно повторял своим  воображаемым преследователям: «Хрен возьмешь!».
Однако дни шли, но никто не являлся за ним. Поначалу это внушало оптимизм. Но с каждым днём неведение давило все сильнее. Зная коварство и изобретательность врагов, Тигран уже не склонен был считать отсутствие интереса к своей персоне добрым знаком. Он опасался какой-нибудь ловушки, и жил в постоянном напряжении. Масла в огонь подливали и врачи, отвечая на его настойчивые вопросы о дне выписки стандартной фразой: «К сожалению, пока ничего сказать не можем». Создавалось впечатление, что медики держат его в стенах госпиталя в ожидании чьего-то распоряжения.
Но всему на свете приходит конец, в том числе и неизвестности.
Однажды ранним утром к нему в палату явился Гарник. Тигран проснулся оттого, что кто-то присел к нему на постель и в страхе открыл глаза. Но, увидев Гарника, вздохнул с огромным облегчением.
Гарник, в накинутом на плечи белом халате показался ему бородатым ангелом, спустившимся с небес, чтобы успокоить его мятущуюся душу.
Увидев, что Тигран открыл глаза, "ангел" умиленно произнёс:
- Ну что, с боевым крещением тебя!
Радости Тиграна не было предела. Он не ждал, что бородач появится здесь, но всё же надеялся увидеть его ещё раз.
Ребята дружески обнялись, и Тигран наконец-то получил возможность задать все свои вопросы и узнать ответы на них. В первую очередь его интересовало, как он очутился в госпитале МВД.
  Для него оказалось большим сюрпризом то обстоятельство, что милиция, от которой в Москве ему не приходилось ждать ничего хорошего, здесь в Армении защитила его - спасла от сапог и прикладов озверевших солдат, арестовав его прямо на лётном поле, тем самым, не позволив забить до смерти. Благодарить за своевременное прибытие стражей порядка следовало пожилую женщину, из числа пассажиров вертолета – она позвала милицию, добежав до аэровокзала.

Когда милиция прибыла к месту расправы, в дело вмешался Гарник. Милиция все же была своей, и на ее помощь можно было рассчитывать.
Гарник шепнул милиционерам, что Тигран воюет в Карабахе, в его в отряде, и парня необходимо спасти от солдат. Избитого до полусмерти Тиграна, привезли туда, где инкогнито вытаскивали с того света карабахских добровольцев. Можно сказать, парню еще повезло. Как показали рентгеновские снимки, все кости были целы, что же касается мягких тканей - на его теле буквально не было живого места.  Следы от сапог и кровоподтёки от ударов прикладами украшали спину и бока. Руки были ватные, а ноги отказывались слушаться приказов головы.
- А где Гнэл? – поинтересовался Тигран, все еще находившийся под впечатлением драмы у вертолёта.
- У него всё в порядке, он на месте. Очень важное дело сделал, – Гарник явно был доволен положительным исходом операции, в которой участвовал Гнэл. Для виду поболтав ещё немного на отвлечённые темы, Гарник улучил момент и очень тихо, чтоб не услышали соседи по полате, сказал Тиграну:
- Надо тебе исчезнуть отсюда, и поскорее. Этот капитан вряд ли успокоится, ты ему челюсть в двух местах сломал. Он тебя нашим ментам отдавать не хотел. Пришлось соврать, что ты в республиканском розыске за грабёж. В общем,  завтра вертолёт, готовься. Долетишь до места, там и отлежишься.
Ни с того ни с сего на ум Тиграну пришли  слова, милиционера, провожавшего его к самолету в аэропорту «Внуково»: «Пойдёшь налево счастье встретишь, направо в сказку улетишь». Ещё вчера обычный, времен перестройки студент с бандитствующим уклоном, сегодня - находящийся в республиканском розыске боевик, сломавший челюсть капитану внутренних войск. Чем не сказка?
- В натуре, сказка началась, осталось только счастье встретить, – реплика сама собой вылетела из уст Тиграна, да ещё и в стихах.
Гарник пожал плечами. Он не понял, к чему Тигран произнёс эту фразу, но времени было в обрез, так что развития эта тема не получила. Парни быстро спланировали уход, вернее побег Тиграна, и Гарник удалился.
На следующий день всё обошлось без эксцессов. Следуя договорённости с Гарником, милиционеры, охранявшие выход из госпиталя, сделали вид, что не заметили ухода Тиграна. Во дворе его ждала машина - ВАЗ самой древней модели без номерных знаков, который и увёз его в аэропорт. Через несколько часов Тигран уже летел на вертолёте, который доставлял добровольцев и провиант, в блокированную со всех сторон Нагорно-Карабахскую республику. Теперь он находился в розыске не только за выдуманный грабёж, но и за вполне реальный побег. Но это никак не влияло на чувства, переполнявшие  сердце двадцатилетнего парня. Под брюхом "вертушки" плыли знакомые, с юности не виденные пейзажи: заросшие лесом склоны, мятые каменные складки гор, сизые пропасти… 
Тигран летел в отчий край, любуясь с высоты птичьего полета прелестями местной природы, и  прекрасно осознавая, что этот рейс может оказаться для него только в одну сторону…

Глава 2
ЭКЗАМЕН

Шел третий день перемирия. В небольшом районном центре непризнанной Нагорно-Карабахской республики не было слышно взрывов снарядов и свиста пуль. Люди, словно забыв о том, что идет война, занимались обыденными делами. Из магазина, с неудобопроизносимым названием «Культтовары», доносилась музыка -  совсем как в мирное время. На центральной площади, именуемой в народе «биржа», дети беспечно играли в мяч, а неподалеку от них, несколько пожилых мужчин, спрятавшись от солнца под огромной развесистой чинарой, бурно обсуждали политические вопросы, давая выход своему кавказскому темпераменту.
Небольшая, но быстрая  горная речка разделяла посёлок на две части, которые на местном наречии именовались Гяльмястрой и Еребазар.
Гяльмястрой относился к новой части городка, и был застроен в основном двухэтажными панельными домами. Еребазар (что в переводе означает верхний базар) состоял в основном из старых частных домишек. Район этот был известен ещё в давние времена, когда здесь существовал рынок, организованный купцами из разных стран. В свое время купцы проделывали долгий путь с караванами из Азии в Европу и назад, даже не предполагая, что улицу, по которой они ступали, назовут именем Ленина, человека, разрушившего рыночную экономику. В советские времена на бывшей базарной площади располагался дом пенсионеров, приспособленный на время войны в помещение отдыха для бойцов отрядов самообороны Карабаха. Здесь в свободное от ратных дел время парни-бородачи играли в домино, нарды, чистили оружие, а если случалось романтическое настроение, даже сочиняли стихи.
Недалеко от дома пенсионеров в небольшом ухоженном домике жила тетя Таня. Русская по происхождению, она стала армянкой по духу, выйдя замуж за местного учителя математики Сурена. Ее любили и уважали все, но с особенной теплотой к ней относились бойцы отрядов самообороны, для которых она пекла хлеб, а по большим праздникам готовила свое фирменное карабахское блюдо – «женгалов хац».
 Что это за блюдо, не знает никто, кроме жителей здешних мест. Рецепт его напоминает обычный пирог с зеленью. Но замешанный на чистейшей воде горных родников и сдобренный местными душистыми травами, да еще и приготовленный с любовью, пирог этот приобретает совершенно особенный вкус. Тетя Таня пекла его именно так: собирала самые благоуханные травы для начинки, вкладывала душу, замешивая пышное тесто, и лепила проворными натруженными руками чудо-пирог, отведав который парни понимали, что это не просто мучное изделие, а кулинарное воплощение любви карабахцев к своей земле.
Время было обеденное. Послеполуденное солнце заливало горячим светом благодатный край, теплыми пятнами лежало на горных склонах, согревая седые камни и юные духовитые травы. Жарко сверкали крыши городка, отражением солнечного пламени вспыхивали немногие уцелевшие стекла в окнах. 
В доме стряпухи царила суета: на столе, присыпанном мукой и заваленном зеленью, лежали шарики мягкого теста, размером с яблоко. Хозяйка споро раскатывала их в тоненькие овальные лепешки, клала в середину нарезанные травы, перемешанные с солью и перцем, щедро сдабривала их растительным маслом и защипывала краешки. Потом, сплющивала пирог ладонью и отправляла его на раскаленный чугунный лист – выпекаться. Дух свежеиспеченного хлеба заполнял ее дом и растекался по округе. И каждый, кто чувствовал его, невольно глотал слюнки, мечтая отведать этого лакомства.
Тетя Таня как раз выкладывала очередной шедевр с золотистой корочкой на блюдо, когда во дворе появился дед Самсон, восседавший верхом на осле. В мирное время он был завхозом в местной школе. Жену похоронил очень давно, своих детей у него не было, хотя ребятишек он очень любил, часами мог сидеть на школьном дворе и рассказывать им небывалые и смешные истории. Школьники платили старику взаимностью. Они охотно повторяли его шутки и анекдоты помногу раз в день, и им не надоедало.
Когда началась война, мальчишки, слушавшие его рассказы, взялись за оружие, а дед Самсон, садясь на ослика, иногда приезжал на передовую -  побаловать их гостинцами, и заодно порадовать ребят любимыми историями.
- Таня-джан, у тебя совесть есть? - воскликнул старик, взглянув на гору испеченных пирогов. - Ребята умрут не от пуль, а от голода! Совсем видно стара ты стала,  ведь уже два часа, а у тебя женгалов хац только на меня, да и то не хватит! – причитал он. – Или ты забыла, что мне еще битый час до позиций добираться на моем «мерседесе», – добавил дед, с презрением посмотрев на осла.
- Тоже мне, молодой нашелся! – шутя, откликнулась стряпуха. – Думаешь, женгалов хац это - тяп-ляп и готово? Так вот знай, это тебе не русские пельмени лепить! А чтобы быстрей на передовую добираться, транспорт поменяй! – ответила старуха, не отвлекаясь от работы.
- Ты лучше посиди, чаю выпей, а через пятнадцать минут все будет готово, – тетя Таня указала на стульчик, рядом с которым дымился чугунный чайник, наверное, времен царя Николая.

Выпив чай и загрузив пироги, дед Самсон простился с гостеприимной хозяйкой и отправился на верхний пост. Так называлась высотная позиция, на изгибе горной дороги, где в мирные времена располагалась телевизионная вышка. По прямой от  нее до поселка было не более трех километров, но так как в горах прямые дороги -редкость, чтоб не сказать - фантастика, то километры порой удваивались, а то и утраивались. Горный серпантин, ведущий к высотке, живописно петляя, поднимался к хребту, окружавшему посёлок, плавно огибал его и, достигнув того самого верхнего поста, уходил вниз по склону.
Именно с этой высоты, в разгар проверок паспортного режима, бойцы отрядов самообороны, вооружённые тогда в основном охотничьим оружием, наблюдали, как в маленькой деревушке, находящейся внизу, зверствовали азербайджанские омоновцы под прикрытием солдат советской армии.
Этот пост был одним из самых важных на подступах к районному центру, поэтому он был хорошо укреплён и всегда готов к отражению новых атак неприятеля.  Но сегодня, удивительно солнечная погода располагала к миру, да и у бойцов было самое благодушное настроение.  Тем более что нынче в отряде собирались праздновать день рождения  Тиграна - самого любимого здесь командира отрядов самообороны. Потому и спешил сюда, по горному серпантину старик, погоняя своего усталого осла, но как ни пытался Самсон прибыть пораньше, до поста он добрался только к четырем часам дня.
- Парер, Аветик-джан, – старец громко поздоровался с вышедшим ему навстречу молодым парнем в камуфляжной форме и с автоматом, перекинутым через плечо.
- О! Здравствуйте, здравствуйте, дедушка Самсон! – вскинув руки вверх и ехидно улыбнувшись, ответил ему парень, и с сарказмом добавил. – Что же привело вас к нам в такой ранний час?
- Ладно, ладно, моему лимузину столько же лет, сколько и мне. Его чем хочешь заправляй, он быстрее нашего хромого Каро не ходит. Ты лучше скажи, где Тигран? – спросил старик, слезая с осла.
- Вон, на сопке в бинокль смотрит, наверное, тебя у турков ищет, – засмеявшись, сказал Авет, и указал на холм рядом с разрушенной телевышкой.
- Сплюнь, паршивец, - перекрестившись три раза и погрозив парню костлявым пальцем, произнес старик. - Веди меня к нему! У меня секретный пакет для него, –
- Ну, пойдем, Штирлиц ты наш! – Аветик нежно положил жилистую руку на плечо Самсона и повел его к сопке.
 Сидя на корточках, командир отряда Тигран смотрел вдаль. Одной рукой он держал бинокль, другой почесывал пышную бороду, отросшую за время пребывания в Карабахе. Его не менее пышная шевелюра развевалась на ветру. Кроссовки, купленные еще в Москве, поистерлись о каменистые горные тропы, а мокрая от пота тельняшка, прилипшая к спине, повторяла рельеф сильного мужского тела.
Пейзаж вокруг дышал миром и покоем. По зеленым разливам холмов, плыли облачные тени, вековые леса, покрывавшие склоны гор стояли недвижимой стражей. Солнце золотило макушки деревьев, пятна золота и киновари кое-где уже проступали в их все еще густых изумрудных кронах. В темных и влажных расщелинах струились шелковые ленты ручьев. Далеко на горизонте зубчатой кардиограммой синели далекие хребты. Старый Дизапайт, обычно зябко кутающий в туман каменные плечи, нынче подставил солнышку свою лысую макушку. В другое время Тигран охотно полюбовался бы ею, потому что эта вершина была для него - сына здешних мест, не просто географической точкой, но святыней. В детстве ему рассказывали легенду об этой горе. Давным-давно, более полутора тысяч лет назад, первые христиане, спасаясь от преследований жестокого царя Санасара, нашли пристанище на склоне этой горы и жили там, питаясь только травами. Однако солдаты Санасара обнаружили и закололи их, а трупы сложили как бревна и сожгли. С тех пор гора называется Дизапайт, что значит, "сложенные бревна".
С тех пор, как Тигран впервые услыхал эту легенду, минуло уже много лет, но и по сей день ему иногда казалось, что кровь его соплеменников-единоверцев, обагрившая серые камни Дизапайта, взывает к нему, будоражит его совесть. Эта гора стала для него символом Родины, которую он вернулся защищать.
Однако сейчас Тигран не склонен был любоваться природой. Он смотрел в распадок между гор. Там, на ранее захваченной врагом территории, превращённой в плацдарм для дальнейших обстрелов и нападений, наблюдалось едва заметное простому глазу, копошение людей и техники. Его-то и старался рассмотреть в бинокль командир. В сосредоточенной позе Тиграна отчетливо читалась тревога. Он будто ждал чего-то, и ожидаемое вероятно не предвещало ничего хорошего. Тигран привык доверять своему чутью - чувство приближающейся опасности у него от природы было развито сильно, а в суровых военных условиях и вовсе обострилось до предела.
Рядом с командиром, лежа на спине и прикрыв лицо беретом, дремал Саркис. С уголка губ, склеенных сном, свисала зеленая соломинка. Сако, как ласково называл его Тигран, был лучшим боевым другом, не раз спасавшим своего командира от гибели. Родом он был с Кипра. В Карабах приехал из Кипрской армянской общины по первому призыву о помощи. Сако совершенно не говорил по-русски, но два слова все-таки выучил - «давай», когда пил вино с ребятами, и «брат», когда обращался к Тиграну.
- Тигран, к тебе пришли! – крикнул Аветик, помахав Тиграну рукой.
Тот растолкал сонного Сако, и они не спеша, спустились с сопки.
 - К тебе Самсон, – указал рукой на старика Аветик и с иронией добавил. – Говорит, прибыл с секретным пакетом.
- Самсон-джан, очень рад тебя видеть! – произнес Тигран, и с сыновней любовью обняв Самсона. – И какой же у тебя секретный пакет? Не от тетушки ли Анны случайно?
- Э! С тобой даже неинтересно, сынок! Тебе ни один сюрприз не сделаешь! – с досадой сказал старик, сняв с осла хурджин с пирогами и протянув его Тиграну.
– А это мой секретный пакет! – гордо добавил Самсон, доставая из своей походной сумки две бутылки тутовой водки, вареную курицу и круг овечьего сыра.
- С днем рожденья, сынок! Пусть стол, который мы сейчас накроем, будет самым бедным в твоей жизни! – добавил старик, целуя и обнимая Тиграна.
- Спасибо, Самсон-джан! Спасибо огромное! Спасибо, что помнишь, – не скрывая радости, Тигран ответно принялся обнимать и целовать старика.
– Ребята, накрывайте стол, сейчас гулять будем! – крикнул командир, не выпуская Самсона из своих объятий.
Началась суматоха. Аветик побежал за ящиками от снарядов, чтобы соорудить стол со стульями. Сако послали за водой, разбудили Лерника и Давида, которые отдыхали после ночного дежурства в наспех построенном шалаше. Через считанные минуты импровизированный праздничный стол на боевой позиции был готов. Тигран сел во главе этого пиршественного стола, усадив рядом с собой деда Самсона и разлив всем по чарке тутовой водки, произнес тост:
- Мои друзья, мой дорогой Самсон!  - волнуясь, заговорил он. - Я горд и счастлив от того, что в такой тяжелый момент, когда каждый нормальный человек думает о том, как остаться в живых, не опозорив себя и свой род, когда каждый из нас, уходя в бой, говорит своим родным и близким вместо «до свидания» - «прощайте», когда все мы живем на волоске от смерти, вы вспомнили про мой скромный праздник, родные мои. Знаете, в Москве, когда мы с ребятами собирались на каком-нибудь застолье, мы часто вспоминали историю с «Титаником». Сколько на его борту было миллионеров - сильных мира сего, у которых было все: деньги, власть, сила! У них не было только одного – удачи, поэтому погибли почти все. Давайте же выпьем за удачу, друзья! Чтобы во всех наших делах и вообще в жизни нам сопутствовала удача. Чтобы наши матери не теряли своих детей, чтобы наши дети не остались без своих отцов. Мы все достойны удачи и пусть она всегда будет с нами! За удачу, друзья! – провозгласил он.
Все встали, движимые единым порывом. «За удачу!», - подхватили громкие голоса и мужчины осушили свои стаканы. Немного закусив и посидев за праздничным столом, Тигран не дожидаясь второго тоста, встал, и, жестом попросил Сако, отойти в сторонку.
- Сако-джан, - понизив голос, тревожно сказал он, - у меня нехорошее предчувствие. Внизу, в долине, "духи" оживились, технику подогнали, танки, ГРАДы. Свяжись со штабом, пусть сообщат новости разведки, а я пока поднимусь, посмотрю, нет ли изменений.
Отдав Сако рацию, Тигран направился к сопке. Не дойдя до нее, он услышал за спиной топот ботинок Сако.
- Тигран! – запыхавшись, крикнул он. - Тебя Гамлет вызывает срочно!

***
- Я Басмач, прием! – произнес свой позывной в рацию Тигран.
- Басмач, я Коршун! – услышал он в ответ позывной Гамлета - командира отрядов самообороны района, и своего прямого командира. – У нас проблема. По возможности срочно прибудь в штаб. Да, и еще… С днем рожденья, брат! Как слышно?
- Тебя понял, Коршун, спасибо за поздравление, скоро буду. – Тигран выключил рацию и посмотрел на ребят. Они сидели за столом и ждали, когда Тигран присоединится к ним, ведь пить без командира им не позволяло уважение к нему.
- Ну что, вояки, остаетесь без меня. Я в штаб, Гамлет вызывает, – подойдя к бойцам, произнес Тигран. – Аветик, ты - со мной. Сако, остаешься за старшего! -  распорядился он, и добавил. - Будьте начеку, "духи" что-то задумали!
Словечко это пришло из лексикона советских воинов-интернационалистов – солдат, совсем недавно воевавших в Афганистане. Там "духами" (от слова "душман") называли моджахедов. Среди  бойцов отрядов самообороны было немало бывших "афганцев", с их подачи здесь тоже стали называть врагов - азербайджанцев и наемников, воевавших на стороне противника - "духами".
Тигран на прощанье дружески обнял каждого парня, затем приглашающе хлопнул Авета по плечу, и пошел к УАЗику. Авет поспешил за ним, на ходу разрывая и жуя пирог с зеленью.
- Самсон! Ты лучше давай домой, а то вдруг не успеешь, – с улыбкой сказал командир деду уже из машины.
- Я на фашистов ходил - не боялся, - возразил дед. -  Посижу еще с ребятами, а ты лучше возвращайся поскорее, – и старик по старой привычке погрозил Тиграну пальцем.
Лерник, Давид и Сако с грустью провожали взглядом удаляющийся от них по горному серпантину УАЗ.
Было уже около восьми вечера, когда Тигран и Авет добрались до районного центра, на окраине которого располагалась база сил самообороны. Каждый раз, проезжая по узким улочкам родного поселка, Тигран замечал свежие раны, оставленные войной на его земле. В приземистых беленых домиках с маленькими окошками, чернели провалы стен. Лишенные стекол окна, казались ослепшими от горя и незряче таращились на редких прохожих. За заборами, тянувшимися вдоль улиц, умирали покореженные взрывами снарядов фруктовые деревья. В разоренных домах, когда-то зажиточного поселка, гуляли злые сквозняки, улицы были засыпаны осколками стекла и железа, завалены оплавленными кусками металла, крошевом кирпича и штукатурки. Тлен и запустение поселились среди стен, еще недавно заполненных веселым живым  гулом голосов, воплями детворы, журчанием женского смеха.
 И каждый раз, видя новую воронку посреди улицы или плачущего у разрушенного ракетой дома мужчину, потерявшего там свою семью, или просто вглядываясь в глаза ребенка, на глазах которого зверь в облике человека убил его отца и мать, Тигран мучил себя вопросом - за что? За что Бог так наказывает людей? За то, что мы верим в него? Может быть, за то, что мы думаем, что верим в него, а на самом деле прикрываемся им? И каждый раз он успокаивал себя мыслью о том, что на войне Бога нет, он отворачивается от людей, отдавая их в кровавые объятия дьявола…
Военная база сил самообороны располагалась на территории бывшей советской пограничной части, выведенной из Карабаха после неудачной попытки переворота в Москве. Покидая Карабах, военные, сочувствовавшие местному населению, оставили здешним бойцам технику и оружие, списав ее как якобы выработавшую свой боевой ресурс, но на самом деле вполне пригодную к бою. Это укрепило обороноспособность повстанческих сил.
Территория базы занимала около двух гектаров и находилась на склоне гор, в непосредственной близости от районного центра. Штаб походил на муравейник, который подвергся нашествию какого-то хищника, а плац перед ним, изрытый следами разорвавшихся снарядов, в сумерках напоминал фотографию лунного ландшафта.
Аветик приветственно махнул рукой парню, дежурившему на КПП, и остановил машину прямо у входа в штаб. На крыльце стоял Гамлет, он озабоченно переговаривался с кем-то по рации,. В обычной военной иерархии он занимал бы должность командира полка. Но здесь вооруженные силы находились в стадии становления. Профессиональных военных было очень мало, и Гамлет к их числу не относился - в мирное время он работал преподавателем физкультуры в школе. Но с началом военных действий принял на себя командование сборными отрядами сил самообороны. Все военные операции, стратегия и тактика их выполнения ложились на его плечи.
- Наконец-то я вас дождался! – закончив отдавать приказы по рации, воскликнул Гамлет, пожимая руку вновь прибывшим.
- Аветик-джан, подожди здесь, мне надо поговорить с Тиграном один на один, – добавил Гамлет, и потянул Тиграна за собой в штаб.
Кабинет Гамлета находился в самом конце длинного штабного коридора. Это была довольно-таки просторная комната с большим окном, одна створка которого была наглухо забита фанерой, а другая, из-за частых бомбежек стеклилась, наверное, не один десяток раз. Когда здесь хозяйничали пограничники, это был кабинет командира полка. О тех временах напоминал аккуратный книжный шкаф со стеклянными дверцами, в котором хранились многочисленные грамоты, вымпелы и кубки, врученные пограничникам командованием Закавказского военного округа за всевозможные спортивные и ратные достижения.
Когда пограничники уходили из поселка, их командир, уважавший боевой дух местного населения и считающий борьбу карабахцев справедливой, помимо оружия, завещал Гамлету и свой шкаф со словами: «Это не просто сувениры на память, это символ стремления к победе, а такое стремление вам особенно пригодится». Больше ничего специфически военного здесь не было. Стол Гамлета был вечно завален бумагами, а в помещении постоянно толклись посетители, поэтому комната напоминала скорее прорабскую бытовку, чем на кабинет военачальника.

Зайдя в кабинет, Гамлет закурил сигарету и подошел к карте боевых действий, которая висела на стене и вся была утыкана красными и зелеными флажками.
- Видишь это? – спросил он Тиграна, указав на карту.
- Ты имеешь в виду количество зеленых флажков… – задумчиво протянул Тигран и без паузы добавил, – так чему удивляться? Мы ведь воюем не с гладиаторами. И "один на один" - не их девиз.
- Это я и без тебя помню из уроков истории. Ты лучше подумай вот о чем: как бы ты поступил на месте врага, если бы с большими потерями занял эти стратегически важные высоты? – Гамлет вопросительно посмотрел на Тиграна, и провел пальцем по карте, обозначая места расположения недавно утерянных позиций. 
- Я бы попросил перемирия дней на пять, скажем, для обмена пленными или переговоров и, понимая, что противник, в данном случае мы, в это время будет укреплять свою оборону, небольшими силами совершил бы отвлекающий наступательный маневр по старым направлениям, а основной удар направил бы на взятие главной высоты – телевышки! Если ее взять, то весь поселок как на ладони, – быстро переставляя флажки на карте, без заминки объяснил Тигран.
- Неужели ты думаешь, что они пойдут на это? Ты представляешь, какими потерями для них это может обернуться? – должно быть, Гамлет в глубине души надеялся на иное развитие событий, но доводы Тиграна показались ему убедительными.
- Гамлет-джан, ты помнишь их недавнее наступление? Да, мы потеряли двенадцать человек! Да, мы сдали некоторые позиции. Но ты сам понимаешь, это не те стратегически важные позиции, из-за которых надо жертвовать людьми. "Духи" же потеряли в этом наступлении более ста человек! Один к десяти! А у них, между прочим,  президентские выборы на носу! И сейчас каждый чабан постарается заработать очки у своего стада. Думаю, они сейчас попытаются захватить маленькую высоту, а затем выдавать это за великую и славную победу своей крутой армии! Я считаю, это решающий момент. Мы должны сделать вид, что клюнули на их удочку, показать им, что мы думаем так, как они рассчитывают. Мое мнение такое: если мы не ударим сейчас по всем направлениям - потеряем все. На карту поставлена: жизнь, честь и достоинство. Решать нужно срочно! - Тигран говорил взволнованно, стараясь убедить своего командира, в его голосе и поведении чувствовалась тревога.
От Гамлета это не укрылось.
- Ну что ты за человек? -  горячо воскликнул он. - Сколько я тебя знаю, ты постоянно бежишь впереди паровоза, всегда говоришь о плохом окончании любой операции. Ты что, предлагаешь доложить командующему, что командир Тигран паникует? – саркастически спросил Гамлет, пристально посмотрев на Тиграна.
- Я предлагаю доложить командующему, что командир одного из самых боеспособных отрядов, не запятнавший себя трусостью и предательством, предлагает срочно рассмотреть вопрос о начале наступления по всем направлениям, во избежание нашего поражения! – раздраженно парировал Тигран. - А что касается моего бега впереди паровоза, то я тебе скажу так: пожил и покрутился бы с мое в Москве, понял бы, что я не говорю о плохом, а готовлюсь к плохому. Ведь хорошее придет само собой, если исключить плохое. Наверное, поэтому мой паровоз до сих пор  не сошел с рельсов и все еще бежит.

Тигран понимал, конечно, что Гамлет не мог всерьез считать его паникером, но даже такие шуточные выпады в свой адрес, воспринимал болезненно, и замечание командира раздражило его.
Однако Гамлет выглядел даже довольным таким ходом разговора, казалось, какие-то сокровенные его мысли только что получили подтверждение. Так оно и было. Командир подошел к Тиграну, положил руки ему на плечи и тихо заговорил:
- Сегодня было совещание у командующего. Решено ударить по всем направлениям. Начало наступления послезавтра в четыре часа утра. Нам поручено занять соседний город и продолжить наступление. Конечная цель – выйти к Иранской границе и отрезать "духов" от их основных сил. Если мы это сделаем, то дадим людям надежду на будущее. Если нам это не удастся, то одному Богу известно, что с нами со всеми будет. Мы обязаны победить, чтобы наши дети так же гордились подвигом своих отцов, как мы гордимся подвигом наших дедов! – горячо закончил Гамлет.
- Как же ты любишь высокие слова… - пробормотал Тигран. - Надо просто сделать работу, просто исполнить свой долг и доказать всем, что с нами нужно считаться, - тут его глаза засияли в предвкушении победы. Молодой мужчина, не раз встречавшийся лицом к лицу со смертью, терявший близких и повидавший немало ужасов войны,  вдохновлялся мыслью о том, что его народ сможет доказать всем: время, когда людей можно резать как баранов - пройдет.
- Это еще не все, брат! – посерьезнел Гамлет.
Командующий просил поговорить с тобой, – медленно подбирая слова, он бесцельно вертел в руках зеленый флажок, снятый с карты. - Задание, которое надо выполнить, может стать последним, поэтому приказывать здесь никто не может. Нужно добровольное решение и никто не осудит тебя, если ты откажешься, - командир вернул флажок на место, и взглянул Тиграну прямо в глаза.
- Гамлет, дорогой, разве нас кто-нибудь заставлял брать в руки оружие или мы здесь в игры играем?  - Тигран уже не улыбался. - Я стал солдатом по собственному желанию и приехал сюда не за деньгами и не за властью. Ты же знаешь, что я не откажусь, ведь мой сын должен гордиться своим отцом. Лучше перейдем к делу. Итак, что от меня требуется? – и Тигран скрестил руки на груди, ожидая инструкций.
- Ладно, слушай, самурай ты наш, – с трудом выдавливая из себя улыбку, произнес Гамлет. - Как я уже говорил, наступление начнется послезавтра на рассвете. До начала наступления, завтра ночью, ты со своим отрядом должен проникнуть в город, взорвать склады с боеприпасами и отвлечь на себя основные силы "духов". Позицию для укрытия выбираешь сам. Твои люди - это максимум двадцать человек вместе с тобой, – объясняя задание, Гамлет сознавал, что, этот их разговор с Тиграном возможно последний. Сердце его сжалось, но лицо осталось непроницаемым.
Тигран не дрогнул. Он был опытным командиром и понимал, что каким бы сложным ни было поручение, думать следует не о вероятной гибели – эта опасность подстерегает солдата на войне всегда, а о том, как лучше всего выполнить задание.
- Наверное, будет честно, если свой отряд я тоже наберу из добровольцев… - задумчиво сказал он, и обратился к Гамлету:
- Собери людей. Поговорим.
- Ты прав, брат, - откликнулся командир. - Человек должен знать, на что идет. Часа через полтора я соберу людей у штаба, а пока у меня есть к тебе одна личная просьба, – Гамлет, казалось, смутился и смотрел на Тиграна сконфуженно.
- Гамлет-джан, я тебя прошу, хоть ты меня пойми! – Тигран сразу сообразил, о чем пойдет речь, и умоляюще воздел руки к потолку:
– Если это то, о чем я думаю, лучше молчи,  - со страданием в голосе просил он.
- Да, Тигран, да! – закивал Гамлет. – Молчать не могу, прости. И потом… раз уж ты все равно догадался… Ануш приходила ко мне сегодня и просила отправить ее на задание вместе с тобой. – Гамлет опустил взгляд, пряча непрошенную улыбку, и заговорил торопливо, убеждая и уговаривая одновременно:
 - Я понимаю. Конечно ты прав, и ей не место там, куда она всей душой стремится. И все же, брат мой, ты хотя бы поговори с ней. Ведь жаль ее. Кто знает, когда еще ты сможешь это сделать!
 Иногда кажется, легче разобраться в сложнейших вопросах военной стратегии, чем в человеческой душе. Обсуждая предстоящее опасное задание, мужчины оставались хладнокровны и сдержанны. Заговорив о женщине, они невольно утратили свою невозмутимость.
- Гамлет, дорогой, ты все знаешь… - голос Тиграна дрогнул. -  Когда я смотрю на Ануш, у меня все внутри переворачивается, но… сейчас война, и не время думать о любви. Я хотел бы воспринимать ее как сестру, но не могу! Я, может, хочу кричать о моей любви, хочу посвящать ей песни, хочу, чтобы она родила мне детей, но сейчас я не имею на это права… Был бы я простым солдатом - другое дело, но я командир и отвечаю за жизнь моих бойцов. Как я буду думать о ребятах, когда все мысли мои закрутятся вокруг нее! – и он поднял на своего друга и командира несчастные глаза.
 Мужчине нелегко признаваться в своих чувствах, но Тигран говорил, преодолевая смущение, потому что знал, что Гамлет поймет и поддержит его.
Ануш было семнадцать лет. Родители ее погибли под обстрелом, родной брат Артур, воевавший у Тиграна в отряде - пропал без вести. Девушка осталась совсем одна. Потеряв семью, она все же не сидела, раздавленная горем, а нашла в себе силы быть полезной другим в это безжалостное время. Ануш помогала врачам в местном палаточном госпитале. Там Тигран впервые и увидел ее.
Девушка была прелестна: длинная коса, нежный персиковый румянец, проступивший на смуглой коже при их первой встрече, большие карие глаза, робко взглянувшие на него из под черной стражи ресниц…  Ее образ запал в душу солдата, ранил его сердце.   После смерти близких она редко смеялась, но, услышав однажды ее льющийся смех – будто горный ручей звенел о камешки – он мечтал развеселить ее вновь, чтоб только слушать ее голос и наслаждаться им. Порой, думая, что Тигран не замечает этого, Ануш подолгу смотрела на него, словно хотела наглядеться впрок, на долгие дни разлуки, и этот ее завороженный взгляд сводил Тиграна с ума. Ануш была для него божеством, островком тепла и чистоты на холодном и грязном поле войны.
Случалось, в перерывах между боевыми операциями ребята собирались иногда у костра. Приходила и Ануш. Ночная тишина в горах нарушалась лишь потрескиванием поленьев в огне, да шипением древесного сока на раскаленных углях. К черному небу взлетали снопы искр, темные склоны гор лежали вокруг костра, как огромные ручные звери. В эти редкие спокойные минуты Тигран брал свою гитару, с которой не расстался даже на войне, и пел, тихонько пощипывая струны. Парни слушали молча - под тоскующий голос певца каждый уносился в своих мечтах туда, куда звало его сердце. Ануш сидела, опустив голову, теребила смуглыми пальцами косу, тихонько вздыхала. Она догадывалась, что песни, которые поются сейчас у костра, написаны только для нее.
Это все, что мог позволить себе Тигран. Он изо всех сил старался держать свои чувства в узде, справедливо считая, что на войне не место любовным романам. Он очень любил Ануш, но скрывал это от всех. Говорил: "Она мне как сестра", но девичье сердце чутко к любви, да и друзья вокруг были не слепые. В чем угодно другом Тигран мог, если хотел, тонко, с выдумкой обмануть, ввести в заблуждение, но спрятать свою сердечную привязанность к девушке ему не удалось. Показное "равнодушие" его было, как говорится, шито белыми нитками, поэтому о любви своего командира к прекрасной Ануш знали все его боевые товарищи.
А уж Ануш и вовсе не умела утаить своих чувств. Юной и чистой девушке, выросшей в отдаленном горном селении, просто негде было набраться такого опыта. Поэтому стоило Тиграну появиться поблизости, как матовый румянец заливал ее смуглую кожу, губы отвечали невпопад, грудь трепетала…
 
Гамлет собирался что-то сказать в ответ на горячее признание Тиграна, как вдруг заверещала его рация. На связь вышел Коля - командир разведгруппы, посланной Гамлетом для проверки сведений о противнике.
- Коршун, я Красный, как слышно?
- Слышу тебя, Красный, докладывай, – Гамлет сосредоточенно вслушивался в далекий голос, перебиваемый треском помех.
- По указанному маршруту проверили - все тихо, – быстро докладывал Коля. - По ходу дела «языка» взяли, извини, до штаба он не дожил, но есть сведения, что нас через верх обойти хотят.
Гамлет тихонько присвистнул.
- Короче, действую, как ты приказывал - по обстановке, - резюмировал разведчик. - Скоро буду на «ВДНХ», проверю и доложу! Как слышно?
Гамлет посмотрел на Тиграна. Тот сжал кулаки. Было ясно, что Николай говорил о телевышке. Ребята во время разговоров в шутку называли ее «Останкино», а прилегающий район – «ВДНХ». Тигран не на шутку встревожился - ведь там находились его бойцы. О том, что враг готовит удар именно по этому направлению, он догадывался еще днем, наблюдая с сопки в бинокль за передвижением техники.
Рация вновь ожила:
- Да, и еще! Коршун,  - донесся до их ушей голос Коли, -Самсона видели, он сказал, что один из «басмачей» ногу сломал, так что с нами сестра. Связь прерываю, заходим в зону «духов», как слышно?
Тиграна как будто облили ледяной водой. Речь шла об одном из его людей, потому что всех бойцов группы Тиграна в честь их командира называли «басмачами». Только травм им сейчас не хватало!
- Тебя понял, аккуратней, Красный, сестру берегите! – Гамлет заволновался. Он понимал, что противник может их опередить, и это намного осложнит выполнение поставленной задачи.

Не дожидаясь конца разговора, Тигран взял со стула свой автомат, повесил его на плечо и махнул рукой Гамлету:
- Я пойду. Пока ребята соберутся, поеду в госпиталь, проведаю Ануш, – он хотел поговорить с девушкой, объяснить ей, что пока идет война, они не имеют права на личное счастье и должны относиться друг к другу как брат и сестра.
Дорога к госпиталю пролегала через красивейшие заросли тутовника, которые были посажены англичанами еще до установления советской власти в этих краях. Когда-то, в далекие двадцатые годы, Россию сотрясала гражданская война. В то время почти вся территория Кавказа была занята английскими войсками, и именно здесь их бизнесмены, облюбовавшие эти земли, занялись разведением тутового шелкопряда: посадили тутовник и построили завод по переработке шелка.
 Всю дорогу Тигран думал о том, что он будет говорить Ануш, как объяснит влюбленной в него девушке, что нужно сдерживать свои чувства, пока на их земле полыхает война…
 До госпиталя оставалось совсем немного, когда на дороге, ведущей к штабу, появилась машина главного врача Маиса. Тигран попросил Авета поморгать фарами, и автомобиль Маиса послушно затормозил.  Оттуда вышел невысокий коренастый мужчина в военной полевой форме с белой повязкой на руке.
- На ловца и зверь бежит! Здравствуй, Маис-джан! – приветствовал его Тигран.
- Сколько ж я тебя не видел уже, дорогой мой! – обрадовался Маис. - Хотя лучше будет, если мы с тобой будем реже видеться. – философски добавил он, пожимая Тиграну руку. – Что-то случилось?
- Да нет. Просто я хотел повидать Ануш. Как она там? – смущенно спросил Тигран. Ему неловко было спрашивать про Ануш у Маиса, но деваться некуда, ведь он был ее прямой начальник.
- С Ануш все в порядке, - понимающе заулыбался Маис. - Но ее сейчас нет на месте. Коля с ребятами приходил, сказал, что у тебя на посту кто-то ногу сломал и нужна медсестра. Естественно, Ануш первая вызвалась, – не удержавшись, съехидничал Маис, – ты же знаешь, если что-то грозит твоим ребятам, ее танком не остановишь.
Тигран оторопел. Ануш, рискуя жизнью, пошла на пост вместе с разведгруппой, чтобы лишний раз его увидеть…
 Маис продолжал что-то рассказывать Тиграну, но тот уже ничего не слышал. Сославшись на то, что ему срочно нужно в штаб Тигран, торопливо попрощался с врачом и быстро сел в машину.
- Аветик, давай быстрее в штаб! – в сердцах хлопнув дверью, крикнул Тигран.
Всю обратную дорогу парень не находил себе места, нервничал, в голову лезли разные дурные мысли: ему представлялись крутые и темные горные тропы на которых так легко оскользнуться неосторожной девичьей ножке, мерещились каменные уступы, за каждым из которых могли скрываться враги, подстерегающие разведчиков. Он невольно думал о пулях, вспарывающих нежную кожу… И терял разум от страха за любимую.
 Громадным усилием воли он все же сумел обуздать свое растревоженное воображение – мужчине и командиру перед выполнением трудного задания надлежит иметь ясную голову и спокойное сердце. Гамлет, должно быть, уже собрал людей, и Тиграну нужно было собраться с мыслями перед серьезным разговором с бойцами.
Сумерки уже сгустились, когда Тигран подъехал к штабу. На плацу собралось около пятидесяти отборных бойцов, вызванных Гамлетом из разных отрядов, Под мирное верещание сверчков, наполнявших вечерний воздух, мужчины обсуждали последние мировые новости. Приехавшие вышли из машины и сразу оказались в окружении друзей. Тигран знал их всех.
 Только тот, кто никогда не всматривался в глаза этим ребятам, точно зная, что каждый из них готов отдать жизнь за свободу родной земли, мог утверждать, что армяне народ не дружный, и что у них не может быть счастливого будущего. Среди собравшихся были в основном местные ребята и добровольцы из Армении, - до начала боевых действий они работали ветврачами и трактористами, пожарными и учителями.  Но были среди них и те, кто родился и вырос в России, Америке, Франции, Греции, Сирии… И всех этих людей привела сюда безграничная любовь к своему народу и к своей Родине. Именно эта любовь толкала их на совершение подвигов во имя свободы, и каждый из них знал старую истину: «Кто погиб за свободу, тот не умирает».
Когда рукопожатия и объятия закончились, Тигран вновь стал серьезен и даже суров. Он занял свое место рядом с Гамлетом и обратился к бойцам:
- Братья! Вы, должно быть, догадываетесь, что собрали вас здесь не для проведения политзанятий. – без лишнего пафоса начал он. - Умело обороняясь, мы сдали почти все экзамены войны и ценою огромных жертв отстояли большую часть нашей территории. Остался один, но самый трудный экзамен. Настал момент, когда мы должны так дать по зубам нашим врагам, чтобы надолго отбить у них охоту нападать на нас, уничтожая наши святыни, убивая наших детей и стариков, насилуя наших женщин. Мы должны сделать так, чтобы наши дети с гордо поднятой головой называли себя армянами и гордились своим происхождением. Кому-то из вас, братья мои, осталось жить считанные часы. Почему говорю «кому-то», потому что мне нужно двадцать добровольцев. Почему говорю «осталось жить считанные часы», потому что завтра, примерно в это же время, мы будем работать в тылу врага. Итак, кто готов идти со мной и возможно умереть за родину - поднимите руку!
Ждать не пришлось. За какое-то мгновение перед штабом вырос лес поднятых рук, будто римские легионеры безмолвно приветствовали своего военачальника, готовые, не рассуждая следовать за ним.
- Я не сомневался, что увижу именно такую картину, – удовлетворенно кивнул Тигран. - Выбрать из вас лучших не сможет никто, потому что все вы - лучшие. Я думаю, мы поступим справедливо, если кинем жребий. – Тигран сделал знак Гамлету, отзывая его в сторону.
- Давай возьмем шашки черные и белые, по тридцать штук, белая – идет со мной, черная – остается, - предложил он. – Нужно выбрать восемнадцать человек. – Тигран не ошибся, назвав цифру восемнадцать. – Аветик и Саркис пойдут со мной в любом случае, - пояснил он.
- Тебе видней, брат,  - согласился Гамлет. - Пойду за жребием, – сказал он и направился в штаб за шашками.
Шашки высыпали в какой-то мешок. Десятки рук по очереди окунались в темную матерчатую утробу и с волнением нащупывали там холодный пластмассовый кругляшок, назначенный им судьбой. Десятки лиц в лунном свете оживали улыбками у тех, кто вытянул белую шашку, или гримасами разочарования у тех, кому досталась черная.
Жребий был брошен - и стало ясно, кому «повезло». Задумайтесь на секунду: те, кому выпала белая шашка и кому предстояло идти на смертельное задание, радовались как дети, в отличие от тех, кому выпал жребий остаться и сохранить большие шансы на жизнь.
Тиграна и выбранную им группу бойцов, Гамлет позвав за собой в штабную столовую. Когда все вошли в помещение и расположились вокруг разложенной карты, командир подробно объяснил задание:
- Итак, этой ночью ваша группа без внешнего прикрытия проникнет в соседний вражеский город, - Гамлет оглядел притихших людей и, убедившись, что все они прониклись серьезностью сказанного, продолжил. -  Задача номер один - уничтожить генерала Гасанова и его помощника, турецкого инструктора Энвера. По данным нашей разведки, они остаются до утра в здании бывшего ПТУ, переоборудованном "духами" в штаб.
Задача номер два – взорвать склады с горючим и боеприпасами. Сигнал к началу нашего наступления – взрыв на складах. Место для укрытия выбираете сами. Импровизация приветствуется, самодеятельность – нет. Старший группы - Тигран. Движение начнете из района телевышки, поэтому вам дается два часа, чтобы добраться до верхнего поста и подготовиться к операции. Если нет вопросов, давайте прощаться, братья, и храни вас Бог.
Обнимая бойцов, как самых близких своих людей, Гамлет вспоминал, как когда-то они рассказывали друг другу веселые истории из своей жизни. После очередного рассказа раздавался дружный взрыв хохота, и каждый обещал повторить свои похождения еще не раз. В эту тяжелую минуту надежда на то, что парни сдержат свое обещание и вернутся, грела сердце командира. Он сознавал, что надежда эта призрачна, но за неимением лучшего залога оставалось полагаться на этот.
Простившись с солдатами, Гамлет подошел к стоящему в стороне Тиграну:
- Ну, брат, что стоишь, голову опустил? Твой ангел-хранитель не подведет тебя и на этот раз. Ты просто обязан вернуться!
- Ну вот, опять "обязан"! – попытался отшутиться Тигран. - Чего всегда не любил, так это быть кому-то обязанным, - усмехнулся он. - Я постараюсь вернуться, братишка, постараюсь, – и он дружески хлопнув Гамлета по плечу.
Посмотрев друг другу в глаза, командиры крепко обнялись, будто прощаясь навсегда…

В ту ночь, ярко светившая луна, серебрила горные тропы у них под ногами.  Ночи в горах обычно темные, глухие, но теперь словно силы небесные пришли на помощь земным воинам, освещая их путь.
Тигран шел во главе колонны, цепко вглядывался по сторонам: не мелькнет ли где лунный блик на стволе чужого автомата; напрягал слух: не зашуршит ли под вражеской ногой осыпающийся камень...
Маршрут отряда пролегал мимо заброшенной церкви, называемой в народе «Сиптак Хач», что в переводе означает «Белый Крест». У местных жителей это место считалось святым. Стены церковки, сложенные из белого известнякового камня, светлым контуром выделялись на фоне ночного мрака. Красная черепица на крыше давно уже потемнела и частично осыпалась, но стройная узкая колокольня, увенчанная крестом, смотрела в ночное небо -  словно сторожевая башня, воздвигнутая на этой земле для охраны ее рубежей.  Полукруглый вход в разрушенную церковь был всегда открыт. И хотя богослужения здесь давно уже не велись, тропинка, ведущая к этому Божьему дому, никогда не зарастала.
Здесь по древнему обычаю, оставшемуся с языческих времен, люди совершали жертвоприношения и общались с Богом. Когда дошли до церкви, каждый солдат, подойдя к полуразрушенному алтарю, отдал дань уважения и, перекрестившись, просил у Бога что-нибудь для себя, своих родных и друзей.
Последним к алтарю приблизился Тигран. Он не любил обременять Бога своими просьбами, считая, что человек сам строит свою жизнь и ответственен за собственное счастье и несчастье. Однако он хорошо понимал, что бывают в жизни минуты, когда не стоит полагаться на одну только удачу и уверенность в себе. Опустившись на одно колено, командир склонил голову и закрыл глаза. Мысленно он то обнимал своих родителей и младшего брата, которые до сих пор не знали, где он находится, то сидел за столом, в кругу своих московских друзей, то держал за руку Ануш, признаваясь ей в любви, то представлял картины предстоящей операции и потерю боевых товарищей.
- Господи, дай им всем здоровья и помоги мне вернуться домой, – шепотом произнес Тигран, перекрестился и поднялся с колен.
Чтобы не выбиться из графика и прийти к телевышке в срок, отряду нужно было поторапливаться, поэтому Тигран решил пройти напрямую через лес.

Группа бесшумно пробиралась сквозь заросли горных деревьев. Лесистые склоны были полны звуков: слышался плач шакалов и уханье сов - война дала хищникам возможность вдоволь наохотиться на дичь, ибо люди оставили охоту на лесных обитателей и охотились теперь друг на друга.
После остановки у старой церкви, в душу Тиграна снизошло не умиротворение, нет, но… успокоение. Уставшее от постоянного напряжения сердце, получило передышку, необходимую для восполнения сил перед тяжелым испытанием. Мысли молодого командира обратились в недавнее прошлое…
Отчего-то сейчас, перед решающим боем, ему вспомнилось, как он, будучи новобранцем отряда самообороны, добыл свое первое оружие.

Автоматов, оставленных местным жителям пограничниками, на всех добровольцев не хватало. Поэтому в первое время вновь прибывшим бойцам приходилось довольствоваться охотничьими ружьями и старыми винтовками.  Для добычи оружия Тигран разработал целый план…
Привести его в исполнение он решил ясным летним днем, на горной дороге, пролегавшей между крутых горных склонов. Для участия в этом деле он привлёк Артура, отчаянного и бесстрашного парня, много раз рисковавшего жизнью в самых опасных операциях. Артур засел с ружьишком за большим камнем, откуда отлично просматривалась и, что немаловажно, простреливалась извилистая лента дороги. Тигран же спустился вниз, сел у обочины и стал ждать.
Дальний гул двигателя, эхом разносившийся по горам, вскоре оповестил бойцов о приближении какого-то транспорта. Тигран сделал другу знак: "готовься" и уверенно направился навстречу машине. Из-за поворота выкатился БТР, его экипаж состоял из двух солдат и их командира. Тигран загородил путь военным.
- В чем дело? – сердито выкрикнул командир БТРа.
Чтобы провести успешные переговоры с превосходящими силами противника требуется не только дипломатия, но и изрядное мужество. И еще военная хитрость. Тиграну понадобилось и то, и другое, и третье.
Он дал понять командиру БТРа, что тот находится под прицелом и получит пулю прежде, чем успеет открыть огонь. В подтверждение этих слов раздался выстрел - парень, сидящий за камнем, изображал целый отряд бойцов в засаде. Но "армянские боевики" вовсе не жаждут крови русских солдат, объяснил Тигран. Им нужно только оружие. Командир БТРа решил, что сопротивление бесполезно… Так Тигран стал обладателем целого арсенала: двух автоматов, снайперской винтовки Драгунова и пары гранат "лимонок".
Сослуживцы оценили изящество и дерзость задуманного, а главное успешно реализованного плана. Но уважение и любовь товарищей пришли к Тиграну не вдруг…
В самом конце восьмидесятых годов по приказу лидера страны Горбачева в мятежный Карабах были введены внутренние войска, и в поселке, лежащем между гор, появилась военная комендатура.  Официальной  задачей солдат внутренних войск было поддержание конституционного порядка на территории, на деле же их пребывание в горной республике обернулось бедой для многих здешних мужчин.
 Пользуясь данной им властью, командование внутренних войск инициировало, так называемые, проверки паспортного режима, в ходе которых арестовывались местные жители, огульно обвиненные в пособничестве "боевикам".  Сбором доказательств военные власти  себя не утруждали. К чему? Арестованных же ждала поистине кошмарная участь.
За ними приезжал некий полковник Мамедов – начальник милиции соседнего района, населённого азербайджанцами, известный своей чудовищной жестокостью и ненавистью к армянам. Мамедов охотно выкупал арестованных, платя за каждого установленную ВВ-шниками таксу – пятьдесят тысяч рублей. У него был свой интерес… Помимо возможности всласть поизмываться над беззащитными людьми, он вымогал у родственников арестантов куда большие суммы, обещая отпустить их близких. Иногда они действительно возвращались. Но сохранить физическое и душевное здоровье после плена у Мамедова не удавалось никому. Торговля людьми оказалась весьма прибыльным и сравнительно безопасным делом – бизнес Мамедова процветал. Местные жители содрогались от ужаса при одном только имени этого мерзавца.
И вот однажды по поселку разнеслась весть: Мамедову конец! Бойцы отряда самообороны, освободили землю от изверга, взорвав его фугасом, когда Мамедов ехал за очередным пленным. Люди вздохнули с облегчением, но лишь немногие знали, кто именно свершил над Мамедовым справедливый суд, вынес приговор и привел его в исполнение.
Эта и другие подобные операции выдвинули Тиграна из среды бойцов, привлекли к нему уважение товарищей по оружию. Так он стал командиром.

До телевышки оставалось чуть менее километра пути, и надо было связаться с постом, предупредить их о приближении отряда, чтобы не перестреляли свои же. Тигран включил рацию и настроился на волну:
- Пчела, Пчела, я Басмач, прием! – произнес он позывной Сако, которого оставил за старшего на телевышке.
- Тебя слышу, Басмач, наконец-то! – радостным голосом ответил Сако.
- Жди, мы на подходе, как понял? – Тиграна обрадовал бодрый ответ Сако в такое позднее время.
- Тебя понял, ждем!

Почуяв скорый отдых, усталые ноги бойцов вновь обрели резвость, и вскоре
дед Самсон, припозднившийся в гостях у "басмачей", уже рассказывал вновь прибывшим байки о своих похождениях, Лерник накрывал стол, Давид, а это именно он сломал ногу, лежа травил анекдоты. Сако тем временем докладывал Тиграну об обстановке на посту. Выслушав Сако, Тигран присел на корточки:
- Значит, ничего нового, - задумчиво произнес Тигран. - "Духи" по-прежнему накапливают технику в этом направлении… – и, выдержав паузу, спросил. – Слушай, Сако-джан, а Коля-разведчик не приходил?
- Вообще-то, должен был явиться часа два назад, - почесал бороду Сакко.  – Но, наверное, опять решил вылазку сделать, – предположил он.
Объяснение  могло показаться вполне убедительным. Николай действительно частенько заходил в тыл противнику, добывая ценные разведданные. Но сегодня такая вылазка не казалась командиру геройством:
- Нет, нынче Коля не стал бы рисковать, - возразил он.  - С ним Ануш. Медсестра вызвалась полечить ногу Давида.
Тигран нервничал. Его мучил вопрос, почему разведчики не дошли до телевышки, и что могло с ними случиться?
 Сако ухмыльнулся:
- О, нога Давида – хороший повод! Но мы-то с тобой понимаем, брат, кого она хотела увидеть… - подмигнул друг.
Но Тигран не поддержал игривого тона.
- Ладно, хватит, не до шуток сейчас! – командир резко оборвал разговор и поднялся. – Может, с ними что-то случилось… - пробормотал он.
- Что может случиться с этой лисой – Николаем? Сто раз к "духам" ходил! Они уж за своего его считают, наверное… – Сако все еще пытался шутить, надеясь унять тревогу Тиграна.  Но беспокойство командира было слишком глубоко.
Тигран поднял голову к звездам, стараясь совладать с собой. Он прекрасно понимал, что менять время начала операции никак нельзя и проверить, что могло случиться с разведчиками и с Ануш, не было никакой возможности. Оставалось только надеяться…

Пора… Каждый раз, произнося на войне это слово, человек понимал, что теперь он во власти судьбы и только она может повлиять на конечный результат.
Было еще темно. В этот зябкий предрассветный час, когда луна куталась в ночные облака, в лагере "басмачей" бесшумно замелькали силуэты бойцов – люди в последний раз проверяли оружие, амуницию, прощались с друзьями.
Вскоре отряд построился для выдвижения. Все ждали напутственной речи Тиграна, но на этот раз он был краток.
- С нами Бог, братья мои! Кто останется в живых, будет ценить жизнь и презирать смерть еще больше, кто погибнет - будет жить вечно!
Тем не менее, эта короткая речь вдохновила мужчин, идущих на свое последнее задание. Впрочем, последнее или нет, теперь решала судьба…
Обнявшись с Лерником и Давидом и простившись с дедом Самсоном, бойцы последовали за своим командиром. Он шел впереди, ведя за собой своих солдат.
 Отряд должен был спуститься к подножию горы сквозь горный лес. В потемках, царивших между стволов и веток, петляющая горная тропка была неразличима. И все же ноги Тиграна уверенно нащупывали ее изгибы – дорога будто сама ложилась им под ноги.
 Дальше начиналась равнина, по ней тянулись заброшенные виноградники и разоренные сады. По этой равнине от подножия горы до цели нужно было пройти около шести километров. Именно здесь отряду грозила опасность обнаружить себя, что неизбежно привело бы к провалу всей миссии. Двигаться приходилось скрытно, команды отдавать беззвучно.
Когда группа приблизилась к открытой местности, Тигран сделал знак остановиться. Затем жестами приказал Сако и еще двоим бойцам идти впереди, проверяя обстановку, чтобы исключить засаду. Минут через десять после того, как Сако скрылся в темноте, отряд продолжил движение. Расчет времени оказался верен - открытое пространство они миновали под покровом темноты.
Дальше простиралась территория, контролируемая врагом. Добравшись до виноградников, где, сидя на корточках, их поджидала группа Сако, Тигран обнял своего боевого друга и знаком приказал: «Вперед!».
Виноградники нужно было преодолеть как можно скорее, чтобы рассвет встретить уже в садах, где под пышными кронами одичавших яблонь, груш, персиков и алычи группу будет сложно обнаружить. Сразу за садами начиналась городская окраина с ее запутанными дворами и закоулками.
Один вражеский пост располагался на невысоком холме между садами и первой линией домов. Противник не мог ожидать диверсии именно на этом направлении, поэтому пост был скорее формальным, так, на всякий случай…
Группа Сако, повинуясь приказу командира, снова ушла вперед. Выждав время,
Тигран с оставшимися бойцами двинулся следом. Держа оружие наготове, мужчины двигались между рядами виноградников быстро и без особого шума, лишь иногда останавливаясь, чтобы оглядеться.
Когда первые проблески зари коснулись восточного края неба, Тигран со своей группой был уже в садах, под прикрытием густых ветвей. До вражеского поста оставалось около трехсот метров. Ликвидировать его Тигран поручил Сако, и вся группа замерла в ожидании успешного выполнения Саркисом поставленной задачи.
Чтобы отвлечь внимание "духов", один из бойцов - Карен, чисто говоривший на азербайджанском языке, притворившись пьяным, вышел из персиковых посадок и направился вдоль поста, застегивая на ходу брюки, будто только что сходил по нужде. Он мелодично насвистывал мугам - слабость любого азербайджанца.
Ликвидировать дозор оказалось легче, чем предполагал Тигран. Четверо бойцов, находившихся на посту, беспечно спали, наевшись баранины и напившись домашнего вина, не обращая внимания на вокальные способности Карена.
Минут через двадцать Сако жестами доложил командиру о том, что путь свободен.
До первой линии домов оставались считанные метры. Казалось, ничто не мешало отряду проникнуть в город для выполнения задачи, но война порой преподносит неожиданные сцены, которые вспоминаются до конца жизни.
Остановившись на краю сада, весь отряд замер. Глазам бойцов открылось ошеломительное зрелище. На поляне между садами и городом стояла телега, рядом с которой был вкопан крест. Ночь отступала, и в бледном свете нарождающегося утра отчетливо виднелось распятое на кресте изувеченное тело Николая. Справа от креста были воткнуты в землю два колышка от забора, с насаженными на них головами разведчиков из Колиной группы.
Бойцы, не раз смотревшие смерти в глаза были потрясены этой нелепой жестокостью. Но если у солдат, что называется, перехватило дух, то их командир Тигран был повергнут в настоящий шок, представшей перед ним чудовищной картиной. На телеге рядом с крестом лежало тело женщины.
Охваченный жутким предчувствием, Тигран, на ватных ногах, пошел к телеге. Автомат волочился за ним по земле, он шел вперед ничего не соображая, не видя и не слыша вокруг себя… Весь мир сжался для него до размеров грязной деревенской телеги и того, что лежало на ней… Никто не попытался его остановить.  Сако и еще несколько бойцов последовали за командиром, стараясь прикрыть его. Подойдя к телеге, Тигран уронил автомат и замер.
Это была Ануш, вернее, то, что от нее осталось. Глаза были выколоты, изо рта, вместо кляпа, торчала срезанная девичья коса, на месте грудей горели кровяные пятна, все тело было в ссадинах, резаных ранах и следах от потушенных сигарет. В правой руке девушка сжимала платок. Тот платок, который подарил ей Тигран на шестнадцатилетие.
Пережить такой ужас и сохранить здравый рассудок не каждому под силу. Время для Тиграна остановилось. Он целовал бездыханное тело девушки, пытался стереть засохшую кровь с ее ног, гладил ее и шептал слова любви, в первый раз вслух признаваясь в этом. А сердце его захлебывалось в отчаянном вопле: "Поздно! Поздно!.."
Саркис пытался успокоить командира, обнимая его и прижимая к своей груди, но тот вырывался, отталкивал друга, и рыдал, беззвучно давясь слезами.
В какой-то момент Тигран пришел в себя и, взяв Саркиса за грудки, шепотом прохрипел ему на ухо:
- В первый раз я признаюсь ей в любви, когда ее бездыханное тело лежит в этой телеге, когда над ее девственностью надругалась толпа озверевших тварей! Как мне теперь остаться человеком, как верить в Бога? Ненавижу!
- Держись, брат, ты же солдат! На войне нет правил! Мы отомстим за нее, отомстим за всех! Мы обязательно вернемся и заберем их, а сейчас возьми себя в руки, нам надо идти, – в глазах Сако стояли слезы, он говорил, еле сдерживаясь, но его слова словно кнутом ожгли Тиграна и помогли ему вернуть утраченное самообладание.
Отерев слезы со щек, Тигран прильнул губами к изувеченному лицу Ануш и прошептал:
- Я люблю тебя, сладкая моя, больше жизни люблю! Прости, что берег это признание, не говорил тебе этого раньше! Если мне повезет, родная моя, мы очень скоро с тобой встретимся!
Он осторожно высвободил из стиснутых пальцев Ануш платок, вытер им кровь с лица девушки, и повязал его себе на правое запястье. Сакко смотрел на командира, закусив губу,  и  Тигран горячо шепнул ему:
 - Сначала мне было плевать на правила, потом я стал плевать на смерть, теперь я плюю на жизнь! Бери пять человек и дуй к складам. У тебя есть тридцать минут на все. Сделай так, чтоб от них камня на камне не осталось! Все, прощай, брат!
Взгляд командира стал непроницаемым, голос звучал твердо. И Сакко с удивлением отметил, что ни одна черточка, ни единый жест Тиграна не выдавали в нем сейчас человека одержимого ненавистью и жаждой мщения.
Невыносимая боль оглушила все его чувства, словно кто-то извне наглухо запечатал его, собрав разум и волю в один разящий кулак, сжатый для сокрушительного удара.
Страдание души, потерявшей любимого человека, да еще так страшно, так дико, превысило человеческие силы – в эти секунды он больше не мог ощущать ни горя, ни даже слепящей ярости. Единственное, что все еще жило в нем – сознание необходимости действовать, довести начатое дело до конца.
Он больше не оглянулся на растерзанное тело Ануш, поднял свой автомат и сделал знак бойцам: "Вперед!"
Спустя считанные секунды, Тигран и Саркис удалялись каждый со своей группой по безлюдным узким улочкам азербайджанского городка на встречу со смертью…
Добежав до вражеского штаба, Тигран, не сбавляя хода, влетел в здание, предоставив своим бойцам расправиться с часовыми, охранявшими этот оплот врага, что и было сделано без лишнего шума и с профессиональной четкостью.
Пробегая по коридорам, командир жестами приказывал своим солдатам задержаться то тут, то там - для зачистки и дальнейшего удержания захваченного здания. Нужно было действовать без промедления, потому что казармы с солдатами находились всего в трехстах метрах от штаба.
Возле комнаты отдыха, располагавшейся на верхнем этаже, Тигран наконец остановился. Но лишь на секунду. До этой последней двери с ним дошло всего пятеро солдат. Поцеловав  окровавленный платок на запястье, он свирепо рявкнул: «Поехали!», и вышиб дверь ударом ноги.  Бойцы ворвались в комнату.
Момент истины приходит внезапно.
На диване, рядом со столом, заваленным картами местности и разными бумагами, уставившись на мужчин с автоматами, лежал палач, погубивший тысячи ни в чем не повинных людей - генерал Гасанов. Его разбудил грохот упавшей двери, и действительность показалась ему много страшнее самого кошмарного сна. Пока он  спросонок пытался сообразить, что происходит, солдаты Тиграна заняли позиции у окон, а Тигран, положив свой автомат на стол, сел напротив генерала и, пристально посмотрев ему в глаза, произнес:
- Ну, здравствуй, товарищ генерал! Барев!
Услышав армянское приветствие, генерал стал мучнисто белым от ужаса.
Опустив голову и закрыв лицо руками, еще недавно бравый военачальник не мог сдержать конвульсивной дрожи, сознавая, что час расплаты пришел. За сотни сожженных заживо по его команде мирных жителей армянских деревень, за изнасилованных на глазах матерей и отцов маленьких девочек, за снятые скальпы, за отрезанные уши, за выколотые глаза…
- Простите и пощадите, – взмолился генерал, не поднимая головы. Вряд ли он надеялся на чудо, хотя и готов был цепляться за жизнь до последнего…
- Пусть тебя прощает твой Бог, тварь! – воскликнул Тигран. Он выхватил из-за пояса свой боевой нож, вцепился врагу в шею и, подтянув к себе, с силой по самую рукоятку всадил нож в сердце генералу Гасанову.
- Это тебе за Ануш! – пробормотал Тигран, наблюдая за предсмертными судорогами генерала.

Итак, половина задания была выполнена. На первом этаже бойцы Тиграна уничтожили еще одного палача – Энвера. Действующий полковник турецкой армии, командующий частями специального назначения, предназначенными для борьбы с курдскими повстанцами, он был одним из тех добровольцев, которые прибыли из Турции по неофициальному, но настойчивому призыву правительства этой страны для «помощи братскому азербайджанскому народу в борьбе с армянскими оккупантами». Львиная доля операций проведенных под командованием Гасанова, была разработана именно Энвером. И теперь ему не удалось избежать справедливой кары.
Но торжествовать победу было еще рано – события только начинали разворачиваться. До штаба, где находился Тигран со своим отрядом, донесся грохот сильнейшего взрыва, свидетельствуя об успешно выполненной работе Саркиса – склады с боеприпасами взлетели на воздух. По этому сигналу все бойцы Тиграна, в разных частях штаба, прильнули к окнам, готовясь к бою. Взрывы повторялись вновь и вновь, сея в городе невероятную панику.
Первые полураздетые вражеские солдаты, в ужасе выбегавшие из казарм, немедленно попадали под обстрел "басмачей", засевших в штабе. Ад, который сопровождает любую боевую операцию такого масштаба, сошел на землю во всем своем великолепии.
Командование азербайджанской армии было обезглавлено, кругом царила паника и чудовищная неразбериха, сопровождавшаяся хаотической стрельбой в разные стороны. С перепугу "духи" палили и по своим, нанося еще больший урон и без того деморализованной армии. Суета, пальба и вопли мечущихся внизу вражеских солдат, напомнили Тиграну, наблюдавшему эту картину сверху из штаба, насмерть перепуганную овечью отару, в которой глупые животные топчут друг друга копытами, спасаясь от свирепых волков.
Спустя некоторое время, азербайджанские командиры, пришедшие в себя, все же  сумели организовать обалдевшую толпу своих подчиненных и направить огонь в сторону штаба. В поддержку им даже подоспели два танка и БТР, которые сходу открыли беспорядочный огонь по зданию, захваченному отрядом Тиграна. Под прикрытием тяжелого огня, "духи" предприняли попытку захватить штаб штурмом. Положение становилось отчаянным. Бойцы, находившиеся в захваченном штабе, стали уже прощаться друг с другом, как вдруг раздались взрывы на окраине города - это разрывались снаряды, выпущенные с армянских позиций. Отряды самообороны, как и было заранее оговорено, перешли в наступление. Началась артподготовка.
Дальнейшее с трудом поддается описанию. Невозможно почувствовать и передать состояние людей, попавших под обстрел тяжелой артиллерии, танков и ГРАДов, пока не окажешься на их месте. С армянских позиций огонь велся из всего, что могло стрелять. Снаряды рвались с сумасшедшей частотой, один за другим, собирая в кучу вырванные с корнями деревья, части построек и трупы людей. "Духам" было уже не до освобождения штаба…
- Мы сделали все, что должны были сделать, теперь мы в руках Божьих! Постарайтесь выжить, братья! - это были последние слова, которые успел крикнуть Тигран своим солдатам.  Дикая боль, кромсающая тело, и режущий свист в ушах – он ничего не успел понять. И через мгновение уже мысленно шел по песчаному берегу, слушая крики чаек и держа за руку свою милую, добрую Ануш…

Вряд ли кто-то однозначно сможет определить, в чем заключается смысл войны. Ни политики, которые стравливают народы, ни солдаты, вынужденные участвовать в этих бойнях, ни мирное население, которое страдает от всего этого.
Прозрение приходит позже. После потери близких, после первых цинковых гробов, после пепелищ сожженных деревень. Но, увы, вернуться назад, в ту точку, где война еще не началась, где возможно мирное урегулирование конфликта –  становится непоправимо поздно. Начинается не просто борьба - кровавый хаос, направленный на полное уничтожение противника. И в нем уже не разобрать, кто прав, кто виноват – жестокость рождает новую жестокость, безжалостность по отношению к противнику становится доблестью, а убийство мирных жителей называется не преступлением, а хищным словом "зачистка", и оправдывается военной необходимостью. Озверевшие противники не щадят ни женщин, ни стариков, ни детей, им нет оправдания, да они и не ищут его. У злобы, ярости, ненависти – национальности нет. И в этой войне, как во всякой другой, и со стороны армян, и со стороны азербайджанцев были те, кто утратил человеческий образ и предался кровавой пляске смерти. Кто-то свихнулся на почве ненависти, кто-то помешался от горя, но и те, и другие равно множили боль и отчаяние, равно служили злу.
Тигран мог бы рассказать немало таких историй. Одна из них произошла у него на глазах. Среди его товарищей по оружию был человек, переживший страшную личную трагедию. В мирное время он был мужем очаровательной и любимой женщины и отцом обожаемых двойняшек. В военное – стал вдовцом, в одночасье потерявшим и жену, и детей – в дом, где жила его семья угодила ракета… От его близких не осталось и следа. Что-то сломалось в его душе. Внешне оставаясь обычным человеком, он незаметно повредился в рассудке; нравственные ориентиры его не просто сместились – разрушились.
Однажды, во время боевой операции, навстречу солдатам, откуда ни возьмись, выскочил маленький  худой мальчишка – вражье семя… Оборванный и грязный как цыганенок, он топтался у дверей своего разрушенного дома, доверчиво и заинтересованно смотрел на приближающихся солдат. Мальчик не испугался даже тогда, когда бородатый дядька навел на него блестящий вороненый ствол автомата, он сунул в рот грязный палец и с любопытством уставился на бородача. Грохнул выстрел… Тигран, видевший эту расправу над ребенком, кинулся к убийце и схватил его за шиворот:
- Ты что?! – заорал он. – Это же мальчишка! Как ты мог?!
Убийца выпустил из рук автомат и, шатаясь, смотрел перед собой невидящим стеклянным взглядом:
- А что, мои были хуже?.. – бормотал он.

Когда воюют исторические враги, не существует никаких правил. Зато безумия и дикости хоть отбавляй. Взять хотя бы перемирия… Казалось бы, что особенного? Военные действия приостановлены, орудия остывают, уцелевшие бойцы горестно вздыхают: "…тогда считать мы стали раны, товарищей считать". Подведя итог потерям, противники встречаются в условленном месте для обмена пленными и телами погибших. Недавние соседи, еще вчера смотревшие друг на друга сквозь прицелы автоматов, сегодня приветствуют друг друга, как будто и войны нет, и ссориться не из-за чего. "Ну как семья? Жена, детишки здоровы? А сам как? Помаленьку? Ну дай Бог, дай Бог…" Соседи все-таки…
А назавтра опять – держишь соседа на мушке и понимаешь: или ты его, или он тебя… Такая вот диалектика.
Победит в войне тот, кто перебьет чужих раньше. Чужих – это соседей, к которым раньше запросто за солью ходили, новости обсуждали, случалось и в долг ссужали… Выходит, смысл войны в победе? Может быть… Но ведь цена этой победе – разрушенная жизнь, как раз та, за которую так горячо сражались…

***
В Ереванском аэропорту каждый день прямо на летном поле тысячи людей встречали прибывавших из Карабаха бойцов. Многие из них возвращались уже в гробах. Крики матерей и сестер, плач отцов и братьев заглушали рев вертолетных турбин. Люди встречали своих героев - раненых и погибших, и как это бывает на любой войне, выжившие иногда завидовали павшим.
Одним из таких уцелевших был Тигран. Он чудом остался жив после того, как танковый снаряд, выпущенный запаниковавшим врагом, влетев через окно, взорвался прямо в комнате, где находился командир со своими бойцами. Его несли на носилках сквозь густую толпу встречающих. Люди провожали его взглядом, одни с сочувствием, другие с признательностью в глазах, кто-то вглядывался ему в лицо в надежде опознать в нем близкого человека, затерявшегося на полях сражений.
В глазах Тиграна стояли слезы. Его преследовала сильная физическая боль, и еще более мучительная - душевная.
Хотя он до сих пор не знал, что из ребят, находившихся с ним в захваченном штабе, в живых осталось только двое, и что сам он жив благодаря Левону, который погиб, накрыв Тиграна собой во время взрыва залетевшего снаряда.
Он не знал, что Саркис со своей группой был обнаружен врагом, и ребята, не вступая в бой, подорвали себя вместе со складами, положив начало победе.
Он не знал, что его, окровавленного и контуженного, вытащили из-под обломков и пронесли на руках до санитарной машины под победные выстрелы отрядов обороны Карабаха, одержавших эту, такую маленькую по мировым масштабам, но такую важную для их народа победу.
Он еще не знал, что в этой операции от шальной пули погиб его командир и друг Гамлет.
В правой руке Тигран сжимал окровавленный платок своей любимой и знал лишь то, что не встретился с ней на небесах.


Глава 3
ПРОБУЖДЕНИЕ

- Давайте выпьем за тех, кого нет с нами. За тех ребят, которые отдали свои жизни за то, что мы можем сидеть за этим столом и гордо пить за нашу победу. За них - как за живых! – с этих слов начиналось почти любое армянское застолье середины девяностых.
Блестящие победы карабахской армии породили небывалый всплеск патриотизма и национальной гордости. Конечно, подавляющее большинство армян, живших вне территории Армении, разделяли радость победы и оказали немало помощи воюющим в Карабахе собратьям.
Но были, безусловно, и те, кто, произнося этот тост, пытался поднять свой авторитет среди таких же «патриотов», как и он сам – отсидевшихся в теплых и безопасных местах, пока другие умирали в горах за победу. Однако такие люди быстро раскрывались, показывая свое истинное лицо.
Вот и сейчас один из этих "патриотов", обедая в московском ресторане, в компании сочувствующих, подняв рюмку водки, произносил этот тост. Звали его Игорь Сафаров. Родом он был из Баку и официально числился беженцем.
 Десятки тысяч армян, бежавших от азербайджанских погромщиков, нашли себе пристанище не только в Армении, но и в разных уголках России. Люди с высшим образованием: доктора наук, учителя и врачи работали грузчиками и водителями, дворниками и продавцами, и жили в тяжелейших условиях.
Хотя находились и такие "беженцы", которые, используя свой политический статус как прикрытие, бессовестно жировали за счет своих соплеменников. Они не разгружали вагонов, не мели улиц – но в поте лица рубили, стригли, и гребли лопатой…  - "капусту", "бабки", деньгу.
У этих – циничных и беспринципных – хватало средств на дорогие рестораны, красивую жизнь и финансовые махинации. И именно такие "беженцы" пили сейчас за "нашу победу" в своей теплой компании.
 Игорь Сафаров, стоявший теперь с рюмкой во главе стола, свои первые серьезные деньги заработал, продавая на гремевшем тогда в Москве Рижском рынке… гуманитарную помощь. Да-да, те самые посылки, которые направляли в Армению люди из разных стран, чтобы помочь жертвам Спитакского землетрясения. Получал он эту помощь от «чудо-предпринимателей» из самой Армении – тем негодяям было на все наплевать, лишь бы заработать. Подельники Сафарова попросту разворовывали эти посылки со складов или списывали, якобы, на нужды оставшихся без крова людей.
Позже господин Сафаров организовал фонд помощи Карабаху. Зная о его предыдущих делишках, нетрудно догадаться, куда уходила большая часть финансов из этого фонда. Что касается гуманитарной помощи, проходящей через его фонд, то львиная доля этих средств, оседала уже в его собственных торговых точках на Рижском рынке в Москве. Вскоре Игорь из нищего беженца превратился в крутого московского коммерсанта.
Неподалеку от Сафарова и его компании, за соседним столом сидели трое. Одним из них был Тигран.
К тому времени, как он оправился от полученных ранений, в Карабахе были решены все основные боевые задачи. Выйдя из ереванского госпиталя, где он пролежал несколько месяцев, Тигран зашел в ближайшую церковь. Прихожане и священнослужители видели, как он до позднего вечера стоял перед алтарем на коленях, беззвучно плакал и, бормоча что-то себе под нос, молил о прощении. За что? У кого? Никто спросить не решился…
Прямо из церкви он направился в аэропорт и, купив билет на ближайший рейс, улетел в Москву, посчитав, что здесь в Армении, ему больше не с кем прощаться.
В Москве вчерашнего "боевика" тоже никто не ждал. Но прежние его друзья, промышлявшие, как и раньше, рэкетом и грабежом ему, пожалуй, даже обрадовались: в их волчью стаю влился старый проверенный кадр, ставший за это время еще более "тертым" и опытным.
Рядом с Тиграном сидел за столом Альберт – давний друг и подельник, с которым в далекие студенческие времена они вместе крышевали "коммерцев" на все том же Рижском рынке,  "гудели" в ресторанах и казино, пили горькую и делились самым сокровенным, доверяя друг другу во всем. Именно Альберт, узнав, что Тигран вернулся с войны, помог ему преодолеть жесточайшую депрессию, нахлынувшую после пережитого - парни стали практически неразлучны и настолько близки, что все вокруг считали их братьями.
Третьим за столом был Роберт, двоюродный брат Альберта по кличке Дикий -богатырского роста и могучего телосложения молодой человек с темными взъерошенными волосами, наполовину закрывавшими его борцовские уши. Свое прозвище он получил ещё на родине, в Южной Осетии за скандальное неумение находить общий язык с окружающими. Ладил он только  с теми, кого считал близкими. Одет Дикий был по моде того времени: красный спортивный костюм с надписью «ЦСКА» и синие кроссовки.
- Что он знает про этих ребят! – кивнув на Игоря, с досадой буркнул Альберт.
- Как будто они отдали свою жизнь за то, чтобы этот хмырь сидел здесь за столом и пил водку! – и он посмотрел на Тиграна, ища поддержки.
- А этот барыга наглый! – подал голос Дикий. - Его базар меня кумарит. Что скажешь, Тигран, твой земляк все-таки? – с явным сарказмом спросил он, поглядывая то на Тиграна, то на говорящего тост.
- Да пускай отдыхает, нам нельзя светиться, - с напускным благодушием ответил Тигран. - Дай Бог, все получится, и мы еще успеем с ним выпить.
Что именно должно было получиться, Альберт и Дикий должны были узнать только сегодня. Для этого Тигран и привел своего друга и его брата в ресторан, где расположился Игорь со своей компанией. И теперь, не теряя времени на долгое вступление, принялся объяснять друзьям, зачем они сидят в этом шикарном кабаке:
- Расклад такой: этого кадра, который заправляет за столом, зовут Игорь. Столько бабок, сколько он сделал на войне, не сделал никто. Это шакал, которого стоит наказать! – с горячностью заговорил он.
- Братан, ты смотри в политику нас не засунь, только ее нам не хватало, – лениво процедил Дикий. - У нас у самих таких козлов хватает. Дома воевать некому, а они здесь мускулами трясут, бабло с коммерсантов собирают и спускают в казино, – Дикий казался спокойным, даже вялым, но чувствовалось, что вялость эта обманчива, как бывает обманчива вальяжность зрелого хищника.
- Он украл у нас, а мы заберем у него, - хмыкнул Тигран. - Вот тебе и вся политика, Дикий! Если что, встречаемся в ЦСКА.
- Если что – это что? – уточнил Альберт. - Ладно, Робин Гуд, рассказывай, что задумал, не тяни резину, – и он придвинулся ближе в расчете на то, что Тигран будет вполголоса знакомить их со своим планом. Но не тут то было!
Откинувшись на стуле и вопросительно взглянув на Альберта, Тигран нарочито громко, на весь зал, понес нечто совершенно неожиданное:
- Да вы хоть думаете, что предлагаете? Как можно заложить здание, которого нет? Я вам тысячу раз объяснял, что мой дядя никогда на это не пойдет. Он председатель правления банка и наверняка хочет им остаться. Неужели трудно найти хоть какое-нибудь помещение и законно заложить его? Нужны документы! До-ку-мен-ты! – раздельно, точно втолковывая недоумкам, повторил он. - Пусть это будет хибара какая-нибудь, но ее легально оценят и дадут живые деньги, которые не надо будет возвращать!
Даже Альберт, зная Тиграна, и то не сразу, что это была игра на публику. Что же касается Дикого, то со стороны он был похож на раненого медведя, который выпученными глазами смотрел на Тиграна, словно тот только что всадил пулю ему в зад.
- Вы приносите доверенность на ведение переговоров по продаже машиностроительного завода, подписанную директором организации. Где же хоть один документ о праве собственности? С чем мне идти в банк? Ребята, вы мне предложили дело, я попросил своего дядю, а он в свою очередь договорился с нужными людьми! Срывая это дело, вы подставляете меня, а я привык работать с серьезными пацанами, - цедил Тигран. - Давайте встретимся здесь в девять вечера и привезите, пожалуйста, нужные документы, - закончил он свой монолог и, не давая никому опомниться, осушил стакан воды, стоявший на столе, и быстро направился к выходу.
Проходя мимо стойки бара, Тигран демонстративно бросил на столешницу стодолларовую банкноту: «Это за кофе и минералку, сдачу оставьте на чай!», - и он вышел из ресторана под изумленные взгляды присутствующих.
 Спустя час друзья сошлись в бильярдной, которая находилась в районе ЦСКА. Здесь обычно собирались «компаньоны по бизнесу». Здесь же можно было встретить и спортсменов с мировыми именами, и аферистов, и авторитетов воровского мира, и сотрудников всевозможных силовых структур, которые обсуждали между собой насущные вопросы, и разрабатывали тактику их решения. Всю эту пеструю публику сплачивало общее желание  - зарабатывать деньги без особых трудов. 
- Вы что, решили сюда документы привезти? – продолжая играть свою репризу, шутя, спросил Тигран у подошедших Альберта и Дикого.
- Хорош прикалываться! – рявкнул Дикий. - У меня там чуть планка не съехала после твоего выступления! Я уж подумал, всё… приехали, пока не сообразил, что к чему, – на лице Дикого наконец тоже появилась улыбка.
Друзья сели за стол, разговор пошел обстоятельный. Главное, что интересовало Тиграна, это поведение Игоря, после того как он покинул ресторан.
- То, что он клюнул – однозначно! – горячо доказывал Альберт. - После твоего ухода он нам пузырь шампанского послал, песню заказал «для друзей из солнечного Кавказа», а потом, и сам подсел к нам, – друг не скрывал своей радости по поводу начала очередной операции.
Игорь Сафаров попался. Попался на крючок из-за своей алчности. Ничего нельзя поделать, если человек любит деньги больше всего остального, если он готов молиться не Христу, а изображению президента Франклина на стодолларовой банкноте. Единственное, что Сафаров хотел знать - когда появится Тигран и кто он  такой. Мысли в его меркантильных мозгах уже закрутились в нужном Тиграну и его товарищам направлении.
Пересказывая  разговор с Игорем, Альберт не раз цитировал его фразу: «Ваш товарищ очень грамотный и умный парень. Я бы с удовольствием с ним познакомился».
Внимательно выслушав друзей, Тигран откинулся на спинку стула и довольно произнес:
- Рыбка клюнула, она уже болтается на крючке, осталось только подсечь ее и вытащить. Теперь лишь бы не сорвалась…
 Глаза у Тиграна горели, как у ястреба, который наметил с высоты свою жертву и кружит над ней, выбирая удобный момент, чтобы потом спикировать и нанести сокрушительный удар…

Можно по-разному судить о том, повезло или не повезло тем, у кого период становления личности совпал со временем перестройки и глобального передела имущества. С уверенностью можно сказать лишь одно: люди, пережившие этот исторический промежуток, получили колоссальный жизненный урок и опыт адаптации к любым жизненным трудностям. И каждый извлек из этого свою пользу. Что касается Тиграна, он находился сейчас в самом разгаре этого процесса, и урок, который предстояло усвоить ему – только что начался…
 
В преддверии новогодних торжеств, вся Москва сверкала как новогодняя елка. Улицы были увешаны гирляндами, витрины сверкали серебряным дождиком и искусственным снегом на пластиковых елках. У входов в большие магазины, под вечный "Jingl Bells", как в каком-нибудь Париже, кривлялись толстые Санта-Клаусы, веселя прохожих. Родные Деды Морозы тоже спешили собрать сезонную жатву – на улице то и дело попадались загримированные дядьки в красных халатах и с бутафорскими мешками, в спешке перебегающие с одного утренника на другой. В гастрономах пахло мандаринами, хвоей и фантастическими прибылями. Ради такого дела обшарпанные стены и протекшие потолки торговых залов густо завешивали дешевой китайской мишурой, а продавщицы, независимо от возраста дружно "косили" под снегурочек, стимулируя покупателей запасаться на праздники выпивкой и закуской. На уличных прилавках, замерзшие румяные тетки в валенках, обвязанные поверх пуховиков теплыми платками, вовсю торговали петардами и "символами года" – непроданными в прошлом году мышами, которым теперь за ненадобностью оборвали длинные хвосты и наскоро пришили рога, переделав их в более актуальных быков… А может и не быков – Тигран не особо приглядывался. Ему было не до праздника.
 Холодным декабрьским утром уходящего 1996 года по заваленному снегом проспекту Мира он ехал на очередную встречу с Игорем Сафаровым. С этим делягой они сошлись на удивление быстро. На удивление – потому что такие люди, как этот Игорь, ко всем относятся с подозрением, интуитивно чувствуя, что окружающим не за что питать к ним теплые чувства. Однако в предвосхищении поживы, осторожность иногда изменяет им: мозги отключаются, и начинает щелкать внутренний калькулятор: "Ему покажешь медный грош — и делай с ним, что хошь!"– пел когда-то слепой разбойник кот Базилио. И был совершенно прав.
Бесчисленные Игори Сафаровы перестроечных времен действительно были готовы на все, лишь бы получить большие барыши. Поэтому Тигран и его подельники никогда не сидели без работы…
В то время работали теневые схемы, по которым банковские кредиты выделялись под гарантийные письма или векселя. Затем гарантийные письма отзывались, векселя обнулялись. А полученные денежки "заемщик" делил с банками, которые, разумеется, имели свои, отнюдь немалые проценты откатов.

Нечто подобное Тигран собирался провернуть с Игорем, правда вовсе не в пользу последнего. Но сам Сафаров об этом и не подозревал – умело разыгранной в ресторане сценой Тиграну сходу удалось усыпить его бдительность. Вскоре последовало их знакомство, в котором достигнутый результат был закреплен – Игорь проникся доверием к ловкому деловому парню.
В начале их знакомства Тигран пообещал, что поможет ему с получением такого кредита под залог какого-нибудь здания или под банковское гарантийное письмо. Игорь подготовил пакет документов на неработающую подмосковную трикотажную фабрику, которую в свое время обменял на триста «перестроечных» ваучеров и передал их Тиграну.
Вот тут-то и началось самое интересное. Игорь буквально из кожи вон лез, стараясь угодить Тиграну во всем. Тот же, в свою очередь, пользовался алчностью своего нового знакомца, ни в чем себе не отказывая. Обедал в самых дорогих ресторанах, покупал роскошные вещи, и отдыхал в лучших заведениях, естественно, за счет Игоря, который все это время трепетно ждал решения «дяди» Тиграна, как институтка первого любовного признания. Пыл Игоря объяснялся просто: банк "дяди", якобы, должен был выделить ему кредит в десять миллионов долларов США. С откатом в сорок процентов.
Игорь уже грезил этими деньгами в своих сладких снах, когда Тигран при очередной встрече заявил ему, что решение по кредиту зашло в тупик, и срочно требуется гарантийное письмо банка с подтверждением. Тут Игоря чуть не хватил удар:  еще бы! - потратить столько денег и провалиться!
Разумеется, Тигран знал, что делает.  Ведь Игорь Сафаров, как и любой  опытный коммерсант того времени, отлично понимал: что невозможно сделать за деньги, можно добиться за большие деньги. Поэтому, переварив первое разочарование, он не отступится, чтоб не потерять уже вложенное, и будет психологически готов к еще большим расходам. Надо только дать ему время поволноваться…
Выдержав недельную паузу, Тигран позвонил расстроенному Игорю и сообщил, что нашел канал для получения банковской гарантии. Услышав эту новость, Игорь чуть было не получил удар снова, но уже от радости, и теперь был готов на любые условия.
Умело подготовив, таким образом, своего клиента, Тигран ехал теперь по заполненному людьми и машинами проспекту к Игорю домой, везя ему последнее «выгодное» предложение.

- Заходи, Тигран, заходи, дорогой! – с показным радушием приветствовал его, хозяин дома, вознося руки к потолку, словно к нему в гости заглянул долгожданный ангел, и незаметно бросая озабоченный взгляд на часы – словно ждал не только его…
- Приятно видеть тебя в хорошем расположении духа! – заметил Тигран, снимая верхнюю одежду. – А ты что, ждешь еще кого-то? – кивнув на запястье Игоря, уточнил он.
- Нет-нет, - быстро заверил тот. – Так… один парень должен был зайти. Но я перезвоню ему, чтобы зашел позже, - отмахнулся он, и опять залебезил:
- Ты моя надежда и хорошее настроение! Пойдем, Я квартиру тебе свою покажу, посидим хорошенько…
Держа Тиграна за плечо, Игорь словно заталкивал его в зал своей огромной, по обывательским меркам, квартиры. Тигран с любопытством огляделся.


Жилище коммерсанта располагалось в солидном доме сталинской постройки, и состояло из двух трехкомнатных коммуналок выкупленных Игорем у предыдущих хозяев. Конечно, не все было сделано честно, но в те времена и власти, и граждане на соблюдение законов смотрели сквозь пальцы. Таким образом, объединив обе квартиры и сделав там дорогой ремонт, Игорь получил просторное и фешенебельное жилье с двумя спальнями, кабинетом и огромным залом, в котором хоть балы устраивай.
- Неплохо живешь,  – оценил Тигран. - Кто тебе ремонт делал? – ему в самом деле понравилась отделка квартиры.
Зал был декорирован в античном стиле. Углы закрывали колонны, выполненные в виде атлантов, поддерживающих потолок. Мраморные полы, роскошная мебель, росписи на стенах и фонтан в середине зала создавали антураж римских покоев времен Калигулы. Спальни же были выдержаны в восточном стиле: со звездным небом на потолке, с коврами, тяжелыми драпировками, мягкими диванами и пуфиками. Кабинет был чисто английским: потертый книжный шкаф, стол и даже настольная лампа, - все в нем пахло породистой стариной.
- Армяне, кто же еще! – самодовольно откликнулся хозяин. - Хочешь, телефон дам. Только не говори, что ты от меня, а то не согласятся работать, – ухмыльнулся Игорь и добавил, – они мне раковину плохо закрепили, и я забрал у них все, что заплатил до этого, через своих знакомых чеченцев.
Тиграна внутренне передернуло, но вида он не подал. Сказанное Игорем неприятно поразило его. Из-за какой-то раковины мало того, что не заплатить работягам, но и забрать у них все, что они заработали, да еще поручить чеченцам отбирать деньги у своих же! Надо быть совсем уж бессовестным негодяем, чтоб позволить себе такое, подумал он. Но сейчас не время показывать свое отвращение. Сначала нужно довести задуманное до конца.
- Давай телефон, - согласился Тигран, - пусть поработают. Думаю, что это будет дешевле, чем какую-нибудь фирму запрягать, тем более их, если что, всегда послать можно… – с натянутой улыбкой проговорил он, изображая солидарность с хозяином.
- Пиши, братишка, – Игорь любезно продиктовал номер и нетерпеливо взглянул на Тиграна. – Ну что, перейдем к делу? Рассказывай, что там у тебя?  Сил нет терпеть – умираю от любопытства!
- Хочу тебя обрадовать, - улыбаясь, как добрый Дед Мороз, начал Тигран. - Есть вариант… Вернее, я уже договорился сделать гарантийное письмо Инкомбанка, которое будет подтверждено. За это люди хотят откат: тридцать процентов вперед и еще двадцать после выдачи письма. Нам осталось только ответить, соглашаемся мы на эти условия, или нет.
Тигран рисковал. Дело в том, что одно из отделений Инкомбанка принадлежало чеченцам. А как только что выяснилось,  у Игоря были друзья этой национальности. Таким образом, обман мог раскрыться теперь же, в разговоре. Но Тигран не случайно назвал именно этот банк, услышав от Игоря историю про армянских ремонтников. Не дав клиенту переварить сказанное, он продолжил:
- Гарантия выгодного завершения дела - мои хорошие, проверенные приятели, чеченцы, которые  сидят в этом банке. Впрочем, ты, конечно, можешь спросить у своих бандюков про Апти или Аслана - они наверняка их знают.
Увеличение процентов отката, безусловно, поразило Игоря. И еще более  неприятно поразило то, что разговор шел о выплате вперед огромной суммы. Но что-что, а деньги Игорь считать умел. Он быстро прикинул, что, заплатив этот чудовищный откат, получит в два раза больше, не считая пяти процентов, положенных Тиграну за посредничество. Что же касается чеченцев… Тут Игорь натянул скорбную мину и заныл:
- Брат, ты представляешь, какую долю я должен буду заплатить, если мои чеченцы узнают про это дело? С "крышей", сам понимаешь, шутки плохи… Лучше скажи, откуда мне взять столько денег? Я понимаю - сто тысяч, ну двести, ну, черт с ним, миллион! Но столько…
Тигран прищурился: да, мол, положение непростое, но в душе был доволен. Еще бы! Игорь уже готов заплатить миллион, готов плюнуть на своих «братков» и довериться ему, Тиграну. Но ликовать было преждевременно. Следовало доиграть спектакль, сохраняя прежнюю маску. Поэтому Тигран с нескрываемым раздражением в голосе без обиняков заявил Игорю:
- Люди ждут моего ответа. Если тебе неоткуда взять деньги, нечего было лезть в игру, – жестко отчитывал он, побледневшего коммерсанта. - Лично я не собираюсь выглядеть из-за тебя болтуном. Раньше надо было думать о суммах, которые могут понадобиться. Тем более, я предупреждал тебя об этом.
Речь Тиграна произвела на Игоря отрезвляющий эффект. Он привстал с кресла, взял Тиграна за руку и дрожащим голосом заверил:
- Что ты, братишка, я не тот человек, который на полпути сходит с дистанции.  Я только хотел сказать, что сумма слишком большая, и надо подумать, где ее взять, - уверенность постепенно возвращалась к нему: - Все будет нормально, - уговаривал он ни то себя, ни то Тиграна, - мне всего лишь нужно немного времени…
- У тебя есть два дня, - милостиво согласился Тигран. - Потом я должен дать ответ. Думай, пожалуйста, поскорее, – и он поднялся, давая понять, что разговор закончен. Однако это было не совсем так. Выждав паузу, Тигран точно рассчитал эффект и добавил напоследок, не оставляя Игорю шансов на сомнения:
 - Ответ желательно получить завтра, потому что у дяди есть еще клиенты, готовые потягаться за такой солидный куш.  Так что если ты соскочишь, я перекину стрелки на них. Мне-то нет разницы, от кого получить свои проценты.
Игорь был в шоке. Кто-то мог получить деньги вместо него! Этого он не мог допустить.
- Я тебе отвечу, брат! – выдавил он, охрипшим от волнения голосом. - Может, прямо сегодня и отвечу. Вот только сделаю пару звонков и сразу же свяжусь с тобой. Пускай дядя потерпит, я постараюсь все устроить.
- Старайся, - разрешил Тигран. - Надеюсь, у тебя все получится!
Пожав на прощание руку хозяину дома, Тигран с облегчением покинул эти новорусские хоромы. Он не стал вызвать лифт и,  сбегая по лестнице с восьмого этажа, чувствовал, что несется навстречу удаче.
 
Вечер, однако, выдался нервный. Покинув Игоря, Тигран направился в бильярдную, где у него была назначена встреча с Альбертом. Друзьям нужно было обсудить ситуацию. Ведь, несмотря на то, что Тигран провел свою партию безупречно и, казалось, взял клиента в оборот, события все же могли развернуться совсем не так, как ожидалось. Напуганный Игорь мог все же обратиться за прикрытием к своим чеченцам или даже к людям в погонах.
В бильярдной сегодня не стучали кии и не шлепались в лузы шары, хотя табачный дым по-прежнему висел густым облаком над игровыми столами, затянутыми зеленым сукном. Нынче здесь шел серьезный разговор - разбор долговых обязательств, длившийся уже около часа.
В ожидании пока Альберт освободится, Тигран присел за свободный столик и стал слушать.
Как выяснилось, хозяин небольшого колбасного завода дал на реализацию одному коммерсанту свой товар на крупную сумму, которую тот должен был вернуть через пятнадцать дней. Деньги возвращены не были, и колбасный «магнат», как водится, «включил счетчик» - сто долларов за каждый день просрочки. Прошло десять дней. Когда и эта мера не возымела действия, заимодавец обратился за помощью к «браткам». Одновременно к своим покровителям обратился и должник.
И вот - встреча, обставленная со всей серьезностью, будто внеочередной саммит «Большой восьмерки». За столом напротив друг друга сидят: должник, «колбасник», по два бойца и авторитеты, которые ведут разговор со своей стороны. Слушать их бывает куда интереснее, чем адвокатов и прокуроров, тратящих свое красноречие перед пустыми лавками в залах суда. Когда держал речь переговорщик со стороны заимодавца, казалось, что должник, взявший товар и не вернувший деньги - сущий дьявол, иуда, мерзавец, которому место у параши. Но стоило только заговорить второму авторитету, как чаша весов склонялась в другую сторону, и виноватым выглядел тот, который вроде ничего плохого не сделал, кроме того, что хотел заработать.
Хорошо, если сторонам удастся договориться сразу – дешевле обойдется для обоих коммерсантов. Но послушать в любом случае полезно: одна аргументация чего стоит!
На этот раз все закончилось рукопожатием сторон довольно быстро. Хозяин колбасы получил чуть меньше того, что должен был получить за отпущенный товар, должник отдал чуть больше, чем должен был заплатить за взятую на реализацию колбасу. Всем надо жить, и за гарантированное решение вопросов надо платить.
 Когда сходка закончилась, Тигран отозвал Альберта, участвовавшего в этом разбирательстве, в сторону и ребята перебрались за самый дальний столик в углу, сторонясь любопытных ушей.
- Вроде все идет хорошо, - начал Тигран. – Игорь должен позвонить мне и сказать, когда будет готов, – говоря это, он наливал и осушал один за другим стаканы с Боржоми. – Только знаешь…  - водя пальцем по пустой бутылке, задумчиво проговорил он, - Сафаров мне что-то про своих чеченцев намекнул. Думаю, надо подготовиться и к такому повороту событий.
- Да ерунда эти его чеченцы! – отмахнулся Альберт. - Давай лучше обсудим, как будем бабки получать, – такая невозмутимость удивила Тиграна. Но стремление замять важную тему было не единственной странностью, которую отметил нынче Тигран в своем давнем друге: Альберт не смотрел ему в глаза.
- Думаю, обналичим их через моего банкира, - пожал плечами Тигран, и спросил. - А где Дикий?
Какая-то неуловимая странность присутствовала в их разговоре, мелочь, которую сразу и не ухватишь сознанием, но она мечется в мозгу, жужжит невидимой мухой, мешая  сосредоточиться. Нечто подобное дальнему сигналу тревоги звенело сейчас в голове у Тиграна и мучило его. Обостренное чувство опасности, оставшееся у него с войны, подавало ему недвусмысленный знак. Да, в обычной жизни относиться с подозрением к близким друзьям – дурно. Но окружение Тиграна было таково, что ему постоянно приходилось быть начеку, даже с людьми, которых он считал друзьями. Когда на кону такой огромный куш, неизвестно, как мог повести себя твой компаньон.
- Дикий скоро приедет, - лениво ответил Альберт, и добавил туманно, - отъехал по делам… –
И это тоже было ново. Никогда прежде Альберт так не отвечал Тиграну. Обычно друзья знали о каждом шаге друг друга.
Сомнения Тиграна усиливались, хотя он не подавал вида.
И тогда он решил проверить одну, только что пришедшую ему на ум догадку. Для того чтобы удалиться из-за стола, он воспользовался своим старым приемом. Покопавшись под столом в настройках телефона, он инициировал звонок и сделал вид, что ему звонит знакомая девчонка. Подмигнув Альберту, Тигран встал и, прогуливаясь между столами, стал договариваться о встрече с воображаемым абонентом. Закончив, выразительно развел руками перед носом Альберта: мол, сам понимаешь, друг, перед делом надо отдохнуть… Освобожусь через пару часов. Если что, звони!
- Если что - это что? – с готовность подхватил разбитную интонацию Альберт. – Если ты насчет приехать помочь, то я - с удовольствием! – но даже шутка Альберта сегодня прозвучала как-то фальшиво.
Выйдя из бильярдной, Тигран быстро направился к машине. В голове у него был туман. Какие только мысли не лезли ему в голову…

 Автомобиль Тиграна сорвался с места так быстро, как только мог ему позволить мощный пятилитровый двигатель любимого «Мерседеса». Он мчался к дому, где жил Игорь, сам толком не зная, зачем его несет туда, но, подъехав, оторопел. Интуиция не подвела его и на этот раз. Но радости по сему поводу он не испытывал. Напротив, к горлу подступила горечь, сродни той, которая наполняла его внутри всякий раз, когда он терял своих друзей во время войны в Карабахе. У подъезда, где жил Игорь, стоял черный «линкольн» - машина Дикого.
Тигран растерялся - не знал, что делать и как правильно поступить. Он сидел в каком-то ступоре: не было ни мыслей, ни даже удивления – пустота и гул в голове.  Но мало помалу насущные вопросы проступили в его уме со всей очевидностью: что это значит - машина Дикого у подъезда Игоря - совпадение или нет? И если не совпадение, то, что задумали те, с кем он делил кусок хлеба?
Сформулировать вопросы оказалось все же легче, чем найти ответ на них. Напрасно Тигран перебирал в голове встречи и разговоры с Альбертом, вспоминал редкие споры с ним – приличное объяснение происходящего никак не приходило ему на ум.
С полчаса понаблюдав за «Линкольном» Дикого, Тигран решил не  торопиться с выводами и дать ситуации самой подсказать решение. Ему не хотелось думать дурное о своих друзьях, хотя здравый смысл подсказывал, что таких случайностей не бывает, и иначе как предательством эти тайные маневры за его спиной не объяснишь.
Он почувствовал острою нужду в дружеском совете: чтобы кто-нибудь незаинтересованный и вместе с тем достаточно опытный в подобных делах, оценил ситуацию со стороны, не сгущая краски.
Один такой человек у него был. Тигран вытащил телефон и набрал его номер. 
- Тигран! Да неужели!.. - раздался в трубке радостный голос, и радость эта была неподдельной, а в интонациях столько тепла и искренности, что Тигран невольно улыбнулся.
- Здорово, Хохол! – в тон собеседнику ответил он.
- Сколько лет, сколько зим? – продолжал радоваться голос. – Ты где сейчас? Может, увидимся?
- Говори, куда, я уже еду, – откликнулся Тигран, и повернул ключ зажигания. Голос в трубке принадлежал его хорошему приятелю Славе.
Кличку «Хохол» он получил от своих друзей, после того как во время бурной посиделки с компанией в ресторане гордо объявил свою принадлежность к украинской нации милиционерам, которые пытались проверить документы у курящих в коридоре Славиных знакомых.

Милиционеры проявили повышенную подозрительность к смуглым кудрявым брюнетам, и явно не жаловали «лиц кавказской национальности». Славу, который, кстати сказать, был в этой компании единственным славянином, возмутила такая предвзятость со стороны сотрудников милиции. Поэтому, растолкав плотные ряды спорящих с милиционерами  чернявых парней, Слава вырвался вперед и закричал, обращаясь к милиционерам:
- А вот я - хохол, ну и что?
Результатом этого заступничества стала ночь, проведенная Славой в обезьяннике – "за нарушение общественного порядка", как было сказано в протоколе задержания. Кстати, он был единственным, кого милиционеры тогда забрали. После этого случая кличка «Хохол» прочно закрепилась за ним.
Это был в меру упитанный лысоватый шатен – круглолицый и румяный, словом, типичный хохол.
В жизни этого весельчака и эпикурейца был однажды тяжкий момент. Будучи обладателем всех житейских благ, он нежданно-негаданно попал под подозрение в убийстве лучшего друга, и не успел глазом моргнуть, как очутился за решеткой. Друга Слава не убивал. Но кто в России станет разбираться в причастности или непричастности к преступлению, пока не предъявишь в качестве решающего аргумента кругленькую сумму? Тогда-то и пришлось его брату продавать все нажитое и вытаскивать Славу из тюрьмы.
Очутившись на свободе, Слава недолго радовался – теперь он был гол, как сокол и ободран как липка. До ареста он занимался продажей недвижимости, и довольно успешно. Да чего там… Его маклерская репутация парила на недосягаемой высоте: он не просто покупал, перепродавал или сводил – он, можно сказать, творил чудеса. Особенно с точки зрения людей отчаявшихся решить свои жилищные проблемы обычным способом.
Квартиры, от которых отказывались именитые агентства недвижимости или  жилища, на которые накладывали арест прокуратура, суд и милиция, или дома и коттеджи, отобранные бандитами у провинившихся коммерсантов, словом, все, что невозможно было продать нормальным путем, Слава умудрялся реализовать. Разумеется, взимая процент от сделки в свою пользу. А как же?
Но после ареста положение его было плачевным: ни денег, ни крыши над головой. Тогда-то судьба и свела его с Тиграном, которому как раз потребовался толковый маклер: нужно было помочь знакомому бизнесмену продать квартиру умершей тещи, не оставившей завещания. Слава блестяще справился с этим поручением и вдруг куда-то пропал, выполнив свою часть работы. Три дня Тигран искал его, чтобы расплатиться, но тщетно. Пришлось отдать деньги Славиной сестре.
Через некоторое время объявился и сам пропащий. На радостях ребята обмыли сделку в каком-то украинском ресторанчике. Тут-то и выяснилось, что Слава просто не верил, что с ним расплатятся честно, и он получит свою долю. Но когда сестра передала ему всю сумму до копейки, порядочность Тиграна уже не вызывала у него сомнений. Вскоре Тигран познакомил Славу со своими подельниками, поток маклерских операций стал набирать обороты и прибыль не заставила себя ждать.
Однажды у Тиграна состоялся неприятный разговор с Альбертом, предлагавшим под каким-нибудь надуманным предлогом «загрузить» Славу и выудить у него деньги. Никаких особых мотивов браткам для этого не требовалось. Истинная же причина выглядела на удивление просто: «Очень уж крутой стал этот Хохол, пора его потрясти».
Тигран, питавший к Славе теплые чувства в обиду его не дал. Правда, для этого пришлось наплести своим подельникам, что Слава, якобы, отошел от дел. А для убедительности еще и напомнить кое-кому, что: «Хохол принес в общак немало бабок, чтобы его теперь грузить!»
Таким образом, Славу он от посягательств оградил, а вот себя, в известной мере, подставил, ибо в среде братков такого заступничества не любят.
По правде говоря, этот случай был не единственным, когда Тигран встал на защиту Хохла. То ли по неопытности, то ли по простоте душевной Слава допускал в этой непростой компании один просчет за другим. Виной его неосмотрительности было, по-видимому, несчастное пристрастие к казино, и прочим злачным местам – скопищам порока и азарта.
В одно из таких злачных мест и ехал сейчас Тигран, надеясь получить у Славы беспристрастный дружеский совет, да и просто человеческую поддержку, в которой так нуждался сейчас.
С середины восьмидесятых годов многие поклонники зеленого сукна и одноруких бандитов  нашли себе пристанище в гостинице «Космос», одной из первых показавшей советскому народу "клоаку проклятого капитализма":  казино, игровые автоматы, боулинг, и многое другое.
Еще в бытность свою студентами, Тигран и его приятели захаживали сюда, минуя суровых швейцаров, большая часть которых была штатными сотрудниками КГБ, но трешник, засунутый им в карман, служил в советские времена лучшим пропуском в любой рай, и ребята попадали туда, куда стремились. «Дубрава», «Зимний сад» и «Калинка» с ее шведским столом за символическую плату - все это манило своей красотой, изяществом и доступностью молодых людей, жадных до  жизни и новых впечатлений.
Казино «Космос» располагалось в холле гостиницы на втором этаже. Именно там Тигран и нашел Славу, сидящего за столом с картами, один на один с крупье.
По выражению лица этого служителя азарта и по хвалебным речам в адрес клиента было видно, что Хохол в выигрыше.
- Ну как, Фортуна нынче благосклонна? - Тигран хлопнул Славу по плечу и сел рядом.
- О, здорово, друг! Фортуна сегодня – девушка сговорчивая, так что я пока в плюсе,  – Вячеслав от души радовался встрече, – я очень рад тебя видеть! – заверил он.
- И я рад, Хохол!
Приятели обнялись, и Слава, изобразив известный всей России жест, спросил:
- Может по пятьдесят для разогрева?
- Давай, - согласился Тигран, - но только по пятьдесят, - и он, шутя, погрозил приятелю пальцем. Ибо до сих пор большая часть их застольных встреч начинались с «по пятьдесят», а заканчивались пением «Червоной руты» или «Черного ворона» на два голоса.
- Как насчет того, чтоб отметить твои успехи? Угощаешь? – продолжал шутить Тигран
- Конечно! Даже не сомневайся! – Слава позвал официанта, и вскоре коньяк, принесенный расторопным малым, полился, как говорится, «по трубам». На душе у Тиграна посветлело, но тревога все равно не отпускала его до конца, грызла сердце.
Приняв солидную дозу волшебного болеутолителя, Тигран взял Хохла за плечо и, развернув к себе, взглянул ему в глаза:
- Помнишь Альберта?
Услышав это имя, Слава сразу протрезвел:
- Конечно, а что случилось? – мгновенно утратив веселость, спросил он.
- Знаешь наши с ним отношения? Его претензии к тебе помнишь?
- Да, Тигран, что опять? – в голосе Хохла появилась дрожь. Он торопливо вытащил из кармана пачку сигарет, выпотрошил одну и нервно защелкал зажигалкой.
- Да не бойся ты, - жестом успокоил его Тигран.
- Ты ведь и мое отношение к тебе знаешь. И понимаешь наверняка, почему от тебя все отстали.
- И это тоже знаю, - закивал Слава, жадно затягиваясь сигаретным дымом. - Я тебя за близкого друга считаю, – добавил он без всякого подобострастия. Искренность, прозвучавшая в его голосе, подкупила Тиграна.
- Скажи мне тогда… - попросил он. - Подумай и скажи, может Альберт меня подставить?
Хохол с минуту молча смотрел на Тиграна, словно взвешивая что-то в  уме, потом, залпом осушив бокал коньяка, ответил:
– Для таких людей, как Альберт, нет ничего святого. Даже дружбы. А дальше ты уж сам думай…
Душеведом Слава не был. И в людях, несмотря на свою профессию, разбирался из рук вон плохо. При желании его могли одурачить все, кому не лень, но сейчас это не имело для Тиграна особого значения. Он не собирался обсуждать со Славой действия Альберта. Его подозрения еще не оформились, и он лишь хотел проверить на свежем человеке свои смутные сомнения. Хохол сказал ему именно то, что он готов был услышать. И хотя эти слова бросали тень на его друга Альберта, внутри Тигран почувствовал нечто вроде облегчения – Хохол, сам того не зная, поддержал его.
- Ладно… - протянул Тигран и хлопнул приятеля по плечу. - Спасибо тебе. И забудь, о чем я спрашивал.
Он повертел в пальцах пустой бокал, наблюдая, как стекают по тонким стеклянным бокам густые маслянистые капли. Думы его текли так же: медленными извилистыми путями и обжигали душу не меньше, как коньяк обжигает гортань…

Мужчины посидели еще немного, вспомнили молодость, перемололи косточки немногим общим знакомым, но прежняя веселость больше не возвращалась к ним. Мутная тень невысказанных догадок и подозрений повисла над игорным столом. И как ни старался Хохол рассеять ее, уговаривая друга продолжить гулянку в каком-нибудь ресторанчике, Тигран все же оставил его в обществе карточной колоды и покинул здание.
Всякий, кому хоть раз приходилось сомневаться в близких людях, знает, что душевные метания порой утомительнее физических. С одной стороны Тигран рассчитывал услышать подтверждение своим мыслям, с другой – в глубине души надеялся, что Хохол опровергнет его сомнения. Сказанное не приблизило его к разгадке, но сами эти колебания уморили его, и теперь Тиграну хотелось просто поспать. Дома.
 
Жил он в районе метро «Молодежная», в трёхкомнатной квартире на двенадцатом этаже восемнадцатиэтажного дома, выкупленной не так уж давно у одного горе-маклера. Этот квартирных дел мастер около года никак не мог расселить проживавшую там семью, пока поиски покупателя случайно не привели его к Тиграну. Квартира ему приглянулась, и вскоре он стал ее обладателем. К чести его следует заметить, что довольны оказались все участники сделки, кроме оставшегося ни с чем маклера.
Местоположение дома нравилось Тиграну: и до центра недалеко, и вид из окон на гребной канал каждый день глаз радует. В пасмурную погоду ветер собирал водную гладь мелкими серыми складками, в ясную – солнечная чешуя качалась на волнах, манила на простор. Вода – изменчивая живая стихия всегда  увлекала его, уносила грусть, напоминала о светлой детской мечте - замке на берегу моря. Иногда, любуясь игрой света на сине-серебряной ленте за окном, он мысленно обещал себе, что однажды его мечта сбудется, и замок на морском берегу станет явью.
Но в последнее время ему все чаще было не до романтики. Возвращаясь домой, он уже не помнил о чудесном виде за окном. Повседневные заботы одолевали его, и чтобы сосредоточиться, Тигран включал телевизор, брал тетрадь с ручкой и под его бормотание, рисуя замысловатые узоры, размышлял о делах, о жизни. Рука сама собой выписывала завитушки, а мысль блуждала: оценивала, сравнивала, выверяла подходы… Иногда в таких раздумьях рождались новые идеи, некоторые из них воплощались в жизнь, все больше и больше затягивая его в грязную бездну.

Жил Тигран не один. С некоторых пор дома его всегда ждала девушка - Анна, с которой он познакомился спустя год после возвращения из Карабаха в Москву.
Встреча их произошла случайно, почти как в бульварном романе.
В тот день, машина Тиграна находилась в ремонте, и он возвращался домой на метро. Людей в вагоне было немного. В уголке одиноко сидела миловидная темноволосая девушка и листала какой-то журнал. На станции "Смоленская" в вагон, гогоча, ввалились двое бритых отморозков. Они по-хозяйски огляделись и, наметив жертву, двинулись к девушке. Набор выражений, огласивших вагон, галантностью не отличался, сквозь шум летящего поезда Тигран разобрал только, что бритые почему-то особенно интересовались национальностью незнакомки… Девушка испуганно вжалась в спинку сидения, журнал сполз с ее коленок, но наклониться и поднять его она не смела. Взгляд у нее был затравленным.
Не раздумывая, Тигран вскочил с места. Он не собирался тратить время на увещевание придурков, жизнь научила его, что главное в общении с такими типами - эффект внезапности. Боевой опыт не подвел: двумя точными ударами в нос он отправил в нокаут обоих молодчиков.  Убедившись, что они слегли надолго и, не слушая воплей перепуганных пассажиров, он подхватил девушку и на ближайшей станции потащил ее за собой - прочь из вагона, прочь из метро. Она – шокированная – не сопротивлялась.
Выйдя на улицу, Тигран наконец отпустил руку спасенной и с интересом взглянул на нее: смуглая, темноглазая с пушистой, немного растрепавшейся косой, она невольно напомнила ему другую смуглянку – с которой проклятая война разлучила его навеки… Сердце дрогнуло, к горлу подкатил комок. Усилием воли он взял себя в руки, постарался изобразить вежливую улыбку и представился. Испуг в глазах девушки постепенно сменялся любопытством к этому молодому человеку, так бесстрашно вступившемуся за нее перед хулиганами.
  Немного поколебавшись, она в ответ тоже назвала себя:
-  Анна…
Услышав ее имя, Тигран будто остолбенел. Так не бывает! У его случайной знакомой те же черные глаза, волосы и даже имя созвучное той… его далекой, навсегда потерянной любви… его милой Ануш… Неужели судьба сжалилась над ним и готова вернуть ему утраченное счастье? От нахлынувших чувств в голове у него помутилось. Не вполне сознавая, что делает, он коснулся дрожащими пальцами щеки девушки и почти без голоса, одними губами шепнул:
- Ануш-джан, неужели это ты?
Она не отшатнулась в ужасе, не приняла его за сумасшедшего, но медленно отвела его ладонь от своего лица и спросила участливо, будто догадавшись о чем-то:
- С вами всё в порядке? Вы, кажется, с кем-то перепутали меня…
Тигран, очнулся. Смущенно опустил руку, извинился и после короткой паузы предложил Анне выпить чашечку кофе в ближайшем кафе. Она согласилась.
В кофейне было безлюдно: пустые столики, приглушенный свет. Девушка поначалу оставалась молчаливой, лишь кротко взглядывала на него из под темных густых ресниц. Взгляд этот был немного кокетливым, но и восторженным в то же время. А Тигран просто не знал, что сказать. Слова не шли у него с языка, и он рассматривал новую знакомую, как влюбленный на первом свидании.
Этот защитник, рыцарь, благородно явившийся ей на выручку из полутемного вагона метро, явно нравился Анне. К тому же он был галантен, не лез к ней нахрапом, напротив, созерцал ее долгим затуманившимся взглядом, как… соскучившийся котёнок. И этот взгляд невольно будил в девушке ответную нежность.
Вскоре официант подал кофе, и это внесло некоторое оживление в их застолье. Молчать и дальше становилось невежливым, поэтому Тигран, как пристало мужчине, взял инициативу в свои руки. Длинных речей он не вел, сказал о себе немногое и заодно сочинил на ходу, что занимается оптовой торговлей компьютерами. Не посвящать же едва знакомую девушку в его истинные занятия… Анна, к счастью, оказалась намного разговорчивее. Она охотно заполняла паузы, оставленные Тиграном, так, что ему и расспрашивать ее не было надобности – девушка сама все выложила. Родом она была из Уральска. В Москве училась в мединституте, в свободное от учёбы время подрабатывая медсестрой в одной из городских больниц. Круглолицая, чернобровая, она, поигрывая роскошной косой, пояснила, что яркая красота досталась ей от родителей украинцев, но эта деталь уже не имела для Тиграна значения. Он смотрел на Анну все тем же опрокинутым взглядом, и почти не слышал ее речей. Сквозь привлекательную внешность этой девушки неуловимо проступали черты той другой – юной, длиннокосой, смотревшей на него пылко и нежно – там, у костра на Карабахской передовой… Это ее переливчатый смех слышал сейчас Тигран, ее чарующей улыбкой мысленно любовался. А сидящая перед ним девушка была всего лишь поводом… толчком для воспоминаний, омутом, погружавшим изболевшееся сердце в целительную пучину сладких грез.
Внезапно Тигран очнулся. Взгляд его стал твердым, голос решительным. Он выпрямился, взял Анну за руку и сказал:
- Я живу один. У меня нет девушки, и если вы тоже одиноки, то может быть, нам стоит попробовать соединить наши души.
Предложение это прозвучало внезапно не только для Анны, но и для него самого. Едва ли он смог бы внятно объяснить в ту минуту, свой поступок. Им двигал, конечно, не практический расчет, а скорее иррациональная жажда любви, тоска по родному человеческому существу, усталость от сердечного холода и пустоты. Как всякий молодой, полный сил мужчина, он мечтал о наслаждениях, даруемых этим светлым чувством, жаждал переживаний, от которых закипает кровь и колотится сердце. И Анна почувствовала в нем это. Прежде чем согласиться окончательно, она попросила немного времени на размышления, как сделала бы на ее месте любая благоразумная женщина. Но главная перемена внутри них уже свершилась и вскоре молодые люди стали жить вместе…

Тихо открыв дверь, Тигран вошёл в дом и сразу направился на кухню. В холодильнике нашелся кефир, и он хлебнул холодного освежающе кислого напитка, дабы разбавить принятый в казино коньяк. Сонливость его улетучилась, сменилась неугомонным колотьем нервов. Время было уже позднее, Анна наверняка спала, и ему тоже ничего другого не оставалось. Раздеваясь на ходу, он медленно добрёл по коридору до спальни, аккуратно повернул дверную ручку и гибко проскользнул внутрь. Он старался двигаться неслышно, но Анна все равно почувствовала его и проснулась, когда он сел на кровать:
- Милый, где же ты ходишь так долго?
Тигран лёг под одеяло и повернулся на живот:
- Дела были, – коротко и сухо отозвался он. Откровенничать с женщиной в такой момент он просто не мог,  его душевное состояние не допускало сантиментов.
- Хоть бы раз пораньше приехал… - спросонок жалобно пробормотала его подруга. - Сходили бы куда-нибудь вместе, а то всё дела, дела… - Анна положила руку на плечо Тиграну, и прошептала, снова погружаясь в сон: - Не забудь, пожалуйста, что мы завтра приглашены на день рожде… -  конец фразы утонул в сладком зевке, и девушка затихла.
Тигран понимал, что самое лучшее сейчас поскорее уснуть, чтобы набраться сил, перед завтрашним днём. Но мысли о дружбе и предательстве мелькали у него в голове, не давая покоя. Снова и снова вспоминались ему слова друга и командира Гамлета, сказанные им однажды в Карабахе: «Ты судишь о людях по себе. Но если ты поступаешь именно так, это еще не значит, что и все прочие должны думать и делать то же самое». Конечно, Гамлет был прав. Тигран действительно ждал от других того же, что делал сам. Но может быть он слишком требователен? И на самом деле не всё так критично, как представляется сейчас – в глухую ночную пору. Ведь известно же: утро вечера мудренее. И зря он наверное мучается, так что даже женщину рядом с собой в постели не ощущает…
К тому же, сколько ни думай, этих тревожных вопросов лежа в кровати все равно не решить. И время скоро само расставит все точки над i, надо только набраться терпения. В конце концов, здравый смысл и природа взяли свое, и Тигран погрузился в глубокий сон.
Ему снилось почему-то море, бьющееся о крутые скалы, на вершине которых серой громадой высился стройный средневековый замок. И над горбатыми спинами волн летел далекий девичий голос – его Ануш пела ему старинную армянскую колыбельную…

       
Глава 4
МОМЕНТ ИСТИНЫ

- Позовите, пожалуйста, Валерия Михайловича! – обратился к секретарше серьезный молодой человек с цепким взглядом выразительных карих глаз.
- Как Вас представить? – кокетливо откликнулась та.
- Тигран.
Диалог этот происходил в холле небольшого коммерческого банка, располагавшегося в районе станции метро «Курская».
Секретарша охотно выполнила просьбу симпатичного посетителя, и вскоре навстречу Тиграну вышел высокого роста полный брюнет в дорогом стильном костюме. Это и был Валерий Михайлович - заместитель председателя правления банка - для Тиграна просто Валера.
Познакомились они около трех лет назад. В то время Тиграну потребовалось без лишнего шума обналичить небольшую сумму денег. Операция эта прошла успешно, и с тех пор все вопросы, связанные с перечислением денег, их обналичиванием и дальнейшим заметанием следов, Тигран решал только через этого человека.
Через год после их знакомства у Валерия Михайловича возникла серьезная проблема. Его напарник по бизнесу Михаил попал в поле зрения компетентных органов, и единственным, кто смог помочь избавиться от их настойчивого внимания, был Тигран. Через своих студенческих друзей он сделал для Михаила новые документы, по которым тот смог уехать в Грецию.
С той поры Валера зауважал Тиграна еще больше и знакомством с ним подчеркнуто дорожил. Тигран же в свою очередь обезопасил банкира от своих подельников, чтобы, не дай Бог, не было никаких наездов. О Валере просто никто не знал.
- Здравствуй, Тигран, - обрадовался Валера, и на полном добродушном его лице обозначились ямочки. - Рад тебя видеть! Сколько лет, сколько зим! – банкир горячо стиснул ему руку, не оставляя сомнений в искренности своих чувств.
- Здравствуйте, Валерий Михайлович! – приветствовал Тигран, отвечая на рукопожатие. - Хорошо выглядите! Процветаете?
- Давай-ка без официоза, Тигран. – предложил банкир. - Мы же друзья, верно? – Валера указал на мягкий диван в холле, приглашая сесть.
- Разговор будет серьезный, – положив руку на плечо Валере, почти шепотом произнес Тигран. – Так что давай лучше не здесь, а в кабинете.
Валерий молча сделал приглашающий жест, пропуская Тиграна вперед.
 Кабинеты банковских руководителей здесь располагались на втором этаже здания, но покои Валерия были этажом выше, отдельно от всех остальных сотрудников. По сути, хозяином банка являлся именно он, а его официальная должность была скорее для отвлечения внимания и освобождения от формальной ответственности. Банк менял названия, заводились уголовные дела, случалось, кто-то покидал его стены и уходил в места не столь отдаленные, а заместитель председателя правления так и продолжал сидеть в одном и том же кабинете на третьем этаже, воплощая в жизнь идеал Остапа Ибрагимовича Бендера.
Петляя по замысловатым банковским лабиринтам, мужчины по пути обменялись традиционными  вопросами о здоровье, и состоянии дел друг друга, и к дверям Валериных владений приблизились, оставив позади формальное начало любой беседы.
- Валерий Михайлович, мне нужна твоя помощь! – без долгих предисловий заговорил Тигран, внимательно разглядывая пираний, мечущихся в большом аквариуме, установленном прямо напротив письменного стола банкира.
- Ты же знаешь, я с удовольствием готов тебе помочь, -  сосредоточился банкир, и осторожно добавил. - Разумеется, если это в моих силах.
Помочь Тиграну, для него было делом чести, ибо долг, как говорится, платежом красен. А Тигран в свою очередь неоднократно выручал банкира в таких передрягах, которые запросто могли закончиться для этого почтенного дельца в стенах следственного изолятора.
Само собой, Тигран делал это небескорыстно, зная, что и Валера когда-нибудь  может ему пригодиться, и вот, наконец-то, настал час, когда помощь банкира действительно понадобилась.
- Во-первых, Валера, мне нужна «гарантийка» Инкомбанка с «подтверждением», - начал объяснять суть дела Тигран. – Во-вторых, нужно будет без хвостов обналичить деньги. Скажу сразу, не бюджетные. – Тигран очень хорошо знал, что любые суммы, выделяемые государством, обналичивать было очень сложно, а иногда практически невозможно. Чуть что не так, жди «маски-шоу» с участием силовых структур. – Еще хочу предупредить, что может случиться заваруха. Не знаю кто, менты или бандиты, но, скорее всего, будут искать концы. 

- Нелегко им будет найти иголку в стоге сена, - хмыкнул Валерий. – А насчет гарантийного письма надо подумать… Так кто, ты говоришь, будет искать и какова цена той "иголки"? - в голове у банкира, вероятно, уже выстроилась вся цепочка.
- Подумай, дорогой! – покачал головой Тигран. - Подумай, пока я здесь.
У него было совсем немного времени на организацию этой технической стороны аферы, но сумма на кону стояла серьезная, и решать такие вопросы с бухты-барахты конечно было нельзя. Банкир должен был знать, на какой риск он идет, и быть готовым к нему.
 – А "иголка", чтоб ты знал, «лямов» пять, а то и десять стоит. И какая тебе разница, кто их искать будет? Главное, чтоб не нашли, - ухмыльнулся он. – Ты лучше скажи, какой процент отката будет?

Некоторое время Валерий напряженно молчал, глядя в потолок и обдумывая сказанное, потом встал, сделал три круга вокруг своего стола и, наконец, сев на диван рядом с Тиграном, объявил:
- Организовать это можно. Ты мне только весь расклад дай. Если кто-то готов столько деньжат выложить, может, мы у него и побольше выудим, а?  - хмыкнул банкир. - А что касается отката – не переживай, договоримся, - подмигнул он.
- Расклад я тебе весь прямо сейчас дам, - скрывая вздох облегчения, пообещал Тигран. – Но имей в виду, действовать надо быстро, что этого "коммерца" наверняка еще кто-нибудь крутит... Что касается суммы, слушай: сначала должны скинуть три, а после получения «гарантийки» еще два миллиона. В общем так, если он пятерку скинет, то двух мне хватит.
Тигран прекрасно знал, что в таких делах существовала негласная такса отката – пятьдесят процентов, но сейчас он решил не мелочиться. Потому что личная  заинтересованность банкира была гарантией успеха всей операции.
- У меня к тебе ещё две просьбы! – продолжил Тигран. -  Наличкой мне понадобится тысяч сто, а остальное – нужно перевести куда-нибудь в тихое место на мое имя. Это первое.
- Понял. А вторая? – Валера хотел как можно скорее вникнуть в ситуацию в целом, поэтому решение более частных вопросов его заботило гораздо меньше. Самым важным для него сейчас была, пожалуй, даже не выгода, а возможность исполнить свой долг перед другом. Тигран почувствовал это, и решил, что не стоит распылять внимание банкира на второстепенные детали. Поэтому он откинулся на спинку дивана и сказал:
- Давай по порядку. Закончим с делом, скажу тебе и вторую просьбу.
- Э, нет – возразил Валера. – Рассказывай прямо сейчас, пока время есть, – вспомнив о своих обязанностях гостеприимного хозяина, Валерий вскочил, достал из шкафчика в столе бутылку армянского коньяка, и щедро плеснул густой ароматной благодати в два пузатых бокала. Один протянул гостю, другой поставил перед собой на стол, сел и стал внимательно вслушиваться в каждое слово, сказанное Тиграном…

Из банка Тигран вышел часов в восемь вечера. На улице давно уже стемнело, но, несмотря на вечерний час,  поток летящих по Садовому кольцу автомобилей оставался все таким же плотным, как и в рабочий полдень. Шум мыслей в его голове смешивался с блеском фар и шорохом колес, и от этого казалось, что и сам он несется куда-то подхваченный, сверкающей и гудящей лавиной – несется, не успевая разглядеть мелькающих пейзажей, осознать, ухватить что-то очень важное, проносящееся сейчас мимо. 

Шёл мелкий пушистый снежок, заботливо кутая землю в преддверии новогодних праздников. Снегопад был красив, как все в природе, но декабрьские московские вечера с их густой тьмой пронизанной светом тысяч искусственных звезд не согревали его душу. В красноватом от электрических отсветов небе над столицей не было видно ни одной настоящей звезды. Снеговые тучи над городом стерли с небес даже мутную желтоглазую луну. А Тиграну вдруг так захотелось встретиться взглядом с этим неподвижным светилом… противопоставить вечное – суетному, вспомнить о том, что в жизни существуют не только "деловары". Отчего это ему все некогда просто задрать голову и помечтать, глядя на россыпи созвездий?
Возле кованой ограды банка, в конусе желтого света фонаря Тигран увидел стайку голубей, бодро толкавшихся вокруг огрызка хот-дога, брошенного каким-то неряхой мимо урны.
Каждый пытался подтащить к себе замерзшую булку, но клювы скользили по обледеневшей корке, не давая им вцепиться в кусок. Пернатые были так поглощены своим занятием, что проморгали свирепого хищника, тоже промышлявшего себе ужин на заметенной снегом московской улице. Припав брюхом к земле, опытный полосатый охотник не сводил тускло сверкавших глаз с вожделенной добычи. Вот, задние лапы уже заелозили в нетерпении, ободранный хвост задрожал, по спине прокатилась волна напряжения – рывок… и толстый сизарь придушенно хлопает крыльями в кошачьей пасти.  Короткая агония - и голубь со свернутой набок шеей смотрит остекленевшим глазом на ненужный ему больше хлеб, а кот, урча от жадности когтит свою добычу, пачкая невинной кровью только что выпавший снег…
Тигран зачерпнул горсть влажного снега, скомкал его и швырнул в кота, испортив хищнику аппетит и лишив его заслуженной трапезы.
Подбить хищника было верхом меткости, но человеку, от твердости руки которого не раз зависела его собственная жизнь, равно как и жизнь его боевых товарищей, смешно было бы хвастаться попаданием в голодного кота. Тигран не смеялся, и даже напротив, испытывал нечто вроде удовлетворения, наблюдая, как хищник, только что разорвавший безобидное создание, летит сломя голову от небольшого снежка.
Страх гнал его прочь, заставив бросить жертву и забыть про голод.
И в этом Тигран видел большое сходство между людьми и животными. Ведь и тех и других можно условно разделить на две группы: жертв и хищников, философствовал он. Так-так… Эта мысль показалась ему увлекательной: сразу понятно, что в группе жертв значительного различия не будет, чего не скажешь о хищниках. У тех будет царить чёткая иерархия. Впрочем, можно пожалуй выделить и еще одну группу – пресмыкающихся… - рассуждал он. Или нет… достаточно оформить их как подвид и распределить среди первых двух групп, с учётом внутреннего мировосприятия.
Разница между людьми и животными в том, что каждый человек сам вправе определить себе группу. Выбрать, например, хищников и громко заявлять о своей принадлежности к ним. Правда это вовсе не означает, что окружающие согласятся с его выбором и не запишут его в жертвы,  поступив с ним как с обычным голубем, пытающимся оторвать себе кусок хлеба побольше. В битве за выживание выигрывает тот, кто будучи хищником знает, что может в любой момент оказаться жертвой или наоборот – тот, кто будучи жертвой найдёт в себе силы стать хищником. Этот вывод показался Тиграну не лишенным практической ценности.
Конечно, он понимал, что всё это относительно. Ведь и безобидный голубь для мелких мошек - хищник, а кошка для кого-то жертва, но суть не в этом. Главное, не рацион питания, а то, чтобы самому не стать чьим-нибудь рационом, подвел он итог.
Эти его рассуждения как нельзя лучше согласовывались с мыслями о предательстве, будоражившими душу Тиграна со вчерашнего дня. Но углубляться в них снова ему больше не хотелось, да и времени на это сейчас не было.

Пора было ехать домой. Снежинки, мягко ложились на лобовое стекло, как сумерки на город, как печаль на душу. Наблюдать за их нескончаемым потоком было приятно: хрупкие белые гостьи, возникавшие из густой черноты небес, они растворяли тревогу, настраивали ум на философский лад. Тигран любил ездить по снегопаду, его не раздражали занесенные дороги, и скверная видимость, но снежные вихри, взметавшиеся из под колес машины рождали в нем радость от слияния со стихией, чувство причастности к вечному коловращению в природе.
Очарованный дивной предновогодней метелью, осыпанный крупными хлопьями, он топтался на пороге собственной квартиры в поисках ключей, как вдруг дверь распахнулась и нарядная душистая Анна, пританцовывая за руку втащила его внутрь.
- Здравствуй милый, - почти пропела она. – Что ж ты так поздно? Опоздаем же! - и Анна кокетливо приподняла брови, изобразив шутливый укор. Она была в приподнятом настроении, завита, накрашена и одета для вечернего выхода.
Тигран посмотрел на нее в растерянности. Меньше всего ему сейчас хотелось снова идти куда-то. Вопрос "куда?" уже было повис у него на кончике языка, как вдруг он хлопнул себя по лбу: ну конечно! Совсем он закрутился в своих проблемах… Ведь они сегодня приглашены на вечеринку по случаю дня рождения Анниной подруги Светланы - в «Метелицу» - казино и ресторан на Новом Арбате. Место это было не столько респектабельным, сколько модным, богемным. Здесь тусовалась публика, снискавшая не то чтобы громкую славу, но дешевую и шумную популярность в среде шоу-бизнеса. Простая провинциалка Света училась вместе с Анной, но сумела, как говорится, выбиться в люди благодаря длинным ногам, аппетитной попке и внушительному бюсту, выпиравшему из декольте. Ей удалось подцепить певца очередной раскрученной группы, мода на которую искусственно насаждалась на всех радио- и телеканалах. Редкие встречи подруг были, как правило, инициированы самой Светланой, в основном ради того, чтобы покрасоваться своим новым попутчиком или модным нарядом.
 Тигран, как мог, избегал этих встреч, ссылаясь то на занятость, то на усталость.
но сегодня выслушивать стенания своей подруги: «вечно я одна», «зачем я вообще тебе нужна?» и «все куда-то ходят со своими мужчинами, а я…» - было выше его сил. Ему проще было вытерпеть несколько часов женского кудахтанья, сплетен, пускания пыли в глаза и прочих непременных составляющих гламурной вечеринки. Анна еще только приготовилась капризно надуть губки, как Тигран решительным жестом отменил наметившееся было представление на тему "я обижена":
- Всё-всё, успокойся. Мы сходим на день рождения вместе, - Анна снова заулыбалась, стала ластиться к нему. - Только вот веселья я тебе обещать не могу… - пробормотал Тигран, но последних слов девушка, казалось, не услышала.
Разумеется, он понимал, что компания, которая соберётся на вечеринку, своей трескотней и кривляньем будет раздражать сильнее, чем комары в летнем лесу. Но так уж повелось, что даже самые сильные мужчины порой оказывали снисхождение женским слабостям, беря на себя роль их галантных спутников и не выставляясь при этом мучениками.
Тигран не без удовольствия подобрал галстук и рубашку к своему единственному костюму марки «Pierre Cardin». Он очень дорожил этой вещью, но до сих пор надевал этот костюм лишь однажды – на свадьбу двоюродной сестры.  И теперь, пожалуй, был даже рад представившемуся случаю щегольнуть в любимом наряде.
В повседневной жизни ему чаще случалось пользоваться одеждой марки «Versace» и «Hugo Boss» - служившей своеобразным дресс-кодом для братвы конца прошлого столетия. Но сегодня привычный тёмно-бордовый клубный пиджак, сопровождающий его в большинстве разборок, остался висеть в шкафу – Анна приложила все силы, чтобы уговорить его одеться под стать предстоящему вечеру.
Молодые люди вышли из дому, когда снегопад уже закончился, а тьма на улице окончательно сгустилась. Стояли самые длинные в году ночи, а предстоящая – обещала к тому же быть весьма бурной…
Анна заранее радовалась грядущему развлечению, висла на локте своего спутника, щебетала о какой-то ерунде и, судя по всему, была вполне счастлива. Справедливости ради, следует отметить, что такие удовольствия выпадали на ее долю нечасто - за всю их совместную жизнь подобные выходы можно было пересчитать по пальцам. Но именно сейчас Тигран был настолько погружен в свои мысли, что почти не обращал внимания на восторги девушки. В эту минуту он думал о скором и почти неизбежном расставании с ней...
Как бы ни сложились обстоятельства, исход задуманной им аферы требовал, чтобы сразу по ее завершении он исчез, выпал из поля зрения всех, кто непременно станет его искать. И само собой, он ни в коем случае не собирался вмешивать в это Анну, которая даже не подозревала, чем на самом деле занимается её вечно озабоченный возлюбленный. Предугадать, чем обернется исчезновение Тиграна, было невозможно, а брать девушку с собой означало подвергнуть ее смертельной опасности.
Была и другая сторона медали. Тигран питал к Анне нежные чувства, ценил её преданность, ласку и заботу о нём, но он не считал это достаточным аргументом, для того чтобы тащить её за собой на край света, и рисковать ее жизнью ради близости с ней. Анна во многом напоминала Тиграну его Ануш, неизбывная любовь к которой не позволяла мужчине думать и поступать иначе.
Эта тема была одной из самых мучительных в его размышлениях последних дней, но теперь настал конец колебаниям, решение было принято: он должен исчезнуть не только для всевозможных врагов, но и для Анны. Тигран понимал, что девушка будет страдать, но из всех возможных зол он выбрал для нее наименьшее, утешая себя тем, что она – женщина благоразумная, а он в свою очередь никогда не подавал ей ложных надежд на то, что их отношения будут долгими.
Именно об Анне была его вторая просьба к Валере. Тигран попросил банкира, чтобы тот купил его подруге квартиру в Москве, дал ей приличную сумму денег и в первое время организовал для нее охрану, чтобы оградить девушку от возможных преследований…
Вопреки мрачным ожиданиям Тиграна, вечер в «Метелице», прошёл на удивление спокойно. Тигран перезнакомился со всеми гостями, по большей части певцами и музыкантами разных направлений. Кое-кого из них ему даже приходилось видеть по телевизору, но это не прибавляло новым знакомым ни хороших манер, ни значительности в разговоре.  В этой безалаберной и пестрой компании Тигран был единственным мужчиной в костюме с галстуком, но как ни странно был даже рад, что оделся именно так. Костюм говорил о его респектабельности красноречивее, чем патлы и богемный прикид о талантах собравшихся. Его шикарный «Pierre Cardin» интриговал это сборище и провоцировал их любопытство. Не раз и не два за вечер Тиграну пришлось напрягать фантазию, отвечая на вопрос о роде его занятий. В какой-то момент он расслабился настолько, что, опрокинув в рот рюмку водки, ответил без обиняков: «Да бандит я! Бродяга по жизни!». Это лихое признание вызвало небольшой переполох среди  присутствующих, а Анна "одарила" его взглядом полным ужаса. К счастью, в эту пору вечеринка была уже в таком градусе, что его слова было легко обратить в пьяную шутку. Именно так он и сделал: развел руками и, широко улыбаясь, объяснил: «Шутка!» Похоже, ему поверили, но с вопросами о работе больше уже никто не приставал. Слишком сильна была в то время зависимость звезд шоу-бизнеса от бандитских группировок, и чем заметнее была звезда, тем дороже приходилось платить "крыше".
Домой они вернулись поздно. Кураж вечеринки не сразу выветрился из головы Тиграна. В сильном подпитии он сел за руль своего "Мерседеса" нимало не заботясь о возможных претензиях со стороны "гаишников". Он прекрасно знал, о том, что милиционеры прятались среди машин,  наблюдая за теми, кто, выйдя из ресторана, нетрезвым садится за руль, а затем преследовали и вымогали деньги. Но его это не пугало. Вдохновленный винными парами, Тигран сам подъехал машине ГАИ и, открыв окно, и с оттяжкой выкрикнул: - Ка-а-а-роче, я бухой! Плачу вам за это сотку и еще двести баксов за сопровождение до дома!
Ждать ответа пришлось недолго. Инспекторы понимающе переглянулись, кивнули Тиграну и включили синий маячок на крыше. Всю дорогу автомобиль с пьяным Тиграном за рулем сопровождал "почетный эскорт" - милицейский «Ford» с включенными мигалками и сиреной.
Но если для Тиграна это была всего лишь забавная выходка после удавшейся пьянки, эдакая демонстрация силы и власти над случайными обстоятельствами, то для Анны этот вечер стал по-видимому самым памятным в их совместной жизни.
По дороге домой, прямо в машине, она то ли не могла, то ли просто не хотела сдерживать своих чувств: гладила и целовала Тиграна, висла на нем, осыпая своего спутника приятными словами… даже не догадываясь, как мучительны были для него в эту минуту ее пылкие ласки. Да и как она могла догадаться, если ее спутник в ответ то и дело прикасался губами к её виску и шептал, задыхаясь от нежности: «Анушик-джан, я тебя люблю… я тебя люблю…»
Дома Тигран наскоро скинул с себя одежду и, не дожидаясь Анны, нырнул в постель. В его затуманенном алкоголем мозгу боролись два чувства: неловкость перед подругой, за этот невольный обман и досада на нее за то, что она не та… Милая, хорошая, но… не та.
Анна легла рядом, обняла его, стала ласкать, надеясь пробудить в нем ответный пыл, но тщетно, Тигран оставался безразличен к ее стараниям. Исчерпав запас возбуждающих средств, девушка наконец заснула. Тиграну же напротив, не спалось. Он долго ворочался, перемалывая в уме все детали своего хитроумного плана, стараясь предусмотреть все возможные исходы предстоящей финансовой операции. Подготовлено оно было безупречно: имелась и подставная фирма с «живым» директором, и подтвержденная банковская гарантия, и личный счет на Кипре. Перед его мысленным взором разворачивались подробные картины: вот он в последний раз обговаривает с Валерой все нюансы, вот здоровается с Игорем, представляя ему директора «Ежика», а вот сидит в банке и заполняет форму для снятия денег. И вдруг все действия внезапно переносятся в Карабах, где, будто наяву, слышится пронзительный свист пролетающих пуль, стоны раненых товарищей и плач детей. Он бежит с чемоданом денег между позициями сквозь завесу пыли, поднятую разрывающимися снарядами, замечая на бегу презрительные взгляды боевых друзей, бежит сквозь безразличие мертвых и внезапно останавливается перед запряженной волами телегой.
Внутри телеги, словно в ванне заполненной кровью, лежит его любимая Ануш…
От ужаса он дернулся и очнулся. Весь в липком поту с колотящимся сердцем сел в постели. Господи, сколько же можно?.. – мысленно взмолился он. Время идет, а его раненое сердце  не только не заживает, напротив, с каждым годом болит все мучительнее. Сколько лет прошло, а он так и не нашел лекарства от этой боли. Ни забыться с другой женщиной, ни погрузиться с головой в дела, в опасные приключения не получалось.
Единственный известный ему способ если не унять боль, то хотя бы отвлечься от нее: включить видеомагнитофон и до утра смотреть документальные фильмы о карабахской войне. Как ни странно, именно это отвлекало Тиграна от страшных видений, которые преследовали его память все эти годы. Как говорится, клин вышибают клином.
Анна, спавшая чутко, обычно вскакивала вслед за ним, суетилась, утешала, успокаивала, как мать успокаивает перепуганное дитя. Иногда это помогало, и Тигран снова засыпал на груди женщины. Подруга проснулась и сегодня, приподнялась на локте, погладила его по спине:
- Ты что?
- Ничего… - шепотом откликнулся он. – Ты спи, спи… - ему не хотелось разговаривать. Этой ночью ему не требовалось ни забот, ни утешений.
Дождавшись, пока дыхание Анны станет ровным, он неслышно поднялся и вышел из комнаты. На кухне было прохладнее, чем в сонном тепле спальни. Зябко переминаясь на полу босыми ногами, Тигран отыскал в холодильнике бутылку «Столичной». Ему хотелось не выпить, а оглушить себя – перестать думать, чувствовать. Он налил рюмку, залпом осушил ее и зарыдал как ребенок – чувства не хотели умирать, сердце не желало смиряться. Перед глазами его неслись мучительные сцены, зажигая в душе огонь ненависти и бессилия, а слезы лились рекой, словно могли затушить разбушевавшееся пламя. Понемногу горе его стало стихать. Он уже собирался вернуться в постель,  как вдруг в тишине гулко и тревожно зазвонил телефон.
В четыре утра Тигран ни от кого не ждал звонка. Сердце его заколотилось в недобром предчувствии: едва ли в такой час кто-то станет звонить с хорошей новостью.
- Алло, - чужим, осипшим от недавних слез голосом, сказал он, - я вас слушаю.
- Привет, брат, это Дикий, – послышалось в трубке.
Тигран замер в растерянности. Среди возможных вариантов развития событий такого поворота предусмотрено не было, поэтому он напряженно молчал, ожидая, что скажет его собеседник.
- Знаю, что думаешь… - хрипло проговорил Дикий, не дождавшись ответа. – Только ты ошибаешься, Тигран. Я никогда сукой не был, – по голосу чувствовалось, что звонивший нервничает ничуть не меньше.
- Роберт, - Тигран изо всех сил старался сохранять в голосе спокойствие, – Ты знаешь, который час?
- Я был уверен, что ты не спишь, –  хмыкнул Дикий, пребывавший явно не в лучшей форме.
- Да, - подтвердил Тигран. -  Не могу уснуть, воспоминания замучили, а с тобой что?
- Тоже самое, – неопределенно ответил Дикий, и добавил неуверенно, – вообще-то мне увидеть тебя надо…
- Только не завтра, – возразил Тигран, который никак не мог перенести свое дело ради встречи, вызывавшей лишь любопытство. – Завтра я очень занят.
- Не завтра, - согласился Дикий. – Сегодня! – и опасаясь, что Тигран не станет его слушать, зачастил:
- Да знаю я брат, чем ты занят, потому и хочу встретиться.
Тигран остолбенел, слова застряли у него в горле. Откуда Дикий мог знать о том, что так тщательно скрывалось? И что именно он знал? Вопросы сталкивались в его хмельной голове, как бильярдные шары перед лузой.
- Хорошо, - наконец сказал он. - Приезжай ко мне, – с трудом сдерживая тревогу, Тигран перевел дыхание. Он понимал, что эта неурочная встреча может перевернуть его тщательно выстроенный план и сорвать всю операцию. Но понимал также и то, что по пустякам Дикий не стал бы звонить в четыре часа утра. И кто знает, может быть, кое-что он еще успеет переиграть, пока не поздно…
 – Я чайник поставлю, - справившись наконец с голосом, буднично сказал он. - Когда будешь?
- Через полчаса, - ответил Дикий и дал отбой.
Положив трубку, Тигран первым делом заглянул в спальню и, убедившись, что Анна спит, неслышным кошачьим шагом скользнул к платяному шкафу, стоявшему в коридоре, приподнял потайную полку и достал свой любимый «Вальтер». Проверив его, он засунул пистолет за пояс и направился в кухню - готовиться к встрече дорогого гостя…

Глупо думать, что будешь жить вечно. Именно это обманчивое чувство  простирающейся перед ним вечности ослабляет страх человека перед смертью из-за нелепого удальства или бессмысленного риска. Но что делать, когда кто-то пытается воспользоваться тобой, растоптать твое самолюбие, надругаться или поиздеваться. И вот тут многих посещает чувство: смерть – это то, что случится не с ними. Только вот эффект от его переживания у каждого свой. Одним оно подсказывает склонить голову и подчиниться, другим, не обращать внимания на плевки, обиды, предательство и унижения. А кому-то это чувство приказывает сражаться, невзирая на здоровье, возраст и положение. Сражаться за имя, честь и свободу, сражаться всеми доступными способами, правильными и неправильными.
Да и кто может оценить правильность или неправильность выбранного метода борьбы? Милиция? Прокуратура? Суд? Они дают оценку действиям человека с точки зрения законов, принятых в обществе. Но нравственную оценку человек выставляет себе сам, признавая собственные ошибки. Любые войны, революции, да и просто бунты, совершаются под философские разговоры про Бога и его суд. Убиваешь врага на войне – ты герой для своего народа и Бога. В то же время тот, кого ты убил, – мученик и герой для его народа и Бога. И неважно, одинаковая вера у тебя с врагом или разная. Связывает двух героев только желание убить больше врагов, то есть людей, то есть совершить   тяжкий смертный грех. Но во имя идеи и он прощается.
Не так просто обстоит дело с кровавыми конфликтами в мирное время, когда происходят столкновения между «братками» противоборствующих группировок. Цель – власть, признание, влиятельность, идея – нажива, которая перечеркивает всю дальнейшую болтовню о равенстве, братстве и справедливости.
Но и эти люди стремятся найти оправдание своим поступкам. И нередко случается, что «братки» со стажем, имеющие за спиной не один смертный грех, приходят в церковь и молятся, как добропорядочные люди. То же касается и представителей правоохранительных органов, погрязших во взятках, оценивающих по прейскуранту человеческие судьбы, которые тоже молятся в церквях о спасении своих душ. В тех церквях, которые когда-то сами и сносили. Там, где есть нажива, нет места душе, Богу, справедливости и дружбе.
Мысли эти не давали Тиграну покоя уже много лет. Воюя в Карабахе, и убивая одного за другим своих врагов, он невольно думал, что с точки зрения высшей справедливости убийство на войне – все равно грех, потому что и сама война – грех, и что расплата за эти преступления неизбежна…
 После войны, оказавшись в перестроечной бандитской Москве, он, живя этим нечистым промыслом, по-прежнему внутренне недоумевал: одно дело украсть у того, кто сам украл, и совсем другое - «загрузить» человека, которого еще недавно считал близким другом, чуть ли не братом. Одно дело расправиться с врагом в честном бою, и совсем другое - подставить «ментам» врага из противоборствующей группировки… Делить "хлебные места" и сферы влияния – это понятно, хищники сражаются за лучший кусок, А вот похищение людей с целью получения богатого выкупа у их родственников – дело рук не охотников, а шакалов… Но прошло не так уж много времени, и эти моральные терзания сначала отошли на задний план, а потом и вовсе заглохли, уступив место жажде наживы. Поначалу его жертвами становились армяне, сбежавшие с войны и пытавшиеся зарабатывать деньги, не обращая внимания на страдания соотечественников. Позже стали попадать под пресс те, кто нажил состояние на воровстве и перепродаже гуманитарной помощи жертвам войны и землетрясения, ну а потом, и все чаще, жертвами становились все остальные, просто занимавшиеся коммерцией люди, независимо от их национальности.
Груз, копившийся в его душе, постепенно становился все тяжелее, нравственная трясина засасывала, а лихие дела уже не приносили былого удовлетворения. В дешевом самоутверждении Тигран уже не нуждался, а зло как самоцель на самом деле никогда не привлекало его. «Да, - говорил он, оправдываясь перед самим собой, - если все в мире происходит именно так, значит, цивилизация развивается в этом направлении, и я не могу влиять на ход истории». Но настойчивый внутренний голос все громче твердил ему, что, воздавая злом за зло, он лишь умножает и без того немалое количество свинства в мире. С течением времени Тигран все яснее ощущал, что извилистый путь, по которому он шел с юности, ведет в непролазные дебри, и что пора ему выбираться на ровную дорогу.
Для себя он решил, что последним его "делом" будет Игорь Сафаров. Тигран не смог бы объяснить этого с философской точки зрения, но его обостренное чувство справедливости властно требовало, чтобы этот прощелыга, наживавшийся на горе его соотечественников, был должным образом наказан. Хотя бы и его руками…
Единственным человеком, кто был посвящен в планы Тиграна и знал, что это его последнее дело, был Альберт.
Однажды, сидя в ресторане, Тигран поделился с ним своими мыслями о жизни и о том, что хочет оставить эту стезю. Альберт не принял его рассуждений, и даже пытался отговорить друга: мол, не время сейчас – дел по горло, да и как ты будешь существовать один, без братвы… Тигран остался глух к этим аргументам: дела у "братков" не переводились никогда, а трудностей новой жизни он не боялся. Карабахский характер взял свое. Однако Альберт и не думал отступать. Тигран был слишком ценным кадром - мозгом почти всех дел, проворачиваемых братвой, и потерять его - значило лишиться больших барышей.
Остановить человека, не позволить ему выйти из дел, можно было разными способами. Во-первых, просто принудить физически. Но в случае с Тиграном это было исключено. Во-вторых, вынудить "беглеца" просить о помощи, навязав ему безвыходную ситуацию (скажем, подставив его перед другой группировкой). "Помощь" в таком случае равносильна спасению жизни, а долг, как известно, платежом красен. И, в-третьих, можно было и у милиции упрямца выкупить, заранее засадив его в каталажку за какое-нибудь сфабрикованное дело. В таких случаях чувство долга не позволило бы Тиграну оставить спасителей. Подобная практика в то время была широко распространена среди "братков" и называлась «подстановкой». Именно об этом стал думать Альберт после той памятной беседы с Тиграном в ресторане. Если Тигран считался мастером проворачивания афер и «разводов», то Альберт был специалистом по подставам и интригам.
Однако Тиграну и в голову не могло придти, что Альберт сможет его предать. Ведь они столько всего пережили вместе, столько дел провернули локоть к локтю, столько раз доверялись друг другу в самых опасных передрягах… Но если Тигран, помня об этом, считал Альберта почти что братом, верным боевым товарищем за которого готов был кинуться и в огонь, и в воду, то Альберт вовсе не был так романтичен – он видел в Тигране лишь делового партнера, интересы которого совпадали с его собственными. Пока совпадали…
Что поделаешь, разные люди - разные идеи, цели и методы.
Тогда, в ресторане, поняв, что остановить Тиграна не удастся, Альберт, фальшиво улыбаясь, сказал:
- Ладно, братан, если вдруг нужна будет помощь, обращайся! Всегда рад помочь! – но о чем думал его подельник в действительности, для Тиграна тогда осталось тайной.
Случилось же на самом деле вот что. На следующий день Альберт вызвал Дикого и рассказал о своем разговоре с Тиграном и его скором уходе из дел. Объяснив Дикому, что нельзя допустить ухода Тиграна, Альберт поделился своими планами.
Дикий должен поехать к Игорю и сказать, что Тигран хочет кинуть его, для убедительности сообщив, что работают они вместе и говорит он это Игорю только потому, что Тигран, якобы, обманул их группировку, недодав деньги с прошлого дела, и теперь, де, братва решила наказать его.
В то же время Альберт встретится с "крышей" Игоря, чеченцем Апти, и сообщит ему то же самое, добавив в конце, что после того как все закончится, он, Альберт, лично накажет Тиграна за все. Бывший друг прекрасно знал, что чеченцы будут стремиться сами наказать "кидалу", а уж если их натравить… даже самый отчаянный храбрец испытает трепет за свою шкуру.
Вот тут-то и настанет звездный час Альберта, который, несмотря ни на что, встанет на защиту Тиграна и вырвет его из рук чеченских головорезов, конечно, за счет самого этого строптивца. А уж потом Тигр превратится в ручного тигренка и будет всю жизнь благодарно лизать руки своему "спасителю"…

Всю эту чудовищную комбинацию и выложил Тиграну Дикий, сидевший сейчас напротив него в кухне. Опустив голову, он доносил до Тиграна правду, от которой по телу бегали мурашки, и которая, увы, не казалась такой уж невероятной, после всего передуманного им в последние дни…
И все же Тигран не мог до конца поверить в такое вероломство Альберта. Столько лет бок о бок… Ведь немыслимо же!..
Он резко выдернул из-за пояса спрятанный до поры пистолет и, перезарядив, приставил его ко лбу сидящего напротив Дикого:
- Ты врешь! Я тебе не верю! Молись!
Глядя в глаза Тиграну, Дикий усмехнулся безнадежно и устало:
- Стреляй, если не веришь! А молиться я не умею. Разучился…
Тигран медленно опустил пистолет.
В голове его пронеслись картины встреч с Альбертом, их совместные дела, горести и веселье. Коротко взглянув на богатыря, сидящего напротив, Тигран положил перед ним пистолет.
- Стреляй ты! Даю тебе шанс.
Дикий пожал плечами, не спеша, поднялся, взял оружие и, поставив его на предохранитель,  положил пистолет на стенной шкафчик, подальше от посторонних глаз. Потом тяжело плюхнулся обратно на табуретку, открыл бутылку водки, стоящую на столе, плеснул себе щедрую порцию и одним глотком осушил стакан. Занюхав своим кулаком, он заговорил:
- Сколько лет я был пешкой в руках Альберта! Я был на войне, рисковал жизнью, но хоть знал за что. А кем я стал сейчас? Когда Альберт болтал мне о твоем выходе из дел и о том, что он для тебя готовит, у меня, веришь, в глазах темнело. Я же так завидовал вашей дружбе! Пока не увидел, какой он друг…
Дикий мрачно замолчал. Бутылка водки в его огромных лапах выглядела игрушечной, и, посмотрев на нее с сомнением, второй стакан он наполнил уже до краев.  Выпив залпом, он поднял на Тиграна несчастные глаза:
- Ну, сделал я, как Альберт научил. Приехал к Игорю,  сказал, что мы работаем вместе, и моя братва предлагает обойтись без его чеченцев. На кой хрен он, Игорь, должен давать такую большую долю только за "крышу"? А то, что банк чеченский, так это ерунда!
Еще я этому Игорю втер, что другой наш человек встретится с Апти - его «крышей», и скажет, что ты, Тигран, работаешь с нами, и что наша братва опасается, как бы ты не сбежал с этими деньгами, оставив всех с носом. Мол, зачем нам портить отношения с чеченцами из-за такого как ты! – Дикий для убедительности ткнул указательным пальцем в Тиграна. – В общем, я этому Игорю разжевал все, что Альберт  чеченцам скажет.
- Зачем? – тупо спросил Тигран. Слова Дикого доходили до него будто во сне.
- Не соображаешь? – ухмыльнулся Дикий.
Но Тигран уже все понял: Альберт хотел столкнуть лбами группировки.
Дикий заметил это, почесал затылок:
- Я ему объяснил, что мы, де,  разводим чеченцев, потому что у нас с ними война намечается. А раз так, какого хрена враг бабло перед кипишем получать должен? А Игорю от этого прямая выгода:  не надо будет сорок процентов своей "крыше" отдавать. А уж мы его типа прикроем - ближе десяти метров никто не подойдет… - хихикнул он.
- И что этот хмырь? – не выдержал Тигран.
- Засуетился, стол начал накрывать. Вот, говорит, повезло - нормальных людей встретил, а то чеченцы эти достали!
Хлебнув еще водки, Дикий вытащил из кармана стодолларовую купюру и расправил ее, демонстрируя Тиграну:
- Смотри! На этой сотке подпись Игоря и дата начала его работы под нами, – и ухмыльнувшись, добавил:
 – С этого дня мы его крыша, а не чеченцы, понял? Интересно, что Альберт теперь Апти скажет…
Чем больше рассказывал Дикий, тем больший ужас испытывал Тигран. Но оказалось, что и это еще не все. Положив подписанную банкноту перед Тиграном, Дикий решил выставить последний убойный аргумент:
- Если хочешь, можешь весь наш разговор на своих ушах взвесить. На! – и Роберт, вытащив из внутреннего кармана спортивной куртки диктофон, протянул его Тиграну. – Слушай, если не веришь!
Тигран жадно схватил аппарат, перемотал пленку на начало и включил.
 Слушая запись и рассматривая банкноту, Тигран все же не до конца понимал, почему Роберт в последний момент решил сдать Альберта. Что заставило его так поступить? Но времени на размышления уже не оставалось…
Тигран поднял голову и натолкнулся на прямой взгляд Роберта. Взорвись сейчас между ними граната, они бы и не заметили.
Потом Тигран поставил локоть правой руки на стол, будто приглашая сидящего напротив сразиться в армрестлинг. Дикий незамедлительно ответил тем же…

***
До нового года оставалось совсем немного. Серебряные ветки деревьев, шапочки снега на кустах и легкий морозец создавали праздничное предновогоднее настроение.
Около одиннадцати часов утра Тигран подъехал к Павелецкому вокзалу, где должен был встретиться с Игорем. После бессонной ночи, он выглядел немного бледным и осунувшимся. Но крепкий кофе и холодный душ сделали свое дело – Тигран был бодр, собран, а главное - спокоен.
Вместе с Игорем им предстояло отправиться на встречу с людьми, которые отвечали за конечный этап операции по передвижению денег - аферистами, играющими роль подставной банковской фирмы. Именно они должны были выдать Игорю гарантийное письмо Инкомбанка и обеспечить перекачку финансов от Сафарова на тайный счет Тиграна, предусмотрительно открытый для него Валерием на Кипре.
Настроение у Тиграна было приподнятое. Все шло по задуманному им плану. Утром он созвонился с Валерой и, получив от него подтверждение, что гарантийное письмо «Инкомбанка» готово, связался с Игорем и договорился о встрече.
Тигран припарковал машину за черным «линкольном», из которого вышли Дикий, как всегда налегке, несмотря на мороз, и Игорь, одетый, как жених: дорогой черный костюм, из-под которого виднелась не менее дорогая рубашка и галстук. Поверх он небрежно набросил модное кашемировое пальто, и, таким образом, вид имел щеголеватый и респектабельный. Тигран даже присвистнул от неожиданности. Он не ожидал, что Игорь так вырядится, ведь обычно тот не стремился привлекать к себе внимание, и Тигран привык видеть его одетым непритязательно, чтобы не сказать бедно.
Однако по сценарию ему следовало изобразить удивление не видом коммерсанта, а его сопровождающим. Поэтому, изумленно воззрившись на Дикого, будто не ожидал его увидеть, Тигран, картинно приподнял бровь и обратился к Игорю:
- У нас изменения? Может, объяснишь?
- Нет, дорогой, - самоуверенно улыбаясь, возразил Игорь. - Мы едем с тобой, а Роберт за нами. Между прочим, он очень хороший парень, - отрекомендовал коммерсант. - Да и для тебя, полагаю, так будет лучше, – в голосе Игоря звучала едва прикрытая насмешка. Но сейчас Тигран почел за лучшее не заострять на этом внимание, дабы не испортить всего дела.
- Ну, садись, – Тигран открыл дверь своего «Мерседеса», и Игорь аккуратно сел, подобрав свое длинное пальто.
Дорогой Игорь не утерпел и принялся рассказывать своему спутнику о том, как познакомился с Диким, и почему они явились вместе. Тигран слушал его болтовню в пол уха – "Мерседес" мчал его по снежной дороге навстречу удаче, и все остальное сейчас уже не имело значения.
Игорь, как шулер, играющий краплеными картами, все пытался прощупать, знает ли Тигран о том, в какую ловушку хотят заманить его подельники. Но тот старательно изображал безмятежность и рассеянно кивал в нужных местах.
Около полудня Тигран подъехал к зданию банка, где на втором этаже располагалась фирма «Апекс» - та самая, которую организовал банкир Валера для их финансовой махинации. Черный "линкольн" Дикого незаметно отстал от них где-то по дороге. Это исчезновение Тигран с Робертом оговорили заранее. Последнему не стоило сверкать возле банка и подвергать себя риску встречи  с Альбертом и чеченцами. Однако для Игоря отсутствие Роберта стало неприятной новостью, и он забеспокоился.
- Да ладно, - беспечно махнул рукой Тигран. – Он, наверное, в Макдоналдсе застрял - очень биг-маки любит. Издержки больших людей, ничего не поделаешь! – хохотнул он и, кивнув на мобильный телефон, добавил, – позвони, спроси, где его носит… Игорь послушно набрал номер и, выслушав от Дикого условленное: "Да в Макдоналдсе я, в очереди стою…" - повеселел.
- Ты документы на фабрику взял? – переключая внимание Игоря, поинтересовался Тигран (как будто это имело для него какое-то значение).
Коммерсант деловито закивал, и даже потряс для убедительности солидным портфелем.
Охранника у входа в банк они миновали беспрепятственно. В самом конце коридора виднелась полукруглая стойка, над нею на стене красовались большие светящиеся буквы – «АПЕКС». Молодец Валера! – хмыкнул про себя Тигран, - фирма, как говорится, веников не вяжет… Все было сделано на высшем уровне.
- Нам туда, - хлопнув Игоря по плечу, Тигран указал ему на стойку, за которой виднелась склоненная очаровательная девичья головка.
Секретарша тоже оказалась на высоте, во всех смыслах. Во-первых, она сидела на высоком стуле, выставив напоказ все, что не поместилось за стойкой, во-вторых, она была хороша. Нет, ослепительна. Такую смело можно было отправлять на конкурс «Мисс Вселенная», с гарантией получения титула – конкурентки просто запутались бы в ее бесконечных ногах и увяли от одного вида Мариночкиного бюста. То, что секретаршу зовут Мариночкой, Тигран прочел на бейджике, застрявшем в ее глубоком, как бездна декольте.
- Здравствуйте, чем я могу вам помочь? – бархатным голосом пропела фея за стойкой.
- Здравствуйте, Мариночка! Нам нужен… - Тигран вынул из кармана клочок бумаги со сделанной после утреннего разговора с Валерой записью, - … Сергей Анатольевич!
- Секундочку! – голос звучал так сладко, что мужчины уже мысленно сетовали на ее расторопность – они готовы были задержаться и подольше… Игорь и вовсе смотрел на девицу масляным взглядом, и кажется вообще забыл, зачем пришел в этот офис.
Но Мариночка не дала ему окончательно выпасть из действительности:
- Сергей Анатольевич вас ждет, – лучезарно улыбаясь, объявила она. – Вам принести что-нибудь?
- Кофе, пожалуйста, – сказал Тигран и, посмотрев на обалдевшего от вида женских прелестей Игоря, улыбнувшись, добавил, – и валерьянки для моего друга!
 
Интерьер фирмы «Апекс» располагал к серьезным разговорам между солидными людьми: дорогая стильная мебель, офисная техника, изысканные картины и просторный зал для переговоров в стиле модерн. "Валера расстарался и, кажется, даже превзошел самого себя" - увидев все это, снова подумал Тигран.
В зале переговоров их ожидали двое:  мужчина представился Сергеем Анатольевичем - заместителем председателя правления банка, в здании которого они находились, женщина назвала себя Марией Васильевной - директором фирмы «Апекс». После обычной процедуры знакомства стороны приступили к делу. Первым начал Тигран:
 - Мы хотели бы убедиться, что тот документ, который нам необходим, можно, получить через вас. Также мы хотели бы знать схему оплаты гарантийного письма.
- Все очень просто, – засветился доброжелательством Сергей Анатольевич - тучный рыжеволосый мужчина лет пятидесяти, которого Тигран никогда прежде не видел. Манеры и обходительность этого человека могли бы подкупить даже скрягу дядюшку Скруджа. Что касается Игоря, его, очарованного обстановкой, уже и подкупать было не нужно… Сергей Анатольевич между тем продолжал:
– Мы под свое слово запросили вот это гарантийное письмо,  – вскинув голову, он продемонстрировал священный для Игоря документ. - И если говорить начистоту, мы заплатили за него некоторую сумму наличными, зная, что имеем дело с серьезным клиентом! – тонко польстил «банкир». Он сделал эффектную паузу и выразительно взглянул на женщину, изображавшую директора фирмы. - Наш партнер, директор фирмы «Апекс», объяснит вам все тонкости.
 Марии Васильевне на вид было лет сорок. Худощавая, высокая с выдающимся бюстом, она скорее походила на бывшую модель, чем на владелицу процветающего бизнеса. Однако ее умение держаться и знание дела восхищало Тиграна, когда она, по команде, полученной от Сергея Анатольевича, не моргнув глазом, подробно перечислила Игорю все предстоящие этапы операции.
- Итак, вы переводите три миллиона долларов на наш счет и получаете гарантийное письмо известного российского банка. Проверить его можете как угодно. Хотя напомню, мы с вами сейчас находимся в банке, через который будет проводиться данная операция, и заместитель председателя этого банка (подчеркнутый кивок в сторону главного «банкира») подтверждает это.
 Мария Васильевна на секунду умолкла и, убедившись, что Игорь оценил этот неотразимый аргумент, продолжила:
 – Оставшиеся два миллиона вы перечислите, когда гарантийное письмо будет у вас на руках.
Закончив речь, она налила себе стакан воды, тем самым как бы передав эстафету «представителю» банка, который с готовностью подхватил ее:
- После предоставления гарантии, вы в течение десяти банковских дней получите кредит в нашем банке под залог вашей чудо-фабрики, - тут  Сергей Анатольевич свойски подмигнул Игорю. - Примерно через три месяца гарантия будет отозвана, и вы напишете нам письмо, в котором укажете, что не в состоянии гасить проценты, попросив банк, и меня в том числе, забрать фабрику в счет погашения кредита.
Фабрика будет повешена на баланс банка и никакого нарушения и никакого нарушения закона! – Сергей Анатольевич как фокусник прищелкнул пальцами, будто бы заранее восхищаясь блестяще проделанной финансовой махинацией.
Тигран исподволь бросил взгляд на Игоря и увидел хищника, готовящегося нанести удар по обреченной жертве. Глаза у Игоря горели нетерпеливым кошачьим блеском. Не скрывая заинтересованности, он придвинулся ближе к Сергею Анатольевичу и заговорщицки спросил:
- Надо ли заполнять документы для получения кредита в вашем банке, и есть ли какие-нибудь дополнительные требования?
- Что вы! Какие могут быть дополнительные требования! – рассыпался в любезностях Сергей Анатольевич. – Что же касается документов, необходимых для получения кредита – тут все как обычно: заявление, технико-экономическое обоснование и так далее, - все это подготовят наши специалисты в течение двух-трех дней. Вы предоставите оригиналы ваших уставных документов, печать, вашу доверенность и бумаги по швейной фабрике, для ее оценки.


- О, это хоть сию минуту – оживился Игорь. - У меня, как видите,  все с собой, –  и он, засуетившись, приподнялся с дивана, протянув Сергею Анатольевичу свой портфель.
- Нет, нет, - жестом отказался "банкир" – это не мне. Документами у нас займется Мария Васильевна.
Дама сразу вытащила из портфеля все бумаги и углубилась в их изучение.  По ходу она, демонстрируя компетентность, задала Игорю ряд вопросов, и попутно разложила ему по полочкам весь механизм подготовки документации и получения кредита. Затем убрала бумаги обратно в портфель, громко щелкнув застежкой, и обменялась выразительным взглядом с Сергеем Анатольевичем, мол, все в порядке, можно приступать.
Тот удовлетворенно кивнул:
- Ну-с, если вопросов больше нет, приступим к операции! – деловито сказал он.
Все шло по заранее намеченному сценарию. Хозяева офиса изображали солидных бизнесменов так достоверно, что Тигран порой готов был усомниться, что все происходящее - афера.
Игорь позвонил своему финансовому директору, и дал указание перечислить сумму, эквивалентную трём миллионам долларов на счет, предоставленный Марией Васильевной. В ожидании перечисления денег, хозяева угощали гостей чаем, кофе и непринужденной светской беседой. Чуть позже была открыта бутылка французского коньяка, и вообще воцарилась дружеская атмосфера.
Прошло около трех с половиной часов, и Игорь, в очередной раз связавшись со своим бухгалтером, получил по факсу платёжное поручение с отметкой банка о списании денег, незамедлительно объявив, что перевод состоялся. После этого Сергей Анатольевич немедленно связался с «Инкомбанком» по громкой связи, и вскоре по факсу было получено подтверждение действительности гарантийного письма, оригинал которого ранее был показан Игорю. Теперь «гарантийка» была торжественно извлечена из папки, лежащей на коленях "банкира" и передана из рук в руки ошалевшему от счастья Игорю. Он теребил это письмо липкими от пота пальцами, смотрел на просвет и чуть ли не на зуб пробовал - по всему было видно, что он слегка одурел от свершившегося.
Восторги его были прерваны деловитым вмешательством Марии Васильевны:
- Думаю, пора приступать к следующему трансферту, - сухо сообщила она.
- Да, извините! – смутился Игорь. Он с трудом подавил клокочущую в нем радость, и натянул на физиономию приличествующую бизнесмену маску солидности:
- Номер счета будет тот же? – самодовольно уточнил он.
- Нет, другие реквизиты! – покачала головой Мария Васильевна. - Давайте телефон, я продиктую номер вашему финансисту, – глава «Апекса» взяла трубку и стала диктовать цифры. Прислушавшись, Тигран невольно улыбнулся: это был его новый кипрский счет, открытый Валерием. Итак, дело было сделано.
Особенно довольным выглядел Игорь. Он уже представлял, как берет выписку со своего счета, а там красуется десять миллионов. Но минута, которую он считал своим триумфом, была на самом деле моментом его полного краха: в результате только что проделанной ловкой аферы он не только лишился денег, но и своей фирмы вместе с фабрикой (ведь поменять учредителей в задолжавшей компании, тогда было совсем несложно).

Кроме того, Игорю предстояла крайне неприятная встреча с его чеченской "крышей" и с ее главарем - Апти. И трудно сказать, какое из этих двух зол было меньшим… Однако все это пока оставалось скрытым от него, и сию минуту он был счастлив.

У Тиграна же поводов для беспокойства оставалось немало. И главным из них  - "костью в горле" - был Альберт. Несколько часов назад Тигран отправил сообщение Дикому, чтобы узнать, как обстоят дела, и ответа до сих пор не получил. Тянуть неизвестность и дальше становилось опасно. Когда операция по перечислению денег была закончена, Тигран, скрывая саркастическую ухмылку, поздравил Игоря, и для приличия посидев за накрытым по такому случаю пиршественным столом, улучил подходящий момент и незаметно выскользнул из кабинета. Он понимал, что надо бежать. Но прежде необходимо было разведать пути к отступлению.
Вообще-то, они с Диким договаривались встретиться по окончании дела возле станции метро "Ботанический сад" - месте сравнительно тихом и непримечательном. Но теперь Роберт как сквозь землю провалился. Соваться сейчас на улицу было бы просто безумием – наверняка его, как и Игоря, поджидали там отнюдь не для дружеской беседы…
Поднявшись на третий этаж, он заглянул в кабинет Валерия. Банкира не было на месте, но у Тиграна, по их общей договоренности, был ключ. Отсюда, из кабинета, через окно, выходившее во внешний двор банка, можно было наблюдать все подъезжающие и отъезжающие автомобили. Тигран чуть отодвинул тяжелую портьеру и замер: во дворе стояла машина Альберта и еще нескольких авторитетов вперемешку с машинами чеченцев. Между машин топтались одетые в черное суровые мужчины с бритыми затылками. Среди них можно было разглядеть Апти и Аслана – чеченских «паханов», которые «крышевали» Игоря. Судя по всему, встреча ожидалась горячая.
Оценив обстановку, Тигран на минуту задумался. В голову ему пришла отличная идея:
- Ход конем! – воскликнул он, и, достав из пачки бумаг, лежащих на столе, конверт, запихнул в него кассету с записью разговора Дикого с Игорем. Туда же он вложил подписанную Игорем стодолларовую купюру, заклеил конверт и нацарапал сверху: «Апти, будь начеку!».
Потом, заглянув за аквариум с пираньями, он вытащил из-за его задней стенки пистолет с глушителем, который спрятал там во время последней встречи с банкиром. Под рабочим столом Тигран нашел приклеенный скотчем сверток. Это были сто тысяч долларов, которые Тигран просил Валерия выдать наличными.
- Спасибо, брат! Спасибо! – благодарно прошептал Тигран.
Отыскав на столе еще один чистый конверт, он на глаз разделил пачку денег, одну часть убрал в карман, а другую вложил в конверт, заклеил и написал на нём адрес с просьбой к Валерию доставить эти деньги строителю – тому самому, который делал ремонт в квартире Сафарова, и которого так подло и грубо кинул Игорь.
Выйдя из кабинета, он спустился по задней лестнице, и вошел в помещение, где сидели охранники. Навстречу ему поднялись двое крепких мужчин в камуфляжной форме.
 Тигран указал  им через окно на Апти, выделявшегося из толпы благодаря длинной коричневой дубленке и черной шляпе.
- Видите вон того перца?
Охранники молча кивнули. Тигран положил им на стол конверт с пленкой:
- Отдайте ему вот это минут через пятнадцать.
И подкрепил свою просьбу, оставив им на столе несколько стодолларовых купюр, он быстро вышел, бросив напоследок:
- Лучше зовите подмогу и поскорее!
Теперь нужно было спешить.
Снова поднявшись вверх по черной лестнице, он обошёл банк изнутри и спустился на задний двор. Миновав его,  Тигран очутился в г-образном здании, прилегавшем к банку. Здание это не было достроено до конца, и потому там горело только дежурное освещение. Тигран рассчитывал пройти его насквозь и, оставшись незамеченным для собравшихся бандитов, выбраться  прямо на проезжую улицу. Там его ждал заправленный под завязку автомобиль, который он предусмотрительно оставил на этот случай.
До заветной двери, отделявшей его от спасения, оставались считанные метры, как вдруг что-то екнуло в груди у бывшего солдата. Нечто подобное случалось с ним и раньше, во время боевых операций в Карабахе. Он привык доверять своей интуиции, никогда прежде не подводившей его ни в бою, ни в прочих опасных передрягах. Сейчас чувство опасности подсказывало, что снаружи его ждут…
Нервы у Тиграна напряглись до предела, кровь в висках жарко пульсировала и,  казалось, стук собственного сердца отдается у него в голове. Однако рука его оставалась твердой, а глаз - зорким. Вдруг, сквозь щели в двери, сколоченной из досок, Тигран заметил движение. Он вскинул пистолет и несколько раз выстрелил. Вместо грохота раздались сухие щелчки, утонувшие в бетонных стенах этого недостроя. Но глухой стук упавшего снаружи тела был ясно слышен Тиграну. Выждав несколько долгих секунд, он осторожно приблизился, резким пинком распахнул дверь и оцепенел. На пороге с автоматом в руке лежал убитый наповал Дикий. Все выпущенные пули настигли его, не оставив ни малейшего шанса на спасение.
Внезапность этой смерти подкосила его. Опустившись на колени рядом с бездыханным другом, Тигран заплакал. Со двора доносились крики, угрозы и яростная ругань - «бригады» Апти и Альберта выясняли между собой отношения. Тиграну было все равно. Здесь, между серых стен, освещенных тусклыми лампами, неприкаянными черными бабочками метались его боль и плач, и заглушить это горе было не под силу даже бандитским разборкам. Он не мог сейчас думать о том, что делал Дикий с оружием в руках за этой дверью и почему он вообще оказался здесь, когда они договорились встретиться совсем в другом месте. Тигран оплакивал потерю, провожая друга…



Глава 5
ВОЗВРАЩЕНИЕ

Яссу, мистер Геворкян, паракало! – стоя в дверях, улыбчивая девушка в униформе приглашала войти в холл Кипрского коммерческого банка представительного мужчину - в меру упитанного, одетого в дорогой льняной костюм бежевого цвета. Импозантного посетителя сопровождали несколько телохранителей. Голос девушки, нежный, почти поющий, растворялся в шуме работающих ксероксов, факсов и компьютеров. Посетитель улыбнулся ей в ответ и одним взмахом руки дал понять своей охране, что в помещение он войдет один.

Впервые этот человек появился здесь около десяти лет назад, когда положил на свой только что открытый счет огромную по местным меркам сумму - два миллиона долларов. Здесь, на солнечном острове, затерянном в лазурных водах Средиземного моря, никто не знал историю побега из Москвы Тиграна Геворкяна, хотя на первый взгляд трудно назвать побегом выезд на постоянное место жительства человека с внушительным начальным капиталом…
За это время утекло немало соленой морской воды, а событий случившихся с ним со дня приезда на Кипр хватило бы, пожалуй, на целый роман.
Явившись на остров, Тигран в первую очередь открыл новый счёт в банке и перевёл на него все деньги с прежнего счета открытого Валерием.  Житейский опыт, приобретенный в Москве, подсказывал ему, что лучше перестраховаться. В первое время он скитался по гостиницам, присматриваясь к местным городкам и селениям, и, наконец, остановил свой выбор на Лимассоле – втором по величине городе страны, расположенном на южном берегу Кипра.
Ему понравились аккуратные белые домики под красными черепичными крышами, плотно обсевшие пологие зеленые холмы и оседлавшие крутые прибрежные скалы. То тут то там прихотливый взор натыкался на живописные развалины  античных и средневековых древностей, остатки крепостей, старинные церквушки. На узкой полоске пляжа, покрытой темным вулканическим песком, круглый год кипел не только прибой, но и веселье – многочисленные туристы съезжались сюда даже зимой, когда на других курортах жизнь замирала. Объяснялось это отчасти тем, что сюда в Лимассол, расположенный примерно посередине между всеми достопримечательностями острова,  ехали респектабельные люди, желавшие побывать в разных уголках Кипра. Лимассол оказался городом фестивалей и бурной ночной жизни. Однако Тиграна, который отнюдь не относил себя к веселым прожигателям жизни, в большей степени привлекла не курортная, а деловая сторона Лимассола. Как во всяком туристическом центре здесь кипела торговля, и стремительными темпами развивалось строительство.
Свое будущее жилище он выбирал долго и придирчиво и наконец купил в Лимассоле симпатичный особняк. Казалось бы, живи да радуйся! Но прошлые драматические приключения не прошли для него даром. Даже солнечным утром на душе его царила беспросветная хмарь, идиллические окрестные пейзажи вызывали у него скуку и глухое раздражение, а мысль о делах внушала стойкое отвращение. Зачем опять "делать деньги" – у него и так миллионы… И что, много радости они ему принесли? Разве стал он счастливее, сказочно обогатившись? И пусть от одного вида его банковского счета рябит в глазах,  много ли в нем проку, если некому согреть любовью и дружеским участием его одинокое сердце?.. Словом, время шло, а Тигран все глубже проваливался в трясину депрессии.
Мысли о предательстве друзей не покидали его. Вспоминая Альберта, задушевные разговоры с ним, опасные эскапады, пережитые бок о бок, Тигран все больше и больше растравлял свои раны.  Эти тоскливые воспоминания бередили ему душу. А одиночество и бездействие только усиливали его страдания.
Однако эти терзания были ничто в сравнении с муками, которые он испытывал, воспоминая о Карабахе. Сколько раз, сидя в одиночестве в тени сырых скал под бесконечным небом, слушая дыхание морского ветра и жалобные крики чаек, Тигран проклинал себя за то, что остался жив. Падая на колени на крупный серый песок, он задирал голову к равнодушным небесам и, рыдая, ругал Бога за то, что, оторвав  частицу его сердца – его Ануш, Бог обрёк его на вечные страдания.
Он умолял забрать и его туда, где бродила по светлым райским садам его юная черноглазая любовь, но все мольбы оставались без ответа.
Он до того тяготился своим существованием, что предательская мысль, свети счеты с жизнью, не однажды являлась ему. И гнать эту мысль с каждым разом было все труднее.
Единственное, что удерживало Тиграна на краю этой душевной пропасти – мысль о родителях и брате Самвеле. Он не мог причинить горе родным людям и заставить их вечно оплакивать его нелепую преждевременную смерть – это было бы чудовищной жестокостью по отношению к тем, кто любил его и связывал с ним свои надежды и упования. К тому же немолодые уже родители нуждались в заботе и поддержке, и покинуть их на произвол судьбы, добровольно уйдя из жизни, Тиграну не позволяла совесть. Любовь к близким и ответственность за них, заставляли его преодолевать душевные невзгоды, и удерживали от последнего шага в бездну. Он убеждал себя, что самоубийство это не только удел слабых духом, но и проявление крайнего постыдного эгоизма по отношению к людям, которые тебя любят и надеются на тебя. Да и разве мог он, в когда-то скрывший от родителей свой отъезд на войну, позволить им мучиться сейчас, когда жизнь его обрела все внешние признаки благополучия? В этих аргументах Тигран черпал силы жить дальше.
Кто знает, сколько продлилась бы эта черная полоса в жизни молодого человека, не пошли ему судьба встречу с местным жителем Янисом Сапрадакисом, заставившим Тиграна взглянуть на жизнь другими глазами.
Одним из немногих его занятий на Кипре, приносивших покой в смятенную душу, стала рыбная ловля. Пресноводную рыбу киприоты не едят, предпочитая ей морскую, и неудивительно: в зеркальных водах Средиземноморья водится более двухсот видов рыб, а посидеть с удочкой в уединенной живописной бухте – желанный отдых для издерганных стрессом нервов.
Однажды, пребывая в глубоких раздумьях, Тигран ловил рыбу с пирса неподалеку от своего дома. На море стоял полный штиль, гладкая шелковая вода неподвижно лежала под солнцем. Тягучий морской рассол лениво взблескивал у самого горизонта, отделяя аквамарин вод от синевы неба. Ни плеска волн, ни шепота ветра, установившуюся в природе тишину нарушали только крики чаек, круживших над головой, словно стервятники, в ожидании подачки. Однако рыба, обычно в изобилии кишащая в прибрежных водах, на этот раз отчего-то не интересовалась соблазнительными приманками, приготовленными для нее Тиграном - за пол дня, проведённых на берегу, Тигран поймал всего две рыбёшки размером с ладонь. Хотя погода, может быть, и не имела большого значения для клёва. Просто Тигран погруженный в тягостные размышления, смотрел на поплавок рассеянным невидящим взглядом, позволяя морским обитателям безнаказанно объедать наживку с крючка.
Раздумья его были прерваны тенью, внезапно появившейся из-за спины. Обернувшись, он увидел полного жизнерадостного мужчину лет сорока. Его лысина ярко блестела на солнце, смуглая кожа была покрыта мелкими бисеринками пота, а густые чёрные усы казались приклеенными искусным гримёром. В руках он держал удочку и пустой садок для рыбы.  Незнакомец широко улыбнулся:
- Не возражаете? – он указал на свободный участок пирса рядом с Тиграном, намереваясь занять его.
Тигран дружелюбно кивнул в ответ, и даже подвинулся немного, чтобы соседу было удобнее.
- Раз вы так любезны, - обрадовался незнакомец, - не одолжите ли мне немного наживки? А то моя, кажется, пришлась не по вкусу здешней рыбе…
Тигран протянул ему коробочку с анчоусами - наживкой, на которую ловил он сам.
- Вот и отлично, - расцвел рыбак, - благодарю вас.
Он уселся рядом, закинул удочку и приготовился терпеливо ждать. Однако терпения ему хватило ненадолго. Вскоре незнакомцу наскучило молча созерцать неподвижное удилище, и он, слово за слово завел непринужденную беседу о рыбалке, погоде, здешних обычаях и прочих обыкновенных вещах.
В то время Тигран еще отнюдь не блистал безупречным знанием английского, которым свободно владели практически все местные жители, и потому, общаясь с незнакомыми людьми, испытывал некоторую неловкость за свой скромный словарный запас и погрешности произношения. Однако грек держался столь дружественно, что смущение Тиграна вскоре прошло, а его знаний вполне хватило, чтобы найти общий язык с новым знакомым.
Звали его Янис Сапрадакис. Было ему тридцать семь лет и жил он неподалёку в небольшом двухэтажном доме со своей собакой, болонкой по имени Марта. Семьи у него не было, и Янис предпочитал проводить свободное время, сидя с удочкой на берегу. Постепенно разговор их углубился, и когда речь зашла о работе, Тиграна ожидало приятное открытие: выяснилось, что Сапрадакис является управляющим банка, в котором  Тигран хранит свои деньги.
Трудно сказать, сколько рыб сорвалось с крючка и благополучно вернулось в родные пучины, в то время как рыбаки увлеченно обсуждали дела житейские, но одно можно утверждать с уверенностью: знакомство удалось на славу, и тем же вечером было скреплено несколькими бутылками доброго местного вина, распитого у камелька в гостиной Тиграна.
Особенно приятным для него сюрпризом оказалось то, что Янис хорошо знал историю Армении, чем импонировал новоиспечённому киприоту, который в свою очередь проявил похвальную осведомленность в вопросах геополитики вообще, и кипрской проблемы в частности. Словом, мужчинам нашлось, что обсудить и в этот вечер и в последующие… Так было положено начало их дружбе, которая оказала на Тиграна самое благотворное влияние. Теперь у него появился интересный собеседник и, как следствие, возможность коротать вечера в дружеской компании, реже оставаясь один на один со своими гнетущими мыслями.
Впрочем, одной лишь дружбой их общение, к счастью, не ограничилось. Душа Тиграна постепенно оттаивала, раскрываясь навстречу новой жизни, и пришло время, когда он стал тяготиться праздным существованием вечного курортника. Сменить амплуа и заняться подходящим делом исподволь помог ему все тот же Янис Сапрадакис.
Солнечным, полным весеннего ветра днем - 24 апреля, Янис позвонил Тиграну и пригласил его в ресторан, чтобы вместе отметить одну печальную дату: почтить память армян, уничтоженных турками во время геноцида 1915 года.  Тигран был глубоко тронут этим приглашением и тем, что скорбь по его погибшим соплеменникам, разделяет представитель иной национальности. Он с благодарностью согласился, тем более что оставаться одному в такой день было бы особенно тяжело и неприятно. Друзья договорились встретиться днём в уютном рыбном ресторане на берегу моря, где Янис предусмотрительно забронировал столик.
В этот день Тигран проснулся ни свет, ни заря. До встречи с Янисом оставалось еще много времени, и ему хотелось непременно съездить в церковь. Он знал, что нынче все армяне, куда бы не забросила их судьба, зажигают свечи и скорбят по соплеменникам, ставшим жертвами геноцида. Эта традиция позволяла людям, живущим в разных концах планеты приникнуть к своим корням, ощутить сопричастность друг другу, почувствовать себя одним народом.
Вместо утренней зарядки, которую когда-то понуждал делать его отец ("Встань и сделай зарядку" – вспомнил он строгий отцовский голос и улыбнулся, – "в твоем возрасте люди уже полками командовали, а ты все спишь…"), Тигран несколько раз энергично отжался от пола – для бодрости ему было этого достаточно. Потом, перемахнув одним прыжком через импровизированную барную стойку своей кухни-студии, он принялся давить в соковыжималке мелкие и сладкие местные апельсины.

Наполнив густым желтым соком литровый бокал, Тигран с комфортом устроился на кухонном диване, и включил большой телевизор.  Просторная кухня была полна света и воздуха, да и вообще, свежему морскому ветру было, где разгуляться в его доме.
Об этой воплощенной мечте следует сказать отдельно. Трехуровневый особняк, сужавшийся кверху, венчал собой уступчатую вершину прибрежной скалы. Дом, открытый солнцу и всем ветрам, изящный, за счет полупрозрачных стен и крыши, но в то же время довольно вместительный. Внизу располагался огромный зал, в центре которого тихонько звенел хрустальными струями декоративный фонтан. Сюда выходили двери нескольких спален, хозяйского кабинета, где тот почти не бывал, и любимой бильярдной, служившей Тиграну постоянным пристанищем.
 Под ней был устроен погреб, где хранились продукты, считавшиеся национальным достоянием Кипра: сладковатые и легкие местные вина и сыры разных сортов.  Почетное место под сводами это погребка было отведено знаменитой "Коммандарии" - кипрскому десертному вину. Когда-то это сладкое вино, считавшееся главной достопримечательностью острова, называлось «Нама». В свое время его божественный вкус так напоминал Марку Антонию поцелуи Клеопатры, что он подарил возлюбленной весь Кипр. «Нама» стала называться «Коммандарией»  только в конце XII века, когда английский король Ричард Львиное Сердце с тамплиерами захватил Кипр. Рыцари поделили завоеванные земли на административные округа, которые стали называть коммандариями. Вскоре это имя получило и лучшее местное вино.
Винная коллекция Тиграна постоянно пополнялась отличными образцами, ибо здесь в Лимасоле располагались винзаводы крупнейших кипрских компаний. Ведь не «Коммандарией» единой славен Кипр, его винодельческим традициям более четырех тысяч лет. Местные мастера, как и встарь, подсушивают виноград на солнце, чтобы вино было слаще, а в старинных винодельнях пресс до сих пор приводят в действие запряженные по кругу ослы.
Чтобы попробовать Кипр на вкус и градус, хозяину дома достаточно было спуститься из бильярдной в погреб: здесь его всегда ждала и отличная выпивка и эксклюзивная закуска - знаменитый сыр халлуми - солоноватый, нежно-пряный, со своеобразным кисломолочным вкусом и запахом – его изготавливают только на Кипре из смеси козьего и овечьего молока. Впрочем, Тиграну, выросшему на Кавказе, этот сыр напоминал по вкусу грузинский сулугуни.
Дом, хозяин, которого жил здесь пока в одиночестве, был рассчитан на большую семью и частые визиты гостей. Весь второй этаж занимали гостевые комнаты, снабженными санузлами, гардеробы и прочие помещения для большой компании. На самом верху, под стеклянной крышей располагалась спальня Тиграна – огромная, словно парившая в воздухе комната – этот эффект достигался благодаря трем прозрачным стенам, открывавшим великолепный вид на бирюзовые дали Средиземноморья. На единственной непрозрачной стене спальни сиял величественный Арарат. С его вершин на Тиграна смотрел портрет его потерянной возлюбленной.
К спальне примыкал… не балкон, а открытый бассейн неправильной формы, расположенный высоко над морем, на уступе скалы. В бассейне был устроен  небольшой водопад, вокруг расставлены  шезлонги. Глядя вниз с этого природного "балкона", можно было увидеть выложенную плиткой тропинку, спускавшуюся к уединенной бухте. Здесь был его собственный пляж и пирс с пришвартованной  к нему яхтой.


Всё в этом доме располагало к счастливой и беззаботной жизни, манило к простым радостям бытия. Но хозяин особняка чувствовал себя одиноким. Среди этой роскоши ему не хватало самого главного – человеческого тепла и любви, которых не купишь ни за какие деньги.
Тигран допил свой сок, полистал новостные каналы: в мире по-прежнему убивали, делили деньги, строили города и козни и разрушали веру и иллюзии… Словом, ничего нового, вздохнул Тигран и выключил телевизор. Пора было ехать в церковь.
Пройдя по коридору, ведущему из зала с фонтаном, он спустился в просторный гараж, где стояли наготове его любимые "железные кони": шестилитровый Мерседес-кабриолет в 129-ом кузове, джип Рендж-Ровер и  подлинное украшение его гаража  – Феррари F-40 – "красный дьявол", поездки на котором дарили ему редкие минуты радости. Но сегодня Феррари предстояло остаться в гараже – ведь не на "дьяволе" же ехать в церковь. Поэтому Тигран направился к другому своему "любимцу" – респектабельному Мерседесу. Ворота гаража открылись автоматически и, сверкая лакированным корпусом машина выкатилась на дорогу, ведущую к церкви «Сурп Кеворк».
Армянская община на Кипре около трёх тысяч человек, но в Лимассоле соплеменников Тиграна было совсем немного, всего человек триста. Несмотря на это у них, издавна живущих здесь, была своя церковь святого Георгия - «Сурп Кеворк» - маленькая, с двускатной крышей и узкой стройной колоколенкой над сводчатым входом, построенная еще в 1939 году. Позднее, в 1951 здесь же на территории церкви открылась армянская школа. Словом, община в Лимассоле была хоть и небольшая, но сплоченная.
По солнечным улицам городка, перечеркнутым косыми утренними тенями, Тигран единым духом домчал до церкви, миновал узкие железные ворота, увенчанные крестом, и услышал приветливый голос:
- Баревцес, парон Геворкян. Инч песек? – сладким западно-армянским говором настоятель небольшого храма встретил уважаемого посетителя, которого очень хорошо знал не только по крупным пожертвованиям. Он нередко бывал в храме, иногда скромно стоял в стороне, склонив голову, но чаще, зажигая свечу, опускался на колени – слезы текли по его щекам, и, вознося руки к небу, он гневно вопрошал Бога, за что же тот заставляет его так мучиться…
Прихожане церкви поначалу взирали на него с некоторым удивлением. Мало кто понимал, в чем может упрекать Бога этот с виду столь благополучный и, судя по всему, далеко не бедный человек. Но никто не лез к нему с вопросами и сочувствием, позволяя выговориться. И только священник, хорошо знавший свою паству, подходил к нему время от времени, предлагая духовную помощь и утешение. Но чем он мог помочь Тиграну в его горестях? В ответ странный посетитель смущенно улыбался священнику и молчаливо качал головой…
- Баревцес. Ес лавэм, дук вонцэк? – приветствовал Тигран настоятеля, смиренно склонив голову.
Он огляделся. Кроме него и священника в торжественном облачении во дворе церкви не было ни души.
Киприоты вообще просыпаются поздно, к тому же в этот раз поминальный день совпал с выходным, поэтому других посетителей из небольшой армянской общины Лимассола пока не было. 

 Поговорив несколько минут с настоятелем, Тигран зашёл внутрь под прохладные своды церкви. Он поклонился святым иконам и, как всегда, опустил в жертвенную копилку у входа несколько сотен кипрских фунтов. Затем взял большую свечу, возжёг её, посылая свет и покой душам умерших, и, хотел было поставить на канун у распятия, но, взглянув на Распятого, остановился. Кроткий взгляд Иисуса словно тосковал о сотнях тысяч жертв, павших от кровожадной политики Османской империи, единственная вина которых состояла в том, что они армяне и исповедуют  христианской веру. Требовательный взгляд Тиграна устремился на Распятого, ему хотелось, чтобы Бог сошел с креста и просил прощения за бездействие во времена уничтожения его паствы. Свеча в его руке медленно оплывала, роняя горячие капли воска, как жгучие слезы. Христос по-прежнему взирал с креста кротко и отстраненно, а мысли Тиграна опять сгустились мрачной тучей. Глупо наверное ждать раскаяния от Того, кому подвластно все – осуждать и прощать, карать и миловать. Но у кого же еще искать прибежища, справедливости и защиты, как не у Всемогущего?
- Что тебя так мучает, сын мой? – священник  коснулся легкой сухой ладонью плеча Тиграна. Рука его пахла миррой и ладаном, и он тихонько постукивал ее по плечу прихожанина, словно надеясь достучаться до его мятущейся души.
- Грехи, отец мой, и несправедливость – ответил Тигран, снимая с руки застывший воск.
- Все мы грешны, и Господь в неизреченной милости своей прощает нас, если мы понимаем, в чём согрешили.  А о справедливости только ему решать!  - увещевательно заговорил настоятель. Господь благ, сынок. Верь, он во всём разберётся!
Тигран поклонился священнику, воткнул свечу в песочек на кануне и медленно побрел к выходу.
Вдруг, будто вспомнив что-то, обернулся, укоризненно взглянул на распятие, покачал головой:
- Он и разобрался! С того момента, как в него поверили, так справедливость и видим. По всему миру разбросаны, сколько земли отняли, сколько людей уничтожили! Так и били бы нас, смиренных, если б оружие в руки не взяли и не показали врагу зубы, как в Карабахе - ведь со всего мира братья съехались, чтобы умереть с честью…   
- Видишь, вот и ответ! – светло улыбнулся настоятель. -
Сила наша в единстве, сплочённости и вере! Раскидало нас по миру - зато все о нашем народе узнали, а мы лучшее от других наций долгие годы впитывали. И держаться стараемся вместе, чтобы сломить нас труднее было. А вера на чужбине сильнее всего сплачивает! Вот ты ругаешь Бога, а ведь первым делом к нему пришёл, предков помянуть.
Тигран вновь склонив голову, признавая справедливость сказанного настоятелем, и покинул церковь. Он чувствовал, что исполнил свой долг перед предками и  получил немало пищи для новых размышлений.
Однако духовной пищи на сегодня было достаточно, пора было подумать и о пище телесной. В ту же минуту, очень кстати, зазвонил телефон и Тигран обрадовался, услышав голос Яниса:
- Через пару часов буду на месте, - сообщил друг.
- Отлично, там и увидимся, – откликнулся Тигран и посмотрев на часы. Времени у него было достаточно, и в ожидании приятной встречи он решил прогуляться по Набережной Лимассола – пусть соленый морской ветер освежит голову…



Между двумя рядами ровных, как столбы, пальм вдоль узкого побережья, заваленного светлыми глыбами песчаника, тянулась длинная полоса асфальта. Чешуйчатые стволы пальм, увенчанные зелеными опахалами, не давали никакой тени. Но давящая жара возле моря отступала. Влажный ветерок, пахнущий йодом и водорослями, трепал зеленые чубчики пальм и короткие юбки курортниц. Тигран, не торопясь, прогуливался по этой аллее, наслаждаясь видом тропической растительности, густым и пряным морским воздухом. Вдалеке, там, где широкая бухта Лимассола делала плавный изгиб, высилась группа ослепительно белых в солнечном свете многоэтажек. Над самыми дальними из них торчали ажурные металлические фермы кранов – там полным ходом шло строительство нового жилья, которое продавалось здесь, как горячие пирожки. Многие респектабельные люди, побывав в этих местах на отдыхе, решали приобрести здесь недвижимость, быстро растущую в цене.
Наблюдения эти навели Тиграна на отличную мысль. Почему бы и ему тоже не заняться этим интересным и прибыльным делом и не привлечь к этому своего друга Яниса, который может оказаться чрезвычайно полезен в плане знания местных реалий. Тут Тигран вовремя вспомнил о своем старом знакомом - Хохле. С таким специалистом как он, можно развернуть крупный бизнес, не опасаясь провала.
Эта мысль так понравилась Тиграну, что он едва дождался встречи с Янисом, желание поделиться идеей прямо распирало его.
Друг отнесся к этому предложению с большим интересом. И когда Тигран, рассказав ему финансовые подробности, выразил готовность немедленно позвонить Хохлу, чтобы ввести его в курс дела, Янис Сапрадакис горячо поддержал его.
Не откладывая дела в долгий ящик, Тигран набрал московский номер Славы. Сидящий рядом Янис прислушивался к оживленному разговору, стараясь уловить суть. Заметив это, Тигран стал переводить для друга их диалог.
Выяснив, что Хохол, по-прежнему продолжает заниматься продажей недвижимости в Москве, и дела его не то чтобы блестящи, Тигран высказал Славе свое предложение: переквалифицироваться на продажу квартир и особняков на Кипре.
Энтузиазм, с которым Вячеслав встретил это предложение, приятно удивил и порадовал Тиграна.
В результате их оперативного совещания решено было, что новоиспеченный глава бизнеса с помощью Яниса организует инвестиционную компанию и начнет вкладывать средства в строительство жилья на Кипре. А Вячеслав будет заниматься вопросами ее реализации.
В скором времени этот бизнес приобрел размах и стал приносить неплохие доходы. Сотрудничество с Янисом было выгодно еще и тем, что когда у Тиграна не хватало денег на какой-нибудь привлекательный, но весьма дорогостоящий проект, на арену выходил банк, управляющим которого по-прежнему оставался Сапрадакис, и выделял выгодный кредит для своего лучшего клиента. Таким образом, тысячи россиян приобрели вожделенные квадратные метры, построенные фирмой Тиграна на кипрской земле.
Бизнес-схема, разработанная друзьями, оказалась надежной, как швейцарские часы. И как любое стоящее дело этот бизнес требовал постоянного развития, движения вперед, расширения рынка. Тигран чувствовал, что некий толчок, указывающий дальнейший путь,  должен придти извне, и ждал, напряженно прислушиваясь к миру. И дождался…
 
Май на Кипре - разгар туристического паломничества. Солнце щедрое, море теплое и чистое, черно-серый вулканический песок на узких пляжах Лимассола выглядит непривычно и даже изысканно, особенно для тех, кто привык к мучнисто-белому песку тропических островов.
 По улицам Лимассола, среди клумб и фонтанов, мимо деревьев пышно цветущих алым, белым и розовым,  неторопливо прогуливаются влюблённые. Красота вокруг всего лишь декорация к их любви, да и ту они почти не замечают, потому что не сводят глаз друг с друга. Иногда, отвлекаясь от работы, Тигран видел счастливые парочки из окна своего офиса в центре Лимассола, и у него тоскливо сжималось сердце…
Тогда он усилием воли переводил взгляд на семейные группки: на бодрых пенсионеров с фотоаппаратами через плечо, на разморенных жарой родителей, на ходу ловивших своих разгулявшихся отпрысков.  По улицам с криками гоняла загорелая бедовая детвора, и слонялись стайки молодых людей приехавших в Лимассол в надежде устроить мальчишник или девичник. Каждый раз, в начале сезона, когда толпа курортников, фланирующая за окнами его офиса, начинала густеть, Тигран вглядывался в лица прохожих в надежде узнать кого-нибудь из прежних знакомых.
Он и сам толком не понимал, зачем ему это нужно. Хвастать нынешним благополучием перед старыми знакомыми он не собирался, вспоминать былые времена? – этому занятию он предпочитал предаваться в одиночестве. Но время шло, и прошедшие годы начинали видеться не случайным нагромождением событий, не хаосом желаний и поступков – в них проступала не до конца еще понятная, но все же несомненная логика. Промысел Божий, сказал бы он, если бы осмелился… И незаметно, все связанное с прошлым обретало для него особенную глубину и резкость, и манило, и привязывало к себе, обещая тихую отраду возвращения домой. Но время для этого еще не настало, поэтому Тигран просто оставил ненадолго работу и воззрился в окно. Он бездумно скользил взглядом вдоль яркой праздной толпы в смутной надежде различить в ней чье-нибудь знакомое лицо.
Из задумчивости его вывела девушка-секретарь, которая неслышно вошла в кабинет и деликатно кашлянув, произнесла:
 - К вам пришли, господин Геворкян.
Эта скромная, ничем непримечательная девушка работала здесь недавно. Тигран сам выбрал ее из многих кандидатур, приходивших устраиваться на должность секретаря. Выбрал не какую-нибудь фотомодель с голливудской улыбкой, а полненькую, невысокого роста, невзрачную девушку девятнадцати лет, армянку по происхождению, жившую на Кипре. Просто ее звали Ануш, и это совпадение перевесило многие другие аргументы.
Тигран будто очнулся, отвел взгляд от пальмовой аллеи за окном и принялся машинально перекладывать папки на столе:
- А кто пришел? – спросил он.
- Клиенты по поводу покупки недвижимости, – ответила  секретарша, – Говорят, они из Латвии. Жених и невеста, - Ануш слегка зарделась, сообщив эту подробность.
Тигран выпрямился в кресле и сцепил пальцы рук:
- Ну что ж, я готов. Приглашай и кофе не забудь предложить, – последнее было сказано с явным дружеским подтекстом.
Невзрачное личико девушки осветила улыбка, и она тихонько выскользнула за дверь.
Посетители оказались трогательной юной парой: светловолосые, розовощекие, улыбчивые.
- Здравствуйте, меня зовут Морис, - протянув руку, представился молодой человек. - А это моя невеста, Линда, - указал он на свою спутницу.
Говорил он по-русски хотя и с акцентом, но вполне чисто, с той правильностью, которая обычно выдает иностранцев.
- Очень приятно, - Тигран в ответ сжал его руку. - Откуда вы, и что вас привело в наши края? – осведомился он, жестом предлагая гостям присесть.
- Мы из Латвии, - пояснил Морис, - но постоянно живём в Лондоне. Наши родители хотят сделать нам свадебный подарок - дом на Кипре, вот мы и пришли к вам.
Секретарша внесла поднос с кофе и, подав гостям ароматный напиток, удалилась. В непринужденной обстановке беседа потекла живее, гости прихлебывали кофе из изящных фарфоровых чашек и рассказывали…
Морис и Линда перебрались в Лондон,  после вступления Латвии в Евросоюз. Девушка работала клерком в банке, а парень – вот сюрприз! -  занимался продажей недвижимости в Великобритании. Тигран даже присвистнул мысленно. Вот он, желанный толчок извне. Идея организовать продажу недвижимости в Великобритании возникла в его уме мгновенно, и он уцепился за нее, стал расспрашивать своих гостей уже предметно.
 Он был прекрасно осведомлен о том, что  Соединённое Королевство, при помощи выгод налогового законодательства, заманило на свои берега порядочное количество «новых русских», и поток желающих перебраться туда на постоянное место жительства не иссякал. Так что рынок сбыта там имелся, и весьма перспективный.
Обсудив этот вопрос с Морисом и Линдой, он убедился в том, что затея его может быть вполне рентабельной и приносить неплохой доход, а заодно узнал о многих тонкостях ведения бизнеса в Туманном Альбионе.
Знакомство с Морисом и Линдой оказалось перспективным. Молодые с помощью Тиграна приобрели отличный дом на Кипре и, желая отблагодарить его за деятельную помощь и ценные советы, пригласили мистера Геворкяна погостить у них в Лондоне. Недолго думая, Тигран согласился. Он оставил свои дела на компаньонов и отправился в гости к Морису.
Молодой человек оказался гостеприимным хозяином и охотно развлекал своего гостя. Он водил его по Лондону, показывая знаменитые достопримечательности английской столицы. Тауэр – мрачная средневековая крепость на северном берегу Темзы, произвела на Тиграна сильное впечатление. Пока Морис с видом заправского гида повествовал о знаменитых узниках этой тюрьмы, Тигран разглядывал огромное, массивное, почерневшее за девять веков своего существования, сооружение с зубчатыми стенами и четырьмя башенками по углам. На лужайке, неподалеку от стен Белой башни паслись крупные черные вороны с тяжелыми клювами.
- Надо же… - удивился Тигран, указывая на воронов, - даже птицы под стать этому месту. И ведь не улетают!
- Да-да, - закивал Морис. – Вороны, можно сказать, тоже  достопримечательность, причем, одна из самых известных. Они живут тут на полном государственном обеспечении, у них есть свой домик, и ухаживает за ними специально нанятый человек – равенмастер. А улететь они не могут – крылья подрезаны. Это еще со времен Карла II повелось. Говорят, когда вороны покинут Тауэр в Лондоне, падет английская монархия, - с видом знатока сообщил он.
Внимание Тиграна привлекли колоритные солдаты в средневековом облачении, охраняющие крепость. Все они были немолоды, солидны и одеты в одинаковые темно-синие кафтаны с эмблемой королевы Елизаветы II, вышитой на груди и шляпы, отороченные красным.
- Это что, для привлечения туристов? – спросил Тигран, разглядывая караульщиков.
- А, это бифитеры, - откликнулся Морис. – Традиция такая. Англичане держатся за свои традиции.
- Бифитеры… – Тигран покатал на языке странное слово.
- Ну да. А прозвание такое, потому что часть жалованья им выдавали говядиной (beef). Была у них такая привилегия…
- Да уж, - усмехнулся Тигран, - непыльная у этих охранников работенка.
- Что вы! - замахал руками Морис. – Знаете, как трудно туда попасть? Для этого нужно прослужить не менее 22 лет в вооруженных силах Ее Величества и к моменту увольнения в запас иметь чин унтер-офицера, да еще медаль за безупречную службу. Их тут всего человек сорок служит.
Такая основательность понравилась Тиграну, ему импонировало бережное отношение к традициям.
В следующие дни они осмотрели Вестминстерский дворец, где размещается Английский Парламент, полюбовались Биг-Бэном, съездили в Вестминстерское аббатство, где, начиная с правления Вильгельма Завоевателя, короновались все английские монархи, и даже посетили небольшой музей Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. С удивлением Тигран узнал, что Шерлок Холмс оказывается никогда не жил в доме 221б по Бейкер-стрит. Но не потому, что Холмса не существовало, а потому, что в то время, когда жил знаменитый детектив, на Бейкер-Стрит еще не было дома с таким номером. Бейкер-Стрит в то время заканчивалась на номере 100. И этот пустяк стал самым большим разочарованием от Лондона.
Впрочем, над дверью музея гордый номер 221б все же красовался.
- Вот как дурачат наивных туристов, - усмехнулся Морис. – На самом деле это дом № 239.
- А почему же тогда над дверью… - хотел спросить Тигран, но Морис опередил его:
- Ловкий ход! – пояснил он. – Просто музей официально зарегистрировал компанию под названием "221b Ltd". Так что над входом не номер дома, а просто название компании.
Зато сам музей созданный с любовью к знаменитому сыщику, в полном соответствии с духом викторианской эпохи, Тиграна не разочаровал. Знаменитые 17 ступеней лестницы, настоящая английская гостиная с камином в викторианском стиле, любимая трубка гениального сыщика и целая коллекция восковых фигур персонажей Конан-Дойля – очень ему понравились.
Но если Лондон и его красоты вызвали у Тиграна целую бурю эмоций, то Шотландия, куда он отправился после, взметнула в нем целый ураган чувств. Пейзажи этой страны напомнили ему Карабахское нагорье, да и история борьбы против английского владычества, вызвала искреннее уважение к народу.
Виды этой горной страны – то мягкие, пасторальные, то хищные и скалистые – поразили его. Покрытые снегом верхушки гор и пустынные долины, уходящие за горизонт лиловые вересковые пустоши, голубые озера, укутанные туманом – весь этот суровый и романтический край пленил его душу, разбудил воображение. Глядя на разливы зеленых холмов, он почти верил, что где-то здесь скрываются от людских глаз феи и эльфы. А в развалинах старинных аббатств и стенах величественных замков ему мерещились вздыхающие тени привидений.
Эта страна казалась Тиграну зачарованной. И вместе с тем, безусловно похожей на его родные места. Здесь, так же как дома, трудно было уловить настроение этой местности: ослепительная солнечная улыбка вдруг сменялась хмурым взглядом из под нависших туч, горные склоны омывали тихие слезы дождя, кутал задумчивый туман.
Но еще глубже, чем природа, тронула Тиграна история освободительной борьбы шотландцев против англичан. Чего стоил один только гордый девиз этой страны: "Никто не тронет меня безнаказанным!"
В окрестностях небольшого городка под названием Стерлинг, на холме Эбби-Крэйг находится замок. Четырёхгранная башня в готическом стиле высотой около семидесяти метров, возносится над кронами деревьев и венчает собой кручу холма, с которого по легенде наблюдал за английской армией накануне решающей битвы Уильям Уоллес - человек незнатного происхождения, ставший символом сопротивления английской оккупации.
Когда-то, небольшая армия Уоллеса разбила десятитысячное английское войско под предводительством английского короля Эдуарда I на Стерлингском мосту. Уоллес не имел в этой войне ни финансовых, ни политических интересов и сражался как патриот. Когда большая часть страны была освобождена, Уоллеса посвятили в рыцари и объявили хранителем королевства.
Но спустя год Эдуард I вновь вторгся в Шотландию, и Уоллес, после поражения в Фолкеркской битве и предательства знати, был вынужден сложить с себя обязанности регента. Впоследствии Уоллес был схвачен, доставлен в Лондон, осужден за измену и предан жестокой казни - четвертованию. Он отказался покаяться перед английским королем, хотя тем самым мог бы выбрать себе повешение, более легкую смерть.
Прямо у входа в замок, на барельефе можно увидеть фигуру Уоллеса, говорящую фигуре английского короля: «У тебя есть моё тело, но не моя преданность и моё уважение».
Этот герой, погибший семь столетий назад, казался особенно близким Тиграну. Борьба за свободу страны и преданность Родине перекликалась с его собственным жизненным опытом.
Тигран вглядывался в величественные очертания замка, в его верхушку, напоминающую корону Шотландии, и старался почувствовать, что было на душе человека, поднявшего меч на могущественную империю во имя свободы своего народа. Он не склонил головы перед смертью, и кто сейчас назовет имена вельмож, предавших Уоллеса. Скорее всего, не вспомнят о них даже англичане, но зато практически все знающие историю люди, знают кто такой Уильям Уоллес.
 У подножия холма, на котором возвышается замок, стоит обелиск с изображением Уоллеса, с надписью: «Храброе Сердце». Тигран подошёл к монументу, опустился на одно колено и, склонив голову, произнёс - «Здравствуй, брат». Потом встал, похлопал по изображению щита, будто приветствуя Уоллеса, и направился к башне.
К ней вела довольно крутая горная тропинка, по которой Тигран взбежал как мальчишка. Пока Морис пыхтел, поднимаясь по склону, Тигран успел подняться на вершину самой башни, и долго стоял там, разглядывая горизонты гордой и свободолюбивой страны.
Когда Морис, весь взмокший от усилий, одолел  наконец все 246 ступенек винтовой лестницы и добрался до смотровой площадки башни, он увидел какими глазами его гость сморит вокруг, и почувствовал что это путешествие для Тиграна много больше, чем просто туристическая поездка.
- О чем вы думаете, глядя на все это? – спросил Морис, обводя рукой предгорья Хайленд.
- Я хочу здесь жить, - незамедлительно ответил Тигран, не отрывая горящего взгляда от окрестностей.
 В эти минуты Тиграну казалось, что сам дух «Храброго Сердца» приглашает его поселиться в этих краях. Морис, видя, как его гость захвачен Шотландией,  предложил ему особняк в окрестностях Стерлинга, выстроенный в виде замка, и в прошлом принадлежавший какому-то лорду. Тигран купил его без раздумий.
 За несколько месяцев, он превратил свой новый дом в армянскую крепость времён Вардана Мамиконяна – национального героя Армении, павшего в битве с персами в V веке, в сражении за христианскую веру, и вскоре перебрался сюда на жительство. Здесь он вплотную занялся организацией компании по продаже недвижимости и привлек к этому своего молодого компаньона Мориса.
Корпорация, созданная Тиграном в Соединенном королевстве, управляющим которой со временем сделался Морис, стала своеобразными "воротами" в Великобританию для избранных жителей России, разбогатевших на торговле ее недрами.
Вскоре состояние Тиграна увеличилось в несколько раз. Погруженный в свой бизнес, он не мог уделять много времени своим близким. Родители его жили теперь на Кипре, в том роскошном особняке над морем, на вершине уступчатой скалы. Брат Тиграна Самвел тоже перебрался на Кипр. Тигран предложил ему управлять собственным гостиничным комплексом в Ларнаке.
Родителей Тигран видел нечасто, хотя всегда заботился о них и старался уделять им внимание. А брат был ему лучшим другом, завсегдатаем вечеринок и домашних посиделок. Его присутствие всегда поднимало настроение Тиграну, и он старался не разлучаться с Самвелом надолго.

Так минуло около десяти лет. И вот однажды Тигран снова оказался на пороге того самого Кипрского коммерческого банка, откуда началась его бизнес-эпопея и для которого он давно уже стал VIP-клиентом.
Что побудило его оставить свои важные дела в Соединенном Королевстве и вновь приехать на Кипр? Желание повидаться с другом Янисом и навестить родителей? Сентиментальные воспоминания и потребность окунуться в прошлое?
Жизнь Тиграна пролетала в деловой суете, оставляя на висках белые следы, и казалось, все правильно, так и надо. Но отчего-то он все чаще думал не о будущем, не о растущих прибылях и заманчивых перспективах, а о прошедшем. И стоило только отвлечься от дел, как память властно возвращала его то к событиям ранней студенческой юности, то перед глазами вставали трагические картины гибели друзей на войне, то виделись сцены его московской жизни…
Лица из прошлого обступали его невидимой толпой, их голоса внятно звучали в его памяти, перекрывая повседневный шум. Нет, он вовсе не сходил с ума, но с каждым днем все яснее чувствовал, что в его размеренной жизни удачливого бизнесмена не хватает чего-то очень важного, оставшегося там, в прошлом. И это не только бурные приключения молодости, в водовороте которых он вдосталь накрутился в свое время, не только вызовы жизни – когда от человека требуется проявить все лучшее, на что он способен, выстоять на грани, на пределе и победить или… погибнуть. Может быть, Тиграну не хватало звуков родной зурны или утренней переклички карабахских ослов – тех мелочей, которые делают картину жизни полной, а душу – спокойной. А может быть, и в этом он боялся признаться себе, ему по-прежнему остро не хватало ее... Той, о которой он не забывал ни на минуту, о которой думал все эти годы – черноглазой девушки, с длинной косой, ставшей для него воплощением чистой любви. Любви, которой не суждено было расцвести. Но рядом с этим, так и не раскрывшимся бутоном, все прочие цветы любви, казались ему невзрачными сорняками… После трагической гибели Ануш он так и не смог никого полюбить. Сердце его оставалось глухо к призывам других красавиц, слепо к чарующей женской прелести. Все эти годы его бессознательно влекло туда, где он мог приблизиться к своей любви, пройти теми же дорогами и найти, наконец, тот единственный путь, что приведет его исстрадавшееся сердце к ней…
Должно быть, для Тиграна настало время пуститься в обратное путешествие по следам своей памяти.

- Яссу, аделфос! Осисе? – солидный мужчина в дорогом бежевом костюме - самый что ни на есть VIP-клиент, на глазах изумленных сотрудников банка целовал и обнимал их управляющего, как брата, которого долго не видел.
- Мистер Геворкян, давайте зайдем в мой кабинет, – бормотал смущенный банкир, отворачиваясь от любопытных взглядов своих подчиненных.
- Ладно, пойдем, мистер Сапрадакис, – согласился Тигран, приобняв друга за плечи и увлекая его за собой.
Кабинет управляющего банком выглядел очень скромно: небольшая светлая комната, с просторными окнами и внушительного вида рабочим столом, заваленным бумагами.  Вокруг стола стояли обычные офисные кресла. Здесь можно было без помех поговорить с глазу на глаз. Устроив дорогого гостя в кресле, и позаботившись об ароматном кофе для него, Янис Сапрадакис сел напротив и приготовился услышать от Тиграна объяснения его неожиданному визиту, и столь… неподобающему, хотя и искреннему, проявлению чувств. Дело в том, что Янис по-прежнему оставался наемным работником, и такое дружелюбие со стороны лучшего клиента банка, могло скомпрометировать управляющего в глазах владельцев этого коммерческого учреждения.
 - Я хочу на родину съездить, – начал Тигран, – хочу проведать родных, на могилы друзей сходить, да и вообще…
- Поэтому ты пришел в банк, а не ко мне домой? – с укором произнес Янис. - Ты ставишь меня в очень неловкое положение, – покачал головой друг, у которого радость встречи смешивалась со смущением  от только что произошедшей на глазах сотрудников банка сцены.
- Да, ладно, не переживай, – махнул рукой Тигран, - суета все это!
- Тебе легко говорить, брат!  – не успокаивался Янис. – Но пойми, пожалуйста, это ведь не мой банк, и я не могу позволить себе здесь все, что заблагорассудится. Подумай, что скажут об этом хозяева? – с опаской проговорил он.
Тигран поднялся, не спеша подошел к окну и, вглядываясь в  морской горизонт  со вздохом  сказал вполголоса по-русски:
- Суета Янис, все суета!
- Что? – переспросил не разобравший ни слова Янис, привыкший к тому, что они всегда говорили между собой на английском.
 Тигран круто повернулся, пристально, словно предвкушая что-то, взглянул на друга и вытащил из внутреннего кармана пиджака толстый сверток.  Передавая его в руки Янису, он повторил:
- Суета это все, друг мой. На, держи! Теперь это твой банк!
Янис недоуменно повертел пухлую пачку в руках. Он настолько растерялся, что даже  не догадался развернуть ее, и смотрел на Тиграна непонимающим взглядом.
- Там формы по передаче акций, – пояснил Тигран, кивнув на сверток, – доверенности и другие документы. Теперь это твой банк!
- Ты в своем уме? – очнулся Янис. - Зачем?.. -  и, не отводя от Тиграна обалдевшего взгляда, стал медленно распаковывать сверток.
Тигран, усевшись в свое кресло напротив грека, с интересом наблюдал за его лицом. Богатая гамма чувств от изумления до неверия своему счастью, сменялась на смуглой физиономии Яниса. И Тиграну было приятно, что он – причина этой радостной перемены. Наконец он потер лоб и, откинувшись на спинку кресла, медленно заговорил:
- Я очень многое испытал в жизни. Смотрел в глаза смерти и смеялся над ней, терял одного за другим друзей, то на полях сражений, то на денежном поприще. Я благодарен тебе за то, что ты есть, Янис. Прими от меня этот маленький подарок и помни, что у тебя есть друг.
Растроганный Янис не мог усидеть на месте. Мужчины крепко обнялись и долго стояли, похлопывая друг друга по спине.
 Вечером того же дня друзья отметили это событие, с  греческим размахом. Они отправились на ослиную ферму, которая находилась в горах неподалеку от Лимассола, и закатили там веселую пирушку. Чуть позже к ним присоединился Самвел, который привез с собой целый ансамбль музыкантов, играющих на греческих национальных инструментах - бузуки. Друзья всю ночь пили домашнюю виноградную водку, танцевали греческие танцы и катались на осликах при свете луны.
Уже под утро, когда Янис, утомленный дневными переживаниями, забылся счастливым хмельным сном, Тигран и Самвел, прихватив бутылочку терпкого домашнего вина, устроились во дворе, в беседке, увитой диким виноградом. Небо на востоке уже светлело, крупные южные звезды с любопытством смотрели на сонную землю.
- Через несколько часов у меня самолет, братишка, - глядя в стакан, сообщил Тигран.
- Куда летишь? – без особого любопытства спросил Самвел.
Ответ удивил его так, что он едва не поперхнулся вином.
- В Ереван. Родные места навестить хочу, - ответил старший брат, и голос его слегка дрогнул.
- Да ты же там лет двадцать пять не был! – пожал плечами Самвел.  – Зачем тебе туда?
- Ну, положим, не двадцать пять, а лет пятнадцать… - уточнил Тигран и, видя недоумение в глазах брата, пояснил. - Со времен карабахской войны.
- К-а-ак  войны?! – поразился младший. – Ты хочешь сказать, что…
Тигран, накрыл его руку своей горячей ладонью и без слов посмотрел в глаза. Самвел открыл рот, собираясь что-то сказать, но не мог найти слов от изумления. Его брат, его Тигран, оказывается был там! Воевал! И молчал все это время, столько лет!..
- А почему ты мне ничего не сказал? – наконец выдавил он обиженно.
- Ну сейчас-то тебе не шестнадцать лет, - усмехнулся Тигран. – Теперь ты и сам можешь это понять.
Самвел опустил голову:
- Прости, брат, за глупый вопрос.
- Ничего-ничего… - Тигран ласково похлопал его по руке. – Попросить тебя хочу… Как тогда, помнишь?..
- Помню, - вскинулся Самвел. – Мог бы и не просить, - с тающей обидой в голосе пробормотал он.
- Мог бы, - кивнул Тигран. – Но ты все-таки побереги отца с матерью, пока я… Не говори им. Ни к чему это. Просто будь с ними рядом, если что…
- Если что "что"? – в точности как пятнадцать лет назад спросил Самвел. – Нет уж, братишка! Давай в этот раз без "если что"! Храни тебя, Бог, - с чувством произнес он.
Тигран разлил по стаканам остатки вина из бутылки. Густое и терпкое, оно жгло язык и освобождало сердце.
- Я вот все спросить тебя хочу, - Самвел перевел разговор в другое русло, - почему ты никак не женишься, брат? Такие красавицы вокруг! – и он вдохновенно поцеловал сложенные щепотью пальцы.
Тигран хлебнул вина и вдруг уронил голову на руки. Он сидел неподвижно под светлеющим небом, звезды таяли над его головой, рассветный ветерок шелестел в листьях дикого винограда. Где-то в саду тоскливо кричала ночная птица. Самвел не смел нарушить молчания, ждал. Наконец, подняв тяжелую голову, Тигран тихо заговорил…
 
Глаза Самвела были влажны, когда на рассвете он вышел проводить брата.
Тигран улетал домой. Он имел все, о чем мечтают многие: деньги, признание, власть, а летел за своим сердцем, за своей мечтой, за своей совестью, которые оставил там почти пятнадцать лет назад…

Ереван встречал Тиграна с отцовской нежностью. Многое переменилось здесь за протекшие годы. Сверху аэропорт "Звартноц" напоминал колоссальный фонтан: над круглым пьедесталом из стекла и бетона вздымалась гигантская каменная чаша, увенчанная маленьким круглым куполом, в котором располагались диспетчерские службы и оборудование, следящее за полетами лайнеров.
Шасси самолета гулко бухнули о бетонку, и притяжение родной земли властно вдавило пассажиров в кресла. Тигран вздохнул с облегчением: наконец-то он дома…
Стояла солнечная и безветренная погода,  обычная для сентябрьского утра. Выйдя из самолета, Тигран оказался в длинном рукаве, соединяющем лайнер с терминалом. Пройдя по светлым коридорам, он присоединился к немногочисленной очереди, ожидавшей паспортного контроля.
Тигран незаметно для окружающих озирался по сторонам. Неужели, это  тот самый аэропорт «Звартноц», где когда-то его избили прикладами солдаты внутренних войск, а спустя год, его, контуженного, выгружали из вертолёта, после боевой операции по захвату штаба противника. 
Очередь продвигалась быстро, и вскоре Тигран предстал перед пограничниками – его соотечественниками, одетыми в новую солдатскую форму.
- Цель вашего визита? – строго спросил по-английски офицер-пограничник, проводивший паспортный контроль.
Все слова вылетели у Тиграна из головы. Он не то чтобы разволновался, но отчего-то никак не мог сосредоточиться, чтобы дать разумный ответ. Вместо этого он внимательно рассматривал сидящего перед ним молодого лейтенанта, его форму, петлицы и нашивки. Мысли теснились в его уме, сталкивались друг с другом. Он хотел бы сказать так много, но горло сдавил спазм и он не мог выжать из себя ни  одного звука…
- Цель вашего визита в Республику Армения, господин Геворкян? – настойчиво повторил пограничник.
Перед ним стоял взрослый солидный мужчина, смотрел на него и молчал. Лицо его было непроницаемо, и только в уголках выразительных карих глаз, казалось, копились слезы. Лейтенант приблизился к пластмассовому ограничителю и негромко задал вопрос по-армянски:
- Господин Геворкян, с вами все в порядке?
- Цавэт танэм, – наконец с усилием произнес Тигран. Его армянский звучал как старый дедовский дудук: – Я приехал домой.
Пограничник недоуменно посмотрел на Тиграна, потом перевел взгляд на штампы в паспорте. "Что вы мне голову морочите? -  будто собирался спросить он, но вопрос прозвучал корректно:
- Вы гражданин Великобритании, господин Геворкян, следовательно, дом у вас там. Так какова же цель вашего визита в Армению?
Тигран опустил голову. Откуда было знать молодому офицеру, носившему на плечах погоны армии независимого государства, сколько сделал стоящий перед ним "иностранец", для независимости его Родины. Лейтенант и не догадывался, что творилось в душе Тиграна, сколько всего хотелось ему рассказать стоящему напротив мальчишке в форме: об одиночестве, о своих скитаниях, о кратких мгновениях счастья и о долгих днях страданий. Но едва ли уместно было вести подобные разговоры с дежурным пограничником в очереди паспортного контроля, поэтому, собравшись с мыслями, Тигран посмотрел офицеру в лицо и ответил так:
- Я живу в Британии, да. Но домом своим считаю Родину.
Какое-то смутное понимание мелькнуло в глазах молодого пограничника, он по-новому, с сочувствием взглянул на Тиграна, затем поставил штамп в паспорт и, отдавая документ владельцу, улыбнувшись, сказал:
- Добро пожаловать домой, господин Геворкян!
Миновав наконец таможенный контроль, Тигран оказался в полукруглом зале прилета, где среди толпы встречающих увидел парня - невысокого роста, коренастого, коротко стриженного молодого человека, одетого в строгий черный костюм, держащего табличку с надписью: Mister Gevorkyan. Тигран пригляделся: некогда сломанный нос парня почти лежал на левой щеке, выдавая бурное спортивное прошлое. Боксер должно быть, - с невольной симпатией подумал он, вспоминая своего давнего приятеля-боксера Бека, чьи спортивные достижения однажды так пригодились ему в студенческие годы. Тепло улыбаясь, он шагнул к парню и потянул его из толпы в сторону выхода:
- И давно в Армении на английском писать стали? – шутливым тоном по-армянски спросил он.
- Извините, господин Геворкян, - смутился парень, -  но мне поручили встретить англичанина… то есть армянина из Англии, – совершенно стушевался он.
- Ну, во-первых, не из Англии, а из Шотландии, -  уточнил Тигран. -  А во-вторых, шотландцы точно тебя не простили бы, если б ты их англичанами назвал, – засмеялся он и, похлопав парня по плечу, решил, что пора разрядить обстановку:
 - Ладно, давай знакомиться. Меня зовут Тигран! И не называй меня, пожалуйста, по фамилии, - попросил он.
- Как скажете, господин Геворкян, – послушно заморгал парень, едва ли соображая, что говорит. – А меня зовут Авет.
- Красивое имя… – задумчиво проговорил Тигран. Лицо его дрогнуло - внезапные воспоминания пробежались по его нервам, и это обстоятельство не укрылось от глаз Авета. – Ты один?
- Да… то есть, нет! – снова замялся парень, – Я-то водитель, а там, на улице, еще двое ждут… покурить вышли!
Тиграна вновь развеселило это простодушие. Как же тут удержаться от смешка, если охрана, заказанная через дипломатические источники для сопровождения важных персон, вышла покурить? Дружески хлопнув водителя по плечу, Тигран вышел с ним из здания аэропорта и направился к указанному Аветом японскому микроавтобусу.

Дорога до Еревана, хоть и была недолгой, производила странное впечатление. По обеим ее сторонам тянулись бесконечные игорные заведения: респектабельные особнячки с надписью "Казино" и павильоны игровых автоматов – эдакие пристанища порока, вытесненные столичными властями на обочины, с глаз долой. Ничего себе! – с усмешкой подумал Тигран, - да тут прямо филиал Лас-Вегаса…
 Не прошло и четверти часа, как их микроавтобус въехал в Ереван. Тиграну очень хотелось побродить по улицам этого древнего строгого города, который тоже был частицей его собственной истории. Проезжая по отстроенным улицам и проспектам, он вспоминал, как являлся сюда за провиантом для своих бойцов, и обвешанный пулеметными лентами бродил по безлюдным улочкам мимо наспех установленных торгашами столиков с разным барахлом, в поисках какого-нибудь сувенира для Ануш.
Как же здесь все изменилось. Не было огромных очередей за продуктами, не было тачек нагруженных спиленными на дрова вековыми деревьями. Вокруг кипела жизнь. Горожане спешили по своим делам, пенсионеры в сквериках играли друг с другом в нарды, возле фонтанов на центральной площади прогуливались парочки: гордые юноши бережно вели под ручку своих красавиц, счастливые девушки прижимали к груди букеты цветов. Короткие и уютные улочки Еревана, заполненные всевозможными кафе, барами и магазинчиками напоминали римские кварталы. Среди старинных каменных домов из темного туфа росли современные железобетонные дома и целые кварталы. Город строился, развивался, хорошел и эти картины наполняли сердце Тиграна радостью.
Гостиницу ему заказывал Янис, и, на его взгляд «Armenia Marriott» был одним из самых престижных отелей в Ереване. Он обладал всеми атрибутами отеля высшего международного класса.
Располагался отель она на Площади Республики в самом центре Еревана, между деловыми и культурными центрами города, и сам являлся архитектурной достопримечательностью Еревана: невысокое здание в восточном стиле из розового туфа, декорированное полукруглыми окнами и колоннами, размещенными вдоль верхнего яруса. Здание имело вековую историю, и гармонично вписывалась в архитектурный стиль старого города.  Когда-то на площади перед ним стоял как страж памятник Ленину. Теперь же здесь бил великолепный фонтан.
У дверей гостиницы Тигран отпустил водителя, попросив заехать за ним рано утром на следующий день. Зайдя внутрь, Тигран лишний раз удостоверился в отменном вкусе своего друга Яниса и оценил его старания: отель его не разочаровал.
Номер, который ему предоставили, был сравним с номерами люкс престижных гостиниц Лас-Вегаса. Тигран с удовольствием оглядел свои апартаменты, затем подошел к окну и одернул занавес.
 - Боже мой! – воскликнул он.
Арарат, изображением которого он столько лет любовался лишь на картинах, украшавших его заграничные жилища, предстал перед ним во всей красе. Оснеженные пики Сис и Масис вздымались над старинными городскими кварталами: предгорья скрытые осенней дымкой из окна гостиницы были не видны, и, казалось, белые вершины парили над Ереваном выступая из синевы небес. Тигран прильнул к окну и прошептал:
 
Блистаешь ты снегами в вышине,
Вершин твоих кто выше, кроме Бога.
Я был мальчишкой, и хотелось мне
Тебя достать, твой белый снег потрогать…
Душа мужчины затрепетала.

Тигран с тоской и надеждой приветствовал родной Арарат, скользя взглядом по крутым склонам и белоснежным вершинам. Он долго смотрел на величественный символ своей Родины и думал: «Какой ты близкий и не наш. Ничего, и ты вернешься! Обязательно вернешься! Не мы, так наши дети тебе помогут, не дети, значит внуки, но ты обязательно вернешься!» Седовласый Арарат - венец и старейшина Армянского нагорья, который с библейской торжественностью тысячелетиями сторожил страну Армению, согласно Карскому мирному договору, подписанному в 1921 году Лениным, находился ныне на территории Турции, и эта несправедливость болью отзывалась в сердцах патриотов.
Наконец усилием воли он заставил себя оторваться от окна, принял душ, переоделся и вышел прогуляться по городу. Солнце уже село, но улицы были заполнены людьми. Тигран смотрел на прохожих и улыбался. Ему нравилось все: и мелькающие мимо яркие автомобили, и гуляющие по вечерним улицам праздные горожане, и армянские полицейские, изредка проезжающие мимо и, конечно, девушки. Его очень радовало множество красивых девушек на улицах Еревана и то, что страна поднимается из руин, идет вперед и рождает новое, красивое и здоровое поколение. Пройдясь по проспекту Комитаса, Тигран остановился перед маленьким ресторанчиком. Во время войны, бывая в Ереване по делам службы, он и его боевые товарищи любили захаживать сюда, чтобы отведать отменный кебаб.
Многие народы сегодня знают, что такое кебаб, но не многие  знают, чье это национальное блюдо. Да так ли это важно? Может быть, лучше просто есть его и наслаждаться, чем спорить о принадлежности к той или иной кухне…
Хозяина ресторана звали Ваник. Родом он был из Апарана. Любой армянин, услышав название этого городка, может вспомнить десяток анекдотов про его жителей. Но про Ваника ходила исключительно добрая слава. Он был гостеприимным и радушным хозяином. Увидев проходящих мимо бородачей, Ваник затаскивал их в ресторан, накрывал стол и долго угощал солдат изысканными блюдами.
На этот раз в ресторане не было посетителей. Тигран сел за крайний столик у самого дальнего от входа окна и подозвал официантку. Молодая девушка поспешила положить на стол меню, но Тигран остановил ее:
- Сестричка, мне, пожалуйста, кебаб и кружку пива.
- Хорошо. Скоро все будет готово, – заверила его официантка и удалилась.
В ожидании заказа Тигран огляделся. За столько лет, в интерьере заведения мало что изменилось. Те же портреты национальных героев, развешанные на стенах, те же деревянные карнизы, даже цветы, походили на те, что стояли здесь в прежние годы. Но вот дразнящий аромат печеного на углях сочного мяса и пряных трав достиг его обоняния, и лучший на свете кебаб был подан на стол. Знакомый с детства запах словно опьянил Тиграна, который за время, проведённое на чужбине, отвык от настоящего вкуса баранины. Он подолгу жевал каждый кусочек, приправляя его сушеным барбарисом и свежей зеленью и запивал эту божественную пищу превосходным местным пивом, с которым не могла сравниться ни одна разрекламированная современная марка этого напитка.
Поев и отдохнув, он позвал официантку:
- Скажи, пожалуйста, красавица, а кто сейчас хозяин ресторана? По прежнему Ваник?
- Иван Саркисович умер, – убирая со стола, с грустью ответила девушка. – А сейчас рестораном управляет его сын.
Тигран приуныл. Было бы приятно увидеть Ваника живым и здоровым, выпить с ним как встарь, вспомнить былое, но, увы.
Он вышел из ресторана и не спеша, прогулочным шагом, направился к гостинице. Надо было отдохнуть перед долгой дорогой, которая ждала его завтра.

Наутро микроавтобус Авета ждал его у дверей отеля.
- Точность – вежливость королей! – довольно улыбаясь, отметил Тигран, приветствуя Авета крепким рукопожатием. Стрелки на его часах показывали ровно  шесть.
- Как спалось, господин Геворкян? – весело спросил водитель.
Тигран строго посмотрел на него:
- Если еще раз назовешь меня господином Геворкяном, я выйду из твоего автобуса и поеду на такси!
- Извините, господин Тигран, я забыл, – смутился парень и, чтобы скрыть неловкость, склонился над приборной доской своего автомобиля.
Двигатель утробно заурчал. А Тигран с грустью подумал, что требовать от Авета дружеского обращения, бесполезно – слишком велика разница в их положении.
Если судить по расстоянию, то путь им предстоял не такой уж и длинный. Однако это был путь по горным серпантинам, что в корне меняло дело. Плавное кружение по этим дорогам с непривычки сильно укачивает, но Тигран ни за что не хотел заснуть. Он боялся закрыть глаза даже на минуту, опасаясь упустить хоть одно драгоценное мгновение этого долгожданного путешествия. Прильнув к окну, он жадно рассматривал изумительные пейзажи, тянувшиеся вдоль дороги.
Вскоре утренний туман рассеялся и в ясном воздухе перед ним возник величественный Арарат, гордо возвышавшийся над равниной реки Аракс. Вершина его была подобна прекрасной белой птице с серебряным клювом. Вглядываясь в голые и необитаемые склоны горы, Тигран думал о том, что места эти недаром овеяны тайнами и библейскими сказаниями. В Библии говорится, что именно Арарат первым появился из убывающих вод Всемирного потопа, и именно здесь высадились обитатели Ноева ковчега. Он припомнил слышанные им с детства армянские легенды, об основании Еревана. Давным-давно бабушка рассказывала ему, что само название города "Ереван" происходит из восклицания Ноя: «Эреванц!», что значит:
"Она появилась!" - так якобы воскликнул Ной, когда из-под воды показалась вершина Малого Арарата.
И пускай в Библии не содержится точного указания, сюда ли пристал ковчег Ноя, Тигран, всегда с интересом следивший за этой темой, помнил, что согласно древним записям, здесь были найдены остатки ковчега, обломки, пропитанные смолой. Когда-то он читал, что император Николай II послал на Арарат экспедицию. Ее участники вернулись с записями и фотографиями, но, к большому огорчению, все материалы исчезли во время революции. Ну что ж, размышлял Тигран, значит, эта тайна еще ждет своих исследователей. Он верил, что эти земли в окрестностях Арарата действительно «колыбель человечества».
Гора, долго видневшаяся справа от дороги, постепенно ускользала назад, словно провожала его на Родину.
Дорога, по которой неслась их машина, когда-то именовалась "дорогой жизни", ибо она связала мятежный Карабах с Арменией. Теперь же о войне здесь ничто не напоминало. Под колесами автомобиля лежала обыкновенная асфальтированная трасса, и эта мирная метаморфоза радовала Тиграна.
Путь пролегал через высокогорное плато, тянущееся на высоте около двух тысяч метров. Тигран снова, не отрываясь, смотрел в окно. Вскоре вдалеке открылась необыкновенная картина: впереди высилась гряда гор, но это были уже другие горы. Те, что тянулись сейчас вдоль шоссе, были желто-зеленые, а те дальние - черные, похожие на отдельную сказочную страну. Недаром Карабах в переводе с тюркского языка означает "черный сад". Дорога нырнула под гору, и у обочины вырос белый щит, с виду ничем непримечательный, однако при виде его сердце у  Тиграна забилось где-то в горле, а на глаза навернулись слезы. "Добро пожаловать в Свободный Арцах" – гласила надпись на щите. Именно так – "Арцах" называют Нагорный Карабах сами армяне.
- Стой! – Тигран повелительно махнул рукой водителю, и Авет послушно остановил машину. Пассажир молча стоял у щита, всматриваясь в синюю вязь букв. В эту минуту он испытывал чувство законной гордости: ведь и на его крови были замешаны чернила, которыми написаны эти слова.
Сразу за указателем дорожное полотно разительно менялось: только что это был разбитый, местами стесанный до щебенки асфальт, а теперь – гладкое ровное, вьющееся лентой вдоль гор, шоссе – хайвэй да и только! Прежде здесь была такая же раздолбанная дорога. После войны, это шоссе было построено на деньги армянской диаспоры, и пожертвования на это строительство приходили со всего мира.
- Вперёд, дорогой! – бросил Тигран водителю, снова садясь в машину.
Чем дальше вглубь Карабаха уходил их путь, тем чаще билось сердце Тиграна.
Вскоре на левом берегу реки Акера замелькали домики небольшого городка -  Бердзора. Образовался он на месте древнего поселения, из которого когда-то были изгнаны армяне. До середины 20-х годов прошлого века местечко это было невзрачной деревенькой, в которой проживало около сотни курдов. Однако в 1923 году судьба ее переменилась: деревеньку переименовали в город Лачин и сделали центром "Красного Курдистана". Правда, просуществовал "Красный Курдистан" совсем недолго. В 30-х годах в СССР проводилась перепись населения и всех местных жителей – курдов – записали азербайджанцами. Затем власти "удивились": зачем нужен Курдистан, если у нас нет курдов? Таким образом, "Красный Курдистан" исчез с карты. Но городок Лачин никуда не делся и в 1989 году был превращен в один из опорных военных пунктов, изолирующих Нагорный Карабах от Армении. Он стал своеобразным логовом врага, откуда совершались разбойничьи вылазки в армянские районы. Спустя три года, в мае 1992-го Лачин был освобожден силами Карабахской армии. Взятием Лачина закончилась  долгая блокада края. Теперь он переименован в Бердзор и вновь обжит своими исконными хозяевами.
Машина мчалась все дальше, и пейзажи за окном постепенно менялись. Лысые мёртвые горы уступали место зеленым нагорьям, склоны их были покрыты вспаханными полями и виноградниками, купами светлых рощ и густыми тенистыми лесами. И когда взгляду его открылся древний город, зависший в облаках над двухкилометровой пропастью, кровь отчаянно запульсировала у него в висках. Это была Шуша, в прошлом столица и культурный центр Карабаха. Некогда крупный город с богатой культурой, в 1920 году пережил катастрофу, когда азербайджанские войска истребили армянскую половину населения и захватили контроль над городом. 
С начала конфликта, используя чрезвычайно выгодное географическое положение Шуши, азербайджанцы постоянно обстреливали Степанакерт – нынешнюю столицу Карабаха, лежащую в долине. А с ноября 1991 года обстрел с высоты Шуши велся уже из систем залпового огня "Град", запрещенного к применению против гражданского населения всеми конвенциями. Степанакерт и окрестные армянские села несли чудовищные потери: погибли и были ранены сотни мирных жителей, оставшиеся в живых месяцами не покидали подвалов, были разрушены промышленные предприятия и административные здания, треть населения осталась без крова.
8 мая 1992 года Карабахская армия приступила к операции по подавлению огневых позиций и военных баз противника, расположенных в Шуше и ее окрестностях. Командованием ставились две цели: вернуть себе историческую столицу своей родины, открыв "коридор безопасности" и  приурочить день взятия Шуши ко дню победы в Великой Отечественной Войне. Для бойцов карабахской армии это было не просто достижением очередной военной цели. Соединить свою победу с победой дедов и отцов, героически сражавшихся в той страшной войне, значило поддержать их славу, и не посрамить честь своего народа, давшего стране пятерых маршалов Советского Союза и множество героев. Древняя столица края – Шуша, штурмом была взята и "коридор безопасности" связывающий Армению и Нагорный Карабах был открыт. Имея всего лишь сорокакилометровую длину, он позволил обеспечить народ Карабаха всем необходимым, а его армию - боеприпасами.
Тигран с отрадой отметил, что город залечивает нанесенные войной раны: реставрируются церкви – обновлен символ Шуши - храм Спасителя, в военное время превращенный врагами в набитый боеприпасами склад, открываются школы. Силами самих жителей: армян, депортированных из Баку, Сумгаита и других городов, подновляются дома - после десятилетий рабства и забвения, армянская Шуша переживает ныне нелегкое, но неизбежное возрождение.
У въезда в город Авет, не дожидаясь просьб Тиграна, остановил машину. На зеленом холме, как на пьедестале стоял армянский танк Т-72, первым ворвавшийся в город  и подбитый азербайджанцами. Весь его экипаж геройски погиб. Сегодня на лафете и башне его лежали живые цветы – танк был превращен в «Памятник освобождению Шуши». Свидетелем  и участником этого события Тиграну стать не довелось – в то время он находился в госпитале, где восстанавливал здоровье после тяжелой контузии. Он медленно подошел к памятнику, желая почтить память героев. На танке была укреплена табличка с именами членов экипажа. Прочтя имена, Тигран поник головой. Одного из них, Ашота, он знал и, собираясь на Родину, надеялся повидать его, узнать, как сложилась судьба. Вот и узнал…
Из Шуши их путь лежал вниз, где раскинулась нынешняя столица Арцаха -  город Степанакерт.
Само имя этого города определило его бойцовский несгибаемый характер. Еще в 1923 году Степанакерт был назван так в честь Степана Шаумяна – одного из 26-ти Бакинских комиссаров. В годы армяно-азербайджанской войны город был очень сильно разрушен бомбардировками ВВС Азербайджана и артобстрелами из Шуши, Агдама, Ходжалы и окрестных азербайджанских сел, но все же выстоял. И теперь Тигран был счастлив увидеть, что копоть войны смыта с его белых стен, нигде нет следов разрухи, взрывов, покореженного железа – дворы и улицы чисты и уютны, утопают в зелени. Он прогулялся по ухоженным светлым кварталам и убедился, что Степанакерт не просто восстановили – здесь строят новые дома, а значит, у города есть не только прошлое и настоящее, но и будущее.
А вот и с детства знакомые "Бабушку с дедушкой" – огромные каменные фигуры кавказских долгожителей, ставшие не только символом мудрости его народа, но и "основоположниками" карабахского освободительного движения. Этот памятник настолько популярен в Карабахе, что даже украшает его герб и боевые награды... Тигран  знал, что на самом деле он называется "Мы и наши горы", и поставлен здесь скульптором Саркисом Багдасаряном в 1967 году. Именно в этот год более 70 тысяч армян подписались под обращением в ЦК КПСС с требованием воссоединить Карабах с Арменией. Три года волокиты закончились репрессиями. Но духовное возрождение армянского народа уже началось. И началось оно отсюда – из Степанакерта.
С тех пор как Тигран и Авет покинули Ереван, позади осталось почти четыре сотни километров горных дорог. И как ни сопротивлялся Тигран, усталость от дороги и душевных переживаний брала свое. Он откинул голову на мягкую спинку сиденья и под старые армянские мелодии, доносившиеся из магнитофона, медленно погрузился в сон…
Внезапно он вздрогнул, будто его окликнули, и открыл глаза - сердце его услышало вещий зов. Горная дорога сделала плавный поворот, и пейзаж перед его глазами раскрылся, как волшебная шкатулка: впереди сиял под лучами солнца Дизапайт, как прежде властно притянувший его к себе, и душа горца, презрев утомление тела, немедленно откликнулась…
Вот я и дома, счастливо выдохнул Тигран и вновь погрузился в дорожное забытье…

- Господин Тигран, проснитесь! – водитель микроавтобуса осторожно тряс его за плечо, пытаясь разбудить.
Пассажир открыл глаза, потянулся. Они стояли на автобусной станции маленького горного поселка. Тигран отлично помнил, что неподалеку отсюда есть дивное место, где бьют чистейшие горные родники.
- Авет, - спросил он, - ты знаешь, как проехать отсюда к "семи кранам"?
- Обижаете, господин Гево… господин Тигран! – вспыхнул парень. – Да я тут каждый камешек…
- Ну-ну, не кипятись, - одобрительно улыбнулся Тигран. – Раз знаешь, поехали!
Авет не заставил просить себя дважды.
Тигран снова приник к окну. Это были его родные места, цветущие и благоуханные, ничем не уступавшие знаменитым альпийским лугам. Горный ветер качал ветки деревьев, волновал душистые травы, и Тиграну казалось, что вся здешняя природа приветственно кивает ему, словно  узнает в поседевшем мужчине того парня, от которого зависела судьба многих в этих краях. Да и сам он помнил здесь каждый куст, каждую былинку.
Вскоре машина остановилась в том месте, где когда-то располагался дом пенсионеров. Тигран выбрался из машины и поспешил туда по узкой каменистой дорожке, которая привела его прямо к роднику с необычным названием «Семь кранов». Внутри простой каменной ограды струилось семь чистейших горных родников, орошая пышный травяной ковер под ногами. Этот источник был одним из немногих, снабжавших поселок водой во время военной блокады.
Тигран подставил ладони под холодные говорливые струи, набрал полную пригоршню и с наслаждением плеснул себе в лицо.
- Говорят, здесь самая чистая вода, – поспешил удивить приезжего своими знаниями Авет.
Тигран поднял на него счастливые глаза, усмехнулся:
- Самая чистая, друг, - внизу, на площади, «Хорн Ахпюр» называется!
"Вот тебе и "шотландец…" Авет в удивлении открыл рот, но так и не нашел, что сказать.
Как же все вокруг изменилось! На восстановленных улицах стояли новые дома, незнакомые ему жители здешних мест то и дело спускались по каменистой дорожке к роднику или просто проходили мимо по прилегающим улочкам. И не было ни малейшего намека на то, что когда-то, не очень давно по меркам мировой истории, здесь полыхали ужасные бои, унося сотни жизней.
Тигран придирчиво оглядывался вокруг: вот здесь была громадная воронка, оставленная взрывом снаряда – заровняли; там – дом соседей с провалившейся крышей и обгоревшими стенами – теперь вместо руин сад, молодые деревца клонятся к земле под тяжестью плодов. Еще дальше, в соседнем квартале при обстреле выгорела половина улицы – а нынче, возле новеньких гаражей сверкают лаковыми боками хорошие машины.
Тигран вдыхал родной воздух, и не мог надышаться, глядел по сторонам и не мог налюбоваться, здоровался со случайными прохожими и слышал в ответ добродушные приветствия незнакомцев.
Неподалеку от родников находился небольшой скверик, в котором во время коротких передышек между боями любил гулять Тигран. В этом скверике стоял монумент: бронзовая фигура женщины, скорбно преклонившей колени перед большой гранитной стеной, на которой были выбиты фамилии сельчан, погибших во время Великой Отечественной войны.
Тигран решил спуститься к этому скверику по тропинке, вьющейся вдоль узенькой горной речки, разделяющей поселок на две части. Авет последовал за ним, не совсем понимая, чего хочет его странный заказчик.
Шустро пробравшись сквозь орешник, Тигран внезапно остановился, оказавшись лицом к лицу с монументом. Забыв обо всем на свете, он тихо опустился возле гранитной плиты и закрыл глаза. Пятнадцать лет назад здесь, на этом самом месте он впервые пел для своей любимой. Пел срывающимся от волнения и тихой нежности голосом, страшась, что она угадает сейчас все, что скрыто до времени в его душе, и в то же время страстно желая этого… И Ануш конечно угадала, почувствовала: со всем пылом чистого юного сердца сама – первая – горячо призналась ему в любви, а он тогда онемел от счастья и… боли. От невозможности ответить на ее признания с тем же пылом и восторгом. Ибо шла жестокая война, и он, мужчина должен был думать о победе, а не о девушках. Тигран так и не нашел тогда слов. И все прошедшие годы жестоко корил себя за это.
Он долго сидел здесь склонив голову на руки и вспоминая каждое мгновение того разговора. Наконец осенняя сырость и прохлада надвигающегося вечера заставили его подняться. По узенькому мосту, который связывал этот маленький скверик с основной дорогой, он медленно побрел к единственной в поселке школе. Там, на большой поляне за школьным двором во время карабахской войны хоронили погибших бойцов отрядов самообороны.
В местном поселковом ресторанчике все было приготовлено для встречи дорогого гостя. Люди собрались, чтобы встретиться с человеком, который воевал за их свободу, за то, чтобы их поселок выглядел как сейчас: благополучным и зажиточным, как провинциальный австрийский городок, а не как город-призрак, изрешеченный пулями оккупантов. Те, кто знал и помнил Тиграна, хотели еще раз пожать ему руку, а те, кто только слышал о нем - хотели увидеть того самого "Басмача".
Но Тиграну не хотелось сейчас на торжественное и шумное сборище, где он чувствовал бы себя неловко от воздаваемых почестей. Ведь те, кто заслужил почет не меньше его лежали теперь на кладбище за школой. И он спешил к ним, своим друзьям, торопился, как мог, едва поспевая за своим колотящимся сердцем.
Он тяжело поднимался в гору, не замечая пристальных взглядов прохожих. Многие из них узнавали его: «Басмач! Смотрите! Неужели Басмач вернулся?!», - и в оцепенении останавливались, провожая его взглядом. Каждый следующий шаг давался Тиграну все тяжелее, словно он шел на Голгофу. Наконец дорога привела его к воротам школы.
Открыв калитку, он обошел школьное здание с левой стороны: знал, куда идти. За школой начиналась тропинка, ведущая через огромную зеленую поляну, сплошь покрытую могилами. Здесь была аллея Героев.
Ноги его отяжелели, он с трудом переставлял их и не слышал, не чувствовал, что за ним, по дороге ведущей к кладбищу, потянулось множество людей, узнавших в нем командира-героя по кличке Басмач.
По его лицу текли слезы, и мешали видеть портреты бойцов - его ребят, смотревшие на него с каменных надгробий. Его друзей, его братьев - тех, кто делил с ним все тяготы войны, кто бросался под пули по его приказу и кто своей грудью готов был заслонить своего командира. Теперь они лежали в сырой, но в родной земле и их лица смотрели на него честно и прямо.
Левон… Сако… Лерник… Коля… Он прикладывался лбом к каждой могиле и целовал каждую фотографию, словно здороваясь со своими однополчанами. Гамлет… Его улыбчивое, до боли родное лицо тоже смотрело с каменной плиты.
- Здравствуй, Командир! – Тигран выпрямился, смахнул слезы, но не выдержал тяжести этой минуты и, закрыв лицо руками, зарыдал.
Собравшиеся люди почтительно и молча обступили его, держась на некотором отдалении.  Никто не смел нарушить его печали.
В какой-то момент Тигран оглянулся, ища глазами сопровождавшего его водителя, и увидел множество односельчан, толпившихся за его спиной - насколько быстро разнеслась по поселку весть о том, что приехал Басмач. Тигран поклонился: «Простите меня, братья и сестры, простите».
Люди смотрели на Тиграна, с теплотой и сочувствием, но не понимали, за что он просит у них прощения. Для них он всегда будет спасителем жизни, свободы и чести. А он бессилен был объяснить нахлынувшие на него чувства, слишком сильны и горячи они были… Он еще раз поклонился собравшимся, безмолвно прося извинить его за то, что сейчас быть среди людей выше его сил, и поплелся между рядов, плача и разговаривая с каждой могилой.
Внезапно он остановился, будто споткнулся. На небольшом холмике чуть в стороне от других захоронений темнела надпись: «Зверски убита при выполнении…»
- Господи… – прошептал Тигран и, не чуя ног, шагнул туда.
С надгробной плиты на него черными сияющими глазами смотрела та единственная, которую он не мог забыть все эти годы. Та, которая так и не стала его невестой, и без которой он так и не познал вкуса счастья. Басмач упал на колени, обнял надгробие и застонал: «Здравствуй, сладкая моя! Как долго я тебя не видел! Солнышко мое…».
Перед глазами у него все плыло и двоилось. Руки гладили фотографию и тихо немели. На душе становилось тепло и постепенно этот медленный жар растекался по телу, заполнял голову сияющей лавой… Из глаз Тиграна уже не текли слезы, то ли оттого, что они просто закончились, то ли оттого, что уже не хотелось. Басмач сидел у могилы любимой, обняв памятник, один на один со своим горем. Со своим счастьем...
- Где же ты, ангел мой? – неслышно взмолился он. – Если бы ты знала, как мне тебя так не хватает…
В ответ ветер донес памятный ему родной голос: «Я здесь, любимый мой, я с тобой!».
В этот момент, чьи-то нежные руки коснулись Тиграна и, подхватив его, понесли по длинному светлому коридору к белому фрегату, готовому отплыть в долгожданное путешествие…